1
Нина ездила на старой, но милой машине. Это была почти единственная вещь, оставшаяся ей от родителей после их смерти, и она очень дорожила своим автомобилем. Сразу, как только получила права, Нина села за руль и с тех пор всегда подхватывала с собой и Луну. Они жили рядом и всё друг о друге знали, только Луна жила одна в крошечной квартирке, а Нина уже шесть лет жила с бабушкой. Впрочем сейчас, когда бабушка Нины заболела и лежала в клинике, Нина привыкала к одиночеству. — Как твоя бабуля? — спросила Луна, когда они уселись в машину и Нина начала движение. — Ей лучше, — ответила Нина и, словно вспомнив что-то, раздражённо вздохнула. — Ты извини, я не пойду на представление послезавтра. — Почему? — Бабуле лучше, поэтому она хочет съездить к своему старому дому, где провела молодость. Это загородом, так что… — Я понимаю, — расстроенная, кивнула Луна. — Наверное, найду кого-нибудь на твоё место, чтобы не идти одной. — Да, конечно. Позовёшь кого-нибудь из команды? У Луны мелькнула предательская мысль о Маттео, она вспомнила, как они танцевали, но Луна быстро встряхнула головой. — Думаю, да. Кому-то из них, надеюсь, будет интересно. — И как твои успехи в роликах? — Неплохо, надеюсь. Меня же взяли, — Луна взволновано вздохнула. — На что ты только не готова ради балета, — по-доброму закатила глаза Нина. — Помню, и ты была такой, — поддела её Луна. — Это было давно. Я до сих пор держусь только из-за бабули, не хочу её расстраивать, ещё и когда она заболела. — И ты всё ещё пишешь тот… рассказ? Нина без одобрения глянула на Луну. — Это роман. И да, я не собираюсь его бросать. — А что бабуля? Нина передёрнула плечами и нахмурилась, и Луна всё поняла. Нину давно уже не интересовал балет. С самого начала её отдала танцевать бабушка, обожавшая балет с детства. Нина тоже раньше любила танцевать, но скоро остыла и оставалась в школе, потому что не хотела расстраивать бабушку. Ей давно уже надоели разговоры о прослушиваниях, и она почти не готовилась к ним. Бабуля, находясь в лечебнице, не могла её контролировать, и она, фактически, только после отъезда бабушки зажила так, как ей хотелось. А хотелось ей быть писательницей. Ещё в прошлом году она начала работу над книгой. Никому ничего не рассказывая и не давая прочитать ни строки, Нина поначалу развела интригу среди знакомых, но скоро все поняли, что она настроена серьёзно, и забыли о её увлечении. Лишь только Луна, бывало, всё ещё спрашивала о работе и предпринимала заранее обречённые на провал попытки выкрасть у подруги её тетради; в остальном же Нину оставили наедине с её творчеством, чем она была вполне довольна. Так они доехали до дома. Они жили на одной улице, но в домах, стоящих по разным сторонам от дороги; в детстве это было удобно, потому что они могли переговариваться, мигая светильниками в своих комнатах, но сейчас они практически забыли о детских забавах.2
На следующий день Нина отправилась в лечебницу. Это было одно из лучших учреждений в городе — большое здание, состоящее из трёх крыльев — процедурной части, палат для взрослых пациентов и для маленьких. Два последних крыла были соединены длинным переходом, по которому Нина каждый день проходила, чтобы попасть из детского во взрослое отделение. Выглядела Нина сегодня иначе, чем вчера вечером. Она убрала волосы в высокую причёску и оделась в пастельного зелёного цвета платье на пуговицах. Для своей бабули она всегда так выглядела: бабуля считала её образцовым человеком и идеальной балериной, для её старомодного сердца было бы болезненно узнать, что Нина предпочитает носить распущенные волосы и одеваться не в платья из прошлого века, а в кроссовки и кожаные куртки. Нина шагала по переходу, глядя вперёд и держа в руках вещи, принесённые для бабули, но внимательный взгляд мог разглядеть среди них истерзанные и исписанные тетради, из которых торчали листки. Навстречу Нине шёл какой-то парень. Нина почти не вглядывалась в него, но заметила в нём знакомые черты. Парень тоже замедлил шаг, вглядываясь в Нину, и на середине пути они, сравнявшись друг с другом, совсем остановились. — Нина, кажется? — Да, а ты… — Гастон. — Точно. Рада видеть тебя, — без видимых признаков радости на лице сказала Нина. — И я тебя. Что ты здесь делаешь? Я тебя в таком прикиде сначала не узнал. Нина скептически улыбнулась ему и объяснила, в чём дело. Гастон понимающе кивнул, и они ненадолго замолчали. Нина отрывисто вздохнула и, отбивая ногой ритм, выпалила: — Ну, я пойду? — Да, конечно, — ответил Гастон. Через минуту Нина вошла в одноместную палату своей бабули. В силу долгого проживания здесь, бабуля успела обжиться. На стене напротив кровати висел календарь, на котором Нина должна была каждый день отмечать нужный день; в углу примостился небольшой холодильник, и пара вещей вроде халата или вязаного кардигана лежала тут и там. — Нина, — поприветствовала её бабуля. Голос у неё был скрипучий и звучный, но словно бы выцветший от старости, как и сама она. Ей было семьдесят два года, и жизнь её клонилась к закату, о чём она не забывала постоянно упоминать. В целом в её фигуре ещё была та стать, которая была главной её чертой в молодости, но вся она как будто иссохла и опустилась, и, бывало, когда ей становилось плохо, бабуля совсем старела и мрачнела. — Бабуля, — Нина улыбнулась пару секунд, которые требовались, чтобы удовлетворить бабулю, и присела на стул. — Как ты себя чувствуешь? — Лучше, чем можно было предположить, — проскрипела бабуля. — Когда же мы отправимся в путь? — Я же говорила, бабуля, завтра, — вздохнула Нина, раскладывая принесённые эклеры и диетическое молоко на тумбочке. — Ох, как же долго здесь идёт время, — сокрушалась бабуля. — кроме как играть со всеми этими стариками в шашки, нет никаких развлечений. И, о Господи, прошу, не подсовывай мне эти бумажки, я видеть их не хочу. Нина раздражённо вздохнула — она, как всегда, пыталась оставить бабуле новые главы романа, но та была непреклонна. — Лучше скажи, тренируешься ли ты для прослушивания. — Ну, конечно, — легко соврала Нина. — Твой тренер не звонит мне, — сообщила бабуля. — Потому что я просила её тебя не беспокоить. — Незачем. — взмахнула рукой бабуля. — Ты же знаешь, что мне одиноко, а то был бы хоть какой-то новый голос. — К тебе ведь хотели положить ещё одну женщину, и та отказалась, — устало напомнила Нина, всё-таки в тайне от бабули оставив на тумбочке исписанные страницы. — Та, как ты выразилась, женщина, была неподходящей особой. Клянусь, мы бы сцепились в первый день. Так и проходили двухчасовые посещения бабули Ниной — та жаловалась на жизнь, а Нина скучала. Чуть веселее проводила утро Луна. Она явилась на репетицию на полчаса раньше положенного, и, пока никого не было, подошла к станку. Маттео, тоже почему-то решивший прийти раньше нужного времени, так её и застал — разминающейся у станка в пуантах. Она не сразу его заметила, да и он дал о себе знать лишь когда закончилась музыка. — Браво, — произнёс он и несколько раз хлопнул в ладоши. Луна вздрогнула и обернулась. С трудом она заставила себя улыбнуться, но всё равно улыбка вышла удивлённой. — Ты хорошо танцевала. Я никогда не видел балет, но выглядело круто, — продолжал Маттео. — Никогда не видел? — наконец, спросила Луна, снова внезапно осознав, что тяжело дышит. Маттео пожал плечами. — Может быть, по телевизору, но вживую ни разу. — А… не хочешь пойти со мной завтра? Маттео поднял брови, и Луна нервно усмехнулась. — У меня лишний билет, потому что Нина не сможет пойти, а одной идти не хочется. И, раз уж ты никогда не был на балете… — Луна запнулась, но Маттео смотрел на неё с интересом, и она расхрабрилась. — Так что, согласен? Завтра в пять часов. — Да, почему нет? — ответил Маттео и улыбнулся.3
И на следующий день Нина пришла в клинику, встретив там не лежащую в кровати и укрытую двумя одеялами, а собранную для поездки бабушку. Ехать нужно было недолго. Старый дом бабули находился между Буэнос-Айресом и Ла-Платой, он стоял на берегу залива. Он был сделан из белого камня вроде известняка, и в нём никто не жил уже десять лет — с того момента, как умер дедушка Нины. Бабуля мечтала приехать сюда уже очень давно, да и Нина тоже горела желанием посетить это место, ведь оно могло помочь ей в написании книги. С виду дом не был ничем примечателен, но у Нины перехватило дыхание, как только она его увидела. Луна собиралась в театр всё свободное от тренировки время. С десяти до трёх они репетировали и ставили новую хореографию. После тренировки Маттео уточнил у Луны, всё ли в силе, и они разошлись. В целом у Луны было достаточно времени, больше ей не требовалось. Она оделась в нежно-розовую блузку, тёмные брюки, накинула пиджак, и была готова. Маттео зашёл за ней в четыре часа. В это же время Нина под руку водила бабулю по цветочному полю и слушала шум моря. Бабуля рассказывала то ли ей, то ли сама себе о том, как они с мужем приехали сюда. — Было так же холодно, как сегодня, зима только начиналась, — говорила бабуля. С моря дул ветер, холодный и солёный, волосы Нины выбивались из причёски, но она не спешила их убирать. Их юбки развевались на ветру, и было холодно до дрожи, но обе они этого не замечали. — У нас в карманах не было ни крошки, и оба мы фактически отказались от своих семей, а холодный ветер задувал в окна. Та зима стала первой из многих, которые мы провели так, перебиваясь объедками. Но даже если бы у меня был шанс вернуться в прошлое, я бы не стала ничего менять, я бы пережила всё это снова и не задумалась о последствиях. У Нина глаза слезились от ветра или от рассказа, и свободной рукой она вытирала их, продолжая слушать. — А потом… — продолжала бабуля. — Всё заканчивается. Сначала не веришь, что его больше нет, но позже смиряешься. Нина кивнула. Она и сама знала, каково это, ведь и она потеряла родителей, хотя, бывало, до сих пор ожидала, что услышит их шаги и слова, сразу же одёргивая себя от этих мыслей. Луна и Маттео сидели в верхней ложе театра и смотрели на сцену, где разворачивалось действие. Луна то и дело переводила взгляд на Маттео. Она косила глазами на его волосы, на лицо и на руки, сжимающие программку. И слабая улыбка касалась её губ, когда она быстро отводила взгляд, всё больше обречённо понимая, что с ней происходит. — Тебе понравилось? — спросила Луна, когда они выходили из театра. Маттео улыбался, и она, глядя на него, тоже не сдержала улыбку. — Да, — ответил он, тоже коротко взглянув на неё. Уже стемнело, стало холодно, в воздухе был не туман, а скорее дымка, и при каждом их слове облачка пара вырывались изо ртов. — Ты идёшь домой? — спросил Маттео, пройдя несколько шагов. Луна кивнула. — Может, тебя проводить? — О нет, — улыбнулась Луна. — Меня здесь подхватит Нина. Это, наверное, она. И правда — к ним подъезжала машина, которую они оба узнали. За рулём сидела Нина уже с распущенными волосами, но до сих пор в своём платье, хотя сверху на него была накинута куртка. Это могло сойти за её стиль, но Маттео всё равно удивился, хоть и промолчал. — Привет. Как двум лучшим роллерам понравилась опера? — спросила Нина, когда они подошли к машине, а Нина опустила стекло. — С лучшими роллерами ты погорячилась, — усмехнулся Маттео. — Лучшие в группе Рамиро и Амбар. А опера мне понравилась, было очень круто. С «Форсажем», конечно, не сравнится, но я бы сходил ещё раз. — Никогда не любила «Форсаж», — скривилась Нина. — А я никогда не видела, — пожала плечами Луна. — Никогда? — удивился Маттео. — Но это же «Форсаж». Классика. Нина фыркнула, и Луна одёрнула её. — Классика кино, — поняв мысли Нины, заметил Маттео. — И, кстати, если хочешь, можем посмотреть вместе. Я про «Форсаж». — Было бы прекрасно, — ответила Луна. — Маттео, тебя довезти до дома? — встряла Нина, которую ледяной ветер уже заморозил. — Мне в другую сторону, но спасибо, — махнул рукой Маттео. — А ты садись быстрее, Луна, а то здесь холодно. Луна уселась на переднее пассажирское сиденье, и Маттео заглянул в окно, чтобы видеть обеих. — Тогда до завтра? — спросил Маттео. — Конечно, — ответила Луна.