Госпожа адвокат

Всё вокруг будто бы замерло, а потом взлетело вверх, чтобы с нечеловеческой скоростью упасть прямо на Оксанины хрупкие плечи. — Зачем? — спустя несколько глубоких вдохов всё же вырвалось у девушки. — Нужно доделать папины дела по бизнесу. Если всё будет хорошо, останусь насовсем, — Катерина залезла на подоконник с ногами, а Боженова почувствовала непреодолимое желание её оттуда столкнуть. Родионова чувствует и слезает, Оксана закрывает руками вмиг побледневшее от неожиданных новостей лицо. — А почему ты только сейчас решила мне сказать? — ладонь, заботливо уложенная на плечо, была тут же грубо с него скинута. — Я и сама окончательно решила только несколько дней назад. А потом ждала подходящего момента, наверное, — стальные нотки в голосе убивали наповал. Быстро. Но совсем не безболезненно. — Момент, конечно, ахуеть, какой подходящий! — Ксюша уже не могла себя сдерживать, да и не хотела, не видела в этом практического смысла. — Умница, блять! Чужая ладонь грубо схватила её за руку, а короткие бордовые ногти оставляли на коже следы в форме полумесяцев. — Пожалуйста, не ори, — прошептала Родионова, но увидев слёзы на её густых ресницах, отпустила руку и глубоко вздохнула. — Не злись на меня и попытайся понять. Конечно, хотелось очень много чего добавить. Несказанные слова будто бы гнили внутри, не давали нормально дышать. Но Катя понимала — добьёт. А добивать не хотелось. Хотелось провалиться сквозь землю от взгляда небесно-голубых глаз напротив. И Родионова всей душой проклинала тот день, когда согласилась ненадолго подменить Завьялову в университете. Катя думала, что Андрей не только усугубил в разы детские психотравмы, но и во время очередного избиения вместе с клочком волос вырвал ей сердце, и теперь девушка никогда не сможет никого полюбить. Смогла. Только сейчас вместо бабочек в животе чувствует подступающую рвоту. — Ты не представляешь, насколько меня ранит та хуйня, которую ты творишь, — взглянув на неё исподлобья Боженова поспешила удалиться. Во-первых, в горле дико пересохло, а во-вторых, рыдать при Кате не хотелось. *** Разъярённая девушка трясущимися руками потянулась к выключателю между лестницей и коридором, чтобы осветить себе путь на кухню. Она привыкла, что дом катастрофически огромный, а света катастрофически мало. Папа, конечно, клятвенно обещал решить этот вопрос. Размышляя о чём-то своём девушка проходит на кухню, чтобы налить себе воды, а ещё лучше — вина, если оно, конечно, осталось. В полумраке не обращает на отца с матерью никакого внимания, пока не решает чуть-чуть приглядеться. Вадим целует Татьяну. Страстно, терпко, а женщина, в свою очередь, охотно отвечает ему, шепча что-то не особо разборчивое в мужские губы. Боженова немного восстанавливает сбившееся дыхание, щёлкает выключателем и, пытаясь сохранить на лице невозмутимость, идёт к холодильнику. Татьяна вздрагивает и отталкивает мужа от себя. Оксана еле заметно улыбается. — Ксюнь, мы тут, — начинает женщина, но замечает слезинки, поблёскивающие в уголках глаз. — Ты плакала? Оксана осушает гранёный стакан наполовину и с недоумением смотрит на мать. — Ты считаешь, что это уместно спрашивать в данной ситуации? — Вадим нервно улыбается и густо краснеет, пока женщина легонько пихает его в бок. — Извини, заяц, — папа как всегда находит самые «подходящие» слова. — Мы что-то увлеклись. Сам не понимаю, как это произошло. — Да ладно, — Ксюша ставит стакан обратно. — Вы как школьники какие-то. Спокойной ночи. — Спокойной ночи! — сбивчиво выпалили Татьяна и Вадим, смущённо глядя друг на друга. *** Родионова куталась в пуховое одеяло, которое совсем не грело. Оксана горько улыбнулась, положила телефон на прикроватную тумбочку и улеглась рядом. Катя отвернулась к стене, Боженова бросила колкое «ну и иди нахуй», а затем всё же приобняла девушку. — Если вдруг у тебя там всё сложится, — неожиданно начала Оксана. — Я могу к тебе прилететь. Если захочешь, конечно. Ну или не найдёшь себе там богатого немца. — Или богатую немку, — хрипло прошептала Катя, поворачиваясь к ней. — Я обожаю тебя за то, что ты никогда не меняешь своих решений. Так что пока мы вместе, если мы ещё вместе, держи планку, Ксюнь. Боженова переплела их пальцы. — У меня нет сил на тебя злиться. Хотя ты не представляешь, насколько сильно хочется, — короткий поцелуй застрял в пшеничных волосах. — Спасибо тебе, — Катя поцеловала оголённое плечо. — Ты невероятная, Оксан. Твоя уникальность, храбрость и мудрость вне рамок юридического института. И пока с трудом помещается в рамки моего сознания. Я никогда не встречала и не думала, что встречу человека прекраснее. Вообще думать, что любовь нужно заслужить — крайне неправильно, но если придерживаться этого высказывания, то ты заслуживаешь её больше всех в мире. Я никогда ещё не была так счастлива. Боженова всхлипнула, уткнулась в подушку и снова всхлипнула. — Спокойной ночи, Кать, — прошептала, изо всех сил прикусывая губу и пытаясь сдержать дрожь в голосе. *** Каждая вещь, которую Родионова аккуратно складывала в большой красный чемодан, оставалась у Оксаны уколом где-то в области сердца. Брюнетка была убеждена, что в отличие от Кати, сердце у неё есть. Ксюша, кажется, даже перестала злиться. В конце концов, она никаким образом не могла повлиять на ситуацию, а унижаться перед блондинкой, в миллион первый раз уговаривая её остаться, было просто не в её характере. Хотя унижаться в какой-то момент очень хотелось. Чужая квартира пустела вместе с надеждами на светлое совместное будущее, рождая в голове сценарии не самого светлого, но тоже вполне приемлемого будущего по отдельности. — Езжай домой, — вдруг неожиданно взмолилась Катерина. — Не могу смотреть, как ты мучаешься. Приподнятая тонкая бровь и усмешка на будто бы фарфоровом лице. — Какая ты благородная, — медленно встала, прошла в коридор. — Мне свои вещи забрать после того, как ты улетишь? — Да, пожалуй, — Родионова изо всех сил сжимает зубы, чтобы не выдать внутреннего напряжения и сохранить никому сейчас не нужный образ железной леди. — Ключи у тебя есть. Замирают друг напротив друга. Яркие зелёные глаза, кажется, утонули в спокойных серо-голубых. Катя понимает — им нельзя. И от этого болезненного осознания становится ещё больнее. Катя вновь видит неестественный блеск в глазах напротив, хочет смахнуть слезинки, но сдерживается из последних сил. Ей нельзя. Иначе не улетит. Не сможет. — Пока, — вдруг блондинка решает, что ограничиться объятиями всё-таки можно. — Пока, — Оксана выдыхает ей в плечо. — Напиши, как долетишь. — Уверена, что тебе это будет нужно? — замок рук аккуратно освобождает чужую талию. — Выёбываться перед своими немцами будешь, — горький смешок. — Ну или перед немками. А мне напиши, пожалуйста. — Напишу, — тихо, за секунду до хлопка входной двери. *** Брюнетка буквально влетает в собственную машину и понимает, что уже не может сдерживаться. Слёзы от туши становятся тёмно-серыми и капают сначала на бежевую толстовку и чёрные джинсы, а затем на кожаную обивку сиденья и руля. Боженова решает всё свои проблемы одним способом, и вот телефон уже издаёт длинные гудки. — Лен, давай напьёмся? Я заеду за тобой. — Ксюнь, я не могу сейчас, — обеспокоенно начинает подруга. — У тебя что-то случилось? Голос какой-то… Бросает трубку, издаёт что-то похожее на вой и вновь залезает в телефон. — Алло, — весёлый и неизменно флиртующий тон Оли, кажется, невозможно спутать ни с чем. — Не хочешь в клуб? — Оксана знает — хочет. — Хочу, красотка, — догадки подтверждаются, Боженова прикусывает губу. — А когда? — Сейчас. Тебя забрать? — Сама доеду, адрес скинь. С долей облегчения опрокидывается на сиденье и тянется за сигаретой. Когда-нибудь забудется. И Оксана надеется, что забудется как можно скорее.