Инструкция о том, как быть настоящим гномом

      — Подожди, подожди, — на пороге комнаты Эдвина оборачивается. — Помнишь, что ты мне тогда говорил… насчет Логейна?       — О да, насчет Логейна, — Алистер тоже останавливается и опирается о дверной косяк. — Потрясающая тема для разговора. Как раз после сообщения о том, что кто-то из нас должен умереть за компанию с архидемоном.       Риордан разводит руками, как будто недопонимает.       — Ты говорил, — осторожно начинает Эдвина, — тогда, после Собрания земель… что мы могли бы сделать Логейна Серым Стражем, — не успев перевести дыхание, она круто поворачивается к Алистеру: — Молчи!       — Я и молчу, — бормочет тот, тем временем, однако, краснея до кончиков ушей.       — Это значит, что у тебя есть подготовленная кровь порождений тьмы, — Эдвина ударяет напрямик. — А нам нужны Стражи.       — Это правда, — отвечает Риордан, — у меня есть один флакон. Но я решил приберечь его на случай… если он действительно пригодится. Если кто-то из ваших друзей будет заражен скверной, у нас будет шанс спасти хотя бы кого-то одного.       Эдвина скрещивает руки на груди. Стоит на пороге, как маленький нахохлившийся воробей, и собирается спорить с бывалым Стражем, да вдобавок с орлесианцем. Алистер неожиданно приходит на помощь:       — Она права. Риордан, если ты погибнешь… если мы все втроем… О, как я оптимистичен сегодня, — он чешет подбородок, — играйте траурный марш.       — Еще один Страж — еще один шанс на победу, — твердо говорит Эдвина. Она впервые думает о себе как о расходной единице; Алистера, наверное, одолевают те же мысли, потому что переглядываются они в этот момент как близнецы, понимающие друг друга с полуслова. — Нам нужны все шансы.       Риордан наклоняет голову. Он вдруг кажется Эдвине не просто бывалым, но старым.       — Хорошо, будет по-вашему. Ищите добровольца. Постарайтесь разобраться с этим до полуночи.       Эдвина знает, что на самом деле есть время до рассвета: на рассвете армия выступает скорым маршем на столицу, а до этого никто не уснет. У Эдвины еще есть дела: выпить эля с гномами под куполом открытого злого неба, в последний раз сыграть в «порочную добродетель», наточить меч и повыть на луну. Но надо подумать и о грядущем: четыре Стража все-таки лучше, чем три. Целых четыре попытки зарезать архидемона. А кроме того, Эдвине очень не хочется умирать.       Нужен кто-то, кто выдержит Посвящение. Флакон — один. Эдвина и Алистер проходят темными коридорами Редклиффского замка. Замок бдит: это будет короткая и трудная ночь; а коридоры пусты. Ей и Алистеру приходит в голову одна и та же мысль, и Эдвина стучится в одну из дверей гостевых комнат, а некоронованный король наблюдает за ней, как будто сам собирался сделать то же самое. Эдвина вздыхает: вот опять он будет молчать, сохраняя вид скучающего зеваки, а самое трудное придется делать ей одной. Самое трудное — огорошивать правдой. «Эй, Кусланд, хочешь стать Серым Стражем? Шанс на героическую смерть прилагается».       Кусланд не спит, мешает маленькой ложечкой в большой миске рагу и смотрит на еду с омерзением. Рыжие длинные волосы связаны каким-то нелепым узлом.       — Привет, дружочек, — Эдвина преувеличенно весело машет рукой. — Как насчет того, чтобы присоединиться к ордену Серых?       — Это она всерьез, — поясняет Алистер. Они вдвоем выглядят со стороны наверняка нелепо и подозрительно. Эдвина собирается вручать сладкую пилюлю, но когда предлагают что-то хорошее, всякий порядочный воин должен быть настороже. Кусланд вздыхает и говорит с горечью, наверное, с искренней:       — Я бы и согласился, но не могу. Понимаешь, я последний в роду. Если я уйду в Стражи, то Кусландов просто не останется. А у нас — Хайевер… Мой долг — быть там. Нельзя бросать наследие, понимаешь? Ты понимаешь. Ты тоже знаешь, что предки смотрят из небытия и могут не одобрить.       Глаза его при этом странно поблескивают.       Подойти к спящему Зеврану не получается. Эдвина наталкивается на ловушку, едва не ломает ногу и теряет туфлю. Бывший ассасин поднимается, как будто и не спал, и Эдвина понимает, что бывших ассасинов не бывает.       — Ты уверена, что это хорошая идея? — Алистер наблюдает, как Эдвина выпутывается из растяжек.       — Плохих идей этой милой даме в голову не приходит, — заверяет Зевран, приглаживая шевелюру. — Слушаю ваши любопытные ночные предложения.       — Помнится, ты мне обязан жизнью, — начинает Эдвина, усевшись на место сработавшей ловушки. — Как насчет того, чтобы раз и навсегда отплатить этот долг?       — Звучит нехорошо, — признается Зевран, передергивая длинными ушами. — Что же я должен сделать?       — Вступай в орден Серых, — обреченно говорит Эдвина, ожидая услышать такой смех, какого еще в жизни не слышала. Это бессмысленно, думает она. Зевран, как и Кусланд, знает про Стражей почти все — по меньшей мере то, что было известно Эдвине и Алистеру вплоть до этой ночи. Они все ночевали в одном лагере, как-никак. Зевран шевелит большими пальцами ног:       — Добровольно или принудительно?.. О, принудительно? Есть тысяча вещей, которые я бы согласился сделать принудительно, но это не одна из них, прости.       Эдвина чувствует себя неважно. Они с Алистером проходят по замку тенями, но никто из тех, в чьей способности пережить Посвящение уверены двое Стражей, не горит желанием разделить печальную судьбу. Душная летняя ночь накатывается на Редклифф, как колесо на камень. В казармах дремлют солдаты, спит на посту часовой. В обеденной зале под столом храпит Огрен.       — По меньшей мере, скверна его точно не убьет, — Алистер показывает на Огрена пальцем. — Его вообще ничто убить не может, даже если очень постарается. А еще ты можешь приказать ему выпить эту дрянь, принцесса ты или нет.       Эдвина пытается растормошить своего единственного подданного, но проще разбудить мертвеца. Полночь тем временем близится: все-таки не стоит ждать до рассвета, и у Риордана есть дела. В библиотеке при свете пяти свечей, наклеенных едва не друг на друга, Винн читает книгу об истории рода Герринов. Алистер и Эдвина стараются на цыпочках пройти позади нее, чтобы их ночные блуждания не вызвали вопросов. Винн поднимает взгляд от книги и долго, пристально смотрит им вслед, будто хочет о чем-то спросить, но не решается. Стражи не умеют ходить на цыпочках: слишком гремят доспехи.       На главной лестнице, свернувшись в клубочек, чутко дремлет мабари. Алистер останавливается, чтобы его погладить и почесать за ухом:       — Тише, тише, братец пес, скоро все закончится. Уже скоро.       — Мне от тебя тошно, — дуется Эдвина.       — Все закончится хорошо, — с невинной улыбкой поправляется Алистер, и Эдвина клянется себе, что не позволит ему умереть. — Я буду королем Ферелдена, а ты — королевой Орзаммара.       Эдвина довольно задирает нос.       — А может, собаку…       — Король Ферелдена должен быть ферелденцем из всех ферелденцев, но надо же, как-никак, оставаться в рамках разумного, — надменно говорит Эдвина, и они уходят.       В следующую комнату для гостей Эдвина и Алистер заглядывают по очереди. В темноте им ничего не видно, но хорошо слышно, как в тазу для мытья плещется вода. Некоторое время друзья стоят и слушают. Тихие шаги проходят по комнате.       — Постой-ка тут, — Эдвина собирается постучать, но Алистер перехватывает ее руку:       — Эй, погоди-погоди. Ты что, серьезно собираешься предложить стать Стражем Лелиане?!       — А что, нет? — спокойным шепотом отвечает Эдвина, вырвавшись из его крепкой хватки. Алистер смотрит ошарашенно:       — По мне, так это безумие. Лелиану — в Стражи? Нельзя так делать. Я имею в виду, ты просто посмотри на нее. Мне и так не дает покоя, что мы вытащили ее из той тихой милой церкви.       — Убедил, — вздыхает Эдвина. — Но зачем, о Совершенные, мы тогда тут стояли?       Алистер молчит.       — Кто остается? — задумывается Эдвина. — Морриган?       — О нет. Нет, нет, нет. То есть, ты, конечно, можешь попробовать, но я постою где-нибудь в стороне. И желательно надену на голову кастрюлю.       — Тогда Стэн, — говорит Эдвина без особой надежды. — Поговоришь с ним? Он тебя уважает. А я попробую подступиться к Амеллу.       — Нужно просто признать, что это бессмысленно, — Алистер пожимает плечами, — а ведь мы даже не заводили разговор про самую соль договора. Чувствую себя демоном, вышедшим на охоту.       Амелл, конечно, тоже не спит. Он то ли практикуется в магии, то ли развлекается: уютно развалившись в кресле, заставляет маленькие огоньки пробегать по рукам. Его руки, покрытые сетью крупных, бугристых шрамов со свежими кровоподтеками, кажутся неестественно большими. Он приглашает Эдвину устроиться рядом:       — Хорошая ночь. Сыграем в карты?       — Не до этого, — Эдвина оттопыривает губу.       — На раздевание.       — Отстань, — отмахивается Эдвина. — Братец, я тут вспомнила, храмовники вроде охотились за тобой как за малефикаром…       — Но я же не малефикар, — невинно отвечает Амелл, мягко улыбаясь. — Отступник, это правда. Сбежал из Башни, это правда. Но Ирвинг, как ты помнишь, меня простил.       — Объясняй это храмовникам, — весело говорит Эдвина. — А хочешь услугу за услугу? Хочешь, чтобы храмовники навсегда прекратили тебя преследовать? — поколебавшись, она добавляет: — И чтобы можно было практиковать любую магию.       Амелл сразу становится серьезнее. Улыбка гаснет, гаснут и огоньки, и в комнате темнеет.       — Ты предлагаешь мне Посвящение, — он схватывает суть. Эдвина медленно кивает. У Амелла нехороший взгляд. Она уже знает, что это будет «нет», и ругает себя за то, что в лагере слишком много болтала. Всякий порядочный герой мечтает стать Серым Стражем, ведь это величайшая честь; но вот беда, все герои, что только нашлись в этой маленькой стране, оказались спиной к спине с настоящими Стражами и со славной сказки быстро слетела позолота. — Я… не знаю, что тебе сказать.       — Не тяни, — упрашивает Эдвина. Амелл качает головой:       — Я не хочу умирать, — и он снова попадает в точку. Его догадливость просто поразительна, и Эдвина думает, он видит смерть, отражающуюся в ее обеспокоенном взгляде. — Я боюсь смерти.       — По меньшей мере, честно, — вздыхает Эдвина. Амелл приобнимает ее за плечи:       — Если это будет необходимо, обещаю, я выпью эту дрянь. Но я пока что надеюсь, что мне светит долгая и счастливая жизнь, не омраченная скверной и полная служения магической науке, а не дохлому Ордену.       — Что для тебя необходимость? — спрашивает Эдвина.       — Отсутствие других путей.       Он эгоистичен, упрям и вдобавок никогда не говорит, что на самом деле думает. Эдвина решает, что в прославленный Орден таких не берут. Она прощается, обещает прийти сыграть в карты, если только сон не свалит ее по дороге.       Остался, впрочем, еще один шанс. Эдвина вспоминает про Табрис только тогда, когда проходит мимо ее комнаты и замечает, что из приоткрытой двери струится свет. Не самый плохой вариант, обреченно думает Эдвина. По меньшей мере, лучше, чем ничего. Табрис, в отличие от Амелла, хорошая и приятная. Любит сладости, не любит аристократов. По неведомым причинам не любит громкие празднества и королеву.       Табрис сидит у зеркала и, аккуратно водя кисточкой по щекам, вычерчивает блеклые линии из разбавленных чернил. Уже не в первый раз. В Денериме, например, она постоянно принимается рисовать эти черточки: натренировалась неплохо, выходит неотличимо от татуировки. Когда Эдвина прошлой осенью подобрала раненую эльфийскую мятежницу у денеримских ворот, у нее тоже были ложные татуировки, правда, бессмысленные и вызвавшие бы у долийцев смех. Табрис говорит, рисунки на лице позволяют ей оставаться неузнанной перед городской стражей, рыщущей по ее следам и имеющей только словесное описание; Эдвина, впрочем, подозревает, что это не единственная причина. А еще с валласлином Табрис выглядит старше.       — Я учусь рисовать валласлин Митала, — сообщает она.       — Кого-кого?       — Митал — это бог долийцев, — Табрис не отвлекается от срисовывания линий с наброска на бумаге перед ней. Она утверждает, что рисовать краской по коже очень приятно. — Правда, я про него ничего не знаю. Может быть, он бог охоты. Или удачного вставания с левой ноги в выходной день. Может быть, он вообще женщина.       — А у меня есть к тебе предложение, — начинает Эдвина подчеркнуто радостно. Она уже чувствует, что щеки начинают гореть. — Хочешь стать Серым Стражем?       — Я? — Табрис опускает кисть и оборачивается, настороженно глядя на Эдвину. — Зачем?..       — Нужны Стражи, — твердо, недрогнувшим голосом, говорит Эдвина. — Без Серых Стражей мы не сможем победить. А нас только трое… и всего один флакон-с-готовой-кровью-порождений-тьмы, — Эдвина проглатывает слова. Табрис все равно все знает. Это даже немного нечестно. — И я решила… что он будет твой, — она решает играть на полную. Сейчас или все, или ничего.       — Почему мой? — Табрис необыкновенно серьезна.       — Потому что тебе нужна эта судьба. Потому что ты не вернешься в эльфинаж, — и Эдвина осознает: она все говорит правильно. Ее обуревает вдохновение. — После всех приключений, которые ты с нами пережила, свадьба с каким-нибудь простым эльфом и мирная жизнь с прялкой и десятью детьми не для тебя. Что же тебе делать?..       Табрис улыбается:       — Да, ты совершенно права. Я согласна, — и в этот миг далеко-далеко на башне часы бьют полночь. Эдвина встревоженно хватает Табрис за руку:       — Тогда идем!..       — Во имя вящего блага…       Табрис принимает церемониальный кубок из рук Риордана; кубок взят из сокровищницы эрла, Табрис сама только что взломала ее замок. Она нервно поводит ушами, но смотрит на то, как плещется темная кровь, так, будто в глубине что-то прекрасное и интересное. Улыбка — почти радостная, с предчувствием. Внезапно с грохотом распахивается дверь.       — Вот вы где, а я вас ищу…       — …да отдайся же ты скверне, — твердо заканчивает Риордан.       — Во имя Андрасте, что тут происходит?! — Алистер резко меняется в лице. Табрис оглядывается на него через плечо и, не отрывая бесконечно тяжелого взгляда от его лица, быстро делает несколько глотков. Дверь скрипит от сквозняка; Алистер стоит как вкопанный; Табрис падает без сознания под ноги Риордана. Скрип-скрип, а кроме этого — абсолютная тишина.       — Ну вы конечно вообще, — Алистер качает головой. — Ну вы конечно даете, — Риордан почему-то молчит. Алистер подходит ближе, садится на пол рядом с Табрис. — Что ж, сестра, добро пожаловать в Орден. Я хотел, кстати, сказать, что осталось не больше трех часов до рассвета…       …так оно все и было. А потом были еще три часа с элем, гномами, картами, чем-то веселым, дальше Эдвина и не помнит. А еще была Морриган. Со своей нелепой магией, со слишком опасными и слишком заманчивыми предложениями. Эдвина долго колебалась, Табрис хохотала как умалишенная. Безумная, в общем, выдалась ночь без сна.       Перед последней битвой Стражей было четверо; Риордан погиб, ранив дракона; они видели его смерть и знали, что осталось трое. А верить Морриган — гиблое, конечно же, дело; верить всякой магии — подлинная смерть. Эдвина вспоминает еще: форт Драккон, бесконечная лестница наверх, тяжелый подъем, сорвавшееся дыхание, на крыше — последняя истина, пограничный рубеж. Лестница тянется, тянется. Табрис идет первой, потому что только у нее еще хватает сил скакать по ступенькам; Алистер — за ней, держа наготове арбалет; последней волочится Эдвина, проклиная на чем свет стоит людей и сделанные под них лестницы. Наверху — шум. Табрис взлетает вверх еще на один этаж, но на половине пролета останавливается и оборачивается, смотрит вниз:       — Я не отдам Аноре трон Ферелдена, — говорит твердо, почти торжественно, а выглядит при этом, как будто боится: плечи ссутулились под тяжестью колчана со стрелами, уши дрожат, руки сцеплены в замок внизу живота.       — А я не отдам тебя порождениям тьмы, — ухмыльнувшись, заявляет Алистер ей в ответ.       — Я тоже не отдам себя порождениям тьмы, — вмешивается Эдвина, поправляя арбалет за плечом, — это значит, давайте пошевеливайтесь, длинноногие.       А потом оказывается, что Морриган была права. Что, наверное, одна только Морриган и была права. Алистер принимает корону. Эдвина сбегает от многочисленных поклонников, желающих расцеловать ее в обе щеки: у нее есть свои, очень-очень важные дела. Доспех Серых Стражей она меняет у торговца бесполезными мелочами на щеточку для чистки меча и уходит налегке. Табрис оглянуться не успевает, как остается одна.       — Вот так они меня и кинули, — заканчивает она рассказ. Благодарная слушательница сочувственно вздыхает. — Ну, к демонам их. Я и без них умею дел наворотить, — и за следующим поворотом извилистой дороги Табрис и Мхаири уже могут различить стяги Башни Бдения.