Между всегда и всегда

29 июля Родители уехали сразу после завтрака, как и обещали. Оливер внимательно выслушал наставления мамы по части нашей кухонной техники, а меня попросили: а). Помогать Оливеру убирать со стола и мыть посуду; б). Собрать персики и абрикосы для сока - по корзине, и тех, и других; в). Полить клумбы с цветами, так как Анчизе тоже взял выходной под общий шумок. Это я к тому, что мы с Оливером остались СОВЕРШЕННО одни на довольно приличной территории нашей виллы. «Караул!» кричи – никто не услышит. Ситуация не то чтобы напрягала – она устрашала. Пока мы прощались с родителями у машины, я даже ощутил приступ лёгкой паники. Я погружался в тихий кромешный ужас, и этот ужас усугублялся тем, что Оливер был расслаблен и улыбчив. И он смотрел на меня, смотрел так, что хотелось прикрыться руками, потому что под его взглядом я чувствовал себя голым, словно вся моя одежда вдруг стала прозрачной, как целлофан… Отчётливо помню, как хлопнули три дверцы «Fiat», потом зашуршал гравий. Мы с Оливером помахали вслед удаляющемуся автомобилю, затем я развернулся и пошёл в дом, ни слова не сказав новоявленному повару. Поднявшись к себе, я решил заняться декором своей комнаты на случай, если Оливер осмелится под каким-нибудь предлогом прийти сюда. Прежде всего, я достал пачку фотографий из Флоренции и взял одну из тех, где мы запечатлены с Фаби. Потом я перевернул все коробки в бывшей дедушкиной комнате, отыскал старую деревянную рамку и заменил свою выцветшую детскую фотографию на новую. Рамку я поставил на бюро таким образом, чтобы она с порога бросалась в глаза. В этажерке у окна хранится несколько рисунков Фабьяна, на которых изображены мои родители, я сам и Фабьян – он рисовал себя, глядя в зеркало. Я облюбовал четыре наброска и приклеил их скотчем к стене над кроватью. Даже если Оливер заметит за книжными полками рисунок своей собственной персоны, сделанный моим другом на днях, то вряд ли заострит на нём внимание, учитывая другие шедевры, украшающие изголовье моей постели. Убрав разбросанную одежду в шкаф, я окинул комнату придирчивым взглядом и остался доволен. Закончив с наведением порядка, я серьёзно задумался о своих планах на сегодня, точнее, об их последовательности. Идти купаться я побоялся – Оливер непременно составил бы мне компанию у бассейна, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы предположить очевидное. Опять же, не хотелось сверкать обнажённым телом, прикрытым лишь узкой полоской плавок – это выглядело бы провокационно. Мой выбор пал на поливку клумб, я очень надеялся, что Оливер не вызовется подносить мне лейки, впрочем, в этом необходимости не было, так как Анчизе подготовил шланг, присоединил его, и к колонке, и к насосу, оставалось только подтащить рукав к клумбам и повернуть кран. Я взял с собой плеер, чтобы как-то скрасить монотонный процесс орошения почвы, но включать не торопился, только наушники надел – я знал, что придёт Оливер. Не прошло и десяти минут поливки, как он предстал передо мной и вежливо осведомился, не нужна ли его помощь. Я заверил, что прекрасно справлюсь сам. Когда он ушёл, я включил плеер и погрузился в мир музыки. Я нашёл своеобразное удовольствие в поливке цветов. Возможно, меня грела мысль, что мама потом непременно похвалит, или я просто соскучился по физическому труду. Если в уши проникает дивная мелодия, не всё ли равно чем ты занят? Я так увлёкся, что заодно полил и мамины грядки, вспомнив, что она о них тоже говорила, хоть и, не делая упор. Выключив воду, я стоял возле холмиков, покрытых низкорослыми насаждениями, и думал, чего бы ещё полезного совершить. Чарующие звуки оратории Генделя заставили меня абстрагироваться от действительности и даже от навязчивых страхов, тем неожиданней прозвучало моё имя, нарушив идеальный пассаж. Я снял наушники и обернулся – Оливер стоял у соседней клумбы, прижав к ладони левой руки салфетку, она была вся в крови. - Что случилось? – я с ужасом уставился на окровавленную руку. - Я порезался. Нечаянно… - голос Оливера прозвучал виновато. – Нож соскочил, когда я резал персик… Ты не мог бы помочь мне перевязать… – Пойдём на кухню, аптечка там. Мы пришли на кухню, и я попросил Оливера сесть за стол и положить на него руку. Оперативно достав коробку с медикаментами, я вынул бинт, вату и перекись водорода. Я тщательно обработал рану – промыл водой из бутылки, потом перекиси извёл, наверное, полфлакона, не меньше. Оливер громко всхлипывал и морщился, но руку не вырывал. Я морщился и всхлипывал вместе с ним, потому что понимал - ему больно… И ещё потому, что эта ладонь всего лишь год назад ласкала меня… И я так часто целовал подушечку под большим пальцем, на которой теперь кровоточил длинный порез… Должно было жутко щипать, и я старался проделывать все необходимые манипуляции, как можно аккуратнее, чтобы свести неприятные ощущения к минимуму. Сложив кусок марли в несколько слоёв, я приложил его к ране. - Прижми пока вот так, - попросил я и, просунув пальцы под ладонь Оливера, приподнял его руку. – Держи в этом положении, - я приклеил сверху марлевой прокладки медицинский пластырь и принялся обматывать ладонь бинтом. Оливер пристально наблюдал за моей работой, за тем, как мои пальцы касаются его ладони, запястья. Я не торопился. Несмотря на скверность ситуации, я смаковал свои действия, я радовался даже такой возможности притрагиваться к руке Оливера. Обмотав часть ладони, я разрезал ножницами концы бинта, связал их узлом на запястье и подоткнул хвостики под края повязки. - Чем смог, тем помог. Мама перебинтует тебя, когда вернётся. - Спасибо, - Оливер осторожно потрогал место пореза через слои марли. – Уже меньше болит. - Не туго? Может, я перестарался? - Всё хорошо, - он поднял голову и грустно посмотрел мне в глаза. И тут я вспомнил, что Оливер оставался за повара. - Ты ведь не нарочно это сделал? - я начал складывать перевязочные материалы обратно в аптечку. - В смысле? – Оливер резко покраснел. - Говорю сразу - я ненавижу готовить, и не буду. Максимум, что я могу, пожарить яичницу, или отварить макароны. - В этом нет необходимости! Я же не увиливаю! В конце концов, у меня не перелом руки, а жалкая царапина. Помыть овощи и зелень можно и в резиновых перчатках. - Совесть не позволит мне бросить тебя на кухне одного, да ещё и в резиновых перчатках, - я пристально поглядел на Оливера. – Радушные хозяева так не поступают, - я припомнил ему его же собственную фразу. – Помогу тебе на подхвате, как разнорабочий. - Спасибо, Элио. Мне показалось, или голос Оливера дрогнул? - Во сколько начнём готовить? – деловито спросил я, водрузив крышку на коробку с медикаментами. - Если желаешь тушёных овощей, то примерно через час. - Хорошо. Договорились. - Не хочешь искупаться? - Пожалуй, не откажусь, - мои губы невольно расползлись в подобии улыбки. – Только тебе придётся держать левую руку над водой, повязку мочить нельзя. - Представляю, как забавно это будет выглядеть со стороны, - Оливер фыркнул. - Увы! Ни кролем, ни брассом ты не рассечёшь бассейн в ближайшие дни, - я поставил аптечку обратно на полку в шкаф. – Пойду, переоденусь. - Я тоже, - Оливер встал. - Жду в «раю»! Мы покинули кухню. Оливер удалился в maison d'hôtes, а я поднялся к себе. Очутившись в своей комнате, я словно избавился от морока – с моих глаз спала предательская пелена, и я ужаснулся. Зачем я согласился купаться в бассейне? Это было лишним!!! Одно дело – перевязать рану, вызваться помочь с приготовлением еды, но плескаться в бассейне с бывшим любовником - это уже переходит границы простой учтивости, это уже не вписывается в понятие элементарного соблюдения приличий и этических норм поведения! Мой план - пресекать попытки Оливера сдружиться - летел кувырком под гору, сметая на своём пути все разумные доводы!... Но разве моя вина, что мне отчаянно хочется быть с ним?... Рядом с ним… под ним… В итоге, мы провели у бассейна около часа. Появилась новая тема для разговора – Оливер рассказывал, что конкретно мне предстоит делать на кухне, а я в ответ стонал, и кряхтел, и жаловался на злой рок, вынуждающий меня заняться скучнейшими вещами. Моё нытьё забавляло Оливера, он смеялся и выглядел абсолютно счастливым. Я бы тоже чувствовал себя счастливым, если бы, хоть на минуту, забыл, что он женится через полтора месяца… Когда мы переместились на кухню, я предложил Оливеру уберечь повязку от неминуемого загрязнения во время готовки. Он согласился со мной, и я сделал ему индивидуальную перчатку – отрезал все краги, так что повязка оказалась защищённой, а пальцы были свободны. Разумеется, я помог Оливеру надеть мою «авторскую работу», я снова прикасался к его руке, пальцам… Мне хотелось удержать их тепло, впитать его кожей, поглотить. Не знаю, чего именно хотел в те минуты Оливер, но я чувствовал его взгляд – тяжёлый, почти материальный, пробивающий все мои кордоны с убийственной лёгкостью. Не поднимая глаз, я натянул перчатку на ладонь и начал озираться по сторонам. - Для простоты и оперативности процесса, я буду излагать просьбы, как команды. Пусть тебя это не смущает, - сосредоточенно сказал Оливер. - Без проблем! - Если я скажу: «Вымой пять картофелин и две морковки», ты их вымоешь без лишних вопросов. Если попрошу нарезать овощи кубиками, ты не будешь уверять меня, что привык есть их в форме соломки, и нарежешь кубиками. Ты – жёсткий фотограф, а я – жёсткий повар. - Это – твоя стихия. Правила устанавливаешь ты, - я заправил за ухо прядь волос и посмотрел на Оливера. - Переспрашивай, если чего-то не расслышишь или не поймёшь, - Оливер надел фартук и второй протянул мне. - У меня уже вопрос. - Задавай! - Лук тоже мне придётся резать? Наверное, я потешно скривил рот, потому что Оливер сразу рассмеялся. - Я возьму это на себя. - Хвала Богам! - А теперь проверим твою память. Сколько картофелин и моркови я привёл в примере пару минут назад? - Пять и две соответственно. - Молодец! Заодно помой небольшой кабачок, баклажан и пару томатов. - Есть, шеф! – я отсалютовал ладонью от виска и пошёл выбирать овощи из сеток. Тем временем Оливер включил приёмник, настроил его на популярный музыкальный канал, который я сам обычно слушаю, и достал мясорубку. Пока я мыл овощи, он успел прокрутить мясо в фарш. - Теперь почистить и порезать кубиками? - Капитан Очевидность! – Оливер широко улыбнулся. – Сложи овощи вон в ту миску и неси сюда, - он указал рукой на место за столешницей справа от себя, и когда я подошёл, меня там уже ждала доска, нож и пустая кастрюля. Не буду описывать в подробностях всю нашу возню на кухне, сопровождавшуюся короткими приказами Оливера. Хочу отметить лишь некоторые моменты. 1). Мне понравилось подчиняться Оливеру. То есть, мне и раньше нравилось ему подчиняться, но в сексе, а там, на кухне, моя внезапная гипертимия грозила перерасти в маниакальный синдром - я жадно ловил каждое слово Оливера и с энтузиазмом выполнял просьбы, получая от этого пьянящее удовольствие, сродни эйфории. Безобидные фразы: «натри сыр», «режь чуть крупнее», «открой банку» отсылали к моим воспоминаниям, к другим командам Оливера, которые он отдавал когда-то, в прошлой жизни, с теми же знакомыми интонациями: «возьми в рот», «разведи немного шире», «нагнись»… 2). В роли повара Оливер бесподобен. Он – богичен. В нём столько энергии, столько жажды кипучей деятельности, что это просто покоряет. Я наблюдал за ним, как заворожённый – ни одного лишнего движения, ни одного ошибочного попадания в нужный ему отсек шкафа. Он знал, что где находится, словно проработал на этой кухне несколько лет. Когда он начал подготавливать фарш, я с трудом отводил взгляд от его правой руки, которая безжалостно мяла перемолотое мясо, смешивая его с сырым яйцом и мукой. Я завидовал этому фаршу, я хотел быть этим фаршем. А потом я уже хотел быть котлетами, которые он принялся лепить и начинять сыром и грибами. Было что-то эротичное в этом процессе… В итоге, я бросил крошить кабачок и признался Оливеру, что хочу отдохнуть и посмотреть, как он делает котлеты. Конечно, ему это польстило, и он провёл для меня мастер-класс. Я даже напросился начинить одну котлету самостоятельно – Оливер с царским величием дозволил мне исполнить мою маленькую прихоть, а потом пообещал, что съест именно моё кулинарное чудо. Впрочем, я бы не назвал чудом кособокую лепёшку фарша, из которой с одного бока торчал сыр. 3). Главный вывод, который напрашивается сам собой после первых двух пунктов, однозначен – я нашёл необычайную прелесть в нашем с Оливером взаимодействии на кухне. Мне было хорошо с ним даже просто готовить еду. Не могу написать, что он заигрывал со мной, или пытался притронуться, или смущал раздевающими взглядами – ничего подобного, но я чувствовал своё единение с ним. Я ощущал, что мы – только друг для друга, и не для кого кроме, и потому, совершенно не торопился покидать своё рабочее место, крошил овощи медленно, растягивал блаженство пребывания рядом с Оливером. То ли он заметил, что я саботирую процесс, то ли приближающее время обеда заставило предпринять решительный шаг, только Оливер вскоре заявил, что дорежет овощи сам, а меня попросил вымыть листья салата и зелень. Я выполнил приказания и обратил на Оливера вопрошающий взор. - Спасибо, Элио! Ты очень помог. - Ты уверен, что ничего больше не нужно? - С остальным я справлюсь сам, - Оливер очаровательно улыбнулся. – Я и так довольно долго тебя эксплуатировал. - Если что, я в своей комнате, - мне не хотелось уходить, но я не знал, какой предлог придумать, чтобы остаться. - Я позвоню в колокол, когда всё будет готово, хорошо? – уголки его губ всё ещё были приподняты. - Так, может, я помогу тебе накрыть на стол? – вопрос вырвался помимо моей воли, и я осёкся. - Позволь мне позаботиться обо всём самому, Элио. Тут я окончательно убедился, что Оливер меня выпроваживает, и ушёл к себе в комнату, предварительно кинув фартук на спинку стула. Сижу вот, пишу. Жду, когда раздастся колокольный звон…

***

Подозреваю, что я резал овощи слишком медленно, ибо в итоге обедали мы на полчаса позже положенного времени, я даже успел прочесть пару страниц книги после дневниковой записи. Меня нисколько не смутила отсрочка трапезы – я никуда не спешил. Едва расслышав раскатистый «свинцовый» звон, я устремился в сад. Стол был накрыт: салат в белой керамической миске, фаршированные помидоры на блюде, рулеты из не-пойми-чего на шпажках и, наконец, корзиночка с хлебом. Оливер восседал на месте моей мамы. - Ого! – я открыл рот в полном изумлении. – Когда ты успел ещё и закуски сделать? - Я решил не ограничивать себя временны́ми рамками. - Ну да, обед чуть позже, чем обычно, - я не сразу заметил, что моя тарелка стоит не на своём месте. Оливер зорко наблюдал за мной, и потому предвосхитил вопрос. - Не возражаешь против переселения? – он взглянул на меня так, что даже, если бы я и хотел возразить, то просто не смог бы – мой язык словно одеревенел. Пожав плечами, я молча отодвинул стул и сел напротив Оливера. - Как ты смотришь на то, что мы выпьем бутылку вина? - Ты ещё и вино умудрился купить? – предложение выпить окончательно меня смутило, я начал поправлять волосы, чтобы скрыть волнение. - Вчера, на обратном пути с рынка, мы заехали в отличный винный магазин, который горячо рекомендовала твоя мама. Я купил три бутылки итальянского вина – «Chianti». Сейчас я бы предпочёл белое столовое, хотя не уверен, что оно будет сочетаться с закусками… - Тащи! – сказал я, не дослушав. - Оно уже тут, - Оливер наклонился и достал бутылку из-под стола. – Взял с собой, чтобы потом не бегать. - То есть ты был уверен, что я не откажусь выпить? – я с трудом сдержал смех. - Что-то подсказывало мне. - Откуда теперь штопор достанешь? - А вот про него я не подумал! – Оливер рассмеялся. – Сейчас принесу. Не уходи никуда. «Не уходи никуда»… Снова эта его коронная фраза. Как же она меня умиляет!... Вскоре Оливер вернулся со штопором. Откупорив бутылку, он разлил вино по бокалам, потом взял мою тарелку и положил салат и закуски. Было очень непривычно, если не сказать неловко. Мы сидели вдвоём за столом, друг напротив друга. Я не знал, о чём говорить, и всё ещё боялся, что Оливер предложит дружить. - Как твой порез? Не беспокоит? – я обратил внимание, что резиновой перчатки на руке нет. - Если не шевелю большим пальцем, то боли не чувствую, а вот повязка ослабла. Перебинтуешь после обеда? - Да, - я сделал глоток вина и, разрезав фаршированный помидор, отправил кусочек в рот. – Это безумно вкусно! – воскликнул я, прожевав. - Удивил тебя? – Оливер благодушно заулыбался. - Не то слово! Из чего ты сделал начинку? - Можем поиграть в «Угадайку». - Подожди, я ещё твои рулеты не попробовал, - я разрезал изделие новоиспечённого повара на две части и съел половинку. – Божественный вкус! Где ты научился так круто готовить? - У отца. Потом сам выискивал кулинарные рецепты, - Оливер светился от счастья. – Я рад, что тебе нравится, - снова этот взгляд, полный нежности. Едва я потянулся к бутылке, галантный кавалер взял её и наполнил мой бокал на треть. - Ты не против, если на ужин будет красное сухое? - Почему-то мне кажется, что возражать бесполезно… - я сжал губы, подавив улыбку. - На ужин я пожарю мясо. К нему полагается красное вино. Впрочем, я не принуждаю… - Оливер заметно погрустнел. - Я выпью с тобой. - Скажи, когда подать горячее, мне нужно немного подогреть его, - складка между бровями моего vis-à-vis разгладилась. - Ещё же котлеты с гарниром! – я закатил глаза. – Зачем ты так много всего наготовил? - Я же не спрашивал у тебя, зачем ты так много нафотографировал? – к Оливеру вернулось хорошее настроение, он повеселел. - Всё, я сдаюсь! – я мотнул головой. – Делай, что хочешь! – я откинул назад упавшие на лоб пряди волос. - В «Угадайку» играем? Потом я долго угадывал ингредиенты закусок и, разумеется, проиграл. Детская забава очень развлекла нас - неловкость, парализующая поначалу, исчезла. Мне было хорошо сидеть напротив Оливера, смотреть в его глаза, слушать его голос. Когда мы перешли к горячему, я чуть язык не проглотил, настолько вкусными оказались котлеты и овощи. Похвалы, которыми я осыпа́л Оливера, звучали искренне и восторженно, что, конечно же, не могло не найти отклик в его душе – мой бывший любовник источал вселенскую радость. Его обходительность и учтивость вызывали ассоциации с ухаживаниями – за столом я чувствовал себя принцессой на горошине, чьи желания предупреждались с поразительной точностью. Для меня это был новый опыт - очередной новый опыт в наших с Оливером отношениях. Со стола мы убирали вместе. Оливер не оставил меня, даже тогда, когда я приступил к мытью посуды – он вытирал тарелки, приборы и прочую утварь, а также раскладывал их по местам. От активных движений повязка почти совсем сползла. Я достал новый бинт и заново обмотал ладонь. Разумеется, я воспользовался ролью медсестры – без зазрения совести притрагивался к руке и пальцам Оливера… Сейчас у меня по плану сбор персиков и абрикосов. Надеюсь, останется время на репетицию сонаты.

***

Я целенаправленно подошёл к дереву, где стояла стремянка и две пустых корзины – мама во всём мама. Поднявшись на верхнюю ступеньку, я потянулся к ветке, с которой свисало несколько краснобоких персиков, и услышал позади себя: - Думаю, вдвоём мы быстрей управимся. - У тебя есть конкретное рационализаторское предложение? – я обернулся и одарил Оливера широкой улыбкой – его трогательное преследование заслужило эту награду. - Если я займу твоё место, то достану до более высоких ветвей, согласись? - Не поспоришь. - Я буду собирать плоды и кидать тебе, а ты складывай их в корзину. - Твои организаторские способности делают тебе честь! – я слез со стремянки и раскроил воздух приглашающим жестом. Оливер поднялся на последнюю ступеньку и начал ловко срывать персики. С бросками у него тоже всё было в порядке – он кидал фрукты прямо мне в руки. Не прошло и получаса, как мы наполнили корзину. Переместив стремянку под абрикосовое дерево, мы возобновили дружную работу. На этот раз времени ушло чуть больше, но в итоге, мы ударно справились с моим заданием. - Спасибо, - сказал я Оливеру, когда он спустился со стремянки. – Я бы долго провозился. - Не благодари. На самом деле я преследовал корыстную цель. - Какую? - Я хотел, чтобы у тебя осталось время для игры на рояле. - Тебе не надоело слушать одну и ту же сонату? – я вдруг поймал себя на мысли, что у меня к концу дня заболят лицевые мышцы, так как я непрестанно улыбаюсь. - Сам удивляюсь. Представляешь? – уголки губ Оливера растянулись почти до самых ушей. - Нам же ещё ужин готовить. - Часом раньше, часом позже, непринципиально. Твои родители вернутся в районе одиннадцати вечера. По крайней мере, так они сказали. - Мне без разницы, во сколько будем ужинать. Все свои дела я уже переделал. - Я обещал твоему отцу просмотреть кое-какие материалы. Как раз ими я сейчас и займусь в гостиной под твой аккомпанемент, если тебя это не смутит, - взгляд Оливера не был выжидательным - он нисколько не сомневался в моём согласии. - Когда я играю, главное не отвлекать меня. - Тогда схожу за бумагами. - Хорошо, - я взял корзину и невольно поморщился – она оказалась тяжёлой. - Нет-нет-нет! – запротестовал Оливер. – Я сам всё отнесу на кухню, - он взялся за ручку корзины, и мне пришлось разжать ладонь. Я неспешно побрёл к дому. На полпути со мной поравнялся Оливер с двумя корзинами в руках. Мы дошли до кухни, он свернул, а я поднялся в свою комнату и взял ноты. Оливер появился в гостиной через несколько минут после начала моего музыкального занятия. В его руках была тонкая пачка бумажных листов. Расположившись в кресле справа от меня, он начал просматривать материалы, а я погрузился в мир стройных звуков. Исполнив сонату несколько раз, я решил сыграть что-нибудь из Генделя. Оливер сразу же подал голос: - Это что-то знакомое. Я уже слышал эту мелодию. - Моё старое переложение последних вариаций Брамса на тему Генделя. Боковым зрением я увидел, как Оливер отложил бумаги. Он молча дослушал. - А можешь сыграть то произведение из раннего Баха, посвящённое его брату? У меня заныло в груди от его просьбы. Я слишком трепетно отношусь к воспоминаниям годичной давности… Я ничего не ответил, просто исполнил отрывок из каприччио «На отъезд возлюбленного брата». - Спасибо, Элио, - голос Оливера прозвучал, не то печально, не то задумчиво. - Не пора ли нам к плите? – я с горем пополам подавил охватившее меня волнение. - Пожалуй, самое время. Мы переместились из гостиной на кухню, и всё повторилось – та же радиоволна в приёмнике, те же чёткие распоряжения дежурного повара, его выверенные, точные движения и мои старания на подхвате. Окунувшись в атмосферу самоотверженного труда, я поражался слаженности наших с Оливером действий. Мы понимали друг друга с полуслова. Было приятно снова готовить вместе. Я всё время задавался вопросом, сошли бы мы за пару, если бы посторонний человек следил за нами сегодня? О чём могли бы поведать наблюдателю наши взгляды, наши улыбки? Я уже молчу о том, как галантно Оливер ухаживал за мной во время обеда. Если не брать в расчёт, что мы одного пола, то мне кажется, в остальном мы походили на молодожёнов, которые немного стесняются своего нового статуса, и не контактируют тактильно только из чрезмерной целомудренности. Когда на кухне не осталось работы, Оливер деликатно выпроводил меня, предварительно сообщив, что накроет стол в саду, вопреки заведённому порядку. Сперва я усомнился, будет ли там достаточно светло для трапезы, но Оливер заверил, что освещение он возьмёт на себя, и тогда я поддержал его идею. Заручившись моим согласием, организатор ужина попросил не спускаться к столу без сигнала. Я уведомил, что буду в своей комнате – вот как раз воспользовался свободным временем, чтобы сделать дневниковую запись. Когда же раздастся сигнал?...

***

Я сижу в комнате и допиваю вино, оставшееся после ужина… Не знаю, насколько я пьян. Допускаю, что Оливер, воспользовавшись сумерками, подливал мне вина больше, чем себе, по крайней мере, я не заметил перемен в его поведении - алкоголь никак не отразился на Оливере. Родители уже вернулись. Мама поднималась ко мне, мы с ней пооткровенничали. Но лучше я напишу обо всём по порядку. Вот только вина себе ещё плесну. Итак, ужин… Мне ещё на кухне показалось, что для Оливера он значим. Я решил, что нужно сменить футболку на рубашку. С прошлого лета я перестал покупать себе рубашки с короткими рукавами – приобретаю только с длинными, и подворачиваю их, если жарко. Я отыскал в шкафу новую белую рубашку в тонкую полоску, с нагрудными карманами, и решил, что она будет отлично смотреться в полутьме. Едва я успел облачиться и закатать рукава, прозвучал сигнал к ужину. Я сбежал по лестнице и устремился к выходу в сад. Достигнув порога, я замер – обеденный стол заливал свет свечей, хотя ещё только начало темнеть. Это было неожиданно и красиво. Сам Оливер выглядел безукоризненно в светло-бежевой рубашке, расстёгнутой на груди. - Не думал, что ты творчески подойдёшь к освещению, - крикнул я Оливеру, расставляющему блюда на столе. - Тут без вариантов, только свечи. - Ты специально их купил? – я приблизился и взял в руки один из толстостенных стаканов с воском, в центре которого подрагивал язычок пламени. - Мне захотелось устроить что-нибудь особенное. - На кухне же есть подсвечники, а в гостиной даже канделябр! - Я не осмелился их взять, проще было купить декоративные свечи в светильниках, - Оливер мило улыбнулся. - Куда мне сесть? - Ты стоишь прямо возле своего места. Я отодвинул стул и сел, и, если в обед мы располагались у торца стола, друг напротив друга, то теперь мы оба сместились к центру. Поверхность стола, застланная белой скатертью, изобиловала всевозможными тарелочками с закусками – и только что приготовленными, и оставшимися с обеда, перемежающимися с подсвечниками. Я не поленился и пересчитал свечи – их оказалось двенадцать, наверное, именно столько продавалось в упаковке. По правую руку от Оливера высились две бутылки вина – «Chianti Classico Riserva». Выглядело всё, как романтический ужин. Я сидел и с трудом подавлял улыбку, не смея поднять глаз на своего vis-à-vis. Открыв вино, Оливер наполнил наши пузатые бокалы наполовину, потом взял мою тарелку и начал накладывать закуски. - Что ты мне положил? В «Угадайку» играть бесполезно, мы уже заранее знаем, что я потерплю фиаско. - С обеда остались рулеты, а из нового – яйца, фаршированные печенью трески, канапе с сыром, ветчиной и помидорами черри, и два вида тарталеток - с красной икрой и с венгерским паштетом из гусиной печени. - Ты – сумасшедший! – я нервно хихикнул, бросив короткий взгляд на Оливера. - Просто люблю готовить, - он поднял бокал и слегка кивнул, дав понять, что пьёт за меня. - По-моему, неплохое, - сказал я, сделав глоток из своего бокала. – Я, правда, не очень разбираюсь в вине. - Я тоже не знаток, но положился на выбор владельца магазинчика. - Изумительный вкус! – констатировал я, попробовав кусочек фаршированного яйца. – Там какие-то приправы? - Их названия тебе ни о чём не скажут, если ты ждёшь, что я перечислю специи. - Не настаиваю. - Теперь выпей ещё и сразу съешь тарталетку с гусиным паштетом, - вкрадчиво посоветовал Оливер, глядя мне в глаза. Я послушно пригубил вино и закусил тарталеткой. - Почему ты посвятил себя изучению древнегреческой философии, а не гастрономическому искусству? Ты же повар от Бога! - Тут моей заслуги нет – паштет готовый, я ничего в него не добавлял. - Нет, я говорю в общем. Меня бы никто не заставил сделать всё это. - Я для себя одного тоже не стал бы заморачиваться, а вот если для кого-то… - Оливер многозначительно понизил голос, придав атмосфере интимности. - Как твоя рука? – я решил изменить вектор направленности беседы. - Сейчас, без нагрузки на большой палец, не болит. - Повязка не сползает? - Пока держится. - Обязательно попроси маму, чтобы она тебя перевязала завтра утром. - А если я попрошу тебя?.. Тон, которым Оливер произнёс эти слова, заставил мой пульс участиться. Кровь глухо забилась в висках. - Я – дилетант, а вот мама часто обрабатывала мои ссадины и раны, когда я был маленьким, - я сделал вид, что не уловил двусмысленность в вопросе Оливера. - Хорошо. Обращусь за помощью к ней. За столом воцарилась гнетущая тишина. Я понял, что Оливер расстроился из-за моего неожиданного отказа. Мне совершенно не хотелось провести остаток ужина в молчании, не хотелось портить такой прекрасный день. - Расскажи, над чем ты сейчас работаешь? - Гераклит - уже пройденный этап, я принялся за его оппонента – Парменида. - И в чём не совпадали их взгляды? - Парменид противостоял ионийскому естествознанию, он возражал против требования Гераклита прислушиваться к природе. Тут я решил блеснуть своими познаниями и пустился в рассуждения об учении Гераклита. Конечно же, я ещё год назад прочёл книгу его цитат «О природе», а позже ознакомился с научным произведением Оливера – он прислал мне персональный экземпляр с автографом. Этот его подарок я тоже храню. Оливера явно удивила точность, с которой я пересказывал тезисы из его собственной книги, а также цитировал изречения Гераклита. Мы ели, пили вино и философствовали, но Оливер не терял контроль над временем. - Предлагаю прервать нашу дискуссию, - произнёс он, поднимаясь из-за стола. – Пора подавать горячее. - Тебе помочь? – скорее, из вежливости поинтересовался я. - Спасибо, но я только разогрею, - Оливер обогнул стол и исчез в доме. Я подлил себе ещё вина. Мне трудно было определить степень своего опьянения, но расслабленное состояние грозило плавно перейти в раскрепощённость, сопровождающуюся томными взглядами, а их можно ошибочно принять за откровенные и даже манящие. Я испугался, что Оливер расценит мою осоловелость, как призыв к настойчивым действиям. У меня возникло предчувствие, что наш ужин не ограничится разведением антимоний. Воздух словно сгущался, становился плотнее. Появилось ощущение неизбежности развязки, её фатальности… Вскоре из дома вышел Оливер – я услышал его шаги, но не обернулся. - Осторожно, - он поставил передо мной большую тарелку, на которой красовался приличный кусок жареного мяса под каким-то соусом в обрамлении запечённого картофеля и зелени. - Боже! Как же аппетитно выглядит! – воскликнул я совсем уж по-детски. – Это говядина? - Она самая. Соус мой фирменный, я придумал его несколько лет назад, специально к мясу. - Все заявки выполнил! - Хотел доставить тебе удовольствие, - Оливер уселся на своё место. – Подожди, не ешь. Я открою бутылку, - он слил остатки вина в свой бокал, откупорил новую бутылку и налил мне. - Ты, похоже, мухлюешь, - я посмотрел на свой бокал. – Мой почти полный, а себе капнул три капли. - Сейчас уравняю дозы, - Оливер одним глотком выпил остатки вина и вновь наполнил бокал. - Вот теперь мы на равных, - я сделал несколько глотков. - Интересно, что ты скажешь о мясе. Я отрезал кусочек говядины, обмакнул в соус и, положив в рот, начал медленно жевать. - Ммммммм, - промычал я. - Нравится? - А есть сомнения? - Картошка по американскому рецепту – «Айдахо». - Как штат? - Да. Попробуй! Кожура на картофеле не смутила меня – я съел пару ломтиков. - Просто супер! - Теперь я спокоен – угодил тебе, - Оливер отпил из бокала. Не помню точно, с чего началось, но мы принялись обсуждать кинематограф. Я рассказывал о своих любимым фильмах, сравнивал их с книгами, по мотивам которых они сняты. Оливер отдал предпочтение театральному искусству, и тем интереснее протекала наша беседа - разгорячённые алкоголем, мы эмоционально выражали свои мысли и мнения. В какой-то момент мне показалось, что взгляды мои стали тяжёлыми из-за изрядного количества выпитого вина, и я решил реже прикладываться к бокалу. Оливер, в отличие от меня, был свеж и трезв, но я чувствовал его лёгкое волнение, едва заметную скованность. Это только подтвердило мои догадки о том, что невинный разговор о кино скоро сойдёт на нет. Ужин фактически подошёл к концу – мы достаточно долго сидели за столом, друг напротив друга, поглощая еду и вино. Я находился в стадии абсолютной сытости и относительного опьянения. - Не возражаешь, если я закурю? – Оливер отставил свою тарелку в сторону. - Кури. - Ты будешь? – он достал пачку «Gauloises» и зажигалку. - Гедонист внутри меня требует никотина! Оливер протянул сигареты, я вынул одну. Он щёлкнул зажигалкой прямо перед моим лицом, и я прикурил. Впрочем, я мог бы и от свечи прикурить. - Сильно устал за сегодня? – я затянулся. - Нет, - Оливер выпустил струю дыма. – Половину работы на кухне, включая мытьё посуды, сделал ты. - Меня учили помогать увечным. - На самом деле ты был прав: я специально порезался. - Ты ведь несерьёзно? – я замер. - Но мною двигали менее прозаичные причины, чем та, которую ты привёл. Я бы и один справился на кухне, как ты, вероятно, понял. Мотивация заключалась в другом. Вот оно! Свершилось! Недаром меня мучили предчувствия! Самое забавное, что я примерно представлял, ЧТО услышу. - И в чём же? - Я надеялся, что ты вызовешься мне помочь, и я смогу провести с тобой больше времени. Мне необходимо общение, взаимодействие… твоё присутствие… - судя по голосу, Оливеру непросто далось признание. - Никогда не слышал, чтобы люди резали себе руки от недостатка общения, - я испытующе посмотрел на Оливера и стряхнул пепел в тарелку. - И при иных обстоятельствах, ты бы не притронулся к моей руке. А мне хотелось ощущать прикосновения твоих пальцев… Ошарашенный словами Оливера, я замер. В груди закипал гнев, но медленно – опьянение притупляло мои рефлексы, реакции и мыслительные процессы. - Зачем мне эта информация? – долгий взгляд на Оливера из-под ресниц. - Я хотел, чтобы ты знал… «Я хотел, чтобы ты знал…» - отозвался в мозгу мой собственный голос из воспоминаний. «Я хотел, чтобы ты знал…» Горло пересохло, стало трудно дышать. Я взял бутылку и, плеснув в бокал, выпил залпом. - Ты в курсе, как называется то, чем ты сейчас занимаешься? – Подкат. Незавуалированный и безыскусный. И он принижает твоё достоинство, потому что через полтора месяца у тебя свадьба, - возмущение внутри меня нарастало. - Представляешь, невеста бы узнала, что ты пытался развести бывшего любовника на ностальгический перепих, – нервная гримаса перекосила моё лицо. - По-твоему, я настолько примитивен? – Оливер глубоко оскорбился, судя по тону. - Сегодня был прекрасный день. Точнее – мы с тобой вдвоём провели прекрасный день, - я снова затянулся. – Знаешь, я даже поймал себя на мысли, что со стороны мы могли бы сойти за пару: мы вместе купались, готовили, наводили порядок на кухне, собирали фрукты в саду, отдыхали в гостиной. Этот день продемонстрировал тебе жизнь, от которой ты отказался, которую променял на другую реальность. Ты сделал свой выбор осознанно, так не роняй себя, - я с трудом сдержал горький вздох. – За ужин и вино спасибо, но спать с тобой я не буду, даже если ты уставишь свечами весь сад, - я встал. - Ты любишь его? – вопрос прозвучал неожиданно, но я понял, что Оливер имел в виду Фабьяна. - У Энтони Троллопа есть замечательное произведение – «Барчестерские башни», - придвинув к столу стул, я облокотился на его спинку. - Героиня романа, некая синьора Нерони, произносит в одном из диалогов фразу, которую я бы тоже поместил на свой фамильный герб: «Истинная любовь всегда безответна или трагична». - Это значит «нет»? - Это значит, что моя личная жизнь тебя не касается, - я взял в руки тарелку. – Нужно убрать со стола - родители могут вернуться раньше, а у нас тут настоящий романтический вечер со свечами и вином, - я криво усмехнулся. – Сюда бы ещё букет и плюшевого мишку с тряпичным сердечком, и святой Валентин благословил бы нас с небес, приняв этот ужин за пир в его честь. Уничтожающе посмотрев на Оливера, я развернулся и пошёл к дому. Со стола мы убрали быстро и молча. Когда очередь дошла до свечей, Оливер принёс коробку и поставил все двенадцать в ячейки из картона. - Там ещё полбутылки вина осталось. Надо бы допить, - бесцветным голосом сказал я. - Меня сегодня алкоголь не берёт. Допивай сам, если хочешь. - И допью. - Я отнесу свечи и приду на кухню, помогу тебе с посудой. - В этом нет нужды. Взяв коробку со свечами, Оливер направился в maison d'hôtes , а я стряхнул скатерть, отнёс её в ванную комнату на первом этаже и сунул в корзину с грязным бельём. Потом я переместился на кухню. Грязной посуды было немного. Едва я начал её мыть, как пришёл Оливер в подавленном настроении – он не поднимал глаз, не заводил разговора, ничего не спрашивал, просто безмолвно вытирал тарелки и прочую утварь. Доделав работу, он пожелал мне спокойной ночи, даже не повернув головы в мою сторону, и ушёл к себе. За ужином мы съели не всё. Я вынул из холодильника контейнер с оставшейся закуской, взял недопитую бутылку, поднялся в свою комнату. Плеснув вина в стакан, я выпил и съел тарталетку с икрой. Захотелось курить. Я достал сигареты, зажигалку. Придвинув стул к окну, я сел и закурил. Доволен ли я, что обломал Оливера? – Да. Счастлив ли я, что обломал Оливера? – Нет… Я думал, что очередная отповедь в адрес Оливера вызовет у меня удовлетворение, возможно, даже злорадство, но я чувствую только досаду и пустоту. Я не торжествую, хотя поставил Оливера на место. И дело тут вовсе не в жалости - в моём сердце нет жалости к бывшему любовнику, он получил то, что заслужил, но… я всё ещё люблю его… Пока я курил, понял, что мне не мешало бы поднять боевой дух. Спустившись в холл, я набрал номер Фабьяна. В отсутствие родителей, я мог спокойно говорить по телефону на французском. Даже если бы Оливер сидел рядом, он бы не понял, о чём идёт речь, и даже имени бы своего не услышал - мы с другом по-прежнему называем его «notre copain». Я рассказал Фабьяну, вкратце, о том, как мы с Оливером провели день, и подробно описал ужин. Когда я дошёл до откровений Оливера, Фаби взвился, начал сыпать бранными словами. Он согласился со мной, что Оливер явно «подбивал клинья», и потому заслужил бесцеремонный облом. Друг счёл, что я недостаточно жёстко отшил Оливера, что нужно было послать его, но в целом, он одобрил мои слова и действия. Разумеется, Фаби пригласил меня приехать к нему завтра, чтобы восстановить душевные силы, истраченные сегодня. Я бы и сам к нему напросился - я нуждался в энергетической подзарядке. Когда разговор подошёл к концу, и мы начали прощаться, я услышал шум подъезжающей машины – вернулись родители. В отличие от меня, мама и отец благоденствовали. Я расспросил их о поездке, а они в свою очередь поинтересовались, как прошёл мой день. Я отчитался, что всё полил, собрал две корзины фруктов вместе с Оливером и перемыл всю посуду. Мама ожидаемо похвалила, заключив в объятия, а я, воспользовавшись моментом, шепнул ей на ухо: «Зайди потом ко мне». Она разомкнула кольцо рук и кивнула. Поднявшись в комнату, я решил не прятать бутылку вина, а предложить маме выпить со мной. Включив оксфордский ночник, я достал из ящика бюро второй стакан и вскоре услышал тихий стук в дверь. - Ça va, mon amour? (*) – мама вошла и закрыла за собой обе двери. - Ça va bien, - мой тон, очевидно, противоречил ответу, так как мама сразу нахмурилась. - Qu’est-ce qu’il y a? – она села на кровать. - Oliver a fait deux aveux francs pendant le dîner. Je sais pas, qu’est-ce qu’il veut de moi… - Что за признания? - Ты не хочешь выпить? – я указал на бутылку «Chianti». – У меня и закуска есть. Оливер столько всего наготовил, что даже осталось. - Интересно, чем он тебя кормил? – мама улыбнулась. – Налей мне немного. - Фаршированных томатов уже не осталось, но есть яйца, начинённые печенью какой-то рыбы, рулеты, канапе и тарталетки, - я налил вина в два стакана, один протянул маме. - Он явно хотел произвести на тебя впечатление! - И обед, и ужин были шикарными, - я вспомнил, где лежат одноразовые тарелки, и достал две. – Я хочу, чтобы ты оценила стряпню Оливера. - D’accord! (*) Я положил на картонную тарелку все виды имеющейся в наличии закуски и дал маме. Продегустировав, она лестно отозвалась о мастерстве повара. - Надеюсь, ты помогал ему на кухне, mon amour? - Пришлось помогать, потому что Оливер порезал себе руку. Мама громко охнула. - C’est horrible! (*) - в её взгляде сквозило искреннее сострадание. – Как такое могло случиться? - Он специально порезался. И за ужином признался мне в этом. - Но зачем ему это понадобилось? - Он надеялся, что я вызовусь помочь на кухне, и, таким образом, он проведёт со мной больше времени, - я сделал глоток вина. - И кроме тебя некому было перевязать ему руку… Он явно хотел хоть какого-то тактильного контакта с тобой… Я права? - Да. Это - вторая причина. Мама встала, поставила стакан на бюро и села на стул возле окна. - Слишком далеко всё зашло, - она достала сигареты. - Поверь, я не флиртую с ним, не делаю никаких экивоков, не даю ни малейшего повода думать, что соглашусь на унизительную для себя связь! У Оливера есть невеста, а значит он для меня, как минное поле, как запретная зона с оградой из колючей проволоки в три ряда и огромным предупреждающим щитом, на котором написано «Вход воспрещён»! – я залпом опустошил свой бокал. - Твои максималистские принципы мне хорошо известны, - мама жадно затянулась, глядя через окно вглубь сада. – Но вряд ли Оливер преследует тривиальную цель - склонить тебя к физической близости. - Et tu y crois? (*) - Я могу ошибаться, но мне кажется, что он любит тебя, и не переставал любить весь этот год. - Но тогда почему он опять сошёлся со своей подругой, да ещё и жениться решил? - Возможно, это было бегством от самого себя. Он пытался убить в себе любовь к тебе, но не смог. Je pense qu'il souffre terriblement. (*) Я задумался над словами мамы. Насколько её предположения могут быть верными? Даже если на все сто процентов, что это меняет? Оливер улетит и женится. Мне стало жалко себя. Я почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Я сглотнул его и потянулся к бутылке. - Но тогда что ему нужно от меня? – я плеснул вина в бокал и выпил. - Полагаю, он и сам не знает ответа на этот вопрос. - Merde… Je suis très fatigué à cause de cette situation … (*) Мама затушила сигарету и села рядом на кровать. - Mon pauvre… - она обняла меня за плечо. – Боюсь, что с каждым днём ситуация будет только ухудшаться… Может, тебе лучше отправиться к нашим родственникам во Францию, пожить у них, пока Оливер не улетит? - Я не смогу… Я не настолько сильный… - Фабьян не приглашал тебя к себе на завтра? - Конечно, приглашал, - я слабо улыбнулся. – Поеду к нему утром, после завтрака. - Лучше не жди завтрака, поезжай, как проснёшься. Я скажу отцу, что у вас с Фаби планы на утро. - Да, так будет лучше. Мне нужно отдохнуть от Оливера. - И ему нужна передышка, чтобы привести в порядок свои мысли. - Тогда я вернусь только послезавтра. - Bien. Я предупрежу Сэма, - мама встала. – Не засиживайся долго, уже поздно. - Постараюсь, - я поднялся и обнял маму. – Спасибо, что зашла ко мне. - Bonne nuit, mon amour! (*) - Bonne nuit, maman! Когда мама ушла, я сразу достал дневник. Спасть не хотелось, слишком я был растревожен словами Оливера и предположениями мамы. А сейчас меня клонит сон, скорее всего от выпитого вина, а не от усталости. Глаза буквально слипаются. Всё, я ложусь… ________________________________ (*) - Ça va, mon amour? (фр.) – Всё хорошо, любовь моя? – мама вошла и закрыла за собой обе двери. - Ça va bien, (фр.) – Всё хорошо, - мой тон, очевидно, противоречил ответу… - Qu’est-ce qu’il y a? (фр.) – Что случилось? – она села на кровать. - Oliver a fait deux aveux francs pendant le dîner. Je sais pas, qu’est-ce qu’il veux de moi… (фр.) – Оливер сделал два откровенных признания за ужином. Я не знаю, чего он хочет от меня… - D’accord! (фр.) – Хорошо! - C’est horrible! (фр.) - Это ужасно! - в её глазах было искреннее сострадание. - Et tu y crois? (фр.) – И ты в это веришь? - Je pense qu'il souffre terriblement. (фр.) – Я думаю, что он ужасно страдает. - Merde… Je suis très fatigué à cause de cette situation …(фр.) – Дерьмо… Я очень устал от этой ситуации… - Mon pauvre… (фр.) – Бедный мой… - она обняла меня за плечо - Bonne nuit, mon amour! (фр.) – Спокойной ночи, любовь моя! - Bonne nuit, maman! (фр.) – Спокойно ночи, мама!