Я тебя вижу

      Больничные окна занесло снегом до половины. Внутри было темно, но рассмотреть обитательницу палаты было несложно: худая, с тёмными кругами под глазами и жёлтым, как воск, лицом, Мириам дремала, уложив голову на сложенные руки на передвижном столике. Принесённый уже довольно давно обед остыл и почти покрылся пылью. Хельга тронула её за предплечье. Оно было липкое, будто обмазанное мёдом или плавленным сахаром. Девушка отпрянула и брезгливо отряхнула свою ладонь.       — О, Хельга! Это тыыы… — протянула женщина, медленно и грузно поднимая голову и сонно улыбаясь.       Хельга почувствовала удушливый смрад похмелья. Горько-сладкий и гнилостный, он тянулся по воздуху и отравлял помещение. Мать посмотрела на неё сквозь мутные и грязные стёкла очков с глупой и невыносимой улыбкой. Хельга почувствовала тошноту, которая подступила к горлу и обожгла нёбо и внутренность носа острой и пекучей кислотой из желудка. Мириам издала стон и скрючилась, ухватившись руками за правый бок. Она подняла стеклянный взгляд снова на младшую дочь, а после глаза её закатились, она осела и стала стремительно сжиматься, уменьшаться в размерах, пока не схлопнулась полностью, растворившись дымом в собственной больничной сорочке, которая с пустым глухим шорохом опустилась на койку.       — Мама!       Хельга подскочила в своей постели вся мокрая, обдаваемая ледяным кипятком от пяток и до кончиков волос. Она в ужасе сбросила с себя что-то лёгкое и тёплое прежде, чем поняла, что рыдает и мечется в собственной комнате, а над ней, шокированная, склоняется старшая сестра. Сонная, бледная и напуганная, в своей светлой просторной сорочке, Ольга напоминала привидение. Осознав, что все это было ночным кошмаром, Хельга обессиленно рухнула обратно на подушку и отдышалась. Она не могла себя контролировать, да и зачем, если Ольга и так достаточно увидела?       — Прости, что напугала тебя. Это просто страшный сон. — наконец она нашла в себе силы и повернула голову к сестре.       — Все пройдёт, сестрёнка.       Ольга присела к ней на кровать, подобрала озябшие босые ноги и забралась к младшей под одеяло. В другое время Хельга бы не позволила. Но сегодня её это успокаивало. Ольга хоть и всполошилась от Хельгиного кошмара, все же выглядела сейчас как оплот спокойствия в их безумном семействе. Её мягкие черты, с легкой волной, растрёпанные светлые волосы, мягкие руки — навеяли Хельге старые, давно утерянные воспоминания почти бессознательного детства. Тонкие ласковые пальцы отбросили с напряжённого лба Хельги несколько слипшихся прядей, погладили плечо и сцепили её пальцы со своими. Ольга замычала знакомую мелодию, и тихим и нежным голосом запела:  — Розовые сны алы, подобно валентинке, Сны фиалки синие, потому что они всегда печальны, А ромашковые сны светятся, словно солнышко в парке.*        — Ведь сны — это цветы, Расцветающие в твоём сердце… — Хельга допела последнюю строчку и расслабленно улыбнулась.       — Похоже, в тебе поёт мама, что бы это ни значило. — младшая из сестёр подавила всхлип, непонятно, откуда вдруг взявшийся.       Как ни странно, Ольга промолчала. Она сглотнула и сделала рваный вдох.       Хельга занервничала, а потом припомнила события прошедшего вечера и решилась задать вопрос:       — Ольга?       — Ммм?       — Как долго? — Хельга не смогла озвучить это вербально, поэтому осторожно прикоснулась к круглому животу сестры.       — Хм, — Ольга нервно кашлянула, — ты же не о сроке, да?       Несколько секунд молчания, и Ольга продолжила:       — Пять лет. Пять лет обследований, лечения, два выкидыша и снова обследования…       — Почему ты не рассказывала?       — А зачем?       К удивлению Хельги, старшая сестра вспылила. Да, она почти разозлилась, но быстро осадила себя, ибо прекрасно понимала, что винить здесь некого, и вымещать свою горечь на сестре точно не нужно.       — В первый раз я хотела рассказать сразу, как только сама узнала. Я была такая счастливая! А потом… Все шло хорошо и закончилось внезапно. Нет, физически я оправилась быстро, но морально… Потом ещё пара лет попыток. Врачи разводили руками — все в порядке, мы оба здоровы, и нет причин для неудач. Потом был ещё один. Тут я решила молчать, пока не буду уверена, что всё в порядке. Но в этот раз все случилось ещё быстрее. Было время, когда я перестала хотеть…       Хельга смотрела на неё во все глаза. Ольга казалась отстранённой. Она смотрела пустым взглядом в окно, где едва светлело на востоке, и неосознанно теребила уголки одеяла.       — Родителям я рассказала на Рождество. Знаешь, это прозвучит бредово, но я подумала, что даже если она родится прямо сейчас, то сможет выжить. Мы её выходим, и она будет самой обычной счастливой девочкой. Ты знала, что тоже родилась маленькой? Тебе не терпелось увидеть свет, Хельга.       Хельга не знала. Никто не рассказывал ей таких вещей, и было удивительно сейчас слышать это от сестры, которой, как Хельга думала многие годы, никогда не было дела до того, как на самом деле дела у младшей. Горло будто сдавили петлёй, и Хельга потеряла дар речи, но в этот момент это было совсем не важно.       Неожиданно Ольга снова заговорила:       — Мама очень ждала тебя, Хельга. А когда ты родилась, папа боялся брать тебя в руки, потому что ты была такая крошечная и хрупкая, а он опасался просто сломать тебя, если вдруг неосторожно сожмёт в руках.       Всё это было странно. Странно ночевать с сестрой в одной комнате. Странно греться под одним одеялом и предаваться воспоминаниям о том, чего, казалось, никогда и не было. Странно верить её рассказам и проникаться болью, через которую прошла её идеальная, успешная, «я-никогда-не-проигрываю» сестра. Хельга позволила себе раствориться в этом сюре, подстраивая биение своего сердца под спокойный ритм музыки. Она прикрыла глаза и, почти проваливаясь в сон, пробормотала знакомые с детства строчки старой колыбельной:       — Верь в мечты, На самом деле это не так сложно, Ведь мечты — это цветы, Цветущие в твоём сердце.

***

      Погода в Хилвуде раскисла. От недавнего волшебного снега, который искрился на скуповатом зимнем солнышке, — не осталось и следа. Сугробы, сваленные в кучи у обочин, почернели и стали пористыми из-за то ли дождя, то ли мелкого града, который начался под утро и наполнил воздух промозглой влагой.       Тимберли поёжилась, спускаясь по ступенькам своего дома и брезгливо делая первый шаг по бурому месиву из грязи и талого снега. До первого урока было ещё полтора часа, но девушка быстрыми шагами двигалась по направлению к школе. Когда её дом скрылся за углом, она немного расслабилась и перевела дух. Её больше не видно из окон. Мокрый снег усилился, и она плотнее укуталась в большой капюшон, из-за которого она и не заметила, как за ней с тихим шорохом едет машина. Сигнал клаксона её напугал, и она застыла на месте, после чего развернулась всем корпусом.       — Гифальди! — со сдавленным гневом прошипела девушка и неаккуратно потопала к старому форду, открывая пассажирскую дверь. — Ты напугал меня! Какого чёрта ты здесь?       — И тебе доброе утро, милая. — Сид натянул улыбку, с лёгким раздражением переключая рычаг и кивая ей, чтобы садилась.       Тимберли устроилась на сиденье, старательно отряхнув обувь от грязи, чем вызвала улыбку парня, которую он спрятал в вороте куртки. Сид переключил скорость, машина издала скрипучий и урчащий звук и мягко тронулась с места.       — Боже, где ты достал эту древность? — девушка оглядела салон, весьма потрёпанный временем, но чистый и ухоженный.       — Я добыл свою крошку в бою! — эту улыбку Сид уже не прятал, а самодовольно оскалился и ласково похлопал по кожаной оплётке руля.       — Надеюсь, ты не убил за неё какого-нибудь дедулю?       — Нет. Отцу притащили её в гараж на запчасти. Я починил, и теперь она моя. Красавица, правда?       — Ты точно всё починил? — она с подозрением прищурилась, вздрагивая от очередного скрипучего завывания форда.       — Эм… Тебе ничего не угрожает. Все же лучше, чем плестись пешком в такую морось?       — Ну… Наверное. Едем в школу?       — Библиотека пока закрыта. Хочешь кофе?       Подростки заняли двухместный столик в дальнем углу кофейни и тихо, но оживлённо болтали.       — По-моему Чарли ведёт себя как идиот. — спорил Сид, уплетая свой синнабон** с таким аппетитом, что Тимберли это даже веселило.       — А как же ему себя вести, если он таков и есть? — она развела руками и взялась за толстую соломинку, через которую тянула свой латте с пышной шапкой из взбитых сливок с тёртым шоколадом.       — Да нет, как раз все наоборот: он стал вести себя как идиот именно когда стал умным.       — Вот как? — девушка с интересом подняла бровь.       — Да! Он влюблён в Алису, но связывается с этой сумасшедшей…. как её?       — Фэй.       — Да! Она же больная на всю голову. У меня вообще ощущение, что в этом романе все больные на голову…       — Так тебе не понравился роман? — кажется, Тимберли была расстроена.       — Почему ты его выбрала? — Сид закончил жевать и серьёзно посмотрел на собеседницу.       — Я не знаю. Просто мне показалось, что это поможет тебе понять…       — Что я не очень умный, да?       Тимберли посмотрела удивлённо и будто с осуждением.       — Я думала, ты прочитаешь и поймёшь, что быть умным и быть счастливым — это не одно и то же.       Сид взялся за голову:       — Мне конец! Я провалю английский и вылечу из школы как пробка! Почему бы тебе просто не написать сочинение за меня? Я ведь выполнил все, что ты просила. А знаешь, как я рисковал с тем мотоциклом? …О нет!       Гифальди замотал головой, когда увидел, что глаза девчонки уже на мокром месте.       — Эй-эй! Ты что это задумала? Не смей манипулировать мной с помощью слёз!       Тимберли судорожно вздохнула и подавила эмоциональный порыв.       — Я не собиралась манипулировать. Я думала, что ты хороший. Что ты поможешь мне, и у меня появятся настоящие друзья.       — А разве у тебя их нет?       — А что ты знаешь, обо мне, Гифальди? Ты думаешь, я такая из себя популярная? Чирлидерша, отличница, сестра президента школы? Всем только и нужно от меня, что помощь с уроками или знакомство с Джеральдом. Они смеются надо мной, потому что никто из моих так называемых друзей — не настоящий. Ты тоже, Сид.       Он растерялся и раскрыл рот, никак не находя подходящих слов.       — Я ведь не обещал тебе быть другом. Ты просила притвориться парнем, и я это сделал. Я тоже хочу получить свою выгоду от нашего договора.       — А знаешь что? — она решительно набрала в грудь воздух, потом резко схватила свой стакан и шумно втянула через соломинку остатки взбитых сливок, — не будет сделки! Неделя прошла, так что мы можем отлично разыграть наше расставание и забыть об этом.       — Стой! — Сид подскочил следом за ней, когда она уже начала удаляться к выходу, — Да что не так? Ну стой же! Давай подвезу.       Тимберли сбросила его руку со своего плеча и строго посмотрела своими глазами цвета чёрного кофе:       — Обойдусь без твоей скрипучей консервной банки, Гифальди. — и вышла, брякнув дверным колокольчиком.       Сид застыл, вытаращив глаза и провожая её взглядом через стеклянную дверь кофейни.       — Полагаю, пора принести счёт, сэр?       Сид обернулся на официанта, который смотрел снисходительно и с сочувствием.       — Да, пожалуй.       Парень почесал в затылке, машинально отсчитал деньги с чаевыми и медленно вышел на свежий воздух. «Я совершенно не понимаю женщин» — подумал он и завёл машину.