***
Мирабо добродушно взирает на меня, Трене сдержано кивает. Мюрай фыркает, но машет рукой в сторону. Кемар, как и всегда, молчит. На стол передо мной со звоном падает небольшой мешочек, туго перевязанный лентой. Я поднимаю его, трясу. Звук стукающихся друг о друга монет вызывает у меня легкую улыбку. Я кладу свой гонорар в набедренную сумку и кланяюсь Совету. Очередное блестяще выполненное задание. Очередная победа и гордые взгляды Кавелье и Мирабо. Лучше награды и не придумаешь. Прослужив ордену почти что три года, я поняла одну очень важную вещь: твоя собственная ценность, которая из раза в раз повышается в глазах Братства, стоит куда дороже золота всей Франции. Но даже Совет понимает, что удачно выполненные задания не означают мое беспрекословное подчинение. У меня есть собственная воля, разум и чувства. Это известно всем.***
— Ты делаешь успехи, — твердит мне Альфонс. Глаза его с гордостью осматривают совсем новую шпагу в моих руках. Сталь благородно блестит, радует глаз своей чистотой… — И я, и Братство тобой довольны. Улыбаюсь, делая выпад в сторону, атакуя. Два лезвия встречаются и я вижу, как рука Альфонса напрягается. Я давно уже не ученица, могу нанести серьезный удар. И это понятно не только Кавелье. Он, откинув движением рапиры мою шпагу в сторону и, разворачиваясь, пытается нанести колющий удар в грудь, но я успеваю пригнуться и перекатиться в сторону. Затем, подпрыгнув и оттолкнувшись ногой от стены, пробежавшись по ней, с размаху опускаю шпагу перед собой. Альфонс сдерживает удар, но ему это дается тяжко: он судорожно выдыхает, внимательно наблюдая за двумя стальными пластинами, что скребутся друг о друга. Капля пота стекает по его виску. Я давно выросла. И физически, и духовно. Воля моя несломима. Лишь только…***
Перед глазами непроглядная тьма. Я пытаюсь уловить хоть какой-то точный, понятный мне звук, но слышу лишь шорохи и тяжелые вздохи. Чувства накалены до предела, и даже легкий холодок, почти неосязаемый, что проходится вдоль моего обнаженного тела, нагревается. Ощущаю, как ловко за спиной плетут ленту меж моих рук, как та мягко стягивает кожу. Он отходит, а я дергаюсь, пытаясь двинуть руками, но бестолку. Я связана. Не впервой. И, как не стыдно признавать, путы эти — самое прекрасное, что когда-либо происходило, происходит и будет происходить в моей жизни. Я обожаю это чувство скованности, неизвестности и полного повиновения. Но только с ним. Каждый раз — как первый, но я знаю, что он не перейдет черту. — Иди ко мне, милая, — нашептывает де Сад, словно сам дьявол-искуситель, и я повинуюсь, пытаясь двинуться вперед, проползти как можно быстрее. Руки, что повязаны слишком плотно, мешают держать равновесие, отчего я заваливаюсь то направо, то налево, но не останавливаюсь. Узел внутри скручивается, стоит мягким рукам, пахнущим виноградом и розами, коснуться моего лица. С упоением вдыхаю их аромат, а после, будто бы в благодарность, изгибаюсь, выставляя бедра напоказ, слегка покачивая ими. Слышу, как дыхание мужчины учащается, одаривая меня дурманящим шлейфом вина. — Прекрасна, — шепчет де Сад, словно свихнувшийся фанатик, перетягивая льняную веревку через мою талию, переплетая с узлами на руках, тем самым совсем лишая верхние конечности способности двигаться. — Просто чудесна. Протяжно стону, стоит чужим губам прикоснуться к соску, дернуть за него, затем подняться выше. — Будь хорошей девочкой… Даже договаривать не надо. Привычно встаю на колени, приподнимаю голову. Чужие пальцы ожидаемо касаются затылка, а после толкают вперед.***
В плаще жарко, но я упрямо натягиваю капюшон, а нижнюю половину лица прячу за ворот. Двор Чудес — неоднозначное место, вызывающее внутри бурю различных эмоций: от отвращения, сопровождаемого скрежетом зубов и рвотными позывами, до сладостного предвкушения. — Где твой дружок? — усмехаясь, спрашивает Ребель. Я раздраженно закатываю глаза, а после двигаюсь по уже известному мне пути. Маркиз, раскинув свои конечности в стороны, восседал на огромной софе, горделиво осматривая своих, как он любит называть, подданных. Но стоит голубым глазам зацепиться за нас, как гордость сменяется на заинтересованность. — Весьма польщен, — сладко цедит он, даже не смотря в мою сторону. Я равнодушно оглядываю скудно обставленное помещение, наполненное лишь пьянющими и обкуренными людьми и их тающими надеждами. Около несчастных вьются куртизанки, забирая их последние остатки разума себе. Ребель долго болтает с де Садом о своем, я же неловко мнусь рядом, не зная, на что еще можно посмотреть. Быть может, на бледную широкую грудь, которую не в состоянии скрыть разорванная рубашка, но на которой так контрастно смотрятся темно-синие бусы и серебристые цепочки? Спустя время мы уходим. Напоследок, лишь на секунду задерживаясь у дверей, я ловлю на себе горячий взгляд холодных, подобно льду, глаз, что окатывают меня обжигающей волной. Это длилось секунду, но мы успели заключить негласный договор. А это значит, что я еще вернусь сюда.