Десять желаний

— Не… ухо… ди… Да… ан…       Она чувствовала его сильные руки на своей талии, его нежные, почти ласковые прикосновения, объятия, то, как властно он прижимал её тело к себе… Каждый кусочек её тела, там, где он касался, кажется, горел.       Было только одно желание — чтобы этот сон никогда не заканчивался… Пусть он длится вечно… Лучше вообще не просыпаться… Только чтобы он остался с ней. Только чтобы не ушел. Он не может оставить её одну… Просто не в праве. Нужен ей…       Она чувствует, как мужские руки ложатся ей на грудь, и уже практически не может различить, где сон, а где реальность. Границ больше не существует…       Очень медленно, чтобы не разбудить, он опустил её на кровать. Не видит, но чувствует, как его тело нависло над ней… Выдыхает хриплый, едва слышный стон — его имя, прямо в его приоткрытые губы. Всего сантиметр, она может дотянуться и почувствовать их тепло…       Она готова завыть от отчаяния, умереть — только бы он не уходил, когда понимает, что он медленно отпускает её руки, снимая их с себя, и поднимается. Хочется закричать, ни за что в жизни не дать ему уйти, не отпускать его… Она только сильнее сжимает пальцы, до боли, в его плечи, не думая, что может причинить ему боль…       Но все оказывается напрасно. Он сильнее её, чтобы вырваться из плена рук и уйти. В какой-то момент ей кажется, что он остановился, будто что-то решает для себя, пытается перебороть… Но все призрачные надежды рушатся, когда она слышит его стремительные отдаляющиеся к двери шаги, и, уже медленно проваливаясь сознанием в черную пустоту, слышит его едва слышный нежный шепот где-то в дверях… — Спокойной ночи, Таня.

***

      Ужасный приступ сухого кашля заставляет Тину проснуться. Она открывает глаза, пытаясь сделать вдох, но в итоге из горла вырывается только хрип. Легкие, кажется, выжигает огнем изнутри. В панике, Кароль сделала попытку принять вертикальное положение.       Она села на кровати, и это, к счастью, помогло: очередным сильным кашлем ей удалось прочистить легкие, и дива сделала жадный глоток воздуха, как будто чуть не задохнулась. Еще какое-то время пыталась откашляться, чтобы привести дыхание в норму, не понимая причину боли в груди (не в метафорическом смысле, а уже вполне в физическом), пока её не прервал… настойчивый стук в дверь. — Тин, ты там? — послышался громкий обеспокоенный голос за дверью. Он дрожал и казался ни на шутку взволнованным. — С тобой все в порядке? — Да, — съязвила блондинка, когда приступ кашля прошел и боль в груди пусть немного, но утихла. — Я чувствую себя просто прекрасно, — он смог различить в её голосе сарказм. — Почему я тебя вообще волную? — спросила с неприкрытой издевкой. — Ты вообще время видела, Кароль? — голос мужчины заметно похолодел, когда он понял, что с певицей не только ничего страшного не случилось, но кроме того она по-прежнему в состоянии язвить и издеваться своей иронией. Видимо, прошедшая ночь не изменила ничего. — Нет, а при чем здесь это? — А при том, Тиночка, — он специально выделил «полной любви» интонацией обращение, — что, если ты не заметила, уже почти час дня. А ты до сих пор не вышла из своей комнаты. С тобой могло случиться что угодно, ты понимаешь? — Неужели ты волнуешься за меня? — холодным голосом издевательски поинтересовалась Тина. — Разве тебе не было бы все равно, даже если бы со мной что-то случилось? Я же тебе никто. — Господи, Кароль, остановись. Я не могу больше слышать эту чушь. Ты прекрасно знаешь, что это не правда. Ты… ты мне не никто. — А кто же тогда? — почему-то его слова посеяли внутри неё… волнение? Или даже страх? Чушь. — Тина, впусти меня, пожалуйста, — неожиданно в голосе Дана что-то поменялось, видимо, он понял, что сказал лишнее про «не никто» и постарался забыть это. — Не впущу, пока ты не скажешь, кто я для тебя, — блондинка боялась услышать ответ, но одновременно с тем понимала, что не выживет, если не узнает его. — Кароль, что это еще за новости? Впусти меня немедленно, пока у меня не закончилось терпение! — мужчина уже стал закипать, это было слышно по его голосу. Тина почувствовала его ярость и даже испугалась, хотя знала, что он ничего ей не сделает. Но все равно было в нем что-то устрашающее, такое, что заставило её дрожать. Она еще никогда не видела его таким. — А то что? Выломаешь дверь? — Тина не думала сдаваться, потому что все-таки понимала, что он говорит не серьезно и хотела показать ему, что не боится его. — А если и выломаю? — не отступал, хотя это уже было откровенным бредом, но он уже не мог остановиться и продолжал кричать, чтобы доказать, что он главный. — Ты сам понимаешь, что говоришь? С каких это пор я должна тебе подчиняться? — девушка не сдержалась и тоже перешла на крик, напрочь забыв про то, что горло изнутри как будто резали ножом при каждом слове, не обращая на это внимание. — Напомнить тебе, с каких пор, Тиночка? А что было вчера ночью, тоже напомнить, да? Хорошо, я с удовольствием расскажу тебе, как… — его гневную тираду прервал резкий громкий кашель за дверью, в спальне Тины. — Тина? Что с тобой? — в его голосе проскользнуло волнение, он ни на шутку испугался, когда не услышал ответа от певицы. — Все… Все хорошо… — пытаясь побороть кашель, прошептала Кароль, но слишком тихо — Балан за дверью её не услышал. — Тина! Чёрт! Отзовись сейчас же! — раздался крик мужчины из-за двери.       Тина встала с кровати, оперлась двумя руками на туалетный столик, опустив голову, чтобы придти в себя. Когда она смогла поднять глаза и посмотреть на себя в зеркале, ей открылась картина не из самых прекрасных и идеальных: огромные синяки под глазами, словно она не спала всю ночь, волосы смятые, что никакая расчёска им не поможет, нос заложен, одна ноздря почти полностью не дышит, а горло раздирает изнутри от боли. Просто чудесно, подумала она. — Чёрт, Кароль! Я выламываю двери! — стук в дверь становился все более настойчивым. Похоже, мужчина был настроен решительно.       Собрав все свои силы, дива подошла к самой двери, и, оперевшись спиной на стену, мученически закрыла глаза, будто эти несколько шагов от кровати до стены стоило ей невероятных усилий, и только порадовалась, что Дан не видит её слабости. — Спасибо за беспокойство, Дан, но я правда в норме, — слабым голосом, так громко, насколько смогла, ответила, только для того, чтобы успокоить его. — Мне не нужна помощь, правда. Я сама справлюсь. — По тебе так не скажешь, — не сдавался молдаванин. — Ты веришь мне или нет? Если я сказала, что ты можешь идти, то иди. Мне нужно побыть одной. Я не ребенок, который не отдает отчета в своих действиях и за которым нужен постоянный присмотр. — Пообещай, что если тебе станет хуже или что-то понадобится, ты сразу же позовешь меня. Ты знаешь, что это может закончиться очень плохо. Поняла? — Балан не мог уйти, не убедившись, что девушка в безопасности. — Не время геройствовать, Кароль. От этого зависит твое здоровье. Не слышу, ты усвоила? — Да, — едва слышно проговорила Тина, зная, что не сделает этого. — Но, правда, уходи. Я не хочу тебя видеть сейчас. Мне нужно время.       «Я не хочу тебя видеть» — слова стали ударом ножом прямо в его сердце. Он не понимал причину такого её поведения. Совершенно. Если вспомнить то, что было ночью на крыше… Что же случилось? Почему она так жестоко поступает с ним? В голове только один вопрос — за что?       Но понимая, что сейчас ей правда нужно побыть одной, и, возможно, многое переосмыслить, в том числе и её отношение к нему, зная непредсказуемый характер Кароль, решил не надоедать и просто оставить её в покое, если она так хочет этого, то пусть будет по-её.       С трудом удержавшись, чтобы не сказать, что завтрак ждет её внизу, он развернулся и медленно, но все-таки ушел вниз по лестнице, даже не оборачиваясь. В его голове начал зарождаться план. Пускай это будет немного жестоко с его стороны, но если он так неприятен ей, то не будет обременять своим присутствием здесь. Так будет только лучше, убеждал сам себя.       Им обоим нужно отдохнуть друг от друга, многое переосмыслить и, наконец, принять решение.

***

      Почему-то в груди Кароль появилось какое-то неприятное ощущение, не такое, как давящая боль, но липкое и едкое, когда она услышала медленно удаляющиеся от дверей в сторону лестницы шаги.       Она же сама этого хотела, сказала ему уйти, почему же ей стало так… грустно? Одиноко? Неужели?       Попытавшись откинуть мысли о том, что ей на самом деле не хотелось бы, чтобы он уходил, артистка решила пойти в душ, благо, ванная была смежной комнатой с её спальней, и поэтому рисковать встретиться с Баланом ей не пришлось.       Открутив на всю кран с горячей водой, Тина сняла с себя одежду и стала под струи воды. Вода всегда успокаивала её, наводила на правильные мысли. Также она где-то читала, что это помогает от кашля. Не знала, правда ли это, но решила проверить.       Задумчиво намыливая мочалкой свое тело, поп-дива думала о том, что сказал Балан. Про то, что случилось вчера…       Его тело, нависшее над ней.       Его дыхание на самых чувствительных местах.       Чувства обострены до предела, как никогда.       Его губы ближе, чем когда-либо до этого. Кажется, их разделяют практически несколько миллиметров…       Она резко открыла глаза, словно вырываясь из-под воды, уставилась прямо перед собой почти в неверии. Картины прошлой ночи мелькали перед ней, как страшный сон. Воспоминания резали ножом. Она уже не могла понять, где был сон, а где — реальность… И это её пугало. Она не могла не помнить, что произошло вчера или нет. Не могла жить в неизвестности.       «Ты мне не никто».       Звучит в голове его голос. Слова, брошенные ей сегодня утром, сводят с ума. Но почему?       Почему тебя настолько беспокоит, волнуется ли он за тебя или нет? Тебе должно быть все равно на то, что он о тебе думает. Он тебе никто.       Она ему не никто… Но кто же тогда? Просто коллега, подруга или… Кто?       А почему тебя так волнует, кто ты ему? Ты хотела бы быть ему чем-то большим, чем подругой, верно, Кароль?       В комнате вдруг стало невыносимо жарко, у Тины резко закружилась голова, и она не знала, было ли виной тому её плохое самочувствие или что-то другое, но на несколько секунд ей пришлось закрыть глаза, чтобы совладать с собой и не лишиться чувств прямо там. Быстро закрутив воду, она вышла из душевой кабины, вытерлась полотенцем и, одевшись, вышла в коридор. Было искушение надеть всю ту же футболку Дана, но она удержалась, решив лишний раз после сегодняшней ссоры не баловать мужчину своим видом.       Как только она вышла из ванной, Кароль сразу же напрягла какая-то угнетающая тишина, царившая во всем доме. Кроме своих собственных шагов, она не слышала абсолютно ничего, как будто кроме неё в доме больше никого не было. Она удивленно замерла на месте, несколько секунд напряженно и недоверчиво вслушиваясь в молчание. Почему-то её это пугало, но она отбросила тревогу и решила спуститься вниз, чтобы проверить, где мужчина, успокаивая себя.       В гостиной на первом этаже его не оказалось, но она не спешила паниковать. Вся надежда была на то, что он на кухне. И эта надежда обрушилась, когда блондинка не обнаружила его и там. — Дан? — неуверенно позвала она, но ответа не последовало, даже после того, как она повторила громче. Гробовая тишина дома убивала. — Чёрт бы тебя побрал, Балан! Я тебя ненавижу! — почему-то ей подумалось, что, если бы он услышал сейчас её слова, то непременно ответил бы «взаимно».       Только сейчас она заметила, что на столе стояли остатки вчерашнего омлета, рядом с которыми лежал лист бумаги, очевидно, записка. С удивлением, Кароль взяла её в руки и узнав знакомый почерк, начала читать.

«Дорогая Тина, ты знаешь, что я всегда хотел сделать тебе как лучше, но если ты действительно не хочешь видеть меня (хотя я и понять не могу, в чем именно виноват), хорошо, пусть будет тогда по-твоему. Не бойся, я просто дам тебе время побыть наедине и, возможно, что-то переосмыслить для себя. Надеюсь, ты сможешь принять правильное решение. Пожалуйста, поешь, чтобы я был спокоен за тебя.

D.»

      Казалось, перед подписью должно было быть написано ещё одно слово, которое было грубо перечеркнуто, словно в последний момент тот, кто это писал, передумал, и ей почти показалось, что она угадала в этих нескольких буквах слово «твой».       Внутри неё медленно начинало закипать бурное негодование, грозящееся вот-вот вырваться наружу бурей мирового масштаба. Да как он только посмел? И он ещё смеет говорить так, будто делает ей огромное одолжение… — Ненавижу! — повторила блондинка в тишину, почувствовав огромное облегчение на душе.       К омлету она не притронулась, хотя казалось, что от голода сейчас свалится с ног. Но злость на Балана и характер, как всегда, победили над голодом.       Но прочитав записку, в голове Кароль сформировалось вполне ясное решение — она должна уехать отсюда. Её больше ничего здесь не держит. Абсолютно.       Кроме него.       Кроме карточного долга.       Может быть, стоит перестать врать хотя бы себе, Кароль? — с завидной скоростью услужливо едко прошипело на ухо подсознание.       Но он же сам показал, что она для него — никто. Он бросил её, уехал, хотя прекрасно видел, в каком она состоянии. Разве она может ему это простить? Нет.       Это стало последней каплей. Решительность — все, что чувствовала Тина. Она уедет отсюда. Сегодня же. Сбежит, пока Балана нет. Сделает то, что должна.       Только сейчас понимает, что все ещё в той самой ненавистной мужской футболке. Чёрт, а где вообще её одежда? Она не знает. Решает отправиться на второй этаж, почему-то думая, что она там.       Но одежду не находит ни в ванной, ни в спальне, где она спала. Остается только одно место — его спальня. Понятия не имеет, что её вещи могут здесь делать, но желание сбежать уехать отсюда становится сильнее и, вздохнув, чтобы набраться уверенности, кладёт руку на ручку, нажимает на дверь и переступает через порог.       В нос ударяет такой знакомый аромат, до боли сжимающий сердце. Приторный, но, без сомнения, дорогой и утончённый. Шоколад, немного ванили, цитруса и… что-то ещё. Но что — понять она так и не смогла. Что-то невероятно нежное, сладкое, фантастическое… Неповторимое. Бесподобный аромат, который она не слышала никогда в жизни. Загадочный. Неземной. Такой же, как его хозяин…       Поборов головокружение и лёгкую дурноту, Тина все-таки нашла в себе силы зайти в комнату. Невольно улыбнулась, потому что все здесь напоминало его. Во всем абсолютно, до мелочей, начиная мебелью и заканчивая идеальным порядком, читался его почерк. До знакомства с ним Тина вообще не представляла, что мужчина может быть настолько помешан на порядке и том, чтобы все было разложено по своим местам. Она считала, что на это способен исключительно женский пол.       Женя в этом плане был ходячим горем, как она его любила называть — каждый её день начинался с собирания по дому разбросанных носков и убирания оставленной на столе с ужина грязной посуды. В этом они были абсолютно разные. Но, признаться, сама Тина порядок ненавидела. Её тошнит от всего правильного и идеального. Потому что жизнь создана для того, чтобы быть не идеальными. Потому что жизнь — не идеальна. Быть правильным — ужасно скучно. Она не понимала, как можно жить в сплошной правильности и идеальности. Можно же умереть от скуки.       Она попыталась смахнуть слезу, задержавшуюся на глазах от внезапно нахлынувших воспоминаний, и вернулась к тому, зачем, собственно, сюда пришла. Бросила взгляд на застеленную постель, прикроватную тумбочку. Ничего. Остался только большой шкаф, стоящий в углу комнаты. Последняя надежда.       Перспектива рыться в чужих вещах далеко не интересовала её, но выбора, похоже, не было. Она не знала, когда Дан вернётся, а так как это могло произойти в любой момент, ей нужно было поторопиться. Времени, чтобы решаться, не было. Собравшись с силами, она потянула за ручку шкафа и открыла его.       Все внутри возликовало. Да, её вещи были здесь. Полностью высохшие после вчерашнего купания, они висели на вешалке рядом с несколькими запасными мужскими футболками и старыми джинсами. Что ж, удача однозначно на её стороне. Тина протянула руку, чтобы достать свою одежду, уже почти взяла её, и… случайно задела рукой какую-то книгу, лежащую на полке, и она с грохотом упала вниз, на пол, вдобавок раскрывшись на какой-то странице. Вся она была в пыли. Видимо, её не брали в руки уже очень давно. Об этом говорил и потертый кожаный переплет, выглядевший довольно старым. Кароль, про себя чертыхнувшись от своей же неуклюжести, наклонилась, чтобы вернуть предмет на место, забрать свои вещи и закрыть шкаф, но замерла на месте, не в силах подняться.       Это была не книга. Это был блокнот, шершавые страницы которого были исписаны идеальным мелким почерком. Тем же, которым была написана та записка, которую она нашла на кухне сегодня утром. Сердце пропустило удар.       Это были его личные записи.       Читать личное человека для себя Кароль считала не просто некрасивым или не культурным, но просто недопустимым ни при каких обстоятельствах вообще. И она бы благополучно вернула эту вещь на её место, и забыла, если бы её не угораздило бросить на открывшуюся в результате падения страницу один-единственный случайный взгляд. И она не поверила.       Его почерком было выведено её собственное имя.       Ей бы сделать вид сейчас, что она даже не знает про существование этого предмета, ничего не видела, поставить его обратно, надеть свою одежду и сделать то, что собиралась. Но любопытство победило здравый рассудок и одержало верх над волей.       Дрожащими руками она подняла с пола блокнот, поднялась и села на кровать, стоящую за ней. В последний момент пришло осознание, что она делает. Нет. Так нельзя. Это неприлично, отвратительно… Она не должна это делать. Не имеет права. Читать то, что её не касается…       Касается. Там написано про неё.       И все же это не оправдание. Понимая, что пожалеет об этом, Тина откинула от себя блокнот, собираясь встать и уйти. Но не выдержала. Все-таки взяла его в руки и с твердым решением в голове «хуже уже все равно будет», открыла его на самой первой странице и пробежала глазами по написанному. Пути назад уже не было.       «Сегодня меня убили.       Сегодня случилось самое большое в моей жизни предательство. Я по ошибке наивно считал, что люблю человека, который сегодня меня убил своими руками. Вонзил мне нож прямо между ребер. Такой боли я не испытывал никогда в жизни… Хотя может ли испытывать боль мёртвый человек, труп?       …       Сегодня я понял, что никому нельзя доверять в этой жизни. Никому. Тот, кто говорил, что любит тебя, может в любой момент вонзить в тебя нож, пока ты будешь ничего не подозревая спать рядом. Такая жизнь. Но я все равно благодарен этому человеку за то, что благодаря ему я понял, что всю жизнь жил в иллюзиях. Понял, насколько на самом деле жестокий этот мир.       Сегодня умерла моя душа. И пускай только физически моё сердце все ещё бьётся, но что толку? Тело — лишь бренная оболочка, ничто без души в ней.       Тина тяжело дышала, не веря в то, что прочитала.       Но как? Как он мог чувствовать тоже самое, что чувствовала она после смерти Жени? Как? Даже слова одни и те же… Она не могла отойти от шока. Разве бывают в жизни такие фантастические совпадения? Неужели они действительно могут даже мыслить одинаково? Она не верила в это. Но для того, чтобы узнать, нужно было продолжить читать. Выбора не было. Перелистнув несколько страниц с ничего особо не значащими записями, она остановилась на самой длинной и начала читать.       Сегодня я встретил Ангела.       У него не было крыльев за спиной и нимба над головой, но зато был самый отвратительный характер из всех, кого я встречал. А ещё — красная помада на губах и что-то магическое, тайное, но огромное, скрытое внутри её души. Что-то, что мне очень хотелось бы разгадать.       Но несмотря на все, это, без сомнения, был Ангел. Это не подлежит сомнениям. И теперь мне хочется только узнать, что это прекрасное, но грустное создание делает в нашем мире, если ему место на небе.       Вчера вечером, смотря на звезды, я увидел, как одна перемещалась по горизонту, стремительно падая вниз. Я загадал желание — попросил у звёзд свою судьбу, человека, который сможет оживить меня.       Может быть, эта падающая звезда и была моим Ангелом, упавшим с небес на землю?       Кароль дрожала, пытаясь понять, является ли действительностью то, что она только что прочитала. Не могла поверить.       Хотя даты записей не стояли, она сразу догадалась, когда именно он написал это — в тот день, когда они познакомились.       «Человека, который сможет его оживить»… Как?! Но не мог же он, в самом деле, знать… Знать, о чем она просила Бога, засыпая в своей кровати ночью перед днём их знакомства… Это не может быть! Бред какой-то!       «Самый отвратительный характер»… Почему-то злости в ней это не вызвало, а только наоборот, захотелось фыркнуть от смеха. Кто бы говорил! Пусть сначала на себя посмотрит! Хотя, вспоминая подробности их первой встречи… Но то, у кого характер хуже, это надо ещё поспорить. Тогда он показался ей самым настоящим бабником, в добавок, которого явно не научили, как надо общаться с женщинами, чтобы не запугать их до смерти. Но она тоже повела себя, как… Впрочем, эти незначительные сейчас детали можно опустить.       Все намного интереснее, хотя и таинственнее, чем я думал. Становится сложнее, но азарта только больше.       У этого Ангела очень сложная, тёмная судьба и такое же тёмное таинственное прошлое. Я не знаю, что именно случилось в её жизни, что сделало её такой… Грубой, закрытой в себе, имеющей фобию довериться кому-то.       Это некогда прекрасный Ангел, которому когда-то кто-то (или что-то?) отрезало крылья. И теперь он не может взлететь. Случившееся сделало его тёмным, заставило подавлять все светлое, что в нем есть.       Но я сделаю все возможное, чтобы узнать, что именно с ней случилось и, если получится, подарить ей новые крылья и помочь снова взлететь.       Пускай это будет не просто. И, скорее всего, невозможно. Но я сделаю это.       Она вспомнила день, когда Дан в её гримерке довел певицу чуть ли не до слез своими попытками лезть прямо в душу… Она тогда не понимала, что он от неё хочет, не могла понять, зачем ему знать, что случилось в её жизни. Насколько она была дурой… А ведь он просто хотел ей помочь… А она с криками сказала ему убираться вон, чуть ли не в истерике. Не понимала, что он старался ради неё…       С этим Ангелом явно что-то не так. Но я не могу понять, что, как бы не хотел.       Я хочу ей лишь добра и пытаюсь об этом сказать всеми способами, но она… Она только отталкивает меня, словно думает, что я хочу ей только плохого. Но ведь это не так…       Почему не пускает в свою жизнь никого? Почему так закрыта в себе? Что заставило её забыть, как это — доверять и открываться людям? Что оставило на её душе настолько глубокую рану, тёмный след? И сможет ли её вылечить кто-нибудь?       Так много вопросов у меня всего за неделю нашего общения, и пока ни одного ответа… Но я найду ответы, обещаю. Найду к ней ключ.       Следующая запись — совсем небольшая, в пару строк, но похоже, содержит в себе отчаяние.       Я не могу поверить… Но как… Неужели… Это правда? Как я только мог не заметить настолько очевидное? Как мог дать себе ложную надежду, что у меня есть шанс? Так вот почему она так отпирается от меня… Конечно, теперь все стало понятно. У неё есть мужчина! Но зачем было тогда врать мне, что свободна?.. Никогда себе не прощу, что мог быть настолько слепым…       На секунду блондинка пришла в замешательство, но затем вдруг все поняла. И снова не могла поверить, насколько простым был ответ.       Он слышал её разговор с Веней по телефону, когда после репетиции пришёл в её гримерку поговорить. Она не услышала стука, поэтому он, не дождавшись ответа, зашёл. Она стояла спиной к двери и не могла видеть нежданного гостя. Но зато Дан услышал её фразу, сказанную в трубку «Да, милый, я тоже очень скучаю. Уже выезжаю домой. Так хочу тебя увидеть». И ему это оказалось достаточно, чтобы наскоро сделать свои выводы, даже не попробовав рассмотреть другие варианты или не додумавшись просто спросить напрямую у неё. Хотя, в этом она его винить не может — каждый на его месте мгновенно перестал бы думать адекватно из-за ярости.       Но тогда, полгода назад, ей было непонятно, почему он вдруг стал избегать пересекаться с ней, даже в коридорах павильона, хотя ещё несколько дней назад только искал повода встретиться наедине во внерабочее время. Ей не была понятна причина, почему мужчина так резко полностью охладел к ней, начал грубить, а потом и напрямую заявлять, что не хочет с ней общаться. И, конечно, это не могло не обидеть её, хотя тогда она ещё и не видела в нем никого, кроме коллеги.       Их избегание друг друга и натянутые взаимоотношения, которые не могли остаться незамеченными всеми, с кем они работали, продлились почти месяц, до того момента, как Дан не узнал, что у Тины на самом деле никого нет и есть сын (об этом он написал в своём дневнике).       Он осознал, насколько был глуп и виноват перед ней, всеми способами пытался извиниться и помириться, сказать, что был не прав, даже подарил тот самый букет. Но обида Кароль была слишком сильной, и она не могла простить такое поведение с собой без объяснений. И оставалась такой же холодной, как и была. Букет, который она решительно швырнула ему прямо в лицо, когда он всунул его ей в руки в её гримерке… Она понятия не имела, откуда молдаванин узнал, что это её любимые цветы, но все же не сказала ему.       Прошло две недели с тех пор, как я узнал, насколько не прав был… Но я ведь не знал. Не мог знать… Но это не оправдание тому, как жестоко я с ней поступил.       Я делал все возможное, чтобы она меня простила, все, на что только способен, я готов положить весь мир к её ногам… Но она словно построила между нами высокую китайскую стену, через которую я не способен пробраться. Я не знаю, что мне делать… Я ведь не смогу прожить без неё. Я умру.       Поверить не могу, неужели она настолько слепа и не видит, как сильно я её люб…       Последнее слово, наведенное жирной ручкой несколько раз, чтобы выделить его, она не смогла прочитать… Потому что с её глаз упала слеза прямо на открытую страницу, которую она читала, и прямо на это слово, размыв чернила и превратив его в одну сплошную темно-синюю кляксу. За ней упала ещё одна слеза, и ещё.       А потом… В следующий момент она поняла, насколько тяжёлая её голова, которая, кажется, сейчас расколется. Горло снова сдавил сильный сухой кашель, а в комнате, как заметила Кароль, вдруг резко стало невероятно душно и жарко, хотя до этого было холодно. Она ощутила сильную жажду и хотела встать с кровати, чтобы спуститься на кухню и выпить воды, но… не смогла подняться — ноги будто налились свинцом, все тело стало невозможно тяжёлым, и она без силы опустилась обратно на кровать, не понимая, почему все вокруг в глазах резко поплыло.       А затем, даже не успев понять, что происходит, она стремительно погрузилась в темноту под невозможно тяжёлыми опустившимися веками. Последнее, что помнит — головную боль, звук падающего на пол с кровати тела и злосчастный блокнот, который она сжимала в пальцах, словно от этого зависит вся её жизнь, и так и не отпустила…

***

— Тина… Ты меня слышишь? Пожалуйста, ответь… Таня…       Сквозь белую пелену, заволакивающую глаза, приложив огромные усилия, чтобы разлепить веки, первое, что она увидела — его.       Не могла быть уверенной, что он не был галлюцинацией или сном, потому что ощущение, что голова сейчас разорвется, подобно гранате, никуда не далось, горло ужасно жгло изнутри, а слабость по всему телу была такая, что она даже не могла ничего сказать, не то что пошевелиться. — Дан… — почти не слышный всхрип — вот и все, что она смогла. — Тише, малышка, не говори ничего. Молчи. Не сопротивляйся, это в научных целях, мне нужно узнать температуру! — он дотрагивается губами до её лба, а она даже не пытается показать, что против — на это совершенно нет сил, да и желания. Дан отстраняется от неё, и она видит, каким обеспокоенным он стал. — Ты очень горячая, это плохо… Да ты вся горишь! Чёрт, должен же быть где-то здесь хоть один градусник! Пожалуйста, я тебя прошу, не шевелись, меня не будет ровно минуту, хорошо?       Слабо едва кивает, хотя вся душа рвётся закричать, чтобы он не оставлял её одну ни на секунду, но сил на это нет. Видит, что он думает тоже самое.       Дан возвращается в комнату через минуту с простым старым ртутным градусником в руках, который тут же сует ей подмышку. За это время затуманенный лихорадкой разум Кароль немного прояснился, и она вспомнила, что произошло. В голове много вопросов. Как он здесь оказался? Где… Она бросает взгляд на тумбочку возле кровати и видит на ней тот самый дневник.       Вспоминает… Она потеряла сознание, крепко сжимая его в руках. Но тогда… Осознание поражает её громом. Он видел… Он узнал, что она прочитала. Что ей теперь делать? Что будет? Как смотреть ему в глаза? — Ты держала это в руках так крепко, как будто это вся твоя жизнь, — проследив за её взглядом, усмехается Балан, как будто прочитал её мысли и отвечает на все немые вопросы.       Но… на его лице она совершенно не видит хотя бы лёгкой ярости. Он знает, что она прочитала все… Но он не злится на неё? Почему? Как это возможно? — Честно говоря, я ведь сам хотел, чтобы ты его нашла, — повергает её в шок. — Не буду врать, надеялся, что ты сможешь его найти, когда будешь искать свои вещи. И ведь не ошибся… — улыбается. Его план удался.       Это все был его план. Он специально положил дневник на самое видное место, зная, что она не удержится и прочитает. — Браво, Кароль, а ты приятно удивила меня, безусловно. Не ожидал… — но вся его радость от победы резко сменяется волнением, когда он смотрит на её градусник. — 38, 5… Ого, плохи твои дела!       Только сейчас она чувствует, что, кажется, сейчас сгорит, настолько жарко ей, и понимает, что температура у неё и правда не маленькая. В добавок, кашель опять раздирает лёгкие. — Тише, тише, успокойся, — как только она начинает кашлять, Дан берет с тумбочки какую-то чашку, от которой идёт пар, и наклоняет к губам больной. — Пей, Кароль, пей, ну же! Это поможет, тебе станет легче, вот увидишь!       Тина делает глоток, хотя горячее тут же обжигает горло, и заходится кашлем ещё сильнее, теперь уже от того, что напиток оказался тошнотворным и горьким, просто отвратительным на вкус, но мужчина все-таки заставляет, несмотря на все протесты, блондинку допить эту гадость до конца. — Утопить не получилось, ты решил меня отравить? — все-таки спрашивает Тина, хотя едва может говорить. — И вот такая ты всегда. Когда боюсь за тебя, ты сразу же думаешь, что я хочу тебя убить, — делает из себя обиженного. — Чтобы ты знала, это старинный рецепт моей мамы, отвар из лечебных трав. Убивает любые микробы и вирусы, успокаивает кашель и снижает температуру. Она всегда меня поила этим, когда я был маленький и болел, насильно — и на следующий день был уже как огурчик, здоровый.       Через какое-то время, видимо, волшебный отвар все-таки подействовал — жар отступил, кашель тоже, но Тина почувствовала, что её стало сильно клонить в сон. Веки закрывались сами собой, и она уже начала погружаться в сон… — Дан… Останься со мной, сейчас, пожалуйста, — она протягивает к мужчине, стоящему рядом с кроватью, руки. — Не уходи, прошу… — Тин, извини, но мне кажется, это не лучшая идея… Тебе завтра будет неловко… — Дан опасался, что завтра утром Кароль его убьет, когда окончательно начнёт осознавать все. — Мне страшно спать без тебя, — этот аргумент становится решающим, и он понимает, что не сможет оставить её одну.       Сдаётся, ложась рядом с Кароль и натягивая на себя одеяло. Но в следующий момент мужчина приходит в замешательство, не зная, что ему делать — можно ли обнять её, да и вообще как-то прикасаться к ней. Неужели он испытывает смущение?..       Но Кароль, уже засыпая, осознанно или нет, сама делает все за него — решительно обнимает мужчину, притягивая ближе к себе, и через секунду уже мирно засыпает, положив голову на его грудь, крепко обвивая руками его торс…