Морской Овод

Валери слабела с каждой минутой. И очень боялась не успеть, унести тайну с собой в могилу. – Этьен, я исповедовалась в этом своему отцу духовному… но я обязана сказать и тебе. Я изменила тебе… одна из моих дочерей… не от тебя. От моего тогдашнего исповедника. Его звали… Лоренцо Монтанелли… ее… Рука Валери бессильно упала. Больше она уже не сказала ни слова. Может, она и пыталась снять груз со своей души, но вот Этьен, приняв его на себя, понял – не по нему ноша. Как жить с этим дальше, что делать и…Чье имя Валери так и не успела назвать? Хотя последний вопрос был не таким уж сложным. Старшей дочери шесть лет, и она копия матери – не столько внешностью, правда, сколько духом. Но тогда, шесть-семь лет назад, ее родители просто рук не разнимали, опьяненные друг другом… А вот младшая родилась совсем недавно. И, можно сказать, каким-то чудом родилась. Потому что с тех пор, как Этьен и Валери разлюбили друг друга, у них и близости-то почти не случалось. Иногда она ловила его взгляд и вздыхала: мол, что сделаешь, я твоя жена, лучше уж так, чем ты будешь грешить на стороне – а это он и правда считал для себя неприемлемым. Но, как правило, у Валери обычные женские недомогания начинались строго тогда, когда заканчивался очередной пост, а все остальное время включалась старая как мир отговорка «голова болит». Обычно сильно не настаивал и он. Так что мысль о том, что младшая дочурка – не его, сама просилась в голову, но Этьен эту мысль упорно отгонял. Противились и разум, и сердце, покоренное маленькой с того самого мгновения, как впервые взял ее на руки и понял – его дочка, его радость, его свет в окошке… Он и имя малышке придумал, не глядя в святцы, и как-то сразу дал ей почувствовать, что он ее единственная и главная опора в этом мире. Старшую-то ему жена даже подержать не давала. Будто боялась, что одно его дыхание заразит Мари неверием и вольнодумством… Конечно, он и сам виноват – не боролся за старшую, а тут еще и лицом она получилась страшненькой. И тут тоже только его вина, что это еще больше мешало ему любить Мари. И внушало подозрения. Нет, конечно, писаными красавцами ни его, ни Валери назвать нельзя было – обыкновенные, однако такой результат Этьена, надо признаться, удивлял. А вот младшая – с ней все совсем иначе, и сейчас уже видно, а с годами наверняка будет еще виднее. Монтанелли бы этого прижать покрепче да призвать к ответу, но увы – еще год назад отправился аж в Китай, точнее, как они себя называют, в Тогенке, нести свет истины… Как чувствовал, видно. Это было единственное, что Этьену удалось выяснить в церкви. Там сразу почуяли в нем чужого, человека не своего Бога, хоть и держался вежливо. И прекратили любые расспросы ссылками на тайну исповеди. Мол, что сама супруга тебе открыла, то тебе и надобно знать, а с остальным разбирайся сам. Мол, никому Бог не дает креста не по силам. Правда, верилось в это с трудом. Особенно при виде того, что Мари, даром что от горшка два вершка, его прямо-таки ненавидит. Как и сестренку. В открытую заявляя, что они оба убили маму, и дом довели до полного безобразия, но уж она-то это исправит, сделав его обителью порядка и духа Божьего… От таких речей все чаще шевелилось в душе Этьена нехорошее словечко, которое, впрочем, шепотом уже повторяли многие в округе – подменыш, чужая кровь… И так постепенно он поверил. В то, что подменыши бывают не только от троллей и прочих малоприятных сказочных существ. В его доме живет подменыш от церковников. Только напрямую это не докажешь, это только в больших городах да за большие деньги, говорят, начали делать какие-то тесты… Ну его все. Мари не виновата, что в душе у нее глупости и злоба, и в грехах родителей не виновата тоже. А вот он – виноват. И вины этой не искупить, разве что – пытаться по мере сил быть отцом. А о любимой младшенькой вполне сможет позаботиться бабушка – ей это будет в радость, да и от вредной старшей сестры подальше… Аж даже в другой город. Хоть и почти рядом, хоть и виделись они как могли часто.