— Франклин, Элеонор*, это вы?
— Это я, бабуль.
— А где же твоя прекрасная спутница?
Арнольд вздохнул и повесил куртку на крючок в прихожей.
— Хельга осталась дома сегодня. Она ведь переезжала к нам на неделю.
— Неужели неделя прошла? Ох, мой мальчик. Ты же всегда можешь пригласить её опять, правда?
— Бааабушка!
— Ну ладно, не красней. Вы такие молодые, всё успеете!
Его старики не переставали смущать Арнольда. Он и в мыслях не признавался, что иногда это было даже приятно. Но сейчас он думал о другом. Пять минут назад они простились возле её дома, и Хельга убедила его, что достаточно хорошо всё обдумала и не собирается больше скандалить. В конце концов, он надеялся на мягкость и снисходительность Ольги к тяжёлому характеру сестры.
Из дальнего конца коридора послышался шум воды, щелчок выключателя и знакомое шарканье. В проёме появился Фил, и заспанным взглядом осмотрел своих жену и внука.
— Что это вы тут полуночничаете?
— Дорогой! Девочка больше не будет ночевать у нас. Кимба отвёз её домой.
— Ааа, так что, Коротышка, помогла тебе моя малышка?
— Эээ, мы с бабушкой просто беседовали…
— Да при чём тут бабушка? Я говорил о машине!
Арнольд закрыл ладонью лицо.
— Да, спасибо, дедушка, и правда это очень помогло. Мы хорошо поговорили…
Арнольд подумал о том, что произошло на смотровой площадке
FTi. Он сказал Хельге то, что давно считал необходимым сказать, но не находил нужного момента. Хельга не такая девушка, кому можно вешать на уши сентиментальную чушь, а она приходит в восторг и вешается на шею. Когда он крепко задумался над этим, то с удивлением обнаружил, что простые и очевидные слова «Я люблю тебя» он не сказал ей ни разу. За все почти уже шесть лет, что они встречаются, он выражал свои чувства как угодно, но не этими словами. Каждый раз, когда эмоции захлёстывали его с головой, когда ему хотелось сказать это сотню раз подряд сотней разных интонаций — он сдерживался. Это слишком много значило бы для Хельги. Слова всегда много значили для неё, и сама она не имела привычки бросать их на ветер. Арнольд инстинктивно понимал это давно, поэтому старался просто в нужное время оказываться рядом, взять за руку, рассмешить или наоборот — спустить с небес на землю. Тем не менее, он чувствовал между ними недосказанность, какое-то важное упущение. Он не умел писать стихов и песен, и как будто бы был виноват в этом. Скорее всего, самой Хельге было глубоко на это плевать, и стихов она сама напишет, сколько ей угодно. И сегодня, когда он увидел её в таком невероятном отчаянии, — вернуться туда, где все началось для него, где он получил её первое официальное признание, — показалось лучшим решением.
— Как Мириам?
Голос деда вывел его из рассуждений, и Арнольду пришлось быстро переключиться.
— Хельге не удалось поговорить об этом подробно. Она собиралась сделать это прямо сейчас. Но выглядела Мириам неплохо.
— Почему же ей не удалось поговорить об этом с родителями?
Арнольд вздохнул:
— Они снова поссорились. Ах да! — Арнольд улыбнулся и посмотрел на своих бабушку и дедушку, — Я не сказал. Ольга беременна! Потому они и поссорились.
Бабушка подавилась водой, которой запивала таблетку в этот момент, и закашлялась. А дед уронил челюсть. Почти так же красочно, как много лет назад в кошмарном сне Арнольда**.
— Уже? — выдавил из себя Фил, схватившись за сердце.
— Что? Нет, я сказал Ольга! Ольга, сестра Хельги! Это она беременна!
Арнольд и сам испугался их реакции и мысленно посетовал на свою, видимо, не слишком чёткую дикцию.
— О боже… Я уж было подумал, что даже родители не смутили в тебе героя-любовника…
Арнольд поднёс стакан воды и для деда, в то время как бабушка отказалась и вытирала полотенцем намокшее от опрокинутого стакана домашнее платье. Он так и не понял, что только что сказал дедушка, но переспрашивать не захотел. Убедившись, что со стариками все в порядке, он улыбнулся снова и продолжил:
— Хельга станет тётей. Но родители почему-то не сказали ей.
Тут он нахмурился и опустил взгляд на стол.
— Боюсь, это я виновата, Арнольд. — печально сказала бабушка. — Сегодня днём звонила очень вежливая девушка и искала Хельгу. А я сказала, что она поехала к матери в больницу. Я приняла её сестру за кого-то из школьных подруг.
— Ты не знала, бабуль. — Арнольд успокаивающе погладил её сухую, с узловатыми суставами, ладонь. — Я думаю, они помирятся сегодня же. Они ведь семья.
Парень пожелал старикам доброй ночи и поднялся в свою комнату. Очевидно, в его отсутствие здесь побывала Стелла: на кровати было застелено свежее бельё, а на тумбочке стояло блюдце с её домашним печеньем.
После тёплого душа, весь свежий и благоухающий, он блаженно погрузился в чистую, хрустящую постель и лёг на спину, глядя в потолок. Тьма была не кромешная, и когда глаза как следует привыкли, очертания предметов в комнате стали вполне различимы. Он повернулся на бок, и взгляд его зацепился за две фотографии в рамках. На первой были его родители. Совсем молодые, ещё до его рождения — в джунглях. На втором фото они были уже втроём, после их возвращения из Сан-Лоренцо. Арнольд не мог разглядеть их сейчас, поэтому он взял одну из рамок в руки. В глубине стенной ниши, откуда он только что достал фотографию, что-то тускло блеснуло. Парень заинтересованно хмыкнул и нашарил рукой небольшую лёгкую коробку. «Не припомню, чтобы я клал туда что-то подобное». Он не поленился встать на постели во весь рост и поднести коробку к стеклянному потолку, чтобы уловить скудные отсветы уличных фонарей. Картонная коробка, завёрнутая в прозрачную слюду, блеснула выпуклыми серебристыми буквами «Супертонкие. 12 штук». Арнольд пошатнулся на неустойчивом матрасе, раскрыл рот от удивления и совершенно был уверен, что покраснел. «Я уж было подумал, что даже родители не смутили в тебе героя-любовника…» — дедушка! Мне пришлось бы убрать фотографии родителей, чтобы найти эту коробку!»
За волной смущения Арнольда накрыл безудержный смех. Он рухнул обратно в постель и закрыл лицо подушкой, сотрясаясь в неуёмном хохоте. Успокоившись, он вернул коробку обратно в нишу, расставил по своим местам фотографии и удобно улёгся, обнимая подушку.
Усталость и уют чистой тёплой постели одолели его, и он быстро провалился в глубокий сладкий сон.
***
Видеть отца, орудующего кухонной лопаткой, было крайне непривычным зрелищем. Более того, Ольга вообще не смогла припомнить, чтобы хоть однажды видела такое. Она первым делом рванулась ему помочь, но была грубо усажена за стол тоном, не терпящим возражений. Скоро перед ней появилась тарелка с парой ломтиков поджаренного бекона и глазуньей из двух яиц.
— Пап, а тебе не кажется, что десять вечера — не время завтракать? — насмешливо заметила Ольга, признавая между тем, что запах очень аппетитный.
Боб замешкался с ответом, оглядев своё кулинарное произведение.
— Извини, но ничего другого нет. На завтра я уже сделал заказ из ресторана. А пока ешь, что есть.
Ольга решила не озвучивать свои соображения о здоровой пище на ночь глядя, а просто улыбнулась, оценив старания Боба. С его стороны это был правда удивительный жест, ибо ничего сложнее сэндвича он в своей жизни не готовил.
Себе же он сварил крошечную чашку кофе, который пах так сильно и насыщенно, что по крепости мог заменить собой виски. Он сел напротив дочери и сделал маленький глоток.
— Тебе не предлагаю.
Ольга приняла аналогичную ему позу и отпила немного апельсинового сока из своего стакана.
— Спасибо. Это правда очень вкусно. Теперь я знаю, что ты тайный кулинар.
— Как ты узнала о Мириам?
Ольга продолжила с аппетитом жевать, и когда справилась достаточно, чтобы заговорить, сказала:
— Никто из вас не отвечал на мои звонки, и тогда я нашла в справочнике номер пансиона.
Роберт вздохнул, будто признавая поражение.
— Фил?
— Нет. Кажется, её зовут Герти?
— Если бы я мог, предупредил бы и их.
Ольга оторвалась от еды и медленно положила приборы на тарелку. Опустив голову, она исподлобья посмотрела на отца:
— Папочка… Я… понимаешь, я так боялась. Мы с Крейгом столько пережили из-за всего этого… Я не хотела говорить сестрёнке. Она так натерпелась из-за мамы… Не хватало ей ещё думать о неудачнице-сестре.
— Ты не неудачница! — Боб возмутился так, что даже встал из-за стола, опершись на него кулаками. — Патаки не проигрывают! И я хотел, чтобы мой внук родился вовремя и здоровым! Ты должна понимать, почему я поступил так. Я не могу допустить, чтобы и с ним что-то случилось.
— Папа, ты здесь ни при чём! Ты не можешь ничего допустить, потому что их потеряла я!
Последние слова переросли во всхлипы, и Боб почувствовал себя ужасно. Он обнял дочь и замычал под нос детскую песенку. Так он успокаивал её много лет назад, когда она разбивала коленки или случайно ломала любимые игрушки. Эта глупая песенка вызвала приятные воспоминания, и Ольга сквозь слёзы грустно улыбнулась.
— Ольга, для них я тоже мог стать дедом. Я всегда буду защищать свою семью.
Ольга вытерла слёзы и заулыбалась уже более искренне:
— Я тоже, пап. Мама не менее дорога мне, чем дети. И мы сохраним их обеих.
Она взяла его руку и приложила к круглому животу. Роберт явственно почувствовал движение и удивлённо посмотрел Ольге в глаза, будто никогда раньше такого не видел.
— Знаешь, мама тоже давала мне так послушать Хельгу. Могу поклясться, что уже оттуда я могла точно рассмотреть её кулачки.
Они оба рассмеялись.
— Вам с ней нужно поговорить.
— Да, пап. Наверное, мне стоило больше доверять ей. Она намного сильнее меня, и я не должна была недооценивать это. Кстати, а где она сейчас?
— С Шотменом. Я ни с чем не спутаю звук его колымаги. Он увёз её куда-то из больницы.
— И ты ему полностью доверяешь?
— Самое страшное, что он может с ней сделать — это ещё один внук. Но разве это так уж плохо?
— О, я уверена, что Хельга достаточно разумна, папочка.
— Я тоже.
Внезапный шум из прихожей прервал их разговор. Роберт выскочил посмотреть, и обнаружил там Хельгу с навешенными на неё тремя пальто одновременно. Очевидно, она уронила на себя одёжную вешалку.
— Давно ты тут стоишь?
Отец помог ей встать и вернуть вещи на место.
— Давно.
Хельга была тихой и задумчивой. Она слышала большую часть разговора и решала, что с этим знанием делать. Когда она прошла на кухню и увидела Ольгу, которая замерла и прямо смотрела на младшую сестру, то на какое-то время остановилась. Влажные голубые глаза с тёмными ободками ожидали её реакции, и Хельга медленно пошла ей навстречу. Поравнявшись с сестрой, Хельга что есть силы обняла её за плечи и на самое ухо прошептала:
— Я так рада, что у меня будет племянница. Прости меня!
Ольга с готовностью обняла сестру в ответ.
— Конечно, сестрёнка! И ты меня прости.
— Ну вот и отлично! — Роберт хлопнул и растёр ладони, — отправляйтесь-ка спать! Кому-то завтра ещё и в школу.
— Да ладно, Боб! Может хочешь проверить у меня уроки?
— Может и хочу! — наигранно строго ответил Патаки, — Ещё посмотрим, чем вы там неделю занимались. Надеюсь, учили хоть что-нибудь кроме анатомии, а?
— Ну и шуточки! — Хельга надулась, а Ольга захихикала, пока они обе поднимались в спальню.
Этот вечер получился таким, какими могли быть многие в их детстве. Сёстры легли спать в одной комнате и болтали, пока Боб, так же, как мог бы делать это в детстве, — не разогнал их посиделки строгим отеческим выговором.
Это было очень странным, и уже засыпая, Хельга подумала: «Разве можно было представить, что поладить с семьёй мне помогут большие семейные беды?»
Посвящается памяти моего отца (1959 — 2020)
