***
Случилось то, что почти никогда не случалось так быстро. Наступил выходной. Вячеслав был вне себя от радости: не прошло и недели, как они задумали с Мишей сходить в библиотеку, и вот он — шанс! Накануне на помосте двое мальчиков бурно обсуждали планы на день. Ведь впервые у них было так много возможностей, чтобы провести время вдвоём — обычно ближе к трём часам ночи Вячеслав только возвращался на свой берег. Идея для быстрого перемещения по суше тоже пришла внезапно: Дедов велосипед. При взгляде на эту развалюху Вячеслав невольно содрогнулся. В голову закрались сомнения, что легче вообще пойти пешком. Однако любопытство испытать велосипед взяло вверх, и Вячеслав выкатил его из сарая. На солнце были чётко видны все изъяны: ржавый и дребезжащий, перевязанный бечёвкой багажник, жёлтая рама давно выцвела, а к рулю была приделана древняя корзинка. В целом при должном осмотре Вячеслав ещё раз убедился в том, что ехать это чудо механики сможет без особых проблем. Дедов гордо стоял на крыльце и наблюдал за будучи когда-то своим велосипедом, вспоминая, по всей видимости, старые деньки. Добрая половина вещей дома напоминала внуку и деду о том, что три месяца назад из их жизни ушёл ещё один жилец усадьбы с синей, как море, крышей. Вячеслав затянул хвост обесцвеченных волос потуже и посмотрел на время — полдень. Пора было выдвигаться к Мише. — Я гулять! — крикнул Вячеслав, вывозя со двора велосипед. Дедов кивнул на прощанье и зашёл в дом. Видимо, сегодня дед отправится к своему соседу запевать песни… Резво прокручивая педали, Вячеслав нёсся по кочкам и ухабам посёлочной местности. То и дело попадались участки с камнями, и тогда велосипед начинал неистово дребезжать и трястись, будто сейчас развалится. Вячеслав направил своего коня к переправному мосту — именно там на другом берегу его ждал Миша. Если честно, Вячеслав никогда бы не подумал, что будет вот так к кому-то нестись ни свет ни заря, тем более рискуя своей жизнью с рухлядью вместо велосипеда. Выходной выдавался редко, и в любой другой ситуации парень предпочёл бы лучше остаться дома и вздремнуть. В своей комнате под крышей он чувствовал себя защищённым от окружающего мира. Никаких тебе пляжей, песка, что забивается буквально повсюду, никаких потных мужчин, да и вообще людей, а про работу под палящим солнцем вообще стоит промолчать. Но сейчас, несмотря на то, что этот выходной, возможно, был единственным шансом для его душевного покоя, Вячеслав неумолимо мчался на встречу. Большие доски раскинулись через Уводь во всей красе. Мост выглядел огромным по сравнению с их помостом, и это рождало страх. Резко затормозив перед ним, Вячеслав перевёл дух. Эта постройка выглядела довольно масштабно, парень никогда не был к ней так близко, как сейчас. Проехать по большим доскам оказалось не очень просто. Некоторые, особо хлипкие, начинали шататься под колесом, но зато вид поразил парня. Уводь разлилась между двух берегов как царица. Её мирные воды всегда нравились людям, но теперь Вячеслав прочувствовал эту любовь к реке своим нутром. Местами затянутая ряской и кувшинками, она всё ещё являлась величественной и красивой. Вячеслав увидел на другом конце моста Мишу. Тот казался ещё более загорелым, чем раньше. Золотистый цвет кожи, аккуратно уложенные русые волосы, красная футболка и чёрные шорты — его было видно издалека. По сравнению с ним Вячеслав был в большей степени похож на деревенского жителя: старая футболка, бриджи цвета хаки, на скорую руку собранные волосы и затёртые кеды. Миша приветливо помахал велосипедисту, когда тот, наконец, съехал с моста и поравнялся с ним. — Оцени красавца. Дедушкин. — Хороший, хороший. Главное, чтобы ездил без проблем. Миша оценивающе глянул на велосипед и довольно закивал. Его серые глаза останавливались то на велосипеде, то на Вячеславе. Этот пристальный взгляд невольно вызвал лёгкий табун мурашек по коже. Вячеслава передёрнуло. — Ну что, показывай дорогу к нашим архивам!***
Когда мальчики проехали через весь посёлок левого берега, перед ними предстала небольшая библиотека. Пыльные немытые окна, кирпичный фасад с одной стороны опутал плющ, но здание всё ещё работало. Оставив велосипед на улице, двое парней отворили глухую чёрную дверь и зашли внутрь. В помещении было душно, но просторно. Пахло сыростью, в воздухе хаотично летала пыль. Дверь закрылась с громким хлопком, отозвавшимся эхом в пространстве. Везде, насколько хватало глаз, до конца одной большой комнаты, уходя в темноту, расположились книжные стеллажи. Справа от входа стоял офисный стол, за которым восседала полного телосложения женщина в очках на цепочке. Единственным существенным источником света являлась лишь жёлтая лампа как раз у неё на столе. Занимаясь разбором читательских билетов, она не сразу заметила гостей и отвлеклась только тогда, когда они стояли уже вплотную к её рабочему месту. — Чем я могу вам помочь? — высокий голос женщины тоже отдался эхом в библиотеке. — Здравствуйте. Нам необходима вся информация о нашем посёлке, если это возможно, — ответил Миша. Библиотекарша скептически обвела их взглядом. Её очки поползли вниз, а брови наверх. — Нам для школьного проекта, не волнуйтесь! — тут же нашёлся загорелый парень, на что женщина лишь хмыкнула. Она медленно поднялась из-за стола и процокала каблучками к одному из стеллажей. Он отличался от всех остальных тем, что вместо книг на нём стояли многочисленные папки с документами, различные дела и распечатки. Библиотекарша покопалась в бумагах, затем остановилась, посмотрев ещё раз на двух парней, и с бумажкой в руках прошествовала к следующему книжному шкафу. Было видно, что она с явной неохотой выполняет все эти действия. Неизвестно, зачем вообще эта женщина устроилась сюда работать, если не за тем, чтобы с подозрением и недовольством коситься на читателей. Крайне неприятно. Большинство стеллажей были покрыты многовековой пылью, и ухаживать за книгами явно никто не собирался. Хотя, судя по отсутствию людей в округе, библиотека вообще не пользовалась спросом у жителей посёлка. — Здесь находятся все книги об истории нашего посёлка, — вывел чужой голос из раздумий работника рубки. — Это всё?! — не сдержал своего разочарования Вячеслав. Полка, на которую указала женщина в весе, была практически пустой. На ней лежали три книги, которые имели хоть какой-то визуальный вес, и тоненький журнальчик неизвестного года выпуска. — Н-да… Не густо… Тонкий журнал оказался своеобразным путеводителем, только фотографии устарели лет на сорок. С фотокарточек на Вячеслава смотрели улыбающиеся работники колхоза, завода, а водители грузовиков высовывались из окон и салютовали. Всё это выглядело наивно и радостно, ради галочки. Улыбки, натянутые до ушей, вызывали рвотные позывы. Создавалось впечатление счастливой жизни во времена Советского союза. Фотографии Уводи тоже присутствовали. Река тогда была резвой, полноводной и чистой. Только кувшинки остались неизменными и поплавками торчали у берегов. Возможно, где-то за кустами на фотографии прятался их помост, но ещё совсем новый, только что построенный и не такой ржавый. Толковой информации было донельзя мало, а если и была, то ненужная. Большую часть текста составляли подписи к фотографиям: название объекта, год самой фотокарточки и немного об истории объекта. Иногда проскакивала информация о выдающихся людях посёлка — таких же рабочих. Спустя ещё пять минут Вячеслав всё-таки пришёл к выводу о том, что журнал бесполезен, и решил отложить его. Потирая усталые глаза, парень отвлёкся на Мишу. Тот сидел на полу, прислонившись спиной и головой к пыльному стеллажу. Парень держал в руках увесистую книгу — не чета тому журнальчику. Но, судя по всему, нужной им информацией та не обладала: время от времени Миша хмурился, его светлые глаза шустро скакали по строчкам, а между бровями образовывалась складка. Потянувшись к следующей книге с чудным названием «Судьба наша, Родина», Вячеслав лишь поморщился. К очередным патриотическим речам он питал жгучую злобу. Но, открыв третью страницу после введения, он удивился: многочисленные имена с датой рождения и смерти заполняли пустое пространство. Ко многим именам была приписка о населённом пункте: множество городов, посёлков, деревень. Большинство погибших людей составляли москвичи. Город-столица светился как минимум на страницах пятнадцати, и только ближе к середине книги пошли мелкие деревушки и посёлки городского типа. Было непонятно, почему именно эта книга лежала на полке, относящейся к истории посёлка рядом с Уводью. От миллионов имён и фамилий уже резало глаза, и Вячеслав отложил раскрытую книгу в сторону, издавая протяжный усталый вздох. — Господи, тут нет ничего интересующего нас. Одна бесполезная чушь, — потирая усталые веки, констатировал факт беловолосый. Мысленно он до сих пор прокручивал в голове каждую строчку и всё больше ужасался количеству смертей во время Великой Отечественной войны. Эти люди могли ещё жить и жить. У них могло быть большое будущее, семьи, дети, работа, квартира… И всё это они утратили, защищая свою Родину. — Тут есть наш посёлок! — полушёпот Миши каждый раз выводил Вячеслава из раздумий. Это уже была какая-то своеобразная традиция. Вячеслав резко открыл глаза и долго не мог проморгаться. Перед взором двигались тысячи ярких звёздочек, из-за них всё плыло. — Подожди, я слишком сильно глаза потёр. Что там такое? — спросил Вячеслав, усмехаясь собственным словам и пытаясь хоть что-то разглядеть среди цветных пятен. — Тут около пяти имён из нашего посёлка. Я не могу прочесть, умерли они или нет, тут протёрто… Наконец зрение вернулось к Вячеславу, и тот подвинулся ближе к книге, что лежала на полу, чуть не столкнувшись с Мишей. Напрягая глаза, приблизившись к странице практически вплотную, Вячеслав попытался разобрать печатные буквы, но тех буквально след простыл. Миша прав. Даже издалека было видно, что пять последних строчек на одной странице занимали имена, принадлежавшие далёким жителям этого посёлка — населённый пункт был чётко обозначен. Перелистнув страницу, Миша принялся тщательно изучать оборотную сторону, но, как бы он ни пытался, продолжение перечисления их земляков закончилось на прошлых пяти. «Эта книга что, серьёзно была отнесена на эту полку к истории посёлка ради пяти упомянутых фамилий?!» — с ноткой разочарования подумал Вячеслав. Сначала от силы информативный журнальчик, затем эта книга имён. Как это должно помочь с ответами? — И зачем нам они? — отрываясь от книги, задал вопрос Вячеслав. Миша закатил глаза — а вот этот жест работник рубки видел впервые. В целом, загорелый парень практически не показывал эмоции на своём лице. Вячеслав видел лёгкие улыбки, слышал единственный раз его заливистый смех ещё в поле, видел нахмуренные брови из библиотеки, и на этом заканчивался весь арсенал. Помимо этого парень предпочитал отмалчиваться и больше слушать. Также к списку его талантов можно было бы приписать формулирование вопросов, которые постоянно выводили из себя Вячеслава, но это уже другая тема. Миша отложил книгу о людских жертвах и спокойно начал: — Если они были жителями этого посёлка, то они могли знать его историю. Вдруг они ещё живы и могут нам о нём рассказать больше, чем эти ненужные книги? — Они давно умерли! Не зря же их записали в эту чёртову книгу? Тут одни смерти после Второй Мировой, в этом нет смысла… — недовольно хмыкнул Вячеслав. — Мы не можем увидеть дату их смерти и, на крайний случай, спросим у их детей или внуков, — сделал вывод Миша. Вячеслав не смог предложить другого плана действий и умолк. Мысль звучала разумно, и загорелый парень был прав, что готов хвататься за любую мелочь, лишь бы найти ответ. Тем более, когда изначально вопросом задавался только один Вячеслав. Отказ звучал бы несправедливо. Да и терять им нечего — провозились они в библиотеке всего ничего. — Ладно, — примирительно поднял обе руки беловолосый, — уделал, — Миша довольно улыбнулся и горделиво расправил плечи. — Только вот в чём загвоздка. Как мы найдем этих людей сейчас? Ни адреса, ничего. У вас нет никакого справочника по типу телефонной книги? В городе такие продаются и по ним легко найти адрес нужного человека, — предложил Вячеслав. — Нет. Может вы, городские, и ищите кого-то с другого конца города, что вам необходим аж целый справочник для поисков, но мы всех жильцов в лицо знаем. — Тьфу, деревня. И где же тогда нам искать этих людей, о, Всезнающий каждого по родинке? — съязвил Вячеслав. — Перестань! Конечно же я не могу знать всех людей из нашего посёлка, это не буквально! — вспыхнул Миша, но тут же притих. Библиотекарша за столом отвлеклась от своей работы и пригрозила пальцем, чтобы тишина больше не нарушалась. — А вот Елизавета Григорьевна может и знает… — добавил он уже шепотом.***
Елизавета Григорьевна оказалась пожилой женщиной возраста восьмидесяти восьми лет. Она жила в одном из частных домов посёлка на левом берегу, причём на отшибе. По рассказам Миши, Елизавета Григорьевна является одной из самых старых жительниц. Когда ей было тринадцать, она видела окончание Великой Отечественной войны. Удивительно: как можно жить на отшибе и всё про всех знать? Это оставалось для Вячеслава явлением загадочным. Хотя даже в городе соседские бабушки владели информацией, которая возникала из ниоткуда. Видимо, это талант, приходящий с возрастом. Из библиотеки они вышли, на удивление, поздно. Время давно миновало обед, и на улице стало многолюдно. Солнце совсем разогрелось, воздух накалился. Взбираясь по мелкой щебёнке и закатывая жёлтый велосипед, Вячеслав с Мишей спорили о том, для чего вообще стоило строить дом практически девяностолетней старухи на пригорке. Смотритель рубки время от времени останавливался перевести дух и убрать мешающие волосы с глаз. — Может это страх паводков? Уводь-то у нас большая, — предположил Миша во время одной из остановок. — Ничуть! Вот лет сорок назад она была полноводной, а сейчас так, червяк, а не речушка, — нашёл, что ответить, Вячеслав, двигаясь дальше вверх. Под колесо попал камешек, и велосипед в очередной раз тряхнуло. — Слав, ты откуда это знаешь? — В журнале вычитал! Пока ты над какой-то заумной книгой корпел, я кроме этих бесполезных картинок больше ничего и не увидел. Что это за книга была, кстати? — Тоже не особо информативная. В основном о том, как наш посёлок участвовал в колхозе и хлебозаготовках наравне с остальными посёлками, его достижения… Ты знал, что раньше вместо переправного моста на Уводи использовался паром, и он возил торговать на рынок людей с одного берега на другой? А вон оно как было! — с восхищением рассказывал Миша о прочитанном, пока они не подошли совсем близко к двери пункта назначения. Звонок в этом месте явно не был предусмотрен, так что Миша бесцеремонно постучал с порога. Сначала ответом им было лишь молчание, но после из-за двери донеслось тихое шарканье. Громыхнула щеколда, и в щель протиснулась фиолетовая голова с большим количеством седины. Пожилая женщина высунулась в щель между косяком и дверью, разделяемой толстой цепочкой. — Вы кто такие? — гостеприимством тут и не пахло. — Здравствуйте, мы… — начал Миша, но договорить ему не дали. — Газетчики. Мы — редакторы из газеты, и хотели бы написать про вас статью! — тут же перебил Вячеслав, вклиниваясь в разговор. — Мы знаем, что вы застали Великую Отечественную войну, так ещё и при распаде Советского Союза продолжали жить здесь. Мы бы хотели узнать об этой истории из ваших уст! Миша молча стоял поодаль. По его лицу было видно, что такое прикрытие парню явно не по душе. Он тихо дёрнул Вячеслава за рукав футболки, намекая, что пора прекращать такое словесное давление. Но тут бабушка скрылась, захлопнув дверь. — Вот видишь, ты её напугал… — Тш, это ещё кто кого тут напугал, — цыкнул Вячеслав. За дверью вновь послышалась возня и щёлканье замочной скважины. Пожилая женщина открыла дверь двум парням, пропуская их внутрь дома. — Проходите, коли пришли, — источник недовольного жизнью голоса скрылся за углом в одной из комнат. Двое приятелей переглянулись, и Вячеслав с победоносным видом первый переступил через порог. Дом оказался очень маленьким внутри, хотя снаружи он не отличался по размерам от частного дома Вячеслава. Вдоль стен тянулась вереница картин в дубовых рамках. Дубликаты известных полотен, таких как «Утро в сосновом бору», «Грачи прилетели» и «Богатыри», сразу бросались в глаза. По полу стелилась длинная ковровая дорожка с овальным орнаментом, напоминающим оправу какого-то старинного зеркала. Заканчивалась она прямо перед старым платяным шкафом с поблёскивающими лаковыми дверцами. Хозяйка дома ожидала посетителей в гостиной, что бросалась в глаза своим красным ковром во всю стену и обоями в голубой горошек. Круглый стол с серой скатертью восседал по центру комнаты, будто тот самый стол из книги про Короля Артура. Где-то за окном громко закукарекал петух. Миша следовал за Вячеславом, слегка задерживаясь и рассматривая творения русской живописи, и первым вошёл в комнату, кивнув пожилой даме. Отодвинув деревянный скрипучий стул со спинкой, беловолосый присел, продолжая неспешно следовать глазами по комнате. Миша остался стоять рядом со стеклянным трюмо. — Итак, Елизавета Григорьевна. Мы бы хотели узнать об истории нашего посёлка в первую очередь. Как и насколько давно вы здесь живёте, как жили во времена СССР, много ли изменилось с тех пор? Вячеслав начал издалека. Женщина смотрела недоверчиво, и сразу же выспрашивать о людях былых дней было бы безрассудным. Пожилая дама сидела, ссутулившись, в оранжевом халате, сложа руки перед собой на столешнице. Её волосы, окрашенные в фиолетовый цвет, были короткими, но с проседью, и явно не сочетались с возрастом. А глаза смотрели устало, но внимательно. Елизавета Григорьевна откашлялась. — С чего бы газету ни с того ни с сего начали интересовать россказни какой-то старухи? Я живу здесь практически всю свою жизнь, но до меня никому не было дела на протяжении долгих лет, а сейчас вдруг резко понадобилась? — она замолчала, но тут же неспешно продолжила. Вячеслав нахмурился. Видимо, сейчас их выставили бы за дверь, однако что-то заставило старуху передумать. Отсутствие частых гостей? — Впервые сюда привезла меня моя покойная мать в девять лет. Тогда только начинались действия Великой Отечественной войны, и требовались мужчины. Матушка старалась отгородить меня от всего, смиренно прощаясь с отцом накануне. Даже такому маленькому посёлку, как наш, необходимо было задействовать все свои силы для помощи. Свободные руки отправлялись в город на заводы, а мы трудились в колхозе: что-то шили, мастерили. После войны-то полегче стало. Советский Союз… — она вновь сделала паузу, задумываясь о чём-то. Миша молча вслушивался в голос пожилой женщины, медленно проходя вдоль полок с книгами, заглядывая через стёкла трюмо. Фарфоровая посуда, чайный сервиз с орнаментом роз занимали большую часть серванта, как хозяйская ценность. — …А потом поползли слухи, что кто-то из наших местных был за становление новой власти и Российской Федерации. Многие люди вообще говорили, что кто-то на правом берегу скрывает фашистов. Совершенно стало не понятно, кому доверять. Да и как, если их там, на правом, как чертей. При СССР такое спокойное время было. Мы были единым народом, все с одними интересами, шли по одному пути. А тут вдруг все ополчились и… — женщина закашлялась, и Вячеслав подорвался из-за стола. — Где у вас вода? Я налью. Пожилая дама сквозь кашель указала пальцем на коридор и соседнюю дверь. Беловолосый кивнул и выбежал из комнаты. Миша неловко топтался у трюмо, пока Слава не принёс стакан с водой. Оба парня в молчании наблюдали за спешными глотками Елизаветы Григорьевны, стоя рядом с ней как надзиратели. Стакан опустел и со стуком приземлился на столешницу. Женщина выдохнула и уже приходила в себя, утирая выступившие слёзы. — Елизавета Григорьевна, может, чаю? — предложил Миша неловко, дожидаясь утвердительного ответа. Вячеслав взял гранёный стакан в руки и вышел из гостиной, опережая его и уже не вслушиваясь в ответ. В кухне чужого дома было, на удивление, уютно. Маленькая, тесная, но для человека, живущего в одиночку, была в самый раз. Полупрозрачные тюли на окнах едва пропускали белые полосы света, погружая комнату в голубые тени наступающего вечера. Маленький холодильник, расписной голубой торшер под потолком, бледно-зелёный кухонный гарнитур с тремя настенными шкафчиками. И зелень цветов в горшках, что стояли то там, то тут, струясь листьями во всю стену, выстроившись рядами на подоконнике. Небольшая неприглядная фоторамка с чёрно-белой фотографией стояла около металлического чайника. На ней был изображён мужчина в кепке-фуражке, держащий на руках маленькую девочку в сарафане. Они улыбались. Мир на этой кухне будто бы замер в прошлом, остановился тогда, когда жителей дома было больше, чем одна единственная старушка. К мерному тиканью часов примешался тихий шорох, и кто-то положил ладонь Вячеславу на плечо. — Елизавета Григорьевна всё-таки попросила чаю, — донёсся еле слышный голос Миши, опаливший шею. — Ты слышал? — не оборачиваясь к нему, спросил беловолосый. — Про тех правобережных. — Да, слышал. Слав… — То есть левый берег просто поверил слухам! Раньше общались всё это время, на паромах туда-сюда ездили, и вдруг один единственный слух взял и испортил все отношения. Звучит как неудачная шутка, анекдот. Вячеслав потянулся к чайнику и налил в стакан кипяток, ища взглядом заварник. — Только прислушайся. Фашистов скрывали! А где доказательства? Неужели никто так и не поинтересовался, не стал докапываться до правды, и они оставили всё как есть? Да быть не может! — Мы в любом случае не сможем это узнать, да и записей нигде не достать. Слав, мы узнали причину, ну его, — Миша ещё сильнее сжал руку на плече, пытаясь остудить закипающего парня. — В том журнале, Миша, в библиотеке, все такие радостные, счастливые. То-то меня тошнило от их улыбок. А сами за спинами они разносили такие слухи, — Слава обернулся и встретился с холодными серыми глазами. — Даже если и так, то это прошло. Сейчас ты ничего не сделаешь, не сможешь найти источник этих сплетен. Может он умер уже сорок лет назад. Может это вообще какой-то невинный ребёнок пошутил, но все восприняли это как злую правду. Ты что, собираешься найти его и пожурить за то, что он тогда ляпнул? — обе ладони Миши легли на поднятые и дёргающиеся плечи распалившегося друга, опуская их. — Нет, разумеется, нет! Но у нас есть ещё те пять людей. Нужно уточнить у Елизаветы Григорьевны, может она их знала. Не могут же пустые и необоснованные россказни быть причиной вражды, которая до сих пор длится. Мой дед воротит нос об упоминании левобережных. Что за вздор! Сокрытие фашистов! Политические разногласия обоих берегов! Может, ещё проститутки?! — Вячеслав нахмурил брови, а зрачки бегали туда-сюда по лицу стоящего перед ним Миши. Смотритель рубки даже сам толком не понимал, отчего настолько злился. Может из-за самой несправедливой ситуации. Может потому что жил с дедом на правом берегу, и это тоже его не близко, но касалось. Ну почему Мишу это никак не интересовало? Почему во время разговора он рассматривал тарелки вместо того, чтобы вслушиваться в беседу? Миша резко наклонил голову, больно стукнувшись лбами, вновь вынося все мысли из головы Вячеслава. Из раскрытого окна сзади подул ветер и стал трепать белую полупрозрачную занавеску. Голове действительно бы не помешало остыть… — Конечно же, мы проверим тех пятерых людей. Найдём их дом. И спросим об этом Елизавету Григорьевну. Только, пожалуйста, Слава, не нужно набрасываться на неё сейчас с аргументами о том, что на правом берегу все люди хорошие. — Мне просто горько за это лицемерие. Те фотографии в журнале, пустые россказни, — Вячеслав сжал зубы, и на душе стало так отрешённо. Он опустил глаза и прикрыл веки. Это бездействие, эта безысходность… Засунуть бы сейчас подальше эту гордость жителей обоих берегов и сказать, что избегать друг друга, как прокаженных, нет смысла. Миша, наконец, ослабил хватку, и Вячеслав смог быстро забрать порядком остывший в стакане чай да пулей вылететь из кухни. Елизавета Григорьевна стояла около окна, отодвинув занавеску в сторону. Когда в комнату вошли, она оторвалась от лицезрения природы и подошла к круглому столу. Взяв стакан в руки, старушка задумчиво и долго смотрела на плавающие чаинки. Вячеслав не хотел нарушать воцарившееся молчание, но всё-таки начал, переглянувшись с Мишей: — Елизавета Григорьевна, в библиотеке, в книге о Великой Отечественной войне, мы заметили пять конкретных имён жителей из нашего посёлка, — беловолосый парень достал из кармана сложенный вдвое листочек, на который они переписали полные имена тех самых людей. Пока женщина рассматривала его, напрягала глаза, пытаясь прочесть витиеватый подчерк, Вячеслав нервно постучал костяшками пальцев по столешнице и продолжил: — Мы хотели узнать, может быть, Вы были знакомы в своей молодости с ними? Пожилая женщина тяжело вздохнула, напрягая память. — Лёшку нашего я помню, не настолько старая. Лидка, Василий… — вдруг она резко развернулась и обратила своё внимание на стоящий в углу комнаты стеллаж. Поставив кружку на пустую полку, она зашелестела бумагами и выудила оттуда пыльную книгу. На деле это оказался старый фотоальбом. Разом сдунув все пылинки, она открыла его на первой странице. С разворота на двух парней и старушку смотрели молодые лица. Их было около двенадцати — больше парней, чем девушек — и все с рабочими инструментами. Кто-то постарше, кто помладше. Но каждый смотрел браво, бодро вытянувшись. — Это, — пожилая женщина указала пальцем на девушку посередине, — Лида Колоскова. Её уже как пять лет назад не стало. А здесь, — теперь это был уже парень в кепке набок, с самого краю, — Алексей Лебедев. — А Василий… Авдеев где? — спросил Миша, сверяясь по бумажке с именем. — А Василий уже тогда взрослым был. В город уехал. Я ведь с ними познакомилась, когда сюда приехала. А потом и они в город вернулись, — вздохнула старушка, переворачивая одну страницу за другой. На чёрно-белых фотографиях то и дело появлялись те самые Лида Колоскова да Алексей Лебедев с кепкой. Помимо них в фотоальбоме мелькали другие рабочие, учителя, рыбаки. Все были заняты своим делом и не подозревали, что их взяли в объектив. «Вот такие фотографии нужно печатать в журналах, а не те, радостные» — подметил про себя Вячеслав, но вслух и слова не сказал. Елизавета Григорьевна время от времени останавливалась на каких-то конкретных фотографиях, рассказывала их историю, пыталась вспомнить новых людей. Но тут фотокарточки резко закончились, а пустых страниц в фотоальбоме осталось ещё много. История этих людей будто бы оборвалась с окончанием фотографий, которые могли о них рассказать. А фотоальбом закрылся, оставляя их биографии в себе на долгие годы. Вячеслав глянул на время и поднялся. — Нам уже пора идти, Елизавета Григорьевна. — Спасибо вам большое, что рассказали нам обо всей этой истории. Было очень интересно узнать о нашем посёлке больше, — кивнул Миша. Уже в дверях пожилая дама вручила им тот самый фотоальбом, который они просматривали на диване. — Он полупустой. Да и кроме как валяться в пыли, он больше никуда не годится. А вы, редакторы, уж найдите ему применение. Фотографии хорошие, сами видели. Спасибо, что заглянули. Было неудобно брать такой сувенир, но отказываться парни не стали. Домой они возвращались быстрее — с пригорка велосипед радостно летел по кочкам на скорости. Ребята и не заметили, что уже настал вечер. Выходной Вячеслава практически закончился, но выяснить толком им почти ничего не удалось. Было понятно одно — из-за слухов и политических разногласий между жителями двух берегов их отношения изрядно пошатнулись вплоть до настоящего момента. Те пятеро людей из книги являлись какими-то выдающимися, но в живых никого не было, насколько известно Елизавете Григорьевне. Зато теперь у парней был фотоальбом с изображениями семидесятилетней давности, лежавший в корзине жёлтого дедушкиного велосипеда.***
Миша легко вывез их на нужную дорогу, и поездка пошла ровней. На багажнике велосипеда Вячеслава трясло на ухабах так, что ему казалось, будто все органы внутри перемешались. Ребята решили поменяться местами не случайно: загорелый парень был намного выше, и на багажнике его ноги бы просто бороздили землю. Но, видимо, затея согласиться на поездку на багажнике тоже была не лучшей. Вцепившись в красную футболку Миши на очередной кочке, Вячеслав сдался — идём пешком. Так было немного медленнее, но зато он будет целее. Обратно они возвращались той же насыпью вдоль кустов и Уводи, а с другой стороны стелились частные домики и четырёхэтажки. — Михань, здорова! — дорогу им преградил первый парень на деревне в компании ещё двух неизвестных. Единственный бравый товарищ Миши — Иван. На деле он оказался типом не очень приятной наружности, как показалось Вячеславу. Хитрые и тёмные миндалевидные глаза, короткая стрижка на одну сторону, как у «крутых городских». Ванька сплюнул в куст и протянул загорелому парню ладонь для рукопожатия. Миша громко хлопнул по ней, проделывая незамысловатые движения в переплетении пальцев. — А это кто у тебя такой? — его липкий цепкий взгляд прошёлся по Вячеславу, что стоял позади. — Вячеслав, — коротко представился смотритель лодочной станции, выдерживая взгляд. Последним, кого бы сейчас хотелось увидеть — это именно этот человек. Было крайне неприятно встретить его, да ещё и в день, когда поиск желанной информации потерпел небольшой, но крах. — Это ты с ним разворовываешь соседей? Говорят, тебя видели на яблоне тридцатой дачи. Обычно только мы с тобой такие вещи проворачивали, — хмыкнул Ванька, скрестив руки на груди, не удостоив представления со своей стороны. Впрочем, этого и не требовалось — Вячеслав знал его не понаслышке. Миша молчал, будто бы даже не моргал. Хотелось сказать, чтобы он уже обошёл этого парня поскорее, но приходилось хранить молчание. — А это что у вас такое в корзине? — один из «приспешников» позади предводителя Ваньки кивнул на фотоальбом. — Это просто фотоальбом, дайте нам пройти, — спокойно ответил Миша, делая шаг навстречу, норовя придавить ногу колесом тому, кто стоял на пути впереди всех. — Пожалуйста, — с деланным видом Ванька отошёл в сторону, совершив рукой приглашающий жест. Миша быстро прошёл с велосипедом, а Вячеслав проскользнул следом. На спине ещё чувствовались неприятные взгляды, но Вячеслав постарался не оборачиваться. Они не стоили того. На помосте ребята оказались только тогда, когда солнце клонилось к горизонту. Миша умудрился достать немного соседских яблок по дороге, так что двое парней сидели на железных ступенях и уминали их за обе щеки. Желудок Вячеслава довольно урчал, получив спустя целый день хоть немного еды. Воздух вокруг снова наполнился душистым запахом яблок, а кроны кустарников и деревьев приятно шумели над головами. Пересматривая альбом во второй раз, Вячеслав старался подмечать больше деталей: людей на заднем фоне, пытался угадать возраст главных героев, заметить каких-либо повторяющихся жителей и распознать локации фотоснимков. — Как жаль, что он не закончен, — вздохнул беловолосый, вновь добравшись до пустых страниц. — Мы можем продолжить его сами, почему бы и нет? Вклеим статьи твоих газет, сделаем новые фотографии Уводи, — предложил Миша, дожёвывая яблоко и выбрасывая огрызок в траву. — Было бы отлично! — кивнул Вячеслав, закрывая фотоальбом на коленях. — Кстати, ты очень быстро среагировал тогда, когда Елизавета Григорьевна закашлялась. Действительно навыки спасателя, — похвалил Миша и улыбнулся. — Ну да, а как иначе? — тоже улыбнулся Вячеслав и нервно выкинул огрызок.