***
Я мог воспользоваться своим правом - пропустить утреннюю трапезу, это входило в перечень условий, которые я выдвинул родителям ещё до приезда Оливера, но сегодня был «английский» завтрак. С недавнего времени отец полюбил устраивать традиционные английские завтраки - он самолично жарит бекон, делает яичницу-глазунью, варит колбаски и раскладывает всё по тарелкам, не забывая добавлять ложечку гарнира – консервированную фасоль в томате. Я летал с родителями в Лондон, поэтому могу оценить по достоинству стряпню отца – его завтраки получаются даже лучше чем те, что подают в кафешках столицы Великобритании. Папа бы расстроился, если бы я не вышел к столу. Я спустился вниз и направился в кухню – Перлман-старший стоял у плиты и переворачивал шкворчащий на сковородках бекон. Яичница и колбаски уже красовались на четырёх больших тарелках. Рядом с ними стояла открытая банка фасоли. Я вызвался помочь отцу, и он, в итоге, доверил мне разложить фасоль. Потом мы вынесли тарелки и поставили на стол, с разных сторон которого подошли мама и Оливер. - Вот это да! – Оливер восторженно уставился на свою тарелку. – Просто произведение искусства! Сегодня какой-то особенный день? - Я иногда устраиваю «английские» завтраки, - гордо сказал отец. – Решил сделать тебе сюрприз. - Спасибо, профессор! – Оливер сел. – Всем доброго утра и приятного аппетита! – он посмотрел на меня, потом на родителей. - Намажь хлеб маслом, - посоветовала мама. – Так будет вкуснее. - Никогда не бывал в Англии, и уж тем более не ел подобных завтраков! – Оливер радовался, как дитя. Очевидно, моя кислая физиономия смутила маму, потому что она озабоченно спросила: - Qu'est-ce qu'il y a, mon amour? (*) - Rien de special, - сообразно выражению своего лица ответил я. – Отлежал во сне шею. Теперь дискомфорт, - я сослался на физиологический аспект, чтобы оправдать свою вялость. - Я могу помочь, - с готовностью откликнулся Оливер. – Нужно размять мышцы шеи и плечевого пояса. У тебя, наверняка, забита воротниковая зона. - Само пройдёт, - сказал я отрешённо. ____________________________________________ (*) - Qu'est-ce qu'il y a, mon amour? (фр.) – Что случилось, любовь моя? - Rien de special (фр.), - Ничего особенного, - сообразно выражению своего лица ответил я. ________________________________________________ Постепенно между родителями и Оливером завязался оживлённый разговор, а я погрузился в свои невесёлые мысли. Чтобы немного развеять уныние, я принялся сочинять стишок, подражая одному забавному произведению из английского фольклора про дом, который построил Джек. Вот завтрак, который устроил Сэм. А это Анелла, Которая синюю блузу надела На завтрак, который устроил Сэм. Из дома вышла Мафальда и предложила новые порции английского завтрака. Поскольку никто, кроме меня, не отказался от добавки, Мафальда забрала грязные тарелки, и потом принесла другие, наполненные едой. Мама поблагодарила нашу домработницу за оперативность, добавив: «Что бы мы без тебя делали». А это - Мафальда, она – домработница, О благе семьи она рьяно заботится, Старанья её восхваляет Анелла, Которая синюю блузу надела На завтрак, который устроил Сэм. Моё мрачное настроение, тем не менее, не помешало мне получить удовольствие от еды. Я съел свою порцию и даже захотел добавки. Было лень идти на кухню, я дождался, когда в окне появится Мафальда, и помахал ей. Через несколько минут передо мной на столе уже дымилась тарелка размером поменьше. А это - несчастный хозяйский сынок, Который совсем от тоски занемог, И машет Мафальде, она – домработница, О благе семьи она рьяно заботится, Старанья её восхваляет Анелла, Которая синюю блузу надела На завтрак, который устроил Сэм. Стихоплетение развлекало меня, я искал рифмы, придумывал ёмкие определения и совсем перестал слушать присутствующих. Голоса Оливера, отца и мамы сплелись для меня в бессвязный гомон. Мой бывший любовник был очень оживлён – он что-то эмоционально рассказывал, активно жестикулируя, но я не вникал в смысл его слов. А вот за семейным столом постоялец. Не швед, не француз он, а американец, Его обожает хозяйский сынок, Который совсем от тоски занемог, И машет Мафальде, она – домработница, О благе семьи она рьяно заботится, Старанья её восхваляет Анелла, Которая синюю блузу надела На завтрак, который устроил Сэм. Вдруг пространство вокруг меня разрезало имя – «Оливер», произнесённое Оливером… Я автоматически поднял голову, уставился на возмутителя моего спокойствия и вопросительно промычал: «мм?». Лицо Оливера стало краснее, чем жареный бекон в его тарелке, и только тогда я понял, что ошибочно решил, будто он позвал меня своим именем… Просто моя память отреагировала быстрее нейронов в моей голове. Я неосознанно откликнулся на имя, которое когда-то было и моим… Оливер продолжал молчать. Родители недоумённо переглядывались. - Мне показалось, ты звал меня, - я попытался спасти ситуацию. - Нет, - Оливер по-прежнему ощущал неловкость. - Тебе послышалось, - пришла на выручку мама. – Оливер рассказывал нам забавную историю, которая произошла с ним на втором курсе. - Он воспроизводил свой внутренний монолог, обращался сам к себе, - пояснил отец. – Твоего имени он не называл, только своё произнёс. - Ясно, - я взял кувшин и налил себе сока. - Так что случилось потом? – мама развернулась к Оливеру и закурила. Я не стал слушать продолжение рассказа Оливера – мне нужно было позвонить Фабьяну. Поблагодарив отца за завтрак, я вышел из-за стола и сел в холле возле телефона. Мой друг сразу снял трубку. Договорившись встретиться в Крема возле магазинчика фототоваров в полдень, мы распрощались. Злюсь ли я на Оливера за инцидент за завтраком? Нет. Потому что это мой косяк, я допустил оплошность. Какая-то странная апатия у меня сейчас, сон не выходит из головы… Стук в дверь. Мама?***
Приходил Оливер. Похоже, он возомнил, что после фотосъёмки в моей комнате, имеет полное право подниматься сюда. - Я хочу извиниться, Элио, - сказал он с порога. – Я слишком увлёкся рассказом за завтраком, у меня не было какого-то умысла… - Это моя вина, - я развернулся на стуле и холодно посмотрел на Оливера. – Я не прислушивался к разговору, витал в облаках и, как следствие, потерял связь с реальностью. - Надеюсь, этот казус не приведёт к отчуждению между нами. - Мы уже отчуждены. И давно. Если ты не заметил, - наверное, мой взгляд получился убийственным, потому что Оливер резко побледнел и отвёл глаза. - Но, наше вчерашнее общение… - Фотосессия подразумевает профессиональное поведение со стороны фотографа, - бесстрастно перебил я. – Извини, Оливер, но я сейчас занят. - Прости, что отвлёк тебя от дел, - он развернулся и вышел из комнаты. Я думал, что моё настроение не может стать хуже, но я ошибался – состояние усугубилось тоской. И она абсолютная и безысходная. Она сковала меня по рукам и ногам. Мне не хочется куда-либо ехать, что-либо делать. Может, Оливер – энергетический вампир и высасывает из меня жизненные силы, подпитывается моими отрицательными эмоциями?... Нет желания писать дальше…***
Фаби… Вот куда бы я делся, если бы не он?... На чьём плече излил бы свои печали? Нервы родителей не железные, я бы не посмел обрушить на них всю свою горечь, а мой друг явил собой идеальную жилетку, в которую можно плакаться без всяких условностей, учитывая то, что он сам обо всём догадался и принял меня таким, какой я есть. Он уже спит, тихо посапывая, а у меня сна ни в одном глазу, хотя я выпил на две банки пива больше, чем он. Алкоголь лишь слегка расслабил, развязал язык, но не затуманил мой мозг. Пиво ещё осталось. Может, догнаться? Хорошо, что я прихватил с собой дневник, а то маялся бы сейчас без дела… Итак, после сцены с извинениями Оливера, я буквально заставил себя собраться к Фабьяну. Я закинул всё необходимое в рюкзак, спустился вниз, предупредил родителей, что вернусь завтра, то есть уже сегодня, к обеду, и вышел из дома. Это было бегством, очередным бегством от Оливера. Я так энергично крутил педали, словно за мной гнался римский легион, и только при въезде в Крема я сбавил скорость. Мы встретились с другом в полдень, как и договаривались – он уже ждал меня, сидя на скамейке напротив магазина. Оставив велосипеды на улице, мы вошли в магазин вместе – Фабьян заказал печать фотографий с моих четырёх плёнок, а я – проявку и печать с двух кассет вчерашней фотосессии. Фаби ничуть не удивился, когда я заказал два комплекта снимков, притом второй - размером 15х20 см – попросил поместить в коробку, а не в конверт. Завтра утром всё будет готово. Фабьяну не хотелось сразу возвращаться домой, он предложил прокатиться до Москаццано, пообедать где-нибудь, а я жаждал развеяться, так что поддержал желание друга, и вскоре мы уже поглощали лазанью в нашем любимом местном кафе «Nonna in cucina». Именно за обедом Фаби и подбросил идею выпить, раз уж представилась такая редкая возможность - остаться без присмотра родителей. Поскольку я намеревался рассказать другу о нас с Оливером, то решил, что алкоголь раскрепостит меня, и согласился. На обратном пути мы заехали в маркет, купили пива, чипсов и солёных фисташек в пакетиках. Выгрузив припасы в комнате Фабьяна, мы пошли купаться. Два часа до ужина отвели на репетицию сонаты Моцарта - я знал об этом заранее и взял с собой ноты. Наличие рояля в доме было непременным условием съёма жилья на лето - мама Фабьяна преподаёт в музыкальной школе и любит играть на фортепиано, так что гостиная стала для нас с другом идеальным репетиционным залом. Сегодняшний день по сути исторический: мы впервые играли вместе – я на рояле, а Фаби на флейте. Как музыканты, мы тоже отлично поладили. Между нами не возникало разногласий в исполнении того или иного фрагмента, никто не перетягивал одеяло на себя. Мы открыли друг другу свои новые грани. Отныне мы не просто друзья, мы – дуэт, команда. В семье Дюбуа принято ужинать в саду – этот порядок установил отец. Он приезжает только на выходные, так как работает в городе, довольно далеко от нашей местности. Иногда наведывается старшая сестра Фабьяна - Бернадет. Она совершенно не похожа на брата – блондинка, невысокого роста, с пышными формами. Даже по характеру они разные, но это не мешает мне симпатизировать Берни. Фаби, его родители и сестра стали для меня второй семьёй. Они тоже относятся ко мне, как к родному. Ужинать в саду вдвоём было непривычно. Анна, тараторящая без умолку, расставила на столе тарелки и потом ещё сидела с нами какое-то время, потому что очень любит поболтать. Мы заверили её, что сами уберём посуду и загрузим в посудомоечную машину, и она ушла, не дожидаясь окончания трапезы. Тогда мы принесли упаковку пива и сигареты. Я открыл две банки, одну протянул другу. Наступил момент «Икс». - Vous étiez les amants avec Oliver, n'est-ce pas? (*) – спросил Фаби, сделав несколько глотков. - Oui, - прямой вопрос требовал прямого ответа. - Maintenant tout à sa place, - он закурил. – Tes demandes avant la session photo étaient claires. - Quand as-tu tout compris? - Quand j’étais en train de vous photographier tous les deux, - Фаби снова отпил из банки. – Vos regards m’ont beaucoup dit . J’ai vu le désir réciproque dans vos yeux. - Tout est bien pire – je l’aime. После этой фразы Фаби начал сыпать ругательствами на французском, итальянском и даже ломанном английском. По витиеватости его сквернословия я понял, что он ужасно расстроился. - Mais Il va se marier, bordel du merde!!!(*) – мой друг негодовал. - Je me le souviens toujours. - Tu vis dans l’enfer… C’est juste horrible… Фабьян замолчал, и какое-то время мы сидели в тишине. - Raconte-moi votre histoire, - наконец попросил он. Я открыл ещё две банки пива и жадно затянулся сигаретой. _______________________________________ (*) - Vous étiez les amants avec Oliver, n'est-ce pas? (фр.) – Вы с Оливером были любовниками? – спросил Фаби, сделав несколько глотков. - Oui,(фр.) – Да, - прямой вопрос требовал прямого ответа. - Maintenant tout à sa place,(фр.) – Теперь всё на своих местах, - он закурил. – Tes demandes avant la session photo étaient claires. (фр.) – Твои просьбы перед фотосессией ясны. - Quand as-tu tout compris?(фр.) – Когда ты всё понял? - Quand j’étais en train de vous photographier tous les deux, (фр.) – Когда фотографировал вас вдвоём, - Фаби снова отпил из банки. – Vos regards m’ont beaucoup dit . J’ai vu le désir réciproque dans vos yeux. (фр.) - Ваши взгляды сказали мне о многом. Я увидел неприкрытое желание в ваших глазах. - Tout est bien pire – je l’aime.(фр.) – Всё гораздо хуже – я люблю его. - Mais Il va se marier, bordel du merde!!! (фр.) – Но он женится, дерьмовый бордель! – мой друг негодовал. (Примечание: Bordel du merde – это выражение считается очень грубым ругательством у французов, аналогичным нашему «трёхэтажному» мату). - Je m’en souviens. (фр.) – Я помню об этом. - Tu vis dans l’enfer… C’est juste horrible…(фр.) – Ты живёшь в аду… Это просто ужасно… - Raconte-moi votre histoire, (фр.) – Расскажи мне вашу историю, - наконец попросил он. __________________________________________________ Мой рассказ был долгим. Я начал его со дня приезда Оливера в прошлом году и завершил сообщением о женитьбе. Мои откровения отличались максимальной честностью – я не стал скрывать свою мимолётную связь с Марцией и интрижку Оливера с Кьярой. Обычно парни в пубертатном возрасте очень любят трепаться о сексуальном опыте, расписывая свои похождения в деталях, но я к их числу не отношусь. К тому же я знал, что Фаби, в силу своей деликатности и хорошего воспитания, никогда не стал бы выпытывать у меня физиологические подробности. Я просто вставлял в своё повествование фразу: «Ensuite, nous avons fait l’amour » (*) - этого хватало, чтобы дорисовать картину наших с Оливером отношений. И, если в день знакомства Фабьяна с Оливером я приоткрыл другу дверь в мой маленький хрупкий мирок, то сегодня я пригласил его внутрь и, как заправский гид, провёл увлекательную экскурсию по своему прошлому… Мой друг слушал внимательно, не задавая вопросов, не перебивая. Он молча курил и пил пиво. Я тоже фактически не вытаскивал сигарету изо рта - слишком тяжело было воскрешать воспоминания. Когда история подошла к концу, я взял очередную банку. - Et après tout ça il a décidé de se marier? (*) – по голосу чувствовалось, что Фабьян недоумевал. - Oui… - Et il a osé de revenir à votre maison avec sa fiancée? – возмутился он. - Oui… - Il est Monstre dans ce cas! - Je sais… Le plus beau, le plus désiré Monstre dans le Monde entier… - я потупил взгляд. - Et qu’est-ce que tu vas faire maintenant? – Фаби искренне волновался за меня. - Je vais faire mal à Lui. - Tu es adorable, mon cher! – друг рассмеялся пугающим смехом. – Compte sur mon aide! Я заверил Фаби, что вовсе не балую Оливера вниманием, что я пресекаю все его попытки наладить со мной хоть какой-то контакт. Я рассказал ему, как Оливер схватил меня за предплечье в день моего возвращения из Флоренции, про две банки «Пепси», с которыми у меня было связано одно из ярчайших эротических переживаний, про его руку, покоящуюся на моей спине во время просмотра фотографий, про девять пропавших снимков, даже про его извинения после сегодняшнего инцидента за завтраком. Я не забыл упомянуть и о двух своих репетициях, которые посетил Оливер. - Tu dois être impitoyable avec Lui, le plus impitoyable possible! (*) – друг не унимался. - Je souhaite qu'il pense que nous sommes un peu plus que les amis - toi et moi, - я посвятил его в свою главную задумку. Фаби горячо поддержал мою идею, он сказал, что в присутствии Оливера нам нужно вести себя друг с другом фривольней – больше недвусмысленных прикосновений, больше страсти и нежности во взглядах. Я припомнил другу его руку на моей шее и, неожиданно для себя, прыснул от смеха. Фаби захохотал в ответ. Может, алкоголь так на нас подействовал, но мы развеселились, и стали придумывать козни с целью разжечь ревность Оливера. Про свой главный козырь я умолчал. Я сунул воображаемый туз поглубже в воображаемый же рукав, чтобы потом «побить карту» Оливера. Я предвкушаю, я заранее ликую. Я не ведаю жалости к бывшему любовнику. Я должен прогнать его, если не через все девять, то по крайней мере через шесть-семь кругов ада - того самого ада, в который он вверг меня когда-то, и в котором я до сих пор живу… Уже два часа ночи… Клонит в сон… Фаби раскинулся на кровати по диагонали, он это любит. Придётся мне тебя потеснить, chéri!.. _______________________________________ (*) Я просто вставлял в своё повествование фразу: «Ensuite, nous avons fait l’amour » (фр.) – «Потом мы занялись любовью». - Et après tout ça il a décidé de se marier? (фр.) – И после всего этого он решил жениться? – по голосу чувствовалось, что Фабьян недоумевал. - Oui…(фр.) – Да… - Et il a osé de revenir à votre maison avec sa fiancée? (фр.) – И он осмелился вернуться в ваш дом со своей невестой? – возмутился он. - Oui…(фр.) – Да… - Il est Monstre dans ce cas! (фр.) – Он чудовище в таком случае! - Je sais… Le plus beau, le plus désiré Monstre dans le Monde entier…(фр.) – Я знаю… Самое прекрасное, самое желанное чудовище во всём мире… - я потупил взгляд. - Et qu’est-ce que tu vas faire maintenant? (фр.) – И что ты будешь делать теперь?– Фаби искренне волновался за меня. - Je vais faire mal à Lui. (фр.) – Я буду причинять ему боль. - Tu es adorable, mon cher! (фр.) – Ты очарователен, мой дорогой! – друг рассмеялся пугающим смехом. – Compte sur mon aide! (фр.) – Рассчитывай на мою помощь! – (Примечание: Tu es adorable – выражение, аналогичное нашему «молодец», «красавец»). - Tu dois être impitoyable avec Lui, le plus impitoyable possible! (фр.) – Ты должен быть безжалостным к нему, как можно безжалостней! – друг не унимался. - Je souhaite qu'il pense que nous sommes un peu plus que les amis - toi et moi, (фр.) – Я хочу, чтобы он думал, что мы с тобой больше, чем друзья, - я посвятил его в свою главную задумку. _______________________________________________________________ 26 июля Мы продрали глаза в десять утра. Я чуть ли не висел на краю широченной кровати, а Фаби лежал чётко по диагонали, его рука покоилась на моей груди – собственно, от шевеления его руки я и проснулся. - Bordel… Ma pauvre tête… (*) - только и смог вымолвить друг. Я знаю, где у него хранятся лекарства на такие вот случаи – достал таблетку из коробки в письменном столе и налил воды в стакан. - Tiens, alcoolique, - я сел рядом с Фаби. Он попросил меня спуститься на кухню и передать Анне, чтобы она подала завтрак через полчаса – обычно Фабьяну хватает этого времени, чтобы «переварить» убойный анальгетик и оклематься после перебора с алкоголем. Я нашёл Анну на кухне, передал ей информацию. Пиво, выпитое накануне, не особо повлияло на моё самочувствие, но хотелось шипучки и купаться. В холодильнике была «Fanta» в маленьких бутылках, я с удовольствием взял одну и выпил. С исполнением следующего желания я тоже тянуть не стал – окунулся в бассейн. Когда я вернулся в комнату Фаби, он уже одевался. Вскоре мы спустились к столу. Мне нравится завтракать у друга, потому что еда отличается от той, которую я привык есть по утрам у себя. Французы – везде французы, даже в Италии, и если у нас в семье варят яйца всмятку, то в семье Дюбуа на завтрак делают омлет. Вторая особенность - круассаны. Разумеется, в нашей округе они не продаются – их печёт Анна. К «рогатым» булочкам прилагается джем нескольких видов – Фаби неизменно называет джем «confiture» (*) и сетует, что нигде не может купить свой любимый, апельсиновый, торговой марки «Bonne maman» (*). Летом в жаркие солнечные дни, я редко пью кофе, но у Фабьяна не нарушаю традиций – малюсенькую чашечку кофе я одолел за пару глотков. Таблетка не оказала на организм моего друга должного эффекта, и он заявил, что ему нужна ещё пара часов на восстановление кондиций. Будучи не в состоянии ехать в Крема, он предложил мне самому забрать все фотографии из магазина, вернуться обратно к нему и остаться до следующего утра. Мои колебания ничуть не обидели друга – он выдал фразу, которая и определила мой выбор в итоге. - Laisse-le souffrir, (*) - зло процедил Фаби сквозь зубы, и я подумал – действительно, пусть Оливер мучается ожиданием и подозрениями. Пусть убедится в том, что я не стремлюсь находиться рядом с ним. Пусть осознает, наконец, что потерял меня. ____________________________________ (*) - Bordel… Ma pauvre tête …(фр.) – Бордель… Моя бедная голова… - только и смог вымолвить друг. - Tiens, alcoolique,(фр.) – Держи, алкоголик, - я сел рядом с Фаби. «confiture» (фр.) – джем. «Bonne maman» (фр.) – Хорошая мама. (Примечание: «Bonne maman» - торговая марка, французский производитель джема, мармелада, компотов, десертов, тортов и печенья). - Laisse-le souffrir, (фр.) – Пусть мучается, - зло процедил Фаби ________________________________________ Закончив завтракать, мы поднялись в комнату Фаби, он разделся и лёг, сказав, что ждёт моего возвращения, а я закинул в рюкзак бутылку воды и поехал в Крема. Наверное, до конца жизни я буду помнить те волнительные минуты у стойки в магазине фототоваров. Я нетерпеливо барабанил пальцами по прилавку, пока продавец – бородач лет тридцати в растянутой футболке неопределённого цвета – искал заказы. Наконец, он протянул мне сперва четыре конверта с заказами Фабьяна, затем коробку и конверт с моими фотографиями. - Если будут претензии по качеству, то обращайтесь, переделаем бесплатно, - он улыбнулся. - Посмотрю дома, - я уложил всё в рюкзак. – Спасибо! - Чеки вышлем на днях. - Хорошо! – я закинул рюкзак за спину и вышел. Очень неловко такое писать, но в душе́ я радовался, что Фаби не поехал со мной, потому что я хотел рассмотреть фотографии Оливера в одиночестве, не спеша, не отвлекаясь. Я не прельстился идеей обосноваться на скамейке возле какого-нибудь дома или сесть в кафе – мне вспомнились стога сена по дороге в Крема. Я сел на велосипед и погнал в скошенные луга. Выбрав копну на опушке небольшого леска, я подъехал к ней. Коробку с фотографиями я достал трясущимися и негнущимися пальцами. Мне было страшно – я боялся разочароваться в своей надежде на качественные снимки. Чтобы устроиться поудобнее, пришлось слегка разворошить стожок с одного бока – я уселся на охапку сена и привалился к копне спиной. Случайный путник или велосипедист вряд ли увидел бы меня с дороги. Я спрятался от всего мира, всё перестало существовать, кроме коробки с фотографиями в моих ладонях. Я аккуратно снял крышку – первой лежала фотография Оливера у бассейна. Я взял её в руки и принялся жадно разглядывать – лицо Оливера, его поза, капли воды на плечах и в завитках светлых волос на груди, - всё было идеально. Вторая фотография – Оливер сидит на бортике бассейна, свесив ноги в воду. Улыбка едва тронула его губы, а взгляд чистый, как у ребёнка. Невольно улыбнувшись, я отложил снимок и протянул ладонь к следующему – Оливер лежит на бортике, закинув руки за голову. Глаза закрыты. Мокрые спортивные трусы соблазнительно обтянули его член. Чуть выпирающий холмик взбудоражил моё воображение - я представил, как стягиваю с Оливера трусы и прижимаюсь губами к члену, но уже возбуждённому, провожу по нему языком… В паху сладко заныло, я спустил шорты и сунул руку в плавки… Я никогда раньше не занимался самоудовлетворением, глядя на чьи-либо фотографии. Мало того, что Оливер – мой первый мужчина, он стал ещё и первым человеком, на чью фотографию я мастурбировал. Мне хватило нескольких движений рукой. Предчувствуя оргазм, я перевернулся набок и кончил на сено. Припорошив белые капли сухой травой, я подтянул шорты и продолжил просмотр. Перебирая фотографии, я поражался – они удались. Я выстрадал эту фотосессию, я вложил в неё всю свою любовь, и эта любовь сквозила в каждом снимке. Мне даже стало не по себе – а вдруг Оливер тоже её заметит? Крупные планы оказались безукоризненными. Оливер смотрел в объектив пронзительно – то с лёгкой грустью, то с вселенской тоской, то с сожалением. На паре-тройке кадров в его глазах читался укор. Мне трудно объяснить природу этого укора, но он достиг цели – в моей груди шевельнулось чувство вины, хотя мне не в чем себя упрекнуть. Снимки с родителями, Мафальдой и общие за столом заметно выбились из целостной концепции фотосета – на них все вышли довольными и улыбающимися, кроме меня – я напустил на себя отсутствующий вид – этакий утомлённый жизнью «золотой мальчик». Зато Оливер светился за двоих. Его искренняя радость обезоруживала. Тем отчётливее была разница с последующими снимками на балконе и в моей комнате. В выражении лица Оливера, когда он позировал на кровати, улавливалась еле заметная чувственность. Он словно соблазнял меня, призывал. Я прекрасно понимал, ЧТО обещают мне его глаза и чуть приоткрытый рот… И я любовался чертами лица Оливера, снова и снова возвращаясь к губам… Я помню, слишком хорошо помню, с каким исступлением целовал их… Поскольку снимки лежали по порядку, я напрягся, когда добрался до «велосипедных» – за ними следовали наши совместные с Оливером, и я безотчётно замедлил темп просмотра. Серия из пяти фотографий с велосипедом запросто сошла бы за рекламную кампанию. Иногда излишний перфекционизм мешает мне, но от этой моей личностной черты увлечение фотографией не теряет, а наоборот, только приобретает. Я остался доволен расстановкой в кадре, тенями, игрой света. Снимок с лицом Оливера за спицами колеса стал моей гордостью. Я отложил его и закрыл глаза. Несколько минут я собирался с духом, морально готовился увидеть фотографии, отснятые Фабьяном. Я уговаривал себя не расстраиваться, если старания моего друга, в итоге, не увенчались успехом. Глубоко вдохнув и выдохнув, я взял в руки следующую фотографию и открыл глаза… Казалось бы, что особенного может быть в изображении двух людей, сидящих спина к спине? Разумеется, я сделал скидку на свою предвзятость и необъективность восприятия, но у меня сразу возникло стойкое ощущение – мы – единое целое, один организм. Вторая фотография только усугубила это ощущение – моё лицо на ней безмятежно, умиротворено, словно плечо Оливера, на которое я откинул голову - предел моих мечтаний, конечная цель долгих странствий. Печальный взгляд Оливера диссонирует с выражением моего лица, но придаёт кадру своеобразную прелесть. Третий снимок заставил моё сердце биться чаще – я выгляжу до неприличия счастливым на нём. Улыбка растянулась на пол-лица, словно я смеялся, а Фаби застал меня врасплох. Моя голова покоится на плече мечтательно улыбающегося Оливера… Идиллическая картинка… Четвёртая фотография отличается от трёх предыдущих, от неё веет разбитыми надеждами и безысходностью. Мои поникшие плечи, опущенные глаза, и взгляд Оливера – вопрошающий, обвиняющий - олицетворяли собой отчаяние. В эмоциональном плане, это самая сильная фотография. Она запечатлела тупик наших с Оливером отношений… Я протянул руку к пятому снимку и тут же отдёрнул её, словно укололся невидимыми шипами - меня поразило откровенное желание, которое я источал, глядя в объектив. Мои приоткрытые губы, затуманенный вожделением взгляд иллюстрировали тайную страсть. Оливер, уткнувшийся головой в мой висок, словно растворился в своей нежности и чувственности. Эту фотографию я бы даже назвал эротичной – она волнует, пронимает до костей, как мороз… Последнее изображение умилило меня - Оливер очаровательно улыбается в объектив, а моё лицо по-детски наивное – широко распахнутые глаза, тонкая щель между губами. И если на предыдущей фотографии я выгляжу искушённым, если не сказать порочным, то на шестой моя чистота зашкаливает. Все шесть снимков получились шедевральными. Я не могу до конца поверить в то, что они даже лучше, чем я ожидал. Они стали вишнями на моём праздничном пироге, бриллиантами в моей короне. Я до сих пор потрясён, а тогда мне хотелось скорее вернуться к Фаби, броситься ему на шею и излить на него весь свой восторг... Досмотрев оставшиеся фотографии, я бережно сложил их в коробку и тронулся в обратный путь. Преисполненный всеобъемлющей радостью, я решил сделать Фабьяну подарок – я снова заехал в магазинчик фототоваров Крема и купил другу альбом для фотографий, точно такой же, как Оливеру. Я заприметил Фаби издали – он стоял возле калитки в сад и напряжённо смотрел на дорогу, приложив ладонь козырьком к бровям. Моё отсутствие показалось ему слишком долгим, он не на шутку обеспокоился. Я всё-таки бросился ему на шею и начал превозносить его талант фотографа, потом вынул альбом и вручил его другу со словами безмерной благодарности – он засмущался, но остался очень доволен подарком. Опьянённый счастьем обладания фотографиями, я совсем забыл позвонить родителям – предупредить, что вернусь только завтра. Мы с Фаби прошли в дом, я сел в кресло возле телефонного аппарата и набрал номер. - Алло, - трубку сняла мама. - Salut, maman! Ça va? (*) - Salut, mon amour! Est-ce que tout va bien? - Oui, nous passons bien notre temps. Du coup, je ne rentre que demain. - Оливер уже места себе не находит, - мама явно считала, что данная информация заставит меня метнуться домой. - Это его трудности. Он – взрослый мальчик, переживёт. После этих слов Фаби, стоящий рядом, поднял большой палец в знак одобрения. - И когда тебя ждать? К завтраку или обеду? - Раньше полудня не приеду, но к обеду буду точно. И не забывай: ты – мои глаза и уши. - Ne t'inquiète pas, mon amour! (*) – мама рассмеялась. – Bisous! - Bisous! À demain! – я повесил трубку. Фаби похвалил меня за непреклонность и жёсткость. Мы снова вышли в сад и сели в тени деревьев разглядывать заветную пачку снимков. __________________________________________ (*) - Salut, maman! Ça va? (фр.) – Привет, мама! Как дела? - Salut, mon amour! Ça va. Est-ce que tout va bien? (фр.) – Привет, любовь моя! Хорошо. У тебя всё хорошо? - Oui, nous passons excellemment notre temps. Du coup, je ne rentre que demain. (фр.) – Да, мы отлично проводим время. Так что, я вернусь только завтра. - Ne t'inquiète pas, mon amour! (фр.) – Не волнуйся, любовь моя! – мама рассмеялась. – Bisous! (фр.) – Целую! - Bisous! À demain! (фр.) – Целую! До завтра! – я повесил трубку. ___________________________________ Просмотр фотографий отнял у нас много времени – вплоть до самого обеда мы обсуждали изображения, делились мнениями, оценивали результат. Особенно пристально Фаби изучил свои шесть фоторабот и, в итоге, посетовал, что наш с Оливером потенциал не до конца раскрыт в кадре. На последних двух снимках я показался ему зажатым – он прекрасно понимал причину моей скованности, но сожалел, что эффект от картинки из-за этого получился слабее. Если честно, я не вижу никаких недостатков в его фотографиях, но у Фаби другое восприятие – он художник, прежде всего. Вскоре Анна позвала нас трапезничать. Обеды в семье Дюбуа отличаются чётким порядком подачи блюд. Поскольку, в отсутствие родителей, аперитив и вино нам не полагались, перейду сразу к описанию яств. Сперва в качестве «entrée», на стол ставится большая миска с травяным салатом, затем её сменяет супница. Сегодня был традиционный луковый суп - Анна готовит его чаще прочих, потому что Фаби его обожает. На второе всегда горячее с гарниром. Мой друг вьёт верёвки из Анны, так что сегодня она побаловала нас бланкетом из телятины «à l’ancienne» с рисом. На десерт мы довольствовались четырьмя видами сыра. Всё вышеперечисленное мы употребляли с белым хлебом, который ломали, на манер багета – мой друг из раза в раз повторяет, как ему не хватает этого длинного французского батона. Часа два после обеда мы провели у бассейна – купались и загорали. Всё оставшееся до ужина время мы посвятили музыке. Сегодня наш дуэт звучал гораздо лучше, мне стоило остаться у Фаби хотя бы только ради этого. Мой друг решил сделать приятное Анне и взял приготовление ужина на себя – он пожарил стейки и запёк в духовке картошку, правда, картошку пришлось чистить мне. Получилось вкусно, а с пивом так и вообще замечательно. Алкоголь всегда пробуждает в нас с Фаби жажду кипучей деятельности, вот и после ужина мы подорвались и поехали в Москаццано на дискотеку. Там мы купили ещё пива и плясали, как бесноватые, до полуночи, недавно только вернулись. Фаби уже видит десятый сон, распростёршись строго по диагонали на своей кровати, а мне опять не спится, вот только зевать начал. Буду ложиться. Я отлично отдохнул. Сейчас в моей душе покой и гармония, но, стоит ли обманывать себя? - они ненадолго. Завтра за обедом я подарю Оливеру альбом с фотографиями. Я собираюсь произнести речь. Пока что, она сырая, в виде разрозненных отрывков в моей голове. Утром запишу её, и отрепетирую. Морально я готов нанести удар. Нет! Он не будет нокаутирующим – моё завтрашнее «выступление» станет лишь одним из череды болезненных затрещин. Подставляй щёки, Оливер!..