Кровь, Слезы и Золото

      Аппарировав к главным воротам, я быстрым шагом направился в замок, наложив на себя дезиллюминационные чары. Ни к чему, чтобы кто-то меня увидел. На улице сгущались сумерки, солнце только-только село за сопки. Мокрый, талый снег противно хлюпал под ногами.       Я пересек холл, поднялся по лестнице в кабинет директора, замер возле двери. В голове был какой-то вакуум.       — Входи, — раздался голос из кабинета.       Я зашел и тут же наткнулся на внимательный взгляд Альбуса. Он свел седые брови на переносице, пламя свечей мелькало в стеклах очков. Уставшее, бледное и изможденное лицо старика совсем не утратило своей власти.       — Мы поменялись обратно, — сказал я, проходя к столу, за которым восседал директор.       — Как это произошло?       — Вы ведь все знаете, — ответил я и сел в кресло напротив. — Он просто пошел умирать, как вы ему приказали.       Дамблдор прикрыл глаза рукой.       — Он умер, — тихо прошептал он.       — Разве вы этого не хотели? — жестко спросил я.       — Этот мальчик действительно удивительный. Он смог выжить там, где не было ни добра, ни любви. И он всеми силами стремился к этому, так отчаянно нуждался в семье…       — Он стал убийцей… Кидал свою жизнь, как тряпку! Он для вас только оружие. Как и все, впрочем.       — Возможно, я жесток, но некоторые вещи невозможно творить мягкой рукой. Будь он ребенком, который в одиннадцать лет противостоял Ему или пятнадцатилетним юнцом — все одно. В нем нет того страха, что сковывает сердца людей. Желающий сберечь душу — потеряет ее, и потерявший ее — сбережет.       — Он жив, — сказал я, отворачиваясь к окну. Альбус так в него верит и, видно, не зря. — Я успел в последний момент вытащить его тело из Мэнора. А вампир привел его душу обратно. Но мне непонятно, почему он не умер сразу?       — Он жив? — потрясенно переспросил Альбус.       — Да, — кивнул я и снова посмотрел на директора. Тот сидел, сложив пальцы домиком, устремив взгляд перед собой.       — Значит, Лорд убил свою душу в его теле, — тихо сказал он, будто самому себе что-то объясняя. — А душа Гарри не пострадала… Он смог пережить Аваду и пошел на смерть добровольно…       — Его душа пострадала! Пережив все: убийства, предательство, ложь — он все-таки сломался! Он не хотел жить! — ответил я. — Знаете ли вы, что я дал Лили Неприложный обет защищать ее сына, что если бы Поттер умер — умер бы и я?       — Когда ты?..       — Не все ли равно! — Меня переполняла дикая, едва контролируемая злость. Как можно верить такому человеку? Как? Ведь он знал, что Блэк невиновен, знал и ничего не сделал… Я понимаю, что ему плевать на Блэка, понимая, что плевать на меня — мы всего лишь пешки. Но Поттер… — Разве все это не делалось, чтобы защитить мальчишку, Альбус? Не вы ли мне говорили, что Лорд вернется и Гарри будет в опасности? Не вы ли просили у меня помощи? Почему я ничего не знал?       — Если бы вы узнали, — голубые глаза твердо посмотрели на меня сколь стекла очков, — то, что это изменило? Ваши клятвы меня потрясли, Северус, о таком я даже и помыслить не мог… Но некоторые вещи предрешены судьбой, так что бессмысленно сожалеть о том, что произошло и что не произошло… Лучше расскажите мне, как Лорд будет действовать дальше?       — Лорд приказал мне убить вас, — ответил я. — Поттера Он отдал на растерзание Сивому, мне удалось подменить тело, но я не знаю, будет ли Лорд размахивать им как знаменем поражения или умолчит… Если Поттер мертв, больше некого возносить на пьедестал, известие о смерти мальчишки повергнет магический мир в хаос.       Дамблдор вздрогнул и посмотрел на меня.       — Что ж, времени не осталось, — выдохнул он. — Битти.       В кабинете появился домовик.       — Передай профессору Макгонагалл, что она мне нужна.       — Что вы задумали? — спросил я.       — Ты убьешь меня, — спокойно ответил Альбус. — И станешь директором Хогвартса затем, чтобы оградить детей.       Я потрясенно уставился на него:       — Что?       — Как ты сам знаешь, проклятье прогрессирует. Вопрос моей смерти — уже решенное дело. Если Он захватит замок вместе с детьми, война будет проиграна. Сотни невинных жизней окажутся в плену Его безумия. Насколько мне помнится, за твоей душой несколько десятков невинных жизней, не пришло ли время искупить свою вину? У тебя есть шанс все исправить.       — Альбус, я с удовольствием убью вас, но мне нечего исправлять, — отрезал я.       В дверь постучали.       — Входите, Минерва, — сказал директор, продолжая смотреть на меня.       — Вы вызывали, Альбус? — спросила декан Гриффиндора.       — Да. То, что я скажу, должно остаться в этой комнате. Это очень важно.       — Я вас поняла, — ответила Макгонагалл, бросая на меня тяжелый взгляд.       — Когда придет время, — начал директор, — я прошу вас поддержать профессора Снейпа.       — Поддержать в чем? — не поняла она.       — Поддержать как директора Хогвартса, — ответил я.       Макгонагалл недоуменно посмотрела на меня.       — После того, как я убью Альбуса Дамблдора.       В комнате застыла напряженная тишина.       — Почему вы его убьете? — спокойно спросила она.       — Потому что Лорд мне приказал, — так же спокойно ответил я.       — Северус имеет в виду, Минерва, — вмешался директор, — что я разрешил ему меня убить. Вы сами знаете о моей ситуации. — Он поднял почерневшую руку, показывая ее. — Моя смерть едва ли что-то изменит.       — Но я не хочу, чтобы вас убивали!       — Смерть неизбежна, и каждого из нас ждет с ней встреча, — спокойно ответил Дамблдор. — Тем более, если это хоть как-то поможет задержать Тома. Убив меня, Северус займет мой пост, а вы поможете ему оградить детей от опасности в лице Пожирателей.       — Альбус! — лицо Минервы было бледным, глаза широко распахнуты — она была в ужасе.       — Это уже решенный вопрос, — строго и веско сказал директор. — Я просто ставлю вас в известность. Мне не нужны посторонние конфликты.       Макгонагалл сжала губы в тонкую полоску:       — Что-то еще?       — Люди будут думать, что надежды нет. Гарри Поттер — символ сопротивления — убит, — тихо сказал он…       — Ч-то?.. — спросила Минерва, но Альбус поднял руку, призывая к тишине, и продолжил:       — Это ложь… Вы выиграете время и будет больше возможностей для маневра, вам придется действовать очень быстро. Пока Он смотрит в одну сторону, вы должны поразить Его с другой.       — Я понял, — кивнул я, вставая с кресла. — Не нужно рассказывать, что мне делать. Сам разберусь.       Как только за моей спиной захлопнулась дверь, тут же послышался шум голосов — Минерва решила вылить на директора все свое возмущение. Спустившись в подземелья, я прошелся по каменному коридору до своих комнат, эхо шагов глухо отдавалось по всему лабиринту подземелий. В гостиной, как обычно, на полу валялись книги, в камине горело пламя, пахло теплой бумагой и зельями. Я прошел в спальню. Напряжение сегодняшнего дня начало сказываться — по мышцам проходила нервная дрожь. Вытянувшись на кровати, я глубоко вздохнул. Тянуло поясницу, болела рука с меткой, на краю сознания зудела наша связь с Поттером. Полежав несколько минут, наслаждаясь тишиной, я встал, подошел к столику с виски. Налил себе на два пальца и рывком выпил — горячая жидкость обожгла пустой желудок.       Не хотел ни о чем думать. Но иногда некоторым людям так и хочется пожелать самой мучительной смерти.       Приняв душ, я опять вернулся на границу замка и аппарировал на Гриммо. В доме гудела тишина, тьма разъедала стены и предметы. Не горела ни одна лампа, ни свеча, ни камин. Вытащив палочку, я прошел по коридору, заглянул в гостиную — никого. Также на кухне. Поттера я нашел, к своему удивлению, в спальне Блэка. Он сидел впотьмах, только красный огонек сигареты слабо тлел в его руках. Я прошел в комнату, скидывая надоевшую мантию, потянулся, разминая за день задеревеневшие мышцы. Как, черт возьми, хорошо быть собой! Мальчишка сидел на подушках, одетый в посеревшую от времени школьную рубашку Блэка, которая на нем болталась как тряпка. Мое присутствие он полностью проигнорировал, продолжал смотреть пред собой, медленно затягиваясь густым дымом.       — Теперь разберемся с тобой, — начал я. — Рассказывай с самого начала, я хочу узнать о твоих мотивах и всех действиях, начиная с тех пор, как мы поменялись телами. Кого ты убил и с кем спал…       — Потанцуй со мной, — вдруг сказал он, я даже на секунду растерялся, не понимая, откуда прозвучал голос.       — Зачем?       — Ты же танцевал с Роном, потанцуй со мной, — ответил Поттер, туша сигарету об прикроватную тумбочку.       — С чего ты решил, что я буду с тобой это делать, — сказал я, складывая руки на груди.       — Потому что я так хочу, — непримиримо сказал он, вставая с постели. Свет фар от проезжающей машины тускло мазнул по комнате, вырывая из тьмы худое тело. Поттер подошел ко мне, встал так, что мой нос коснулся встрепанных волос, запах сигарет и до боли знакомый одеколон пощекотал ноздри. Ледяные пальцы осторожно и несмело коснулись моих запястий, сжали.       — Так и будешь стоять столбом? — прошептал он, утыкаясь носом мне в плечо.       Мне хотелось сказать что-то злое и едкое, но я только вздохнул и, положив левую ладонь мальчишке на пояс, притянул его к себе, делая шаг в сторону. Что творилось у него в голове, для меня было полной загадкой, используй сейчас легилименцию — это едва бы помогло.       — О чем ты думаешь? — решил я спросить напрямую.       — Я ненавижу тебя.       — Вот как, — протянул я, ведя его по комнате в беззвучном танце.       — Ненавижу, — повторил он, а я почувствовал, как рука сжала в кулак мои волосы на спине. — Не могу понять тебя… Все во мне сломалось… я уже не знаю, где правда, а где ложь…       — И поэтому ты сидишь впотьмах и куришь?       — Сириус ненавидел тебя, он хотел разорвать тебя…       — О-да, — хрипло рассмеялся я, перебивая его, — еще как разорвать, временами это ему удавалось.       — Он не мог быть с тобой, — с каким-то надрывом сказал Поттер, не слушая меня.       — И не был. Хватит тут устраивать сцены ревности, — прорычал я, сжимая пальцы на его коже.       — Ненавижу тебя… — то ли прошептал, то ли прохрипел он снова, поднимая голову и утыкаясь губами мне в шею. — Почему из всех — ты?       — Поттер, чего ты хочешь? — устало вздохнул я.       — Тебя, — внезапно раздалось злое и отчаянное. Рука, которая до этого сжимала мои волосы, вдруг замахнулась, и костлявый кулак прилетел точно мне в нос. Почувствовав, как теплая кровь потекла по губам, я резко и со всей силы ударил его в живот, откидывая назад, на столбик кровати.       — Это взаимно, поверь мне, — спокойно ответил я, стирая кровь.       Поттер оскалился в безумной улыбке, вскидывая глаза. Держась за живот, он выпрямился и снова шагнул ко мне, сжимая кулаки:       — Ты лжец! Все лгали мне! Но ты в особенности… Ты хочешь узнать о моих мотивах — смерть! Смерть всех, кого я люблю, разве этого недостаточно? Почему ты этого не понимаешь? Разве ты не любил мою маму, а Сириуса? Почему ты не хочешь убить их, отомстить? Почему до сих пор служишь Ему? Разве тебе не больно?!       Мерлин, ну почему из всех именно ты, Гарри Поттер? Почему из всех, встреченных на моем пути, именно в твоих глазах я вижу то, что так отрицаю всей душой. Боль, в которой я не хочу признаваться, злоба и ненависть ко всему миру за то, что он уничтожил и забрал у меня все. Знаешь ли ты, как мы с тобой похожи…       — Да, и что дальше? — спросил я, наклоняя голову набок.       — Ненавижу! — закричал он, бросаясь на меня снова. Кажется, прошлый раз мы это уже проходили… ничему он не учится. Мальчишка как зверь набросился на меня, стараясь выцарапать глаза. Каким-то чудом и дикой злобой, пылавшей в глазах, ему удалось повалить меня на кровать и оседлать мои бедра.       — Почему ты можешь жить после всего?! Как ты можешь жить?! — кричал он, пока я удерживал его запястья на безопасном расстоянии от своего лица. — Почему вокруг меня одна ложь?! Почему я только и делаю, что слепо следую чьему-то плану? Дамблдор говорил, что это необходимо, нет другого пути… Именно Он должен меня убить… Почему, черт возьми, я не умер? Я был готов… Я хотел… умереть… — прошептал он, бессильно застыв на мне, будто вмиг потеряв все силы.       — А сейчас? Разве не ты говорил, что хочешь сжечь этот мир? Затопить кровью и вернуть всем долги? — спросил я, пытаясь поймать застывший взгляд.       Но Поттер молчал, опустив голову на грудь.       — В тебе нет больше крестража, ты свободен. Тебе не нужно больше ни за кого умирать, тебе не нужно «просто» умирать, будто агнецу. Ведь ничего не изменилось, — мягко проговорил я, отпуская запястья, — наоборот, ты решил одну из серьезных проблем и выиграл. Как обычно сработала твоя удача… — и вскинул руку, сжимая мертвой хваткой хрупкое горло, — ну так какого дьявола ты сейчас ноешь и истеришь?       Я чувствовал, как под ладонью пульсировала кровь, как напрягались мышцы, как сглатывал кадык. Поттер поднял глаза, неподвижно смотря мне в лицо. Он не кривил губы в усмешке, только спокойно смотрел. Я чувствовал его вес на своих бедрах, видел, как с плеча слетела рубашка, обнажая бледную кожу, как приоткрылись губы, чтобы сделать вздох.       — Где твоя ярость? — прошипел я, на полном серьезе сжимая пальцы.       — Я так устал… — тихо прошептал он, я почувствовал, как холодные капли упали мне на руку, бликами стекла сверкнули слезы.       — После смерти все становится по-другому…       — Ты говорил с ними за гранью? — я мягко разжал руку.       — Они сказали мне — жить.       — А ты?       Но он ничего не ответил, медленно наклонившись, замер в нескольких миллиметрах от моих губ. Капли слез упали на мои щеки, поползли к вискам и растаяли в волосах. Я чувствовал его горящее дыхание, дрожащие пальцы, что вцепились в наволочку. Теперь я понимал, насколько он пострадал от безразличия и одиночества. Сейчас этот ребенок находился в шаге от того, чтобы сломаться окончательно.       — Иди ко мне, — прошептал я.       Ресницы дрогнули, а потом закрылись веки, и губы коснулись губ. Поцелуй вышел соленый и несмелый. После всего того, что он творил, можно было рассмеяться такой перемене, но вот только смеяться не хотелось совсем. Было жаль…       Я скользнул руками под рубашку, оглаживая сильное и в то же время хрупкое тело. Повлияли ли наши души на тела? Или мне все показалось? Но с другой стороны, можно ли вынести весь груз души, не найдя отражения даже в глазах? Мне хотелось сказать ему, что не стоит плакать о потерях, что слезы ничего не изменят и никого не вернут. Придет время, и ты встретишься с ними, а пока нужно жить, даже если очень не хочется.       Я запустил пальцы в мягкие волосы, притягивая голову ближе и углубляя поцелуй. Все-таки разница большая, его тело я узнавал заново, будто и не жил несколько месяцев, не видя каждый день одно и тоже выражение лица в зеркале. Поттер в моих руках замер, дыхание замедлилось, а слезы перестали капать на мои щеки. Ему бы лучше что-нибудь сказать или просто встать и уйти, он ведь понимает, что сейчас случится? Но мальчишка как всегда меня удивил.       — Да будет воля твоя, — прошептал он мне на ухо и выпрямился, дергая рубашку, пуговицы со звоном разлетелись в стороны.       — Да будет воля моя, — улыбнулся я, понимая, какую он власть сейчас дает над собой.       Это был ни Рон, ни Регулус, ни Люциус, ни Сириус, ни все те случайные и забытые. Все было иначе, его тело я узнавал впервые, его губы я пробовал, не зная о других, смотрел в глаза, будто хотел заглянуть в самое сердце. А он был злым и отчаянным. Это игра с огнем, который бился в руке, сожми чуть сильнее, и пламя прорвется сквозь пальцы, обжигая кожу. Поттер не хотел ласки или нежности, сам кусал, царапал спину короткими ногтями, резал взглядом зеленых глаз.       Уизли хочет видеть хорошее во мне, добрые дела, возможно в его глазах я даже герой. Для Регулуса я убийца, которому нравится влачить жизнь предателя. Даже для Сириуса я был кем-то, кого он хотел подчинить ради удовольствия. Что ему мои переживания и чувства? Ему бы побольнее укусить, почувствовать кровь на языке. Но вот для Поттера — я был всем… Он, как никто другой, мог заглянуть в меня. Однако он смотрел, но не видел…       Я навис над ним, уперев руки по обе стороны от его головы, замер, смотря в глаза. Он лежал передо мной открытый, рубашка Сириуса распахнулась, обнажая бледное тело. Я опустил руку ниже, провел по хрупкому плечу, его тело едва уступало телу Регулуса в его возрасте, такое же гибкое и худое. Моя ладонь остановилась на его бедре, погладила косточку. Мальчишка прикрыл глаза, облизывая губы. Я видел его возбуждение, было приятно, что он хотел меня.       Почему это казалось важным… первый раз между нами, между нами настоящими: без криков, громких слов о сожжении мира, обвинения в предательстве и крови…       Я опустился на него, и кожа коснулась кожи, между нашими телами стало очень жарко.       — Давай же… — дернулся Поттер нетерпеливо. Большого труда стоило не послушаться его и не вломиться со всей силы.       — Дыши, — прошептал я, слизывая слезы с щек.       Это тело принимало меня, его жар обхватывал мою плоть. Поттер сжимал меня так сильно, что я едва в нем мог пошевелиться, и все же я вбивал в него, так, будто дорвался.       — Медленнее…       Перевернув его на живот, я сжал его шею в локтевом захвате так, как когда-то делал Блэк. Пальцы Поттера пытались ослабить хватку, царапали ногтями. Его тело сжималось, доставляя еще большее удовольствия. Хриплые стоны эхом разносились по маленькой, холодной комнате.       — Запомни, Гарри, — прошептал я в маленькое аппетитное ушко, — ты можешь сколько угодно упиваться своей болью, она никуда не уйдет и ничего не изменит. Можешь обвинять меня в бездействии, можешь винить себя в слабости, можешь ненавидеть всех, но этого мало, чтобы что-то изменить. Ты теперь свободен, пойми ты это. Больше нет Альбуса, нет Лорда, нет Министерства, нет даже тупого домашнего задания в Хогвартсе. Переплавь свою боль в силу, свои слезы преврати в яд, а свое отчаяние — в ярость.       Я наконец разжал захват, освобождая несчастное горло. Поттер закашлял подо мной, втягивая глоток воздуха.       — Я хочу твоей силы, — прошептал он хрипло.       — У тебя есть своя, — отозвался я, медленно и с наслаждением двигаясь в нем. — И, по-моему, она не уступает моей…       — Возможно, ты прав.       Я на секунду замер, а потом наклонился, заглядывая ему в лицо.       — Ты признаешь мою правоту? — переспросил я, а потом рассмеялся. Этот день настал — Поттер признал, что я прав!       — Я вижу, тебе заняться нечем! — взвыл он, пытаясь выползти из-под меня. Но я не дал, крепко сжал и впился в его губы глубоким поцелуем. Наверное, так целуются дементоры, если они умеют целоваться. Буквально хотел его съесть или как минимум высосать душу. Я целовал след от моих зубов на шее. Боль ослепляла, как и наслаждение, оно зрело внутри, растекалось огнем по венам и собиралось внизу живота. Он кончил раньше меня, выкрикивая мое имя. А я смотрел, как измученное ненавистью лицо расслаблялось, как губы складывались в простую улыбку. Такую знакомую на первом курсе и совершенно потерянную на последнем. Я поцеловал его почти целомудренным поцелуем в лоб, молясь о том, чтобы он выжил, а я нет.       Я пока еще не мог оставаться с Гарри в одной постели, слишком много воспоминаний выворачивало меня наизнанку. Когда он задремал, я пошел в комнату к Регулусу. Блэк, сидя на кровати, читал книгу.       Я лег на подушку рядом с ним. Терпкий парфюм, запах леса и кофе окутали меня. Повернувшись набок к нему лицом, я подложил руку под голову и закрыл глаза. Было еще одно дело…       — А как же Уизли? — услышал я спокойный голос Блэка.       — А что с ним?       — Он сказал, что любит тебя.       — Очень рад за него. И?       — То есть, выберешь Поттера? Он не похож на тебя и меня в нашем возрасте. Я бы сказал, что он похож на Сири, то же безумие, только еще острее, он шагает вперед, и земля горит за его спиной. Гарри Поттер — мальчик, который стал монстром. Знаешь, что самое смешное — рыжий из кожи вон лезет, чтобы тебя не отпускать. Если ничего не сделаешь, все может плохо кончиться…       — Блэк, заканчивай. Это становится скучным. Тебе не кажется, что это не твое дело.       — Сейчас ты называешь меня только по фамилии, как его когда-то. Ты никогда не произносил его имя. Пытался ли ты его спасти?       Я ничего не ответил. Холодная рука легла мне на плечо, пальцы сжались, потом опустилась ниже по ребрам, скользнули на спину.       — Северус, — тихо прошептал он мне в губы. — Я следил за тобой все это время. Когда Дамблдор взял тебя под свою защиту и устроил преподавателем в Хогвартсе, я был потрясен. Тот Снейп, которого я знал, не любит подачки. Тебя так испугал Азкабан, что ты раскаялся в своих преступлениях? Нет. Ты предал Лорда по какой-то причине… А зная твою тайну, могу предположить, что ты продал себя Альбусу, чтобы спасти ее. Но не получилось. Я ведь говорил, что любовь делает тебя слабым. Так и теперь — ты раскис. Вновь и вновь подставляешься.       Я резко поднялся, сбрасывая его руку, и сел на постель. Регулус лежал передо мной открытый и, казалось, беззащитный. Но это только казалось.       — Не тебе мне говорить о любви и слабости, — тихо сказал я. — Не смей даже заикаться об этом. Ты ничего не знаешь. Как всегда надумал себе всего, поверил и фанатично следуешь этому. Жил ли ты нормально все эти годы или только искал крестражи? Ты понимаешь, несмотря на войну, жизнь идет. А ты выжег на себе клеймо мести. Ты хоть на секунду остановился и огляделся вокруг? Мир движется, а ты все также остался в прошлом. А если я просто перешагнул через все и пошел дальше? Мертвых не вернуть…       Серые глаза уставились на меня. При свете одной единственной свечи на тумбочке я видел, как бледно его лицо. Он вдруг поднял обрубок руки, покрутил ею.       — Они все умерли, — прошептал он. — Я остался совершенно один. Даже Сири, который казался бессмертным, в итоге тоже был убит. Ты ушел на сторону добра, и я подумал, что это ТЫ предал меня. Оставил. Ты забыл, кем был. Стал преподавать. Ты — учитель! Многое отдал бы, чтобы посмотреть на это.       — Скажи, что я должен был сделать? Пойти за ними, броситься на Лорда, или покинуть магический мир навсегда? Они все умерли, как ты сказал, а я остался. А ты? Почему ты жив? Только из-за крестражей? Мести? Почему ты вообще сейчас вернулся?       — Я… — длинные черные ресницы дрогнули, — хотел умереть. Тогда в пещере с крестражем, когда тысячи инфери поднялись со дна, чтобы утянуть меня к себе. Я на секунду замешался, засомневался в своей жизни… Но я подумал, что таким образом проиграю Ему, и собрав всю злость в кулак, я захотел Его уничтожить. Хочешь правду? Я устал бежать и прятаться… я вернулся, чтобы раз и навсегда решить свою судьбу. Я не искал тебя, потому что мне нечего тебе сказать. Я не Сириус, у меня нет его силы.       — Давай спать, — только и сказал я, ложась на постель и поворачиваясь к Регу спиной. Он завозился, дернул одеяло и задел свечу — комната погрузилось во мрак.       — Ты должен остаться! — кричу я с порога гостиной, по которой мечется Блэк.        — Нет! Я потерял его тогда, не могу потерять его снова! — Пытаться остановить его — все равно, что остановить движущийся поезд. Блэк не слушает меня, носится по комнате, натягивая на себя одежду. Он возбужден и зол, едва ли он вообще меня слышит и понимает, о чем я говорю.       — Я двенадцать лет корил себя за глупость! Я не прощу себя никогда! — кричит он.       — Ты будешь только мешаться. Туда уже отправили отряд Ордена, — я пытаюсь говорить спокойно. Пытаюсь донести до него, что ему не надо лететь в Министерство сломя голову и спасать Поттера.       — Дай пройти! — Но куда уж там.       Блэк стоит передо мной, брызжа слюной в лицо. Волосы растрепались, теперь гривой торчат во все стороны.       — Дай пройти, — рычит он. — Какого черта тебя это волнует, Нюниус?       Я хочу его ударить, сломать ноги, чтобы он, мать твою, не мог даже выползти из этого дома. Я не шевелюсь, лишь сильнее сжимаю руки на груди, стискивая пальцами собственные плечи.       — Я должен был умереть тогда вместе с ним… Эта жизнь без него мне не нужна, — вдруг тихо говорит он, смотря прямо мне в глаза. А мне становится так больно, но усилием воли я подавляю это чувство.       — Даже ради его сына? — отчаянно цепляюсь за соломинку.       — Я… — он замолкает. — За эти двенадцать лет я мог в любой момент сбежать, если бы захотел, но я этого не сделал. Петтигрю, вот ради чего я сбежал. Но… если бы я знал, что он так похож на Джеймса…       — Да, конечно, — говорю я, чувствуя, как губы растягиваются в ухмылке. Во рту привкус горечи. — То стал бы ему «любящим» отцом намного раньше?..       Он замахивается и бьет, я даже не пытаюсь увернуться или защититься. По инерции отступаю назад, освобождая ему путь. Он проходит мимо меня, больно задевая плечом.       — Иди, лижи задницу Лорду и молись, чтобы Его там не было, иначе я размажу Его по стенке!       Слышу, как хлопает дверь. Я остаюсь один. Как всегда. На меня накатывает такая усталость, что я просто сползаю по стенке и сажусь на грязный пол в темном коридоре. Он идет на свою смерть. Блэк, похожий на грозу, на ураган, тот, кто мог пересмеять Бога — умрет, я чувствую это. Потому что ему так хочется умереть и уйти. Он двенадцать лет отравлял себя виной, что ему мои слова… А я даже не могу заплакать.       — Сириус…       Человек, который был первым. Первым, кто прикоснулся ко мне.       Пока он был в Азкабане, я знал, что он жив. Что он не ошивается где-то, спя с кем попало и убивая себя наркотой и алкоголем. Он всегда был там, где я мог его найти. Маленький свет, что горел в моей голове.       Теперь потухнет.       — Сириус…       Я никогда не требовал от него любви или нежности. Мне это не нужно. А он слишком жесток, чтобы что-то подобное дать. Зверь, что просто хочет удовлетворить свои инстинкты. Каждый раз, когда он поедал меня и мою душу, он прорастал в меня все глубже и глубже.       Но вот я ему не нужен. Он смеется надо мной, смеется и кусает. Как он сказал, ему нравится играть со мной, потому что я выдержу все. Выдержал бы я это от кого-нибудь другого?       — Сириус…       Его руки сжимали меня так, что я верил — он хочет меня. Хочет меня не потому, что я со спины похож на Поттера, а потому что я — это я. А слова про Поттера — ложь. Кто в здравом уме в это поверит?       Сириус Блэк — погибель всех, кому он улыбнется. Человек, который не может любить, и любит только одного ценой своей души.       Сегодня умрет.