Правило левой ноги.

Конечно, роль жертвы меня не устраивала, и до самого подъезда я орала как резаная. На нас оборачивались люди, некоторые улыбались, а некоторые крутили пальцем у виска. Но когда это меня волновало мнение других людей? Правильно, никогда. Консьержка - пожилая дамочка с очками и с дивной прической, а если быть точной, то с халабудой на голове - высунула свою голову в окошко и что-то там про мораль прошипела. - Учиха, а, Учиха, ты придурок или как? – спросила я его, повиснув полностью на плече. - А что входит в твои понятия «или как»? – спросил он и нажал на зеленую кнопку вызова лифта. - Ну, тут, знаешь, у меня много вариантов. Может, тебя акушерка пьяная роняла, может, ты голубой или еще что-то в таком роде. Просто я не знаю, как это у вас там называется, - да, Саске, я доведу тебя до истерики. Брюнет зашел со мной в кабинку лифта и, наконец–то, поставил меня на пол. Глаза у него были, честно скажу, страшные, либо он сейчас меня убьет, либо еще чего. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Хотя, я могу и поспорить, когда в детстве с моей подругой Корой мы дразнили соседских собак, то тогда одна из этих милых песиков укусила меня за жопу, извините за выражение. Тогда шампанского я напилась, я вам скажу. Ох, как напилась! В больнице, когда мне пятнадцать уколов всаживали от бешенства, с меня хватило. - У нас - это у кого? – лукаво спросил Учиха. Черт, не нравится мне его взгляд, какой-то он странный. Нужно перевести стрелки. - А у тебя такой суровый вид, что прям страшно. Морду попроще и люди к тебе потянутся, - нагло ответила я и специально поправила воротник на его пальто, стряхнув, якобы, что-то. - Боишься? – спросил он меня уже возле моих губ, так, что я чувствовала горячее дыхание на своей верхней губе. Так как этот дядя Степа Великан на голову, а то и целых две выше меня, то ему пришлось нагнуться. Сейчас я ему за козла отомщу. Если бы кто-то видел, как моя совесть коварно потирает руки и кровожадно оскаливается, при этом чуть ли не танцуя лезгинку. Облизываю его нижнюю губу, пересохшая с привкусом сигарет. Одну руку кладу ему на голову, а второй расстегиваю пуговицы на его пальто. Мой медвежонок расслабился и положил руки мне на талию. Но если так пойдет и дальше, то я не отомщу ему, а пересплю с ним в лифте, который уже минуту как открыл свои железные двери. Кусаю его за губу и толкаю. - Остынь, орангутанг! - Ты умеешь обламывать, - возмутился Саске, открывая квартиру ключами, которые достал с кармана брюк. Без церемонии я толкнула его и первая зашла в квартиру. Скинув ботинки и повесив курточку на вешалку, я прошла на кухню, предварительно включив свет. Электрочайник стоял на столе, и вода там тоже имелась. Включила его и стала ждать, когда же этот пупсик придет сюда. Но этот «Бэтмен» не появлялся, чайник уже вскипел, а его все нет и нет. Я даже соскучилась. Пойду, поищу. Света нигде нет, только в ванной шумит вода и включен свет. Подхожу и открываю дверь. И вижу Учиху, который моется. Голый… Совсем голый. И он меня увидел и спокойно продолжал мыться. Я стояла и смотрела на его жо… Кхм-кхм, глаза. Резко развернулась на все сто восемьдесят градусов. А потом повернулась. - Шо ж такое, твою мать, - выпалила я. На умывальнике стоял флакончик с какой-то жидкостью, ну, я, разумеется, ее взяла, подошла ближе, смотря этому брюнету прямо в глаза. – Ты не представляешь, как ты мне дорог! - после этих слов вся эта жидкость оказалась на Учихе. Вот почему я не посмотрела, что за банку взяла? Вот почему я сначала делаю, а потом думаю? Почему нельзя наоборот? Мне что, не суждено? Быстро выбежав с ванной, я села на диван и стала нервно сжимать обивку дивана. Блин… А вдруг это была серная кислота? Или цианид калия? Хотя, лучше уж серная кислота. Через десять минут вышел Саске с полотенцем на бедрах. Вид у него был… никакой. Лицо кирпичиком, как только я хотела открыть рот, он ушел в другую комнату, хлопнув дверью до такой степени, что меня передернуло. Так я и сидела с опущенной головой и виной в душе часа полтора. Потом мне надоело, и я пошла в ту комнату, где скрылся Учиха. Тихонько приоткрыв дверь, увидела, что Саске сидит уже в черных бриджах на подоконнике и курит. Вот от этого его вида мне стало обидно. Я его обидела и, по сути, ни за что. Нужно бы и извиниться. Тихо подошла к нему, моя голова все еще была опущена. Брюнет не обратил на меня никакого внимания. Обижается, наверное? Ну, конечно, Сакура, он обижается, ведь только ты можешь так поступить! Подоконник был широким, и я вместилась напротив моего медвежонка, с каких пор медвежонка? А то, что я подумала «моим» - это меня не смущает, да? Блин… Ладно, я пришла, чтобы извиниться, а не устраивать дебаты со своими мыслями. - Саске… - тихо произношу его имя. На что он только сделал затяг и бесшумно выдохнул дым вверх кольцами. – Ну, Саске, - тыкаю в его оголенное плече указательным пальцем, подвинувшись ближе. – Ну, Учиха, прости меня, я не хотела. Ну, что ты обижаешься-то? – мне в этот момент стало так обидно, что я, не замечая того, начала плакать. Большие прозрачные капли тихо стекали с моих щек и растворялись где-то на паркете. - О, Господи, - послышалось со стороны Учихи, он подвинул меня к себе и усадил к себе на колени, так что я уткнулась носом в его грудь. – Не плачь, только не реви, - повторял он шепотом, стирая большим пальцем слезы с моего лица. В этот момент он казался мне таким родным и хорошим, что захотелось его обнять, так я и сделала. - Ты не дуешься на меня? – с надеждой в глазах и стирая тыльной стороной ладони слезы. - Не дуюсь, - он улыбнулся и уперся своим лбом об мой лоб. Мы смотрели друг другу в глаза, и мне, знаете, было приятно вот так вот сидеть в сумраке комнаты, в окно светит луна, его руки обнимают меня, так бы и прожила всю свою оставшуюся жизнь. Ладошками я обхватила его лицо и легко, без намека ни на что, поцеловала его. Можно сказать, по-детски, просто чмокнув его в губы. Он улыбнулся и положил свою ладонь на мою шею. Обняв его за шею, я носом провела по его шее, она такая нежная, и запах его до дрожи в ногах - приятный. Сейчас было так хорошо. Низ живота стал закипать, становилось до безобразия жарко и душно. Медвежонок первый меня поцеловал, уже не так безобидно, как я, а с диким напором. Я села к нему на бедра, так, чтобы было удобно его целовать. Не передать, как было приятно, хотелось зацеловать его до такой степени, чтобы умереть вместе. Он держал меня за бедра, чтобы я случаем не упала. На минуту Саске перервал поцелуй лишь для того, чтобы снять этот ненужный свитер. А когда-то этот свитер был моим любимым, а сейчас я бы даже его порвала, лишь бы он быстрее снялся. Теперь я оказалась в одном лишь лифе и джинсах, от которых медвежонок меня скоро избавит. (И тут автор хотел вас обломить, но не судьба) Так и случилось, но было очень удобно сидеть на подоконнике: во–первых, тесно, во-вторых, просто не привычно. И поэтому мы кое–как слезли с этого злополучного окошка. Мы ползли до кровати, как два алкаша, которые тащат один другого. Хотя расстояние было не очень – то и большим, но было темно, и я была с закрытыми глазами, Учиха, по-видимому, тоже. Так получилось, что мы упали на кровать, так, что брюнет оказался сверху, конечно, было тяжело, но это не сравнится с тем, как мне хотелось укусить его, если бы я могла, я бы съела Учиху. Обмазала сливками и съела. От таких мыслей я облизнулась, лучи луны пробивались в полуоткрытое окно. Было и темно, и одновременно видно силуэт такого родного для меня тела. Пока я очухалась от созерцания луны, почувствовала, как мои губы соприкасаются с его губами. Чужой язык стал исследовать полость моего рта, гладить небо, щеки, десна. Было приятно, и я в ответ стала играть с его языком. Мои ладони сползли по груди вниз, очерчивая рельефные мышцы. Спускаясь все ниже и ниже, пока мои холодные пальцы «прибыли к пункту назначения», а то бишь к резинке спортивных штанов, как хотелось бы их разорвать, как это делается в эротических романах. Но этот Саске не дал мне этого сделать просто-напросто тем, что снял их быстрее, чем я оторвалась от его губ. Теперь нас разделяло два препятствия: трусы. И от этой проблемы тоже можно легко избавиться, это же не химические уравнения. И вот Учиха перешел к выполнению уравнения. Когда уже все было на своих местах, а точнее, ненужные предметы белья на полу, а я подмята под его тело, то началось самое приятное. Я почувствовала что-то горячее и большое внутри. От неожиданности я вскрикнула и ухватилась руками за влажные от пота плечи. То ли не рассчитала силы, то ли еще что-то, но мои ногти с французским маникюром вонзились в плечи Учихи. От неприятных ощущений он зарычал.