1
Амбар каталась на роликах, кажется, до того, как заговорила, она даже не могла вспомнить, как впервые встала на них. Она вообще всегда была девочкой-идеальностью: у неё и семья приличная, и внешностью не обделена, отлично училась в школе и ещё безукоризненно катается на роликах. С детства Амбар обладала самокритичностью, которая в некоторых моментах доходила до перфекционизма, так что всё, чем она занималась, у неё получалось блестяще. Но никогда до этого дня Амбар не думала, что ролики — не её жизнь. Да, она во многом была хороша, но ни в чём не была так хороша, как в катании. В конце концов, она — лучшая в группе и, в отличие от Рамиро, легко могла это признать. И тут, вдруг подсчитав сумму аренды, Амбар сильно задумалась. Тренировку она закончила почти автоматически и, быстро со всеми попрощавшись, отправилась домой, где легла на кровать, не переставая думать и анализировать своё состояние. У неё было почти непреодолимое желание учиться в университете, стать студенткой, хотя эта идея давно была ею отвергнута и задвинута на задворки сознания. Сейчас же желание учиться, считать, строить таблицы и решать задачи практически захлестнуло её. Что делать, она не знала. На следующий день был выходной, и без будильника Амбар пролежала в кровати до полудня. Сначала она подумала, что заболела, потом — что сошла с ума. Желание бросить ролики вовсе не пропало, а вот старые мысли о поступлении в университет как будто вырвались из накрепко закрытого шкафа и устроили в голове страшный бардак. Неужели только один раз вернувшись к любимой математике, она умудрилась так изменить свой образ мыслей? Потерянная, Амбар вышла из дома и отправилась в сторону парка, где была намерена подышать свежим воздухом и очень хорошо всё обдумать. Но ей помешали. — Привет неудачникам, — пропела Эмилия и с размаху приземлилась на лавочку рядом с Амбар. — Отстань, — буркнула Амбар, с завистью глядя на ролики на ногах Эмилии. Самой Амбар казалось, что она никогда больше не сможет кататься. — Кто-то не в настроении, — заключила Эмилия. — А ты, я вижу, вся светишься. Околдовала Маттео? Эмилия пожала плечами и вся как-то сникла. — Неприятности в раю? — спросила Амбар, заметив это. Эмилия и её компания давно была знакома с Амбар, Маттео и Рамиро. Маттео и Эмилия когда-то встречались, но Маттео решил расстаться с ней, и все вроде бы дружеские отношения между ребятами и Эмилией закончились. Она ненадолго исчезла из их жизни, но у них всегда было ощущение, что они ещё встретятся, и вот — она и её команда участвуют в их конкурсе. Амбар всегда было немного жаль Эмилию, ведь её бросил Маттео, и вся её жизнь изменилась. И сейчас, когда было видно, что Эмилия снова из-за него страдает, Амбар была готова ей помочь. — Да нет, всё прекрасно, — после недолгой паузы ответила Эмилия. — Неужели, — усмехнулась Амбар. — А, по-моему, ситуация повторяется. — Тебя это в любом случае не должно касаться, — раздражённо зажмурилась Эмилия. — А с тобой-то что? Амбар прищурилась, изучая её и ища подвох в её вопросе, но взгляд Эмилии был чистым, и голос звучал искренне, и Амбар, вздохнув, сказала: — Задумалась, в правильную ли сторону идёт моя жизнь. Мне вчера подумалось, надо ли продолжать кататься. Ну, знаешь… мне как будто захотелось учиться, а к роликам я словно остыла в один миг. Эмилия смотрела понимающе, как будто заранее знала, что скажет Амбар. — А ведь у меня было также, но наоборот, — вдруг сказала Эмилия. — Помнишь, я сначала даже стоять на роликах не умела? Потом познакомилась с Маттео и поняла, что тоже хочу кататься. Я бросила учёбу и целыми днями только и делала, что тренировалась. Ролики у меня были неподходящие, и я натирала мозоли, и родители были против — считали, что я дурачусь. Но где я сейчас? — Эмилия развела руками. — Может, и тебе пересмотреть приоритеты? — Я не могу уйти из команды, — покачала головой Амбар. — Скоро конкурс, и я не брошу их. — И не надо. Участвуй в конкурсе, может, вы выиграете, и тогда уходи. — Думаешь, это правильно? — Думаю, правильно — жить той жизнью, которой хочешь жить. Не надо делать то, к чему не лежит душа. Амбр прикусила губу, задумавшись. В словах Эмилии был смысл. До конкурса оставалось меньше недели. Они подготовлены и имеют все шансы выиграть, и Амбар им в этом поможет. А потом уйдёт. — Слушай, могу и я дать тебе совет? — улыбнулась Амбар. Эмилия пожала плечами. — Маттео не любит тебя. Эмилия отвернулась от неё, но Амбар продолжала: — Может быть, его любишь ты, но это лишь половина того, что требуется. — И какой же совет? — Поговори с ним.2
В этот же день, но чуть позже Луна пришла к студии и, порывисто вздохнув, открыла дверь. У всех участников команды были ключи на всякий случай, и Луна иногда пользовалась ими, если приходила пораньше на репетицию. Сегодня у неё было настроение под стать Амбар: только проснулась Луна рано и почти всё утро просидела на своей тесной кухне, ощущая себя маленькой девочкой, одинокой и несчастной. Только вот причина её настроения крылась в Маттео. Он не замечал её, сколько бы она не смотрела на него, он не видел горячности её движений и не мог прочесть её мысли. Обрати он внимание хоть на что-то в ней, кроме того, хорошо ли она выполняет очередной элемент танца, Маттео, наверное, увидел бы её насквозь; и увидел бы сразу же себя, как он есть — запутавшийся и шагнувший не туда парень, жалостливый и плохо понимающий чужие чувства. Луна вошла в зал, тяжело дыша и сжимая губы, чтобы не разрыдаться. Она была без роликов, но в пуантах и хотела лишь забыться, танцуя любимый балет и представляя себя на краю света. Это был не совсем балет, и она понимала это, но танцевала от сердца, кружась, как танцовщицы в музыкальных шкатулках, вставая на носки и замирая в полёте. Она закрыла глаза и только двигалась, по инерции, переходила в один угол или в другой или становясь посреди зала. Вдруг Луна открыла глаза и остановилась — сквозь пелену её мыслей до слуха дошёл какой-то звук — и увидела перед собой его. Маттео был на роликах и смотрел на неё, вероятно, уже давно. Луна тоже уставилась на него, недоверчиво и чуть взволнованно изучая черты его лица, как если бы пыталась найти в глазах признаки лжи или причину, по которой он здесь. И, словно найдя, что хотела, Луна сорвалась с места и продолжила танцевать, как будто Маттео здесь не было. Она ожесточённо и отрывисто двигалась и, казалось, вся была напряжена и подвержена влиянию эмоций. Маттео даже немного отшатнулся, но всё-таки едва заметно усмехнулся и тоже пришёл в движение, становясь радом с ней и не позволяя себе остановиться. Он давно так не танцевал, так — то есть, пытаясь в танец вложить свои эмоции и показать, что ему жаль. Прошла, как им показалось, секунда, растянутая на многие часы, и вдруг они оба остановились, как по команде и оказались друг напротив друга на расстоянии двух вытянутых рук. Луна немного переминалась с ноги на ногу, но потом застыла, как застыл и он, и только общее ускоренное дыхание нарушало тишину. Луна снова будто изучала что-то в его лице, а Маттео ждал сам не зная чего, он ждал её. И вот, спустя, кажется, ещё одну вечность, она расслабилась, вздохнула и улыбнулась. Ещё позже, но этим же днём у Маттео состоялась похожая по напряжению встреча — с Эмилией. Встречу назначила она сама, но Маттео понимал, зачем она зовёт его. Он знал, что, скорее всего, виноват во всём сам: поговори он с Эмилией раньше, они бы всё выяснили, и он бы не метался в своих мыслях, пытаясь понять, в кого он на самом деле влюблён. Нина в очередной раз оказалась в детском отделении лечебницы, но сегодня она не спешила к переходу. От Гастона она знала, где находится палата его брата, так что найти её не составило большого труда. Конечно, пришлось остановиться на входе, доказать, что она действительно может здесь находиться (учитывая, что она не могла, это было и вправду трудно), но нужное настроение у Нины не пропало. С замиранием сердца она подходила к палате, боясь, что Теодоро её испугается — в своей одежде «для бабули» она выглядела лет на пять старше своего возраста. Она постучала в дверь, услышала детский голосок, спрашивающий «Кто там?», и растерялась, но всего на мгновение. Она немного приоткрыла дверь и заглянула. — Привет. Я подруга твоего брата Гастона, и у меня есть кое-что для тебя. Тео позволил ей войти, и, ругая себя последними словами, Нина перешагнула порог. Всё в комнате свидетельствовало о том, что обитатель долго здесь живёт, так что вид больничной палаты уже почти исчез отсюда, но Нине стало от этого лишь грустнее. Тео был похож на того мальчика, которого она нарисовала в воображении — такой же худой и совсем маленький на вид. — Тебе что-то передал для меня Гастон? — спросил он. — М-м, нет, я просто подумала… Я очень много думала о тебе. Ты такой храбрый, верно? Как все герои в твоих комиксах. Тео кивнул. — Гастон сказал тебе, что я люблю комиксы? — Тео сел на кровати, сбросив все одеяла. Нина с удивлением отметила, что у Тео совсем нет того детского страха перед незнакомцами, и она не могла понять, хорошо это или нет. Она попыталась посмотреть на себя стороны — вызывает ли она доверие или выглядит опасной? — Гастон не говорил мне, но я видела комиксы у него в руках, когда он шёл к тебе. Гастон много говорил о том, как он волнуется за тебя, но я уверена, что он это зря. Я же вижу, какой ты сильный и смелый. Тео улыбнулся совсем уж по-детски, и было видно, что он заинтересован этой странной особой. — Так вот, я много думала о тебе, когда узнала о твоей болезни, и даже сама не заметила, как кое-что написала, — Нина вытащила из сумки стопку листов. — Это, конечно, не комиксы… И сначала, когда я перечитала, то подумала, что написала о каком-то супергерое вроде Супермена, но потом поняла, что этот рассказ о тебе. Тео удивлённо выпучил глаза, отчего его лицо стало совсем круглым, и Нина невольно улыбнулась. — Так что я сразу же решила принести это тебе. Надеюсь, тебе понравится. — А ты писательница? — спросил Тео, когда Нина положила свой рассказ на тумбочку у его кровати. — Да, наверное. Сейчас я пишу ещё одну книгу, она про мою бабушку. — А про Гастона ты напишешь? — с детской наивностью спросил Тео, и Нина растерянно пожала плечами. — А ты как думаешь — надо ли про него писать историю? — поинтересовалась она. — Конечно! Гастон — самый лучший брат, — с гордостью и даже со свойственной всем детям снисходительностью сказал Тео. — Что ж, значит, напишу. Хочешь, я принесу тебе, когда напишу? Так и прошло посещение Тео. Нина была очарована этим маленьким героем и даже расплакалась, когда они прощались, что было ей совершенно несвойственно. На следующий день на тренировке снова присутствовали и Нина, и Ям, но Амбар от этого не становилось легче. Наоборот — она не могла сосредоточиться, вероятно, впервые в жизни, и чем больше тому свидетелей, тем хуже. И Амбар не понимала, в чём проблема, потому что всё для себя решила и больше не волновалась. Лишь по одной причине она впадала в панику — ей предстояло рассказать о своих планах остальным, а никто не знал, как они воспримут её уход. — Хорошо, что они продолжают кататься, да? — спросила Ям у Нины, когда заметила, что она оторвалась от своей книги. — Да, конечно, — рассеянно обронила Нина. — Хотя отец Рамиро мне никогда не нравился в этом плане, но я… — продолжала болтать Ям, но остановилась, увидев взгляд Нины. Она была растеряна. — У тебя что-то случилось? — Да нет, я просто… — Нина задумалась, вперив взгляд в Ям. — Вчера я навещала бабулю, снова давала ей прочесть новые главы романа. Но у неё мысли только о балете. А я совсем уже не могу её обманывать. Ям сразу же погрустнела вместе с Ниной — у неё часто бывало, что она подхватывала эмоции собеседников. Тем более сейчас, когда она видела такую чёткую параллель с собственной жизнью. — Слушай, ты, конечно, не звала меня давать советы, — начала Ям, и Нина посмотрела на неё с интересом, — но ты так напоминаешь мне меня. Я готовилась к поступлению и должна была учиться на юриста, как хотела вся моя семья. Сама я всегда тянулась к музыке и мечтала писать песни и выступать на сцене, — она отвлеклась и мечтательно посмотрела вперёд. — Я боялась сказать родителям, пока однажды меня практически не прорвало. Они были просто вынуждены выслушать меня. Мы обсудили это, они увидели, как меня тянет к музыке, и позволили мне заниматься. И сейчас я учусь в Академии искусств. Уверена, и у тебя получится. Нина задумалась, и обе они молчали, так что по залу разносился только голос Маттео, взволнованный и дрожащий.