One Angel, one Demon...

      Джейсон вздрагивает всем тельцем и крепко-крепко жмурит глаза. Кусает губу, пытаясь спрятать внутри себя рвущийся наружу вскрик и всхлип, и прячет личико в подушку, с головой накрываясь одеялом.       Ему уже три. Он уже взрослый. И он должен вести себя как взрослый. Как настоящий мужчина — иначе какой пример он будет подавать своим младшим, которых совсем скоро родит папа Марбас?       За окном гремит с новой силой. Раскат грома раздаётся совсем близко, от него звенят стёкла, а треск молнии освещает комнату не хуже сияния ангельской зарницы. Джейсон отчаянно вцепляется ещё по-детски тоненькими пальчиками в одеяло и на мгновение перестаёт дышать, когда страх топит его с головой.       Он жмурится сильнее, до белых точек перед глазами. Он взрослый, он смелый, он сильный! Он должен быть таким! Должен гнать слабость, но…       Боже, как же ему было страшно! Ему было всего три, и честно говоря, ему хотелось быть сейчас в тёплых успокаивающих объятиях папы Рафаила или хотя бы умоститься под боком ворчащего папы Марбаса. Лишь бы только не быть одному в эту ужасную, страшную грозу.       Но Джейсон уже взрослый. Он — настоящий мужчина. И он должен вести себя соответствующе. Вот только…       Предательский всхлип всё же вырывается из его груди. Тихий-тихий — Джейсон изо всех сил пытается спрятать его, чувствуя, как от жгучего стыда пылают щёки — он теряется в очередных раскатах грома и шуме ливня за окном. Джейсон съёживается, как может, прячась, пытаясь стать совсем незаметным. Сердито сопит, кулачком вытирая наворачивающиеся слёзы. Ему уже три, он уже взрослый, и какой-то дурацкой грозе его не испугать!       Марбас усмехается, лукаво прищуриваясь. В грозу ему совсем не спится хотя бы потому, что дети тревожатся, толкаются и двигаются, больно давят на внутренности и пинают родителя изнутри. Марбас морщится недовольно, поглаживая живот, пытаясь успокоить детей — они не то что спать, спокойно сидеть или лежать ему не дают, отчего демон решает пройтись немного по дому.       Рафаил, пернатый засранец, уставший, спит. Да, он, конечно, эфирное сверхъестественное существо, но теперь, когда работы и обязанностей ему временно прибавляется за двоих, приходится напрягаться сильнее. А учитывая, что беременность делает скверный характер самого Марбаса ещё сквернее — то и проявлять чудеса воистину ангельского терпения.       Демон фыркает. Природная вредность так и говорит растолкать пернатого под каким-нибудь совершенно идиотским предлогом, но он всё же этого не делает. Пыхтит и фырчит, как ёж, выбираясь из кровати, в которой совершенно невозможно находиться, и, потирая тянущую поясницу, вразвалочку неспешно выходит в коридор.       За окном гремят раскаты грома и хлещет, словно кровь, ливень. Гнутся от завывающего ветра деревья — музыка и услада для ушей, на самом деле. Которую, как правило, совершенно не разделяют и не понимают дети.       Младенцы в его утробе толкаются беспокойно. Марбас морщится и шипит, но всё-таки накрывает живот рукой, успокаивающе поглаживая. Доходит до двери в комнату старшего сына и, повинуясь порыву, осторожно заглядывает внутрь.       Джейсон превращается в огромный бесформенный дрожащий комок из одеяла, и Марбас не может сдержать тихий смешок, глядя на сына. Острый демонический слух улавливает почти беззвучный всхлип, когда гремит особенно сильно и близко, и демон выдыхает, уверенно ступая внутрь комнаты и приближаясь к кровати ребёнка.       Джейсон ощутимо вздрагивает, когда чувствует прикосновение к себе. Резко откидывает одеяло в сторону и огромными, как у совы, синющими ещё больше, чем у Рафаила, глазами смотрит на отца так, словно он застукал сына за каким-то преступлением. Мгновенно заливается краской, и Марбас тихо хмыкает.       Разве может он винить трёхлетнего, отчаянно храбрящегося ребёнка в том, что его пугает гроза? — Иди сюда, — он тяжело опустился на кровать сына и поманил его к себе.       Дважды Джейсону повторять не пришлось, и он охотно, но достаточно аккуратно перебрался к отцу на колени. Марбас тут же взъерошил в жесте скупой ласки каштаново-рыжую шевелюру сына, и мальчик, поддавшись ей, прижался к отцовскому животу, опустив на него голову и обняв тонкими ручонками.       Дети, почувствовав прикосновение старшего брата, как это случалось много раз до этого, ощутимо успокоились, и Марбас выдохнул, хмыкнув. Откинулся назад, упираясь спиной в стену, поддерживая Джейсона и помогая ему устроиться удобнее. — Ты злишься? — успокаиваясь от близости отца, слушая куда более спокойное и тихое копошение детей в его утробе, приглушённо спросил Джейсон, на что Марбас удивлённо вскинул бровь. — И на что же я должен злиться? — поинтересовался он, с лёгкой насмешкой глядя на сына, спрятавшего лицо.       Джейсон не ответил, громко и часто засопев, и Марбас беззвучно рассмеялся, снова взъерошив волосы ребёнка. — Гроза — это серьёзное испытание, — фыркнул он и вообще-то был не так далёк от истины.       Джейсон сильнее прижался к отцу, медленно засыпая. Гроза — это серьёзное испытание, да, и переживать его лучше всё-таки с кем-то.