Кровь, Слезы и Золото

      — Тут пишут, — Грейнджер раскрыла газету и начала читать, — в маггловском метро произошло столкновение Пожирателей и авроров. Ранено несколько магглов. Один аврор серьезно пострадал, теперь проходит лечение в Святом Мунго… — она запнулась. — Убита Беллатриса Лестрейндж… Что?!       Даже Рон, который за обе щеки уплетал картофельное пюре, замер с вилкой на середине движения.       — Насколько я знаю, — тихо начала Грейнджер, аккуратно складывая газету, — Невилл в больничном крыле. Профессор Макгонагалл сказала, что он отрабатывал заклинания в пустом классе и несколько неудачно произнес одно из них… Я, конечно, в это поверила бы, если бы не знала, что за последнее время он очень хорошо продвинулся в заклинаниях, — закончила она, пристально смотря мне в глаза.       — Надо будет его навестить, — пожал я плечами, — может, действительно перепутал ударение.       — Да, — кивнула она, — может.       До обеда стояла Гебрология, после — Чары. Все было довольно мирно, кроме того, что Грейнджер едва не спалила половину класса. Уж слишком она задумалась… К счастью, ее не пустили к Долгопупсу — сказали, что у него сотрясение мозга. Это, по крайней мере, отложило разъяснение ситуации на неопределенное время. Я отмахивался от вопросов Грейнджер, а вот Рон молчал, хотя и видно было, будто он что-то начал понимать.       Я же ждал, что вот-вот разорвется небо, и на меня обрушится кара в виде дорогого директора. Я ведь нарушил его запрет — не покидать замок. Но прошло несколько дней, а дамоклов меч так и не опустился. Страшно предположить, что случилось бы, если бы директор вызвал меня на ковер. Я точно не стал молчать, как в прошлый раз. Но казалось, что ему стали безразличны действия мальчишки… Надо будет спросить у Поттера, говорил ли с ним Альбус насчет его глупой вылазки с Невиллом? Может, директор дал Поттеру свободу действия? Он когда-то сказал, что если наточить клинок, то он сработает как надо.       Но пока бесконечно и нудно проходила отработка у Филча, который невзлюбил Поттера с удвоенной силой. Он никак не мог простить мне, что я толкнул его на лестнице.       — Я чуть шею не сломал! — орал он во все горло. — Таких, как ты, надо на привязи держать! Шастаешь по ночам! Все время что-то вынюхиваешь! Отдрай тут все так, чтобы я видел свое отражение!!!       Он так бесился, что даже палочку отобрал и упросил Минерву увеличить срок отработки. А она, все еще прибывая в праведном гневе, милостиво согласилась продлить наказание до трех недель. Поэтому ближайший месяц меня ждало увлекательное приключение с тряпкой и ведром в коридорах и туалетах Хогвартса. Я бы расстроился и злился, если бы не умел по-настоящему колдовать. А так, почитывая книги, я накладывал без палочки заклинания на тряпку и щетку и создавал бурную активность, когда завхоз стоял над душой.       Новость, что великий Избранный везде успел отличиться, даже в выборе партнера, наконец стала утихать. Но удивительно было другое: казалось, тем, кому до Поттера нет дела, почему-то прониклись к нему странным, на мой взгляд, уважением. В четверг за ужином ко мне подошла толстенькая пуффендуйка.       — Эмм, простите… — сказала она, поправляя на курносом носу огромные окуляры. Круглое, пухленькое лицо пестрило веснушками, а в ушах болтались маленькие бегемоты.       Я поднял бровь, давая понять, что весь во внимании.       — А это правда, что вы и мистер Уизли встречаетесь? — очень тихо спросила она, но взгляд не отвела — надо отдать должное ее смелости.       — Да, можешь всем рассказать. Хотя, наверное, все и так знают, — громко сказал я.       — Как здорово! — она захлопала в ладоши. — Пожалуйста, распишитесь, — и, вытащив из-за пазухи черно-белую колдографию и перо, протянула мне. На фото были запечатлены я с Роном, делающие шикарный пируэт с ногой на бедре и с отбрасыванием волос назад. Очень горячая фотография получилась. Я протянул ее Рону, он взял и присвистнул.       — А можно мне копию? — спросил он у девушки.       — Я купила ее у Криви, — тихо сказала она.       — Надо будет попросить у него, — я взял фото обратно и чуть не расписался «Северус»… — Как тебя зовут?       — Брунгильда Вейн, — оживилась она.       — С какого ты курса? — спросил я, тщательно выводя ее имя.       — Со второго.       — И вы, пожалуйста, тоже, — протянула она фотографию Рону.       Рон осторожно взял, явно не ожидая, что и его попросят расписаться. Брунгильда стояла рядом со мной и чуть ли не подпрыгивала от счастья.       — Если не знаешь, что сказать — запусти Аваду, — прочитала она мое пожелание. — Спасибо больше! Я запомню!       И убежала.       — Запусти Аваду? — спросил Рон.       — А что? Ты не поверишь, как она часто решает многие проблемы.       Рон ничего не ответил.       После новости о смерти Беллы он стал очень внимательно за мной наблюдать. Догадывался ли он, что мы с Поттером поменялись телами или просто строил предположения, что я от него что-то скрываю. Как, например, он ведь наутро заметил мою окровавленную пижаму, которая ярко свидетельствовала о том, что ночь у меня была веселая. Рон, конечно же, спросил, что случилось, но я усмехнулся и ответил, что носом кровь пошла. Я не знал, что будет, узнай он, в кого на самом деле сует свой член. Грейнджер будто тоже о чем-то усиленно размышляла. Ее иногда слишком пристальный взгляд буквально царапал кожу.       Я ждал, когда все полетит к черту, и как Поттер будет разбираться со своими друзьями.       Как-то вечером, когда Филч оставил меня в мужском туалете с тряпкой и железным ведром, пришла моя персональная головная боль.       — Ты потерялся? — поднял я бровь.       — Не особо, — ответил Поттер, оглядывая мой скудный инвентарь. — Хочешь выпить?       — Что с тобой? — откровенно удивился я. — С чего вдруг такая перемена? Насколько мне помнится, ты не захотел со мной говорить.       — Не хочешь?       Я едва не рассмеялся. Чертов мальчишка…       — Пошли, — кинул я тряпку в ведро так, что брызги полетели во все стороны.       — А что скажешь потом Филчу, когда он тебя не найдет? — спросил он, когда мы почти дошли до подземелий.       — Тебе не все равно? — пожал я плечами.       Это было самое прекрасное чувство: сесть в свое кресло и вытянуть ноги к огню. И тишина. Мне иногда казалось, что я уже слишком стар для этого дерьма: для Альбуса, Лорда, убийств и для бестолковых сопляков.       — Виски? — Поттер протянул мне бокал.       — Ты подмешал туда Сыворотку правды? — спросил я, принюхиваясь к алкоголю.       — А что, так можно?       — Не советую мешать сложные зелья с алкоголем, потом придется прятать трупы, — ответил я, пригубив немного.       — Я запомню, — серьезно кивнул он, садясь на узкий диван с сигаретой. — Как ты понял, что это все ради Сириуса? — спросил он после долгого молчания.       — А ради кого еще? Он был твоей единственной семьей, хоть и не совсем образцовой…       — Не смей его осуждать или цепляться, — предостерег он.       — Какой нервный. Но, так и быть, я еще хочу немного посидеть возле любимого камина, поэтому промолчу. А то вдруг вспылишь и выкинешь меня из моих же апартаментов.       — Так как? — не отставал он.       Я задумался, не зная, как лучше ответить. В голове всплыло старое воспоминание…       Последний день в Хогвартсе — выпускные экзамены позади, завтра совершеннолетние маги сядут на поезд и больше никогда не вернутся в замок. Только что полученный аттестат жжет карман, пугает будущее, которое не очень-то и радужное — метка определила его бесповоротно.       Я стою на Астрономической башне и смотрю на последний закат. Будто человек перед обращением в вампира — прощаюсь с солнцем. Что-то мне подсказывает, что это мой последний закат. А полюбоваться есть чем: небо горит ало-красным, а само солнце разливается по земле, отражаясь в черном озере, будто жидкое золото, что заключили между холмов. Ветер легко гладит пушистые верхушки деревьев, быстро пробегается, ловя самого себя, по траве. В небе, щебеча друг с другом, летают ласточки. Там, где я родился, черный дым закрывал небо и не пускал солнечные лучи на землю, тяжелый смрад промышленного района, словно купол, отрезал меня от светлого мира. Когда что-то заканчивается, всегда вспоминаешь, с чего все началось. Много ли боли я вынес тут? Или столько же, сколько и до поступления? Все слилось в одно. Только помню, как ехал в поезде и мечтал о новой жизни, но ничего из этого не получилось. Даже та, которая поклялась быть со мной, покинула. Все мои мечты и стремления перемолола суровая реальность.       Я чуть перегибаюсь через парапет, смотря на зеленую землю внизу. Даже здесь слышны крики и смех из Большого зала. Веселье в самом разгаре, а я для такого веселья не подхожу.       Через несколько месяцев Лорд развернет полномасштабные военные действия, и тогда мне будет не до созерцания природы. Мои жадные амбиции вылились в кровь на руках. Я стал убийцей, который без сомнения поднимает палочку и убивает невинных людей. Можно бесконечно обвинять несчастливое детство, неблагополучную семью, насмешки соседей, издевательства одноклассников, Поттера, Блэка, Слизнорта. Вот только их всех не было, когда Лорд предложил мне принять метку, они не толкали меня в спину. Я сам, смотря Ему в глаза, сказал: Да, Мой Лорд. И все потому что другого пути у меня нет или, точнее сказать, все остальное меня недостаточно удовлетворяет. Я жажду разрушения и признания. Я не хочу больше быть никем.       — Мое имя Северус Снейп, — громко говорю я. — И я все изменю.       — Ты — Нюниус, — внезапно раздается знакомый голос, от которого внутри все сжимается. Крепкие руки опираются по обе стороны от моих локтей. — И едва ли тебе хватит сил что-то поменять.       — Что ты тут забыл, Блэк? — говорю я, пытаясь сохранить спокойствие. Рядом с этим мудаком во мне просыпаются такие чувства, о которых я даже не догадывался, как например, кипящая как масло ненависть. Не думал, что могу так ненавидеть и желать смерти кому-то…       — Тебя искал. — Подбородок упирается в мое плечо. — Это последний день, когда я еще могу погонять тебя по всему замку.       — Поттера иди гоняй. — Я пытаюсь выбраться из рук, но куда там. Он вдруг наваливается всем телом, прижимая к проржавевшей решетке.       — С ним не так интересно, как с тобой, — спокойно отвечает он, сильнее вдавливая меня в решетку так, что болты отчаянно скрипят под нами. — Боишься?       — Поверь, я потащу тебя за собой, — говорю, действительно не испытывая страха. Что-то в глубине моего сердца шепчет, что это был бы неплохой исход.       — Думаешь переиграть меня, — зло бросает он, резко отступая назад, и дергает за шиворот, бросая меня на каменный пол. — Боли не чувствуешь, страха тоже, что там еще… — говорит он, стягивая через голову растянутую майку, — стыда, раскаяния. Ты плохо себя знаешь, Нюниус, надави чуть сильней и будет и страх, и боль, и раскаяние.       — Ну так надави, — говорю я и тоже тяну с себя школьную рубашку. Он на несколько секунд теряется, потрясенно смотря на меня, а потом ухмыляется своей знаменитой улыбкой.       Но если он думает, что я добровольно отдаюсь, ох, как же он ошибается… Мы сцепляемся как два животных. Я, не жалея сил, кусаю, царапаю ногтями его кожу, пинаю, бью кулаками, вымещая все, что во мне скопилось за все школьные годы. Но Блэк как всегда не уступает, его питает азарт. Горящие глаза так и светятся удовольствием, что от этого я только сильнее злюсь и бью. Мы буквально заливаем кровью каменный пол, остатки одежды едва держатся на теле.       — Маленький сопливус, — рычит Блэк, пытаясь удержать мои руки в захвате.       — Тупой имбецил, — вторю я, пиная промеж ног.       Под конец полностью избитые мы сидим напротив друг друга, стирая уцелевшей майкой и рубашкой кровь с лица. Опять он сломал мне нос, но пара выдранных клоков волос с его головы делают меня счастливым.       — Солнце село, — вдруг говорит он, смотря на горизонт.       — Действительно село… — шепчу я, глядя на темно-синее небо без единого облачка.       — Будешь? — Блэк протягивает зажженную сигарету.       — Нет, — слишком поспешно отвечаю я.       — Не умеешь? — поддевает он, вставая, а потом садится рядом, касаясь бедром моего. — Давай научу.       — Видно, я тебя очень хорошо ударил по голове… — Я с шоком смотрю на него, такого Блэка я вижу впервые. Какой-то он добрый.       — Берешь вот так, — не слушая меня, говорит он, показывая зажатую между указательным и средним пальцем сигарету. — Затягиваешься, но не сильно. — Окровавленные губы касаются фильтра, а потом дым неожиданно выходит через нос. — И выдыхаешь через нос, — заканчивает он, снова протягивая сигарету.       Я смотрю на него и понимаю, что совершенно его не понимаю.       — Ладно, давай.       Я до сих пор жду подвоха. Что сейчас фильтр взорвется, как только я поднесу его к губам. Что выбежит Поттер и левитацией подвесит меня через парапет. Что Макгонагалл решит найти своего любимого студента, который получил высший балл по трансфигурации — это на ее курсе удается не каждому, только единицам. Но сигарета не взрывается, Поттер не выбегает, и даже декан Гриффиндора не приходит. Мы все также сидим на полу, почти прижавшись друг к другу, побитые и окровавленные. И я затягиваюсь, сжимая сигарету, как он показал. Это странное чувство, будто делаешь что-то неприличное, за что взрослые будут тебя ругать. Но мы давно уже не дети, но все равно чувство вседозволенности немного кружит голову. Выдыхаю через нос, и тут же глупо кашляю, давясь дымом. Блэк смеется.       — Дай мне, — улыбается он, забирая сигарету. Затягивается и выпускает ровные колечки изо рта.       — Выпендрежник, — сварливо отзываюсь я.       — На.       Во второй раз получается как надо, дым мягко проходит в легкие, а потом выходит через нос.       — Отлично, сразу схватываешь, — говорит он, вытягивая руки вверх, разминая плечи.       — От тебя это звучит как издевка, — отвечаю я. — Что тебе надо? Хотя я догадываюсь… Решил в последний раз осчастливить меня?       — А хочешь? — подмигивает он.       Я смотрю, как длинные волосы прилипают к перемазанным кровью щекам, как наливаются синяки на рельефных плечах, как чернеет татуировка — кельтский крест на груди. Что-то смутное, знакомое всплывает в памяти, глядя на нее. Так хочется сказать: давай… Потому что, черт знает, когда у меня будет еще с кем-нибудь такое… Но я как обычно говорю:       — Пошел нахрен, Блэк.       И он улыбается так, словно все понял. А может, так и есть, но он грубо хватает за волосы и вгрызается в мой рот…       Мы расходимся по своим факультетам, только когда на небе восходит полная луна, а с ней приходят и черные тучи, что рваной ватой ползут медленно, но неумолимо.       — Ты там уснул? — Поттер чуть приподнялся на локтях, чтобы увидеть меня.       — Нет, — ответил я. — Задумался.       Я залпом выпил весь бокал, поставил его на тумбочку и подошел к Поттеру, который выпускал изо рта густой сигаретный дым. Можно сойти с ума, глядя на меня самого, расслаблено лежащего на диване. Рукава рубашки закатаны так, что все могут полюбоваться черной меткой, пуговицы расстегнуты на груди, волосы разметались по подушке. Это все еще я, и в тоже время нет. Скинув ботинки, я ловко сел к нему на бедра.       — Твой патронус изменил свой вид, пес — патронус Блэка. Как ты можешь преподавать, не зная таких вещей?       — Я знаю… Просто откуда ты знаешь, какой у него патронус.       — Орден Феникса, — солгал я.       — Ты спишь с Роном?       — Какие-то ты странные вопросы задаешь, — ответил я, забирая у него сигарету.       — Я не думал, что ты ТАК заиграешься. Он убьет тебя, когда узнает.       — Нет, он убьет тебя, — ответил я, выдыхая дым через нос. — А Грейнджер проклянет. Ты об этом хотел поговорить?       — Нет, — покачал он головой и положил руки мне на бедра, чувствительно сжимая пальцами кожу. — Давай поговорим о нас.       — Надо будет выслать цветы Августу, хорошее он проклятье в тебя запустил.       — Пришли от имени Гарри Поттера. Я даже могу передать, вручу лично, — улыбнулся он. — Как ты там вообще оказался?       — Дамблдор послал.       — Врешь… Он жутко бесится, что я его не слушаюсь. У нас договор, что он не мешает мне, а я походу своих дел пытаюсь убить Лорда.       — Вот как… — Тогда понятно, почему Альбус так злится: Поттер отбился от рук и я тоже. Кто его поддерживает? — Итак, о чем ты хочешь поговорить?       — Хочешь узнать мои планы — помоги поймать и убить Наземникуса Флетчера.       — На кой он тебе? — искренне удивился я.       — Он ограбил дом Сириуса, украл и продал его вещи…       — Месть глупым крысам его не вернет. — Я последний раз затянулся и горячим бычком обжег руку своего тела — ничего, потом залечу. А вот Поттер дернулся, зашипев сквозь зубы, а потом резко поднялся, зажимая мое горло в своей ладони.       — Я ведь тебя до сих пор ненавижу, — прошептал он мне на ухо, — не забывай об этом. Я просто решил, что тебя в моем теле можно использовать.       — Если бы я не пришел, вы бы там умерли, — ответил я спокойно. — Наверное, Долгопупс больше не захочет с тобой куда-либо идти… верно? Он ведь знает, кто есть кто. Ты всех тянешь в ад…       — Я сам туда иду, но это было его решение. Я просто узнал, что Пожиратели планировали нападение на маггловское метро, и сказал Невиллу об этом. Он был готов умереть, чтобы вернуть один должок.       — И ты тоже готов умереть?       — Да.       Я усмехнулся и откинул голову назад, открывая шею. Рука сжалась чуть сильнее, а затем исчезла, но ее место заняли холодные губы.       — Ты сломал в себе, что хотел? — внезапно спросил я.       — Еще нет… ***       Флетчера решили ловить через неделю. Это была самая странная неделя, мало того, что Грейнджер буквально устроила тотальную слежку, так еще выписали Долгопупса. Но что самое невероятное, этот тюфяк никому ничего не рассказал.       — Невилл, что случилось? — налетела на него Грейнджер.       — А как ты думаешь?       — Я много что думаю, и это мне не нравится. Невилл, как ты…       — Легко, — ответил Долгопупс, смотря почему-то на меня. Мы сидели в общей гостиной на диванах, делали домашнее задание. Остальные делали, не я. Весь этот фарс с учебой мне уже надоел. — Знаешь, какое удовольствие было — толкнуть ее под поезд?       — Невилл? — Она зажала рот рукой от ужаса.       — Что? Я давно это хотел сделать… Думаешь, это было жестоко? А не жестоко доводить людей до безумия Круциатусом? Сколько крови у нее на руках? Я сделал то, что должен.       — А твои родители расстроились бы, если бы узнали…       — Мне лучше знать, что с моими родителями, — Невилл тяжело посмотрел на нее. — Они даже не узнают меня.       — Это… это… — не договорив, Грейнджер встала и вышла.       — Я много пропустил? — как ни в чем не бывало, спросил Долгопупс у Рона.       — Не особо, но Макгонагалл сказала, чтобы ты переписал лекции. Надеюсь, ты поймешь мой почерк, — ответил Рон, пододвигая к нему свой пергамент.       — Спасибо.       — Ага, — Рон посмотрел на меня голубыми глазищами. Мы с ним не обсуждали ни Невилла, ни мои ночные загулы, которые я проводил у Поттера — мы разрабатывали с ним план поимки этого скользкого червя. Он молчал, но это не значит, что он все игнорировал. Помня про его аналитический ум, я мог только ждать.       — Ты был один? — спросил Рон.       — Нет, — покачал головой Невилл. — С Гарри.       — Ну да… да, — ответил Уизли. — Почему меня не взяли с собой, Гарри? — и повернулся ко мне. Вот только имя Поттера как-то странно прозвучало из его уст.       — Это было неожиданное решение, — ответил я, улыбаясь. — Да мы и так прекрасно справились… вдвоем… правда, чуть не сдохли. Да, Долго… Невилл?       Невилл ничего не ответил, только хмыкнул, не поднимая головы от пергамента.       Такая наивность думать, что раз ты убил и почувствовал кровь на губах, то теперь познал жизнь. Ничего подобного. Мне стоит признать, что Долгопупс меняется: уходит из глаз затравленность, неуклюжесть в движениях, заикание. Он больше не прячет глаза, смотря в каменный пол. Расправляет плечи, когда уверен в своей правоте. Но вот только это все показное, я вижу в его глазах странный блеск. Как человеку которому нечего терять, он понял, что и его никто не потеряет.       Еще пораскинув мозгами, я понял, что Поттеру помогает Слизнорт… Неплохо. Поттер не дурак, если додумался использовать Горация в своих целях. Теперь не удивительно, что он терпел на балу поползновения на свою задницу от старого пердуна. Я не зря обеспокоен тем, как Поттер выживает там, что слышит, как себя ведет, как говорит. Он может сильно пролететь. Вот Лорд будет рад такому подарку. Меня искренне удивляет, что Лорд еще жив. Поттер буквально дышит на него, но ничего почему-то не делает. Надо будет у него об этом спросить… Каждый раз, когда мы остаемся наедине, я гадаю, почему никто не замечает очевидного? Мы такие разные с ним. ***       После любимой отработки, во время которой я перемыл все туалеты в замке, я решил зайти в запретную секцию. Черные книги в человеческой коже, кровью написанные заклинания о пробуждении мертвых и порабощении души — все это пугало, но не меня. Я любил их, я читал их, я жил ими. Помню, как часто тут прятался от Поттера и Блэка. Столько заклинаний, столько темных обрядов. Я мечтал о том, как уничтожу этих двоих. Но Блэк знал не меньше проклятий. Не зря он из семьи самых темных волшебников и не зря его отец — мастер заклятий. До сих пор меня удивляет защита дома на Гриммо — она равна Хогвартсу.       Я потянул книгу в красном переплете, кожа под пальцами быстро нагрелась. «Как завладеть душой и телом или власть над сущностью». Название едва можно было прочитать — черные буквы стерлись рукой времени. На первой странице витиеватым почерком было написано: «Подчинить себе волю существа не так просто, нужно сломить его суть, чувства, желания, мысли. Сделать его податливым, как воск. Управлять не мертвым сложнее, чем зомби, но намного эффективнее. Существо, подвластное вам, будет иметь не просто гибкий разум, но так же будет делать все, что в его силах, чтобы осуществить ваш приказ. Однако это будут не бездумные действия, а продуманные и просчитанные шаги. Существо может анализировать и приспосабливаться к обстоятельствам…» Да, Империо по сравнению с этим обрядом — легкое помутнение разума. Непростительному заклинанию можно противостоять, а подчинению души — нет. Необратимый процесс.       Вдруг я услышал чей-то голос. Осторожно захлопнув книгу, вернул на место и скользнул между стеллажами вглубь запретной секции.       — Ты сюда зачастила, скоро все книги отсыреют от твоих слез, — в голосе Малфоя сквозила насмешка.       — Я не плачу.       — Да?       — Ведь не может быть так, чтобы все сходили с ума, а только я оставалась нормальной, — тихо сказала Грейнджер.       — Некоторые вещи невозможно контролировать, остается только наблюдать.       — Я не хочу наблюдать, я хочу понять!       — Но не можешь… — ответил насмешливый голос.       Я выглянул из-за шкафа. Грейнджер стояла возле заросшего паутиной окна, обняв себя за плечи, и упрямо что-то разглядывала на каменном полу. Малфой стоял напротив нее в пяти шагах, оперевшись на спинку стула.       — Могу сказать, почему. Я представляю, как ты получила письмо из школы, как обрадовалась. Это было интересно. «Такой удивительный мир, я все хочу узнать!» — думала ты. Ты подошла к этому, как к игре, загадке. Но суть в том, что я родился в этом мире, живу в нем. Ты возвращаешься на каникулы домой, слушаешь Мадонну, ездишь на пляжи на машине отдыхать с магглами, ешь клубничное мороженое. А я приезжаю домой, и для меня ничего не меняется. Я слушаю магическое радио, посещаю закрытые магические клубы, мне прислуживают домовики, мой дом полон волшебных артефактов, и большая их часть — темные.       — Ты знаешь, что происходит? — спросила она.       — И да. И нет. Отец сказал затаиться. И я тебе тоже советую, грязнокровка, — тихо сказал он. Скрипнул стул. — Да ладно, ты даже не знаешь, что это означает… Тебя никто не тыкал в это с самого детства, а потом был я. Первый, кто сказал тебе это слово.       Я опять на секунду выглянул. Малфой медленно подошел к Грейнджер, но она не шевелилась.       — Я помню, тогда ты тоже меня предупредил.       Малфой встал напротив Грейнджер так, что между ними едва можно было протиснуть книгу.       — О чем?       — На четвертом курсе ты советовал мне не высовывать мою лохматую голову.       — Ты задирала на мне мантию, когда напилась.       — Ты один из лучших учеников, — продолжала она. — Я никак не могу тебя обойти, это раздражает.       — Ты первая меня поцеловала возле входа в башню.       — Ты высокомерный, лживый обманщик. И трус.       — Ты говорила, что хочешь забыть его… Это неправильно, что они вместе, — голос Малфоя лился будто яд.       — Ты — Пожиратель смерти.       — Должен признать, что ты действительно не так проста, как кажешься. И оттого мне интересна.       Она подняла голову, большие карие глаза смотрели с вызовом. Малфой взял ее за подбородок.       — Ты лжешь мне, — тихо сказала она.       — Да. Но я единственный, кто может удовлетворить твое любопытство. Я могу узнать то, что ты не можешь…       Они замерли напротив друг друга, а потом Малфой наклонился и легко коснулся ее губ. Грейнджер не шевелилась, позволяя себя целовать. Малфой отпустил и погладил пальцами по щеке.       — Ты сделаешь это? — спросила она.       — Что я получу взамен?       — Все, что захочешь.       Я бесшумно развернулся и пошел прочь. Мне было безумно любопытно, чем все закончится. Люц не одобрит такое поведение, его едва ли не тошнит от упоминания об Уизли, но грязнокровки… Хмм, я улыбнулся. Возможно, Драко проведет свой эксперимент, узнает, что хочет, поиграет и бросит. Все так и было бы, но не с Грейнджер… Она знает, на что идет, и, кажется, эта девчонка пойдет на все, чтобы понять и постичь суть. Ее задевает, что все из нее делают дуру. Я в первую очередь. Она не проиграет Малфою, если уступит. Грейнджер хочет, чтобы он был ее проводником, показал суть мира магии. Драко — сын темного мага, аристократа, Пожирателя смерти, который ненавидит грязнокровок. Он очень многое ей может показать. Очень. С другой стороны, Драко наделен не меньшей наблюдательностью и расчетливостью. Сейчас я вижу, как он меняется, как этот ад в семье закаляет его. Из избалованного мальчишки он постепенно превращается в мужчину. Раньше это едва ли было возможно — рос бы себе изнеженным капризным сопляком. Я, конечно, потакал ему, но мне как-то все равно, что с ним было бы дальше.       Я зашел в спальню, Рон лежал на спине, читал журнал о квиддиче. Я подошел, плюхнулся рядом с ним, он тут же обнял меня одной рукой.       Еще осталось понять, почему Уизли так себя ведет. Ведь он уже почти знает… Почти… И он единственный, кто в это может поверить. Поверить, что магия способна на такое.       — Что-то хорошее случилось? — спросил он, откладывая журнал.       — Почему ты спрашиваешь?       — Ты улыбаешься, — он потерся носом о мои волосы.       — Грейнджер взяла в оборот Малфоя.       — В смысле? — напрягся Рон.       — Я подслушал их разговор в Запретной секции. Она решила использовать Драко, чтобы узнать, что происходит.       — А что происходит? И причем тут Малфой?       — Он сын Пожирателя смерти, он может ей много рассказать.       — Ты ведь тоже многое можешь рассказать…       — Да, но пока не буду. Хочу, чтобы ты сам понял.       — Я пойму… Но Малфой?       — А к кому ей еще идти? Не к тебе же? — сказал я.       — Мы совсем не общаемся.       — Вот поэтому она решила рискнуть. Тем более, как я понял, Драко не так уж ее и ненавидит. Сам подумай, из всех грязнокровок, — Рон поморщился, — он выбрал ее.       — Это бред какой-то, — покачал он головой. — Малфой не согласился бы на это. Если только он не хочет отдать ее Тому-кого-нельзя-называть.       — По-моему, у них все нормально. Они поцеловались, — сказал я, а лицо Рона вытянулось. — И, кажется, это был их второй поцелуй.       — Она ему чуть нос не сломала, когда он о Хагриде плохо отозвался.       Я внимательно посмотрел на Рона:       — И он ей ничего не сделал?       — Это еще ни о чем не говорит, — возразил он.       — Ну конечно, если бы он хотел ее растоптать, нашел бы способ.       — Ладно, оставим их пока, но с Малфоя я глаз не спущу, — он немного расслабился, а я удобней устроился у него на плече. Хорошо, что Поттер такой мелкий.       Забавно за ними наблюдать: за Грейнджер, Уизли, Поттером, Малфоем, с недавних пор он тоже стал моим объектом. Все они бросали на меня странные взгляды, молчали, жевали губы, отводили глаза, когда я смотрел на них. Кроме Рона, он не боялся, смотрел прямо, будто сам ждал от меня правды. Но, как я уже сказал, он должен понять сам. Как с Люциусом… Это вопрос веры. Для Уизли это легче сделать, чем для Грейнджер. Рон буквально дышит магией. Драко прав, маги возвращаются домой и для них ничего не меняется — они все так же окружены волшебством. С самого рождения они знают то, что никогда не узнают магглорожденные.