One Angel, one Demon...

      В своей долгой и непростой демонической жизни великий герцог Данталион видел и переживал всякое. Начать следует в принципе с его происхождения и появления на свет, ведь среди всех демонов Ада Данталион был единственным таким в своём роде.       Он был нефилимом, плодом случайной бюрократической путаницы между ангелами и людьми.       Путаница путаницей, а Данталиону за это приходилось отдуваться вот уже не одно тысячелетие. Ведь не только происхождение накладывало на него свой отпечаток — самой главной проблемой в итоге стали врачи, благодаря которым он в принципе увидел этот мир.       Это была странная условность, но у Бога, всем известно, божественное чувство юмора, а потому именно Данталион остался единственным в своём роде нефилимом, но с одним условием.       У него были крёстные. Да, те самые врачи, которые привели его в этот мир. И ох, иногда Данталион искренне думал о том, что лучше бы он так и не родился... Ну, или на худой конец был утоплен во время Потопа с другими нефилимами.       Потому что его крёстные были странными. И странные — это ещё самое мягкое определение для них. И если Марбаса с горем пополам терпеть, в общем-то, можно было, то Рафаила...       Его просто хотелось придушить. И то, что он был ангелом, было последней причиной для демона Данталиона, по которой ему хотелось прибить своего крёстного.       И самое обидное во всём этом было то, что ангельский коллега абсолютно пагубно влиял на Марбаса, делая его невыносимый нрав ещё более невыносимым.       В компании Рафаила (по крайней мере в отношении Данталиона) Марбас менялся. Странным образом, весь тот убийственный сарказм и колкие замечания, которыми губернатор четвёртой щели восьмого круга щедро одаривал своих грешников, подчинённых и случайных демонов, преобразовывался и направлялся исключительно на Данталиона. Терпеть подобное надругательство великий герцог предсказуемо не любил, а потому старался как можно реже появляться в поле зрения инфернального начальника и крёстного, когда рядом с ним был его небесный коллега.       Стоит ли лишний раз говорить, что у Бога просто божественное чувство юмора?..       Марбас ухмыляется ехидно, так, как делает всегда, когда изощрённо словесно издевается над кем-то. Данталион уже заранее не предчувствует для себя ничего хорошего, потому что обычно такое выражение лица начальника и крёстного и вправду не сулит ему ничего хорошего, кроме очередного издевательства.       Ну, собственно, примерно это, в итоге, сейчас и случается, да. — Так как тебе повезло стать моим крестником, — это было сомнительное утверждение, а у Марбаса определённо была странная тяга делиться своим бременем крёстного с крестниками. — А вместе с тем и единственным, кто узнал о моей небольшой тайне, — под «небольшой тайной», очевидно имелась в виду семья, состоящая из одного «пернатого полудурка» и троих детей, двоих из которых Марбас родил сам. — То дабы обезопасить всех нас от утечки информации, — а вот это уже звучало угрожающе, и Данталион невольно попятился. — Ты станешь крёстным моей дочери, — багряно-алые глаза сверкнули жёстким блеском, в котором великий герцог без труда прочитал окончание фразы «или я изведу тебя настолько забористой порчей, что смерть покажется тебе желанным избавлением». — Отказаться ты, конечно же, не можешь, ведь не хуже меня знаешь, что это единственное предложение, от которого никто, даже падшие, не могут отказываться, — ехидная ухмылка стала ещё более ехидной, и Данталион честно с трудом подавил в себе желание взвыть.       Карма у него определённо была той ещё стервой, а вот Богу просто нравилось над ним измываться, да. Впрочем... выбора у великого герцога другого всё равно не было, а потому ему лишь следовало смириться с данностью.       И свыкаться с мыслью, что он стал крёстным.