Инструкция о том, как быть настоящим гномом

      Первое впечатление под открытым небом — свет. Его слишком много и сразу. Эдвина зажмуривается. Это больше не рассеянное освещение Глубинных троп, где светится сам Камень, и не древние магические светильники тейгов, и не стрелка огненной лавы, и не точки факелов; это то, что всюду и отовсюду, что пронизывает мир насквозь. Мир — чужой. Эдвина чувствует, будто плоть земли у нее выходит из-под ног. Она ничего не знает о движении солнца, и то, что горит — как лава — на одной стороне этого круглого расширенного мира, для нее не более чем самый большой на ее памяти светильник, непропорционально огромный для такого пространства. Щурясь, она открывает глаза…       …второе впечатление — цвет. Она жила в красно-коричневом городе, в его золотисто-мраморной части. Холодные оттенки — это были просто капельки красок. У нее, принцессы, были аквамариново-синее платье, ожерелье из хризолита и церемониальный меч с гардой, украшенной расписной эмалью в зеленых тонах. Когда она уходила на поиски злосчастного тейга, торговцы зазывали купить наряды из шелка «самых модных цветов» — розового и сиреневого. Она очень хотела сиреневую юбку. Она открывает глаза — и видит перед собой сиреневый мир.       Оранжевый, серо-голубой — это верх. Изумрудный, коричневый, черный (размокшая, набухшая весенняя земля) — это низ. Эдвина видела такие штуки на картинках, но в жизни все оказывается намного сложнее. Она представить не могла, что воздух движется, что деревья движутся, что деревья, эти самые деревья, из которых сделана великолепная, изящная резная мебель, такие огромные и в таких количествах. Еще есть снег: он приник грязными клочьями к корням деревьев, слипшийся, исчезающий. На тех картинах, которые видела Эдвина, он был всегда белый. В ее новом сиреневом мире снег перенимает цвет неба…       …потому что третье впечатление — небо. Научившись смотреть по-новому, Эдвина поднимает голову — и больше не видит границ. Потолки Орзаммара высоки, и даже подчас кажется, что высота их бесконечна, но ощущение замкнутости под ними остается. С этим ощущением гном рождается и живет, зная, что это — часть его. Под пустым открытым небом, не имеющим края ни с одной видимой Эдвине стороны, принцесса-изгнанница чувствует себя скованно и неловко, как будто лишилась чего-то важного, будто ее выставили голой на всеобщее обозрение. Она вдруг остро осознает, что такое «чувство Камня», которого лишены наземники. Это не метафора, это то, что сращено с восприятием мира.       Эдвина вот-вот готова упасть на колени. Четвертое впечатление — воздух. Легкие оказываются не приспособлены к этому. Всего слишком много, и ярко, и бешено, и это-то — на закате (Эдвина пока что не знает, что такое закат), когда цвета и формы сглажены. Гнев поднимается в ней волной: почему ее никто не предупреждал? Она не может идти, она не готова. Все таращатся на нее: одни — непонимающе, а те, кто поумнее, — с сочувствием. От этого у Эдвины закрепляется мысль, будто она голой стоит у позорного столба.       — Что, пойдем? — выдыхает она, и это первое ее слово, произнесенное в новых условиях существования. Медленно, медленно до Эдвины доходит: переворот восприятия — это не временно. Это как минимум надолго, если не навсегда. Много, долго, отчаянно, злобно, далеко, бешено. «Несите меня на руках!» — хочет потребовать она, но не может, потому что она больше не принцесса. Ее пробивает, как молнией, ужасом, теперь — с особой силой и отчетливостью: она не принцесса. Она — в этом мире — маленькая, загнанная, она не вернется в Орзаммар, она наземница.       На-зем-ни-ца. Эдвина увидела небо и еще не имеет слов, чтобы его описать, но ей хватает с лихвой. Сердце колошматится в груди, как ошалелое. Пятое впечатление — отсутствие границ. Стоя в центре Орзаммара и не видя стен, ты все равно знаешь — ведомый подсознательным ощущением, — что, куда ни пойдешь, дойдешь до края. У этого же мира края нет. Если нет краев, то относительно чего определить в нем свое место? Так вот почему они злые — те, кто ушел навсегда. Так что там? На-зем-ни-ца?.. Эдвина, стиснув зубы, стряхивает с себя оцепенение: нет! Она будет уклоняться от этого, будет считать себя дочерью Орзаммара до самой смерти.       Чьи-то сильные руки подхватывают ее и несут. Вечером в лагере Стражи ей говорят: а ты молодец, отлично держишься. Иные захлебывались воздухом и в ужасе пытались сбежать назад, в пещеры, к Глубинным тропам. Эдвина рвет траву и бросает в костер: ей весело смотреть на огонь. Многие пытаются с ней заговорить, смотрят так участливо, что воротит.       Шестое впечатление — непропорциональность. Эдвина ростом маленькая для своего народа, но она никогда не встречала гнома, которому не могла бы посмотреть в глаза, не запрокинув голову. Здесь ей приходится откидывать голову назад, чтобы поговорить даже с женщинами, и это ужасно раздражает. У нее болит шея, и от этого зудящего неприятного ощущения она все больше бесится.       Она слоняется по лагерю, пытаясь найти себе дело. Один из Стражей, увидев, что ее двуручник сделан из самой дрянной стали, вызывается одолжить свой; и этот новый замечательный меч оказывается Эдвине совсем не по размеру. Когда она носит его за спиной на перевязи через плечо, рукоять торчит на целую голову выше ее макушки, а конец острия едва не упирается в землю и мешает при беге. В деревне, через которую проходит отряд, Эдвина отлучается купить себе чистой одежды, но женские рубахи доходят ей до колен, а детские слишком узки в груди. Этот мир сделан не под нее.       Седьмое впечатление — жизнь. Бездушное небо, показавшееся вначале пустым, оказывается наполненным до краев. Истошно орущие птицы носятся низко над шатрами лагеря: черные галочки на облачном стальном фоне. Когда сгущаются сумерки, лес наполняется миллионами звуков. Кто-то стрекочет, кто-то шуршит. К костру слетаются мотыльки, от костра разлетаются комары. В траве — жуки, мыши, змеи. Жизни слишком много для Эдвины: она оглушена. Чтобы сделать пару шагов, ей приходится — приминая траву, распугивая мышей, наступая на червей — прорваться сквозь уйму жизни. Ей кажется, ее из привычного дома вырвали в странный, запутанный лабиринт, где в стенах запрятаны ловушки, а из-за углов тысячи глаз следят за каждым ее движением; и из этого лабиринта нет выхода, нет даже способа понять его устройство, потому что он меняется с каждым часом. И восьмое впечатление — изменчивость.       Солнце идет по небу. Небо каждый день другое. День сменяется ночью. Свет приходит и уходит. Трава растет, деревья ломаются, ветер меняется, птицы порхают по веткам. Достаточно на секунду закрыть глаза, а мир за ними уже нов. Лучше не закрывать и даже не моргать. Эдвине плохо спится по ночам, но усталость берет свое, и с каждой ночью она спит все дольше, крепко и, как все гномы, без снов. Ей всегда казалось, измерение времени придумали, чтобы знать, когда спать, а когда работать, но теперь она понимает, что всегда путала причину и следствие: естественное время — первично, часы вторичны. К тому же, в Орзаммаре время измеряют по-другому. Эдвина не пытается перестроиться, она просто игнорирует часы и следует указаниям Дункана: нужно обедать — она обедает, нужно спать — она пытается заснуть. Она думает: если бы наземникам никто не давал указаний, они бы все посвихнулись.       Дункан спрашивает ее:       — Ну как, привыкла?       Эдвина мотает головой. К этому нельзя привыкнуть, можно только родиться под небом. Она заглатывает ртом искрящийся воздух; ей хочется сказать, что все это прах и мрак, что она просыпается от ветра и от муравьев, что в небо можно свалиться, что ее охватывает беспробудная паника — она не наземница, она дочь Орзаммара! — верните ее домой!       — Паршиво, — коротко признается Эдвина. Дункан предлагает ей вина, она отказывается. Девятое впечатление — вода. Под землей ее достаточно: по отводным каналам из подземных озер она поступает в город. Орзаммар не испытывает нехватки в воде для мытья и гигиены, но она ценна и лишнее ее расходование порицается. Вылить глоток недопитой воды на землю считается неприличным, ведь ей можно утолить жажду в следующий раз…       …в лагере Стражей плещется вода! Женщины, укрывшись за деревьями и холщовыми занавесками, моются, поливая себя из больших кадок. Молодые рекруты подсматривают за ними и получают: кто поцелуй, кто в глаз, а кто холодной водой из кадки с ног до головы. Эдвина следит за этим с удивлением. Еще они тушат костер водой, а их собаки пьют очень много. Она ничего не спрашивает у них, потому что боится показаться несведущей. Но вскоре отряд выходит к реке.       Впервые заметив, как за деревьями виднеется слишком много белого неба — и над горизонтом, и под ним, — Эдвина думает, что ее ведут к обрыву. Затем ей мерещится, будто ее обманывают глаза; глазам нельзя доверять, она привыкла. Между водой и небом — узкая полоса лесистого дальнего берега; иначе они, бледные и сливающиеся по цвету, образовали бы единое полотно, и Эдвина изумилась бы, что своими бедными, уставшими от долгого пути, непривычными к странствиям принцессьими ножками дошла до края большого мира. Она снимает сапоги и входит в воду. Так вот откуда пошла байка, что в небе можно утонуть…       Эдвина не умеет плавать и уходит. В воде резво плещутся собаки и рекруты.       И десятое впечатление — зелень. Только на третий день Эдвина начинает понимать, как глубоко растения связаны с сутью Большого мира. Это не просто покров, не просто форма жизни: это плоть от плоти мира, его натура.       Люди едят хлеб. Они не представляют, как можно без него жить, а в Орзаммаре он бывает на столах только у богатых. В Орзаммаре бедняки едят только мясо — обычно мясо нагов — да иногда грибы. У деревенских жителей Ферелдена есть зерно, и лесные ягоды, и овощи, и сладкие-сладкие фрукты, и вряд ли кто-то из них может представить, что ферелденское рагу из брюквы потрясает воображение знатнейших орзаммарских гурманов. Даже Стражи, уж казалось бы, столько в жизни повидавшие, удивляются: «Как можно не есть хлеб?». Для Эдвины это дико. Она понимает, что жизнь принимает тысячи форм, и не все из них на первый взгляд кажутся живыми. Тем временем, по мере продвижения на юг, лес становится глубже, и заблудиться в нем — все равно что раствориться. Эдвине очень не хочется растворяться.       И король людей спрашивает у нее в мимолетном разговоре у крепостных стен:       — Чего же ты хочешь теперь, леди гном?       «Я хочу домой, король людей», — хочет ответить она, но сжимает волю в кулак: она благородная, она законная наследница Орзаммара, она не будет перед ним унижаться! Эдвина отвечает честно и с достоинством:       — Я хочу новый меч, сделанный по моей мерке.       Король смеется и обещает порекомендовать оружейника для благородной леди. В тот же день молодой Серый страж спрашивает Эдвину:       — А ты хочешь домой? — он прямолинеен до беспардонности. Эдвина важно задирает нос (чтобы взглянуть этому пареньку в глаза):       — Человек, я хочу на престол Орзаммара.