***
После такого тёплого, уютного и вкусно пахнущего дома, о котором Хельга мечтала, кажется, всю жизнь, а оттого так сложно верила своему счастью теперь, — родная улица встретила её мокрым снегом и промозглым ветром. В первые несколько секунд такой контраст показался отрезвляющим, а даже навёл на мысль, что всё произошедшее сегодня — просто сон. Сейчас прозвенит будильник, и Хельга проснётся в своей постели и спустится в безлюдную кухню. Она непременно споткнётся о выкатившуюся из-под мойки пустую бутылку, найдёт на столе грязную кофейную чашку, которую бросил впопыхах Боб, подгоревшие крошки в тостере и пустую коробку от хлопьев, которые никто, естественно, и не подумал купить. Она позавтракает последним кусочком пирога с крыжовником с подсохшей корочкой и неполной чашкой холодного молока, пометив себе купить новую бутылку вечером. Мысли о прошлом так захлестнули Хельгу, что она поёжилась и машинально оглянулась на светящееся окно гостиной, которое все ещё оставалось в поле её зрения. Нет. Этот дом был живым. Он был наполнен людьми, которым многое пришлось пережить, но сейчас эти три силуэта двигались за задёрнутой шторой так обыденно и естественно, будто были нормальной семьёй. «Будто бы были нормальной семьёй» — повторила Хельга в своей голове и почувствовала горько-сладкое послевкусие то ли от вкусного ужина, который приготовила Ольга, и теперь он приятно потягивал в животе сытостью; то ли от непонятного чувства стыда, потому что в месте, куда она направляется — наверняка не может быть сейчас так же уютно и беззаботно. Эти дома словно поменялись местами, и эта мысль не давала покоя. Чем бы Хельга ни занимала свою голову в последние три дня, она неизменно ловила себя на том, что чувствует стыд за то, что в её жизни так или иначе что-то стало налаживаться. Чувство было бредовое и деструктивное, но одним только рациональным пониманием она не могла его победить, а это неминуемо вело к тому, что Хельга неосознанно избегала Арнольда. Школьные уроки с понедельника по среду у них не совпадали, и Хельга давала себе мысленные пощёчины каждый раз, когда понимала, как сильно она этому рада. Один лишь его вид напоминал о её собственном горе тоже. А его печальные изумрудные глаза неизменно наводили на мысль о Стелле, возвращая раз за разом на тот пляж и к разговору о близких, которых больше не вернуть и не попрощаться. Всё, что вертелось в её голове, что оформилось в тянущие мысли или осталось рваными фразами и образами — сводило с ума, не давало покоя и продолжало являться даже во снах такой оглушающей какофонией, что вырваться поздним вечером в такую мерзкую погоду было способом прийти в себя, сохранить рассудок. Но не успела Хельга отдаться пробирающему холоду и сделать глубокий вдох, как совсем рядом с ней прозвучал родной, бесконечно любимый, но вместе с тем такой неуместный в этот момент голос: — Хельга! Я так скучал!8.2 Дом, милый дом
14 сентября 2020 г. в 19:00
В эту среду Хельга снова прогуляла школу. И снова сделала это с разрешения отца. Она встала даже раньше, чем проснулась бы к первому уроку, но всё равно её не покидало ощущение, что она ничегошеньки не успевает. Хельга так волновалась и раздражалась по любой мелочи, что даже не придала значения тому, как унизительно могла бы выглядеть её просьба к Ольге дать ей пару бытовых советов. И надо отдать Ольге должное: она спокойно и коротко ответила, не дав никаких комментариев на этот счёт. Хельга не была неряхой, но так чисто, кажется, не убирала дом никогда в жизни. И если бы не Ольга, о существовании некоторых укромных мест, которые тоже требуют уборки, — она вообще не догадалась бы. К десяти утра, когда пора было уже бежать со всех ног в магазинчик миссис Вителло (который нынче сменил хозяина, но из уважения к почтенной цветочнице сохранил своё название) — Хельга была совершенно вымотана.
Ольга порхала на кухне с удивительной лёгкостью, несмотря на свой внушительный живот. Она тихо напевала какую-то детскую песенку и красиво укладывала на противень мясо и картофель со специями.
Остановившись на минуту у зеркала в прихожей перед выходом, Хельга выкрикнула в сторону кухни через арочный проём:
— Ольга, у нас сегодня не День Благодарения!
Светлая головка Ольги высунулась из-за арки и с широкой улыбкой ответила:
— У нас сегодня лучше, сестрёнка! К тому же, настоящую праздничную индейку мне бы следовало начать готовить как минимум позавчера.
Несколько лет назад Хельга отреагировала бы раздражением. Неделю назад — улыбкой. Но сейчас, вспомнив о том, как Пуки частенько путала праздники, — она поникла и замолчала. Но Ольга не заметила этого, вернувшись уже к своим хлопотам:
— Дорогая, ты ещё здесь? Купи по пути ванильный сахар, пожалуйста! Я совсем забыла…
— Ох! Хорошо, Ольга! — Хельга не была бы собой, если бы хоть немного не съязвила.
Она вздохнула и взбодрила себя, энергично встряхнув головой. Сегодня хороший день, надо постараться не думать о печальном.
Когда Боб с дочерьми уже поднимался на больничном лифте, Хельга неуклюже сунула ему под нос огромный букет из белых и лиловых тюльпанов, перевязанный маленьким бантом из такой же лиловой атласной ленты:
— Пап, лучше отдай ты.
Хельга сделала безучастный вид и притворилась, что с интересом изучает брошюру о вреде алкоголя в пластиковом кармашке на стене. Но уловив боковым зрением непонятное движение, повернулась к сестре:
— Ольга! — Хельга сузила глаза и скептически оглядела её.
— Да? — Ольга была совершенно безмятежной.
— Что это ты сейчас делала?
Ольга посмотрела на свою руку, замершую на уровне шеи, и нервно улыбнулась:
— Просто поправляла волосы, сестрёнка.
Хельга перевела строгий взгляд на отца, но тот лишь пожал плечами.
Боб вопросительно глянул на старшую дочь, не слишком соображая, что за жесты она производит. Улучив Момент, Ольга красноречиво выпучилась на букет и перевела выразительный взгляд на Хельгу, ещё раз кивнув отцу. Наверное, если бы Ольга обладала даром телекинеза, букет уже переместился бы из его рук к Хельге.
Когда лифт открылся, и неполное семейство Патаки вышло к сестринскому посту, неясное движение со стороны Ольги повторилось, и прежде, чем Хельга успела что-либо подумать, Боб быстрым движением отдал тюльпаны обратно, сразу скорым шагом удаляясь по коридору:
— Поищу коляску. Сестра! Мисс, где у вас можно взять коляску?..
Неловкий и вежливый Боб занял на мгновение внимание Хельги, и она опомнилась только тогда, когда ей навстречу с противоположной стороны коридора совсем другая медсестра выкатила совсем другую коляску с сидящей в ней Мириам. Хельга зыркнула на сестру, которая с трудом сдерживала улыбку, и почувствовала себя так глупо, будто стояла на школьной сцене и напрочь забыла свой текст. Но увидев маму, она решила, что с Ольгой и Бобом разберётся позже.
Всё ещё худая и довольно бледная, Мириам всё-таки выглядела посвежевшей. Глаза её были непривычно ясными и ярко-голубыми, может быть от того, что на ней было надето такого же цвета платье. К тому же, «цивильная» одежда вместо больничной сорочки создавала позитивное впечатление, а когда губы матери непроизвольно растянулись в улыбке, Хельга и вовсе забыла о том, как ловко была только что обманута. Она машинально сделала пару шагов вперёд и присела на корточки, уложив цветы на колени Мириам. Так много хотелось сказать: и про то, как Хельга боялась за неё все это время, и про то, каким необычайно чутким был Боб, и как она наконец смогла хоть немного понять Ольгу, и как ей ужасно стыдно за то, что накричала на Мириам, и после этого так и не решилась поговорить. За несколько секунд своего молчания Хельга попыталась начать говорить два или три раза, но вновь беспомощно замолкала, не в состоянии решить, что из этого важнее всего, и как ей теперь объясниться, чтобы получить прощение. Но слова, которые она услышала от матери, совершенно сбили её с толку:
— Прости меня, доченька!
Мириам взяла её за руки и сжала довольно сильно. Хельга даже обрадовалась, что мама не так слаба, как она боялась, но смысл услышанных слов глубоко поразил её. Хельга широко распахнула глаза, и Мириам вспомнилось, какими большими и синими они были, когда младшая дочь только родилась. Губы Мириам улыбались ещё шире, но глаза наполнились слезами, и она опустила их, невольно посмотрев на букет снова:
— Ты вспомнила, что тюльпаны — мои любимые?
Хельга не смогла ничего, кроме как просто кивнуть и в ответ сжать её руки.
— Ну ладно, — как-то уж очень строго сказал внезапно появившийся рядом Боб, — Развели тут потоп.
Он тоже присел на корточки, положив руки на плечи жены и дочери.
— Не распускать нюни! — приказал он таким же строгим тоном, но не смог скрыть маленькой улыбки, — Ольга, вызывай лифт! Патаки едут домой.