Я тебя вижу

      Погода и вправду стояла чудесная. Снежные тучки потихоньку отступали, пропуская желтые лучики морозного солнца. Сделав шаг на ступеньку своего крыльца, Хельга вдруг поскользнулась и с невольным вскриком полетела вниз. Но её тут же подхватили за плечи и талию, и прямо перед ней возникли улыбающиеся изумрудные глаза.       — Не распускай руки, Репоголовый! — буркнула она, сдерживая улыбку.       — Как скажешь, Хельга, — ответил Арнольд, совершенно не собираясь ее отпускать. Он только слегка подтолкнул её вверх, помогая опереться на ноги.       Даже став подростками, они продолжали исполнять всё те же роли, только теперь уже с совершенно другой интонацией. Арнольд сам удивлялся тому, как Хельге удавалось отпускать ругательства в его сторону почти с нежностью. Такие вольности были дозволены только ей, и если бы кто-то другой легкомысленно назвал бы его «Репоголовым» или «Креветкой», то в лучшем случае был бы одарен неодобрительным взглядом, а в худшем — неслабым ударом промеж глаз. Шестнадцатилетний Арнольд Шотмен продолжал быть неслыханным пацифистом и раздражающим оптимистом, но в исключительных случаях демонстрировал впечатляющую стойкость характера. Тесное общение друг с другом наложило отпечаток на них обоих: задира и хулиганка обнаружила в себе способности к иным способам решения конфликтов, кроме «старушки Бэтси». С удивлением отметив, что рядом с Шотменом Хельга может чувствовать себя леди (хотя и с крепкими кулаками), она всё чаще стала использовать свой колкий взгляд и злой на остроту язычок, ловко ставя на место своих обидчиков. Арнольд же иногда игнорировал свой «нимб», особенно в случаях, когда приходилось заступаться за Хельгу. Сложнее всего пришлось в шестом классе, когда по школе молниеносно разлетелись слухи об их поцелуе в школьном дворе по щиколотку в луже*.       Терпеливо выслушивая передразнивания Гарольда про «обмен микробами» и «телячьи нежности» и наблюдая, как почти что визуализируется пар, идущий из ушей Патаки, Арнольд внезапно прописал толстяку в жбан, вызвав тем самым оцепенение всего класса. Минутой позже в полном молчании Шотмен внимал пламенную речь Уортца о том, как он разочарован в мальчике с примерным поведением. Хельга, сдвинув брови, сурово наблюдала за этим, сидя в уже привычном для себя кресле в кабинете директора, после чего покорно приняла общее для них наказание, оставшись после уроков прибираться в классе искусств и оттирать краску и пластилин со столешниц. Они должны были проторчать в школе до восьми, но сбежали в пять, оправдывая себя тем, что уборку сделали на совесть, а потому вполне резонно могли быть уже свободны. Ощущая себя преступниками в бегах, они не решились идти в парк или кино, и дворами пробрались к пансиону.       — И как мы теперь войдём? Директор позвонил дедушке, и он знает, что я не должен вернуться так рано, — Арнольд был разочарован и смотрел виновато.       — Арнольдо, ты до неприличия святой! — покачала головой Хельга и расплылась в заговорщицкой улыбке, потянув его за руку к пожарной лестнице.       Когда они проникли в его комнату через стеклянный купол, спрыгнув прямиком на кровать, Арнольд посмотрел на неё удивлённо, и тут она осознала степень своего смущения. Не осилив проронить ни слова, Хельга вся красная отвернулась и инстинктивно отсела подальше, сделав вид, что ей нужно завязать шнурок. Они оба уставились на её (недавно белые) кеды, покрытые грязными разводами и всё ещё чавкающие от утреннего «купания» в луже.       — Разувайся, — сказал Шотмен, переключившись на обычный тон, — ты простудишься в мокрых. Я отнесу их в прачечную, а к утру они уже высохнут.       — К утру? — Хельга резко выпрямилась и округлила глаза, глядя на Арнольда.       Он понял, что сказал что-то не то, щеки его вспыхнули, и он привычным жестом стал тереть свой затылок.       — Извини, я ничего такого не имел в виду. Просто это я виноват, что ты промокла и что нас наказали… Я просто подумал, что мог бы дать тебе свою рубашку, пока твои вещи сохнут… а потом я провожу тебя домой. Извини…       Он совершенно раскраснелся и не знал, куда деть глаза, беспорядочно блуждая ими по комнате. Хельгу била мелкая дрожь. Она чувствовала, как в ее груди все переворачивается прямо сейчас, ей хотелось пищать и петь, но она показалась бы сумасшедшей.       — Ничего, Арнольд. Я ничего плохого и не подумала. К тому же, я должна тебе свидание, — последнее слово она почти прошептала и запнулась, переводя дыхание.       Арнольд с облегчением улыбнулся и взял в свою ее руку:       — Жаль, что нам придется прятаться до восьми, — он нахмурился, — выходит, я даже выйти из комнаты сейчас не могу… вдруг увидят? И ванная тоже общая…       Его рука лежала рядом с ее коленом, и он чувствовал сырой подол ее платья.       — Все же я не хочу, чтобы ты простудилась.       Арнольд встал и двинулся в сторону шкафа.       — Я отвернусь, — он подал ей рубашку в шотландскую клетку и белое пушистое полотенце.       — Ты…? , — Хельга машинально взяла предложенное из его рук, но он не дал ей сказать.       — Я настаиваю! — он обнял её лицо ладонями и отпустил, сделав несколько шагов в сторону, повернулся спиной и закрыл глаза руками. — Не смотрю!       — Черт бы тебя побрал, Репоголовый! — бормотала она себе под нос.       По шуршанию и звукам щелчков пуговиц он понял, что Хельга все же переодевается. Продолжая стоять в том же положении, он убрал руки с лица и поднял взгляд на стеклянный потолок. Небо было пасмурным и тёмным, и превратило купол спальни в зеркало. Арнольд словил себя на том, что видит в отражении, как Хельга застегивает последние пуговицы и расправляет волосы из-под воротника его рубашки.       — Теперь доволен?       Его будто ударило током. Стало стыдно, хотя на самом деле он не подсматривал (да и не увидел ничего!), и он продолжал стоять с зажмуренными глазами.       — Эй, Арнольдо, можешь поворачиваться!       «Кажется, она ничего не заметила», — он наконец посмотрел на неё. Почему-то вид ЕГО девушки в ЕГО рубашке показался очень волнующим. Она явно смущалась, перетаптываясь с ноги на ногу и держа на локте свое влажное платье. Рубашка была на пол-ладони короче, чем она обычно носила, и в таком виде Хельга показалась ему очень маленькой и беззащитной. Арнольд смущенно улыбнулся, взял из ее рук платье и повесил сушиться на дверцу шкафа.       — И что мы будем тут делать три часа в темноте? — подала голос Хельга, присаживаясь с ногами на выдвижной диванчик.       — Говорить о поэзии? — парень присел рядом и нервно хохотнул.       Хельга была рада, что в сумерках он не мог заметить ее румянца, потому что она так и не поняла, была ли это просто шутка или он догадался, что эта тема ей очень даже близка. Но он, кажется, и бровью на повёл и придвинулся немного ближе.       — Приставать будешь, Волосатик? — посмотрела она не него прямо, слегка отодвинув от него лицо.       — Ну что ты, Хельга. Я же джентельмен! — Арнольд снова смутился, будто она прочла его мысли, но попытался осторожно коснуться ее руки.       — Ха! Ты и впрямь святоша! — дразнящим тоном хмыкнула блондинка, но он тут же поймал ее щеку, нежно прикоснувшись ладонью и легко поцеловал ее в губы.       — Обещаю тебе, Хельга, что второе свидание будет самым настоящим!