***
Распахиваю глаза и резко привстаю, судорожно вдыхая прохладный воздух, тем самым остужая жар внутри. По вискам стекает пот, а сердце бешено колотится. Медленно прихожу в себя, оглядывая темные силуэты в собственное комнате, что освещены серебристыми лучами. Лунный диск взирает на меня с темного поблескивающего полотна, возможно даже хмурится, порицает. Единственный свидетель моего позора. Я отчаянно завываю в плотно сомкнутые губы, скрыв лицо в ладонях. Тело жаждет ласки, сердце — любви, а я боюсь даже мысль об этом допустить, страшась, что кто-нибудь услышит мои порочные желания.***
— Он еще свое получит, — одним движением губ произношу я, давно потеряв нить разговора. Глаза мои взирают на розоватые губы напротив, слегка приоткрытые в немом ожидании. Как мне кажется. Барьер внутри рушится и я тянусь к Софи. Мои губы мягко касаются ее, приоткрываются, а после хватают нижнюю, слегка оттягивая. Софи судорожно вздыхает, прижимаясь ко мне в ответ, и я, медленно теряя рассудок, зарываюсь пальцами в ее волосы. Сердце отстукивает свой учащенный ритм, при этом, каждый раз посылая обжигающие волны по всему телу. В душе, наконец, наступает весна, все цветет алыми бутонами роз, но отрезвляющее чувство вонзается в мою плоть острыми шипами и царапает изнутри. Мозг упрямо твердит «Нет!», ударяя короткими импульсами в виски, и я понимаю, что все это неправильно и так не должно быть. Легонько отталкиваю Софи, и сердце сжимается, стоит мне встретиться с грозовым небом напротив, метающим молнии. Ее серые глаза недовольно взирают на меня, а бровь приподнята в немом вопросе. Но мне нечего ей ответить. — Нам пора. — Но дож… — Идем. Холодные капли, проскальзывающие за воротник, проходящие сквозь ткань, остужают меня. Но в груди кипит запретное чувство, и я с ужасом понимаю, что не смогу противиться ему слишком долго.***
Я не хотел привязываться к кому-то, брать ответственность. Не хотел сковывать себя узами каких-либо отношений. Я всегда настырно доказывал себе, что связи в социуме — штука бесполезная и не приводящая ни к чему хорошему. Любые отношения, будь то дружеские, семейные или романтические, имеют свойство исчерпывать себя, заканчиваться, оставляя после себя горький осадок, вкус пепла во рту и неприятное жжение в груди на всю оставшуюся жизнь. Ассасину ни к чему иметь родных, лучше вообще поставить это под запрет. Я заведомо отдал свою жизнь Братству и народу, и теперь проживаю оставшиеся будни, наполненные боями, кровью и смертями. Но… Я же человек. И сердце не спрашивает, с кем ему плести прочные узы. Я потерял семью. Брата. И я старался никого больше не впускать в свою жизнь. Но, как бы иронично это не звучало… Я пришел к ней сам.