Госпожа адвокат

Громкая музыка в клубе била по ушам, дешёвая неоновая подсветка по глазам, а поведение Кати — по самолюбию. Последнее, естественно, било сильнее всего. Боженова тяжело вздохнула. Рюмка текилы залпом. — Ты чего кислая такая? — Ольга изо всех сил попыталась изобразить сочувствие, но сочувствовать было просто не в её природе. Всё же Оксана мысленно поставила ей натянутую «троечку». За старания. Впрочем, совсем не натянутая, а очень упругая «троечка», обтянутая коротким топом, сейчас смотрела девушке практически в лицо. — Да забей, — отмахнулась, говорить действительно не хотелось. — Потанцевать не хочешь? Денисова быстро проморгалась, будто бы пытаясь улететь на нарощенных ресницах на другую планету. Не вышло, но однозначно — была близка. — Хочу, красотка, — чужая рука протягивается чуть неуверенно, но Оксана практически волочит девушку с собой на танцпол. Музыка, кажется, становится ещё громче, взгляды людей вокруг ещё пристальнее, а недавние воспоминания — ещё болезненнее. Пытается раствориться в атмосфере переполненного ночного клуба, но пока получается раствориться только в собственной тоске. Значит, надо ещё выпить. — Эй, я правда такая страшная, что для того, чтобы потанцевать со мной, тебе надо ужраться в стельку? — тон Оли такой же: привычно флиртующий, чуть насмешливый, но с нотками серьёзности и мизерной долей беспокойства. Настолько мизерной, что её невозможно расслышать и уложить в нетрезвом сознании. — Нет, — опрокидывает рюмку залпом. — Дело не в тебе. Ты очень даже ничего. — Правда? — бровь взлетает вверх, а на лицо натягивается хитрая ухмылка. — Хотя врать тебе сейчас не особо резонно. Оксана улыбается в ответ, нетвёрдой походкой возвращается на танцпол и полностью отдаётся музыке, какой-то частью мозга понимая, что полностью отдаться этой ночью придётся ещё и Оле. — Катя не в курсе? — чужая рука вверх по бедру, нервный комок — вверх по горлу. — Катя почти в Германии, — выдыхает прямо в чужие губы. Олины ладони выше, Ксюшины чувства — глубже в себя. Кажется, уже терпимо. — Почти? — недоверчиво, но ничуть не обеспокоенно. — Забей, — поцелуем в ярко накрашенные губы. И Ольга коротко кивает, обеими ладонями путаясь в чужих тёмных волосах. Оксана целует вновь, путаясь в тревожных мыслях. *** Давит. Давит практически всё: обстоятельства, люди, вынужденная поездка, воспоминания. Давит действительно не слишком просторная кабинка туалета в аэропорту. Спиной к стене, мысленно — к Оксане. Почти в истерике набирает до боли знакомый номер. — Кирь, я не могу! — красноречиво, заменяя никому не нужные «привет», «как дела», «как на работе». Сразу к делу. Она не может по-другому. Раньше считала лицемерием, теперь вошло в привычку. — Катюшкин, — на душе чуть теплее. Шолохов начинает нежно и осторожно. — Совсем всё плохо? В ответ что-то похожее на всхлип, только без слёз в уголках глаз. Плакать она не то, чтобы не хотела, скорее не могла. Родионова, оказывается, разучилась делать многие вещи, хотя ещё недавно казалось, что блондинка наконец-то научилась жить. Да, этому, оказывается, учатся. — Катастрофически хуёво, — восстанавливает дыхание, а вот нервные клетки Кирилла, к сожалению, уже не восстановятся. Не хотелось взваливать свои проблемы на ни в чём не повинного мужчину, учитывая то, что об её отъезде Кирилл сам узнал пару дней назад. Но пожалуй, это единственный раз, когда эмоции Кати были сильнее холодного и расчётливого разума. — Ты вообще хочешь в свой Мюнхен сраный? Вполне логичный вопрос впервые вызывает замешательство. — Я к ней хочу, Кирь, — признаётся в первую очередь себе. — Понимаешь? — А что останавливает? Думаешь, уже не ждёт? Испуганно бросает трубку и пытается восстановить сбившееся дыхание. К такому блондинка была однозначно не готова. *** Воспоминания после алкоголя размазываются в голове, чужая алая помада — по бледной щеке. Боженова чувствует чужое возбуждение буквально кожей. Холодные пальцы Денисовой проходятся по внутренней стороне бедра, намеренно оттягивая ткань довольно облегающих джинс настолько, насколько это возможно. И Оксана ничего не чувствует, но позволяет. Родионова же позволила себе улететь в ебучую Германию, никого не предупредив. Катю хочется смыть с себя, достать из черепной коробки, вытащить кусачками из-под кожи всё поцелуи и прикосновения и запихать что-нибудь другое. И больше никогда ни к кому не привязываться. И если привязываться, то отвязываться по собственному желанию, а не ночным рейсом Москва-Мюнхен. Невольно засматривается в чужие глаза. Так и не понимает, в серые или в зелёные. Впрочем, какая разница? Хитрый лисий прищур будто бы проникает под кожу, но его тут же выталкивает Родионова. Катя собственница. Просто так не отдаёт. Да и не просто так — тоже. Оля проявляет инициативу и целует уже сама. Наигранным полустоном в Ксюшины губы. Денисову невозможно не хотеть, но у Оксаны, кажется, получается. — К тебе? — шёпотом, посасывая мочку уха и слепо веря, что вызывает табун мурашек. Не вызывает. Рюмка текилы вновь опрокидывается в горло. Восьмая за вечер. Даже не обжигает. Боженова идёт на рекорд, но на дно, кажется, идёт быстрее. — Поехали, — от натянутой улыбки трещат скулы. Впрочем, Ольга старательно делает вид, что не замечает, а Оксана — что всё хорошо. *** Денисова даже не оглядывает интерьер квартиры, в которую влетает, как разъярённая фурия, потому что ей ровным счётом плевать. Плевать также на отсутствие чужих вещей и вообще на отсутствие какого-либо уюта в помещении. Весь уют благополучно переехал к Кате в трёх больших дорожных сумках. — Я думала, ты хоть поломаешься ради приличия, — Оля расстёгивает молнию на чужих джинсах и толкает чересчур податливое тело в сторону дивана. Оксана закрывает глаза, чувствуя пульсацию в висках. — Сломанные не ломаются, — коленка упирается между чужих ног вместе с нервным смешком, невзначай вылетевшим наружу. — Тоже верно, — пожимает плечами Ольга, стягивая её джинсы вниз. Вновь поцелуй, только уже более терпкий. Язык проталкивается в чужой рот, пальцы тянут вниз бретели лифчика. Оля опускается на шею и ключицы. Ксюша, по своим собственным ощущениям, опускается на самое днище. В сознании будто бы что-то замыкает, а из глаз брызгают слезинки. Плакать при Денисовой ещё недавно казалось чем-то невозможным и крайне омерзительным. — Прости, я не могу, — с последним воздухом вылетает из лёгких перед хриплым всхлипом. — Я поняла, — растерянная девушка пытается приобнять, но из её объятий тут же вырываются. — Я могу тебе чем-то помочь? Оксана наконец-то различает цвет её глаз. Безжизненно-серые. — Уезжай, пожалуйста, — раздается хриплым шёпотом перед тем, как Боженова уткнулась лицом в подушку. *** Катя минуту стоит перед чужой дверью, насилуя мозг собственными размышлениями. Думаешь, уже не ждёт? Всегда насмешливая интонация Кирилла крепко усаживается в голове. Родионова не может позволить себе думать, что её уже не ждут, но до трясучки этого боится. Поворот ключа в замке. Второй. Ключи по какой-то иронии судьбы так и не вернула. Оставила в бардачке машины. Осторожно проходит в прихожую, закрывая дверь на щеколду. Бросает плащ и на цыпочках плетется в комнату. С дебильной, как ей кажется, улыбкой на лице рассматривает Оксану. Мирно спящую, источающую перегар метра за два и почему-то полуголую. Раздевается сама. На кровать в уличной одежде ложиться ненавидела, да и Боженову всегда пыталась отучить. Осторожно приобнимает и вдыхает запах чужих волос. Пахнут свежим грейпфрутом и ещё более свежим кератином. Улыбка плотно заседает на пухлых губах. — Катя? — зрачки в голубых глазах увеличиваются, кажется, до размеров всей солнечной системы. Родионова коротко кивает, нежно поглаживая её по спине. — Спи, — шёпотом в левое ухо, мурашки появляются моментально, и Оксана послушно закрывает глаза. — Почему к немкам не полетела? — уже с улыбкой перед тем, как жадным поцелуем впиться в чужое плечо. — Не буду врать, что не могу без тебя, — целует за ухом перед тем, как заботливо укрыть Боженову пледом. — Но без тебя не хочу. Думаю, этого достаточно. — Достаточно. Блондинка расслабленно опускает веки, слыша мирное посапывание рядом. Катя привыкла обдумывать каждое своё решение и долго сомневаться, взвешивая все «за» и «против». Тут же — не сомневалась ни на секунду. Оксану же переполняли разного рода эмоции, но одно девушка знала точно.

Они — здесь и сейчас.

Они существуют.

И они самые, что ни на есть настоящие.

И у них, кажется, есть довольно интересное прошлое, яркое настоящее и очень насыщенное будущее.