Пляж выглядел пустынным и сюрреалистичным. Мелкий белый песок смешался со снегом, который выпал уже давно, но до сих пор его здесь никто не тревожил, поэтому он устилал побережье мягким ковром, почти как дома. Океан шелестел, набрасывая, словно саван, белую пену на пологий берег. В отдалении виднелся изъеденный временем, но все ещё крепкий деревянный домик с двумя отдельными входами.
— Бабушка правда завещала развеять её прах здесь? — Арнольд задержался возле машины, оглядывая такой знакомый, но в то же время совсем не привычный пляж.
— На самом деле нет, Коротышка. Но я думаю, что это было бы в духе Пуки. Навсегда остаться на нудистском пляже*, хм… — Фил изобразил подобие усмешки и снова нежно огладил золотистое ушко урны.
У пирса уже ожидала лодка с мужчиной в оранжевом спасательном жилете. Когда все прибывшие приблизились к ней, лодочник оглядел их и покачал головой:
— Больше троих брать не положено.
Лицо его поначалу казалось раздражённым, но обратив внимание на скорбную ношу в руках Фила, он сочувственно вздохнул, взял три жилета и протянул в их сторону:
— Решайте, но возьму только троих. Опасно.
— Плывите вы, — ровно и тихо сказала Стелла, положив ладонь на плечо Хельги, — Мы дождёмся здесь.
Мужчины промолчали и только взяли жилеты и, осторожно покачиваясь, двое младших Шотменов придержали Фила за обе руки, помогая ступить на зыбкое судно.
Они отдалялись очень медленно. Затянутое мутными облаками небо сливалось со светло-серой, слабо бликующей водой, и лодка словно левитировала, окружённая белыми барашками длинных, но плоских волн. Заворожённая этим зрелищем Хельга почти выпала из реальности, покачиваясь в такт лодке на мягком белом «ковре» из песка и снега. Из транса её вывел звук: Стелла шмыгнула носом, и когда Хельга повернулась, застала её за поиском салфетки в сумочке. Хельга не знала, что говорить. В нерешимости она едва ощутимо прикоснулась к её плечу, но Стелла сама начала говорить:
— Я не успела проститься со своей мамой. Она умерла четырнадцать лет назад не зная даже, жива ли я.
Стелла судорожно вздохнула и положила руку поверх ладони Хельги, которая растерялась и могла только и делать, что слушать, удивлённо распахнув глаза. Стелла вымученно улыбнулась ей, сглотнула слёзы и продолжила:
— Мама была против того, чтобы я ехала в ту экспедицию. Она говорила, что мне пора заводить семью, говорила, что хочет внуков, и что если я сгину в этих джунглях, она меня убьёт. — Стелла нездорово рассмеялась, но вдруг сорвалась на всхлипы и спрятала лицо в ладонях с зажатым в них бумажным платочком.
Хельга не обращала внимание на то, что и сама давно плачет. Со Стеллой они и раньше общались довольно тепло, но сейчас происходило большое откровение, и Хельга чувствовала, что не имеет права нарушать хрупкость момента. И она не ошиблась, своим молчанием дав Стелле возможность отдышаться и снова заговорить:
— Она ведь оказалась почти права. Мама так радовалась, когда мы впервые все вместе вернулись в Хиллвуд, познакомилась с Арнольдом и едва не затискала его до смерти, — на этом моменте Стелла улыбнулась гораздо веселее, и это передалось и Хельге, — А потом мы опять уехали, и она не поняла мой выбор. Когда весть о её смерти дошла до Сан-Лоренцо, мы с Майлзом уже «спали», и я узнала обо всём уже только после того, как вы с Арнольдом нас «разбудили».
Стелла взяла Хельгу за руку, а второй обняла её за плечи. Хельга не знала, что сказать. И даже если бы знала — то не смогла бы, потому что от грузного кома в горле дыхание перехватило. Перед глазами снова встала Мириам, и Хельга вспомнила, что в последний раз, когда видела её — она кричала на маму и сказала, что не хочет больше её видеть. От этого Хельга покраснела и почувствовала себя крайне неуютно. Она не заслуживает объятий этой доброй женщины, в то время как с родной мамой поступила так жёстко. Но Стелла не знала об этом, поэтому Хельга взяла себя в руки и решилась спросить:
— А ваш папа? Каким был он?
Стелла убрала руку с её плеч, вытерла слёзы и высморкалась, глубоко вздохнув и стараясь успокоиться.
— Папа был мечтателем. Это он покупал мне в детстве энциклопедии о далёких странах, о невиданных животных и таинственных легендах. Папа верил в меня и ужасно гордился, когда я с отличием окончила колледж. Он звал меня своей Мэрион Рэйвенвуд** и мечтал, что когда-нибудь я совершу невероятное открытие. Папа тоже оказался почти прав. Он умер ещё до моей первой экспедиции. Жаль, Хельга, что вам с ним не суждено было познакомиться. Он бы тебе точно понравился.
— Почему? — наивно спросила Хельга.
Стелла уже почти успокоилась и смогла по-настоящему улыбнуться:
— Может быть потому, что он был зеленоглазый блондин, и его звали Арнольд?
Хельга в удивлении раскрыла рот, а потом смущённо отвела глаза.
— Я думаю, миссис Шотмен, что если там, за чертой, что-то есть — Ваши родители очень Вами гордятся.
— Стелла, милая. Называй меня по имени. Я не могу жаловаться, что мне недоставало родительской любви в последние годы. Фил и Гертруда были папой и мамой и для нас с Майлзом, и для Арнольда. И тебя, Хельга, Герти особенно любила. В конце концов, если бы не ты, и меня тоже бы здесь не было.
Стелла посмотрела так ласково и тепло, что Хельга в эту же минуту подумала, как же сильно Арнольд похож на неё. Тот же мягкий, но задорный взгляд из-под опущенных ресниц, та же едва заметная улыбка. И эта безграничная доброта снова заставила Хельгу поёжиться: совсем скоро настанет момент, когда ей придётся признаться Арнольду в том, что она сделала без его разрешения.
***
Морской ветер был совсем не ласков, и пробирался под куртку промозглым ознобом, хватал за пальцы ног своим ледяным дыханием даже через толстые подошвы ботинок. Лодка будто бы тоже дрожала от холода, и от этого тремора стало подташнивать. Две женские фигуры на пустом пляже размылись и слились с пейзажем, когда лодочник заглушил мотор и жестом попросил разрешения закурить, на что получил равнодушное согласие. Майлз, сидевший до сих пор рядом с Арнольдом, пересел к своему отцу, который всю дорогу просидел молча, вглядываясь в линию горизонта. Фил медленно поднял глаза на сына и нахмурился, как ребёнок, которого вот-вот заставят отправляться спать, когда ему совсем ещё не хочется.
— Папа, пора.
Филипп испустил тяжёлый вздох, повернулся к борту лодки и поставил урну на самый её край.
— Ну вот мы и на месте, моя девочка.
Лодка была маленькая, и всем вместе собираться у одного борта было нельзя. Майлз был рядом с Филом, а Арнольд оставался со стороны лодочника, стараясь уравновесить нагрузку. Молчание продолжалось, и Фил начал снова впадать в своё коматозное состояние, попеременно глядя на всё ещё ползущее к зениту солнце сквозь мутную серую пелену. Майлз вздохнул и пошарил в кармане, после чего протянул Филу раскрытый перочинный ножик.
— Хочешь, я это сделаю?
— Я сам, сын. Я сам. Подожди минуту.
Фил взял ножик, снял крышку урны и некоторое время смотрел внутрь. Потом снова вздохнул и стал выправлять наружу угол пластикового пакета. Осторожно проколол шов кончиком ножа и вспорол его, как брюшко пойманной рыбы. Арнольд наблюдал за этим, словно во сне, и смутно думал о том, что это теперь всё, что осталось от озорной, мудрой и доброй бабушки. Ему пришлось медленно-медленно глубоко вдохнуть, чтобы ком в горле не превратился во всхлип. Фил заметил это и посмотрел на внука. Помутневшие от старости глаза в глубоких трещинках морщин, которые бежали к вискам, как лучики солнца, словно сказали: «Все будет хорошо». Фил спокойно кивнул, перевёл взгляд на сына, шумно вздохнул ещё раз и опрокинул урну за борт. Такой же серый, как океан и небо, прах развеялся и последовал за сигаретным дымом, растаяв вместе с ним. Ссохшиеся, крючковатые пальцы вместе с опустевшей урной бессильно упали на сиденье, когда более молодые и сильные руки обняли старика и прижали к тёплой и широкой груди. Арнольд осторожно сполз со своего места на пол, стараясь не раскачивать лодку, подобрался к ним на коленях, и они приняли его в свои объятья.
Когда Фил перестал дрожать, он снова посмотрел на горизонт. Туда, где растворился в воде и соли прах его жены. Он улыбнулся и нежно и отстранённо сказал почти вошедшему в зенит солнцу:
— Увидимся через три года, Пуки! ***
А потом он тихо запел. Заработал мотор, и лодка двинулась в сторону берега, медленно-медленно очерчивались силуэты сосен за пляжем, старого деревянного домика и двух женских фигур. А голос Железного Фила мурлыкал старую песню:
— От девочки моей отвянь,
Иначе твоё дело дрянь,
Моя малышка — просто класс,
А ты получишь прямо в глаз!
Послушай-ка, тебе я рад,
Но если ты начнёшь опять,
Обойдусь без слов, а ты — без зубов
Не сможешь даже кашу разжевать!****
— Дино Спумони? — с горькой усмешкой спросил Арнольд.
— Да, Коротышка. Пуки обожала эту песню.
— Мама была необычной женщиной, — тоже с грустной улыбкой протянул Майлз.
— В нашей семье никто не выбирает обычных женщин, сынок.
Фил посмотрел на них обоих и впервые за последние сутки его лицо озарилось снова будто тем самым светом, который исходил от него, пока его истинная любовь могла в любой момент положить руку на его плечо.
