One Angel, one Demon...

      Ничего удивительного в том, что любовь к медицине была у их детей в крови, очевидно, не было. И Марбас, и Рафаил были врачами; Рафаил к тому же ещё и беспокойным врачом-экспериментатором, и двое из трёх их детей, к неудовольствию демона, пошли характером именно в своего ангельского родителя.       Джейсон и в особенности Валентин унаследовали от Рафаила эту невероятную тягу к познанию и неуёмное любопытство. Любовь к различным опытам и, кажется, напрочь атрофированный инстинкт самосохранения.       Этим двум беспокойным мальчишеским головам всегда было невероятно любопытно, как реагируют их тела на тот или иной раздражитель. И правду ли говорят родители, когда говорят, что от переизбытка мороженого может заболеть как минимум горло, а если в чай высыпать почти весь сахар из сахарницы, то тошнота будет лишь малой частью той боли, что будет их ожидать.       Впрочем, не только это и не только на себе юные беспокойные экспериментаторы то и дело проверяли, после всегда неизменно попадая в руки своих родителей в весьма плачевном состоянии. И если папа Рафаил при этом, хоть и был, конечно, недоволен, но всё же никогда долго не злился, то папа Марбас мог ещё и сверху настучать по голове, отчитывая мальчишек за очередной эксперимент.       Их это, однако, предсказуемо, никогда не останавливало. Лишь наоборот с самоубийственной практически тягой тянуло к новым подвигам.       А потом Джейсон подрос настолько, что научился владеть азами управления медицинскими инструментами. Валентин, конечно, на правах младшего брата, стал при этом его неизменным ассистентом.       Оставлять детей один на один с медицинским оборудованием было опасно: после того, как зарёванная Асийя прибежала к Марбасу, жалуясь, что «братик хочет её вскрыть», так и подавно. А потому надо было что-то делать и делать решительно, иначе в противном случае юные врачи грозились покалечить друг друга и свою сестру.       Бороться с паршивцами, которые даже несмотря на свои юные годы, действительно обладали немалой предрасположенностью к медицине и схватывали информацию буквально на лету, было, разумеется, бесполезно. Оставалось только сдаться и поддаться и сделать это с минимальными потерями. — Вы, конечно, дети Рафаила, — глядя на мальчишек своим самым суровым и красноречивым взглядом, обратился по этому поводу к сыновьям Марбас. — Но в равной мере вы и мои сыновья тоже. А потому я надеюсь на вашу сознательность и понимание. Инструменты и препараты — это не шутки. Эксперименты с ними, в вашем возрасте так точно, могут обернуться плачевными последствиями. Сами вы справиться с ними не сможете, а нас с вашим отцом попросту может не оказаться рядом, — мальчишки слушали, притихнув и даже, кажется, не дыша — демонического родителя в таком настроении лучше было лишний раз не драконить. — Поэтому свои эксперименты вы будете проводить исключительно под надзором пернатого или моим. Это ясно? — для лучшего эффекта Марбас жёстко сверкнул глазами, припечатав ледяным железным тоном, не приемлющим возражений.       Отцовские слова и вправду были ясны. Ясны настолько, что теперь мальчишки — видимо, чтоб наверняка, чтоб не испытывать судьбу — своим исследовательским интересом оккупировали исключительно демонического отца. И все свои эксперименты отныне проводили также исключительно на нём. — Это всё ты виноват, пернатый, — Марбас на это ворчал, скорее больше по привычке, чем действительно от недовольства, всё по той же привычке спихивая все беды на Рафаила, который в данном случае причастен ко всему происходящему был лишь косвенно. — Ну ты ведь сам сказал им, что только под твоим контролем можно управляться инструментами и лекарствами, — Рафаил, конечно, на это не мог не поддеть супруга привычной шпилькой.       Крыть тому, предсказуемо, было нечем. Мелкие и вправду облюбовали именно мрачного демонического родителя своим вниманием, то и дело проводя на нём какие-то «операции». И несмотря на то, что эти попытки растащить папу на опыты часто отвлекали его, демон всё равно гордился мальчишками. Сыновья в постоянных спорах друг с другом поразительно напоминали Марбасу его с Рафаилом — не только их общую привычку, переросшую в странную традицию, но и то, что в спорах их так же рождалась истина. Мальчишки были смышлёными, схватывали многое на лету и учились быстро, стремясь закрепить полученные знания на практике.       То, что в итоге для этой самой практики они использовали демонического папу, последнему даже отчасти льстило. — Так что не говори мне, что ты недоволен, — хмыкая себе под нос, Рафаил словно читал мысли супруга. К концу дня именно ему неизменно предстояло избавлять демона от следов и последствий детских экспериментов, залечивая и исцеляя раны, оставленные ими в ходе операций и опытов.       Марбас фырчал на это как ёж. Хохлился недовольно, но из-под чужих аккуратных прикосновений никогда не уходил. В конце концов, это тоже стало их своеобразной семейной традицией — такой же странной и ненормальной, как и в принципе их семья.       Но Марбасу она, вообще-то, нравилась.