Морской Овод

Все Тогенке не отрываясь следило за тем, как колесят по стране гости из Чехии. Пожалуй, это было бы так и без скандала на лекции его преосвященства. Всем же было интересно, как эти ребята осветят жизнь каждого более-менее большого города, а также интересных екайских деревень. Теперь весь мир узнает, как живут… да вон хоть на соседней улице, везде же столько материала для жанровых сценок! Самих Иржи и Мирека это увлекало, захватывало, кружило голову – так, что они оба даже и не заметили, что путешествуют по этой стране уже не первый месяц. С одной стороны – как иначе, страна-то огромная! А с другой, как будто и не думалось совсем о времени, и в крови словно шампанское бурлило… Какой там прямой курс с повтором легендарного пути, какое там вообще что! Когда-то надо было, конечно, но как-то получалось так, что вот после завершения «медового круга почета». И после достойного прощания с новой подругой, после благодарности за приглашение, за удивительную поездку… Хотя, конечно, в какой-то степени они оба переживали сейчас, возвращаясь туда, откуда начали, после своего отчаянного «признания» на всю страну. Да что там, на весь мир! Мир наблюдать будет попозже, уже на фото и в видео, но и тут народу собралось прилично. Знакомого и не очень. Жюли улыбалась. И ничем не выдавала свое недавнее разочарование и разбившиеся мечты. Хотя, а мечты ли это были? Скорее, действия наудачу, а вдруг такой замечательный Мирек тот самый? А сейчас она скорее радовалась. И немного завидовала – не столько даже их взаимному счастью, сколько их свободе. Они столько всего увидят! И скоро едут к морю, которого она никогда не видела… Ну, не видела конкретно этого моря. Тяжко для человека, который все детство из моря не вылезал, а последнее время жил в некоей «внутренней Монголии». А впрочем, ну кто сказал, что не все еще впереди? Они такие молодые… почти все… Она обвела взглядом собравшуюся компанию друзей и в некотором роде близких. – Годжо, нам стоило бы съездить куда-нибудь к морю, развеяться, пока я жду ответ из университета. Но для твоего плана, я думаю, Перу может уже и не понадобиться. – Кто знает, – рассеянно отозвался полукровка. Мысли его были далеко от новых религий. И даже от классных девчонок и миленьких мальчиков в поле зрения. Странный сухой, жаркий ветер трепал красные волосы, и Годжо казалось, что это он должен сидеть в машине, а с ним еще трое. Хаккай, обезьяна и чертов монах. Здесь же, кстати, присутствующие. И смотрящие на него так, словно думают о том же самом – все одновременно. Словно между ними протянулись невидимые нити… Впрочем, ненадолго. Вот Гоку пихнул Санзо локтем, потормошил, словно зовя поиграть, – и монах мгновенно встрепенулся, поворачиваясь к своей Мари. Грудью, что ли, защищать собрался? Оно, впрочем, неудивительно. Хотя бы потому что несостоявшейся монашке, при ее-то худобе, уже никак не скрыть беременность. Быстро они. То ли головой не думали, то ли как раз считают, что так станут еще счастливее. И уж чертову монаху, небось, Хаккай ничего отрывать не будет… Хотя, конечно, законный брак – это совсем другое. А может, они и правы, не ему, Годжо, судить о том, что недоступно. Он подавил вздох – лишь самую малость печальный. Покосился на подругу, так же мимолетно подумал – не печалит ли и ее тоже само отсутствие возможности. Хотя, конечно, по большому счету возможность у нее есть, и если Жюли ею воспользуется – он обижаться не будет. Вот еще. Жюли тем временем думала явно не о том. Или почти не о том. – А вот если Монтанелли не научится шире смотреть на вещи – останется без внуков на старости лет! – озвучила она наконец свою мысль. – Перестань! – огрызнулась Мари. – Тебя никогда не учили хотя бы беременную сестру не обижать? Завидуй молча, если уж сама крутишь с полукровкой! Да и монсеньор нас слышит! …Еще и месяца не прошло, как Лоренцо Монтанелли лишили сана. Жюли клялась, что это не она, что грех его молодости так и остался тайной. Там и без того хватало всякого, что не нравилось Ватикану. Взять хотя бы тот недавний случай, когда громкие выступления кардинала против медицинских достижений вообще и прививок в частности ударили по нему самому. Да, он мужественно пришел в больную семью, неся умирающему и его близким не одно только утешение и пищу духовную, однако же после этого заболел сам и просто чудом остался жив. Самое ужасное, что потом он еще и служил, не выздоровев до конца. И людей позаражал, и еще продолжал проповедовать, что, мол, меры безопасности выдумали безбожники и что заболеет только тот, кому Бог попустит заболеть. Чуть локальная эпидемия не началась из-за одного бестолкового кардинала. Пока же он сам лежал почти при смерти, Мари всеми силами рвалась ухаживать за ним, но ни рвение, ни аргументы, что она все-таки медицинский работник, на Санзо не действовали – он чуть ли на дверях не распинался, удерживая супругу дома, да еще и Хаккая позвал на подмогу, уговаривать и лечить, если потребуется. Кто бы, конечно, спорил, что прежде всего беременным нужны положительные эмоции, но не прежде же безопасности! Эту мысль до Мари в конце концов донесли. Хаккай умел быть очень убедительным, оставаясь очень мягким. А пару раз заходил и отец Джастин с пасторским словом, хотя Мари на него соглашалась только как на временного духовника. Однако тот, кого она хотела видеть постоянным, вскоре утратил все – по-настоящему все, так что пришлось начинать новую жизнь, уже вполне мирскую. И тут на помощь неожиданно пришла Жюли. Нет, конечно, о том, чтобы жить с Монтанелли под одной крышей, речи не шло, но помочь освоиться в этой самой новой жизни, не чувствовать себя одиноким – отчего же нет? Если она сама в шестнадцать не побоялась пойти в волонтеры, а чуть позже начать зарабатывать переводами, пока не начали «капать» отчисления за блог – то разве же поздно научиться чему-то новому в сорок шесть? А для начала не очень новому, люди-то не забыли его добрых дел, по-прежнему рады были его видеть, принимать у себя – и возвращать ему его добро. А продолжать это самое добро творить и на вполне мирской должности ему точно в новинку не будет. А что до одиночества… – У Мари будет ребенок, – сообщила Жюли бывшему кардиналу. – И поверьте, она будет счастлива видеть вас рядом… – В качестве крестного? – Возможно, и не только. Вам тоже нужна семья. Мари почитает вас, как отца, так почему бы и не стать им? Над этим предложением Монтанелли еще размышлял. Конечно, былого не вернешь. Хотя многие бывшие прихожане до сих пор считали его своим духовным наставником и оспаривали законность его отлучения. Но все равно, жизнь изменилась, и постепенно стоило найти общий язык в том числе и с «зятем»-буддистом, и с прочей публикой, которая соглашалась с ним разговаривать и при этом не входила в круг бывших прихожан. Вот поэтому Монтанелли тоже был сегодня здесь. В частности, преподать Мари урок прощения… хотя нет, слишком пафосно, он не вправе, но помочь может. Она вот сейчас ворчала: – Там, куда они едут, кое-где за мужеложство хотят снова отрубать головы! – Ну уж головы – это слишком жестоко, дочь моя. Может, Господь еще вразумит их по-другому, всех их… – заметил Монтанелли миролюбиво. – И вообще, некоторые люди просто счастливы, – раздался откуда-то сбоку голос молоденького Хейзеля Гросса. – Живите с этим. За этими словами последовал букет – пущенный, надо заметить, прицельно. А может, сам Монтанелли решил героически защитить кого-то из присутствующих от неудачного попадания… – Вот так! – рассмеялась Жюли. – Если вам так важна родная кровь, так вы и сами-то еще далеко не старик! Бывший кардинал закатил глаза и вздохнул. Кажется, с таким лицом и попал на фото – это Жюли потом спросит у Хейзеля или сама глянет на его страничке. Пока она только заметила, как ее, можно сказать, заклятый друг детства убрал телефон и повернулся к своему наставнику. Отца Жюстена она со дня свадьбы Мари видела всего пару раз и мельком. Неудобно перед ним было, и вообще… Но оба раза ей казалось: что-то изменилось. И только сейчас она поняла – наушники по-прежнему при нем, как всегда, а проводов не видно. Новые, беспроводные? Неужели Хейзель подарил, или это он сам так обозначил переход на новую ступень отношений? Хорошо бы сам, иначе это домогательство. А так лучше уж за них порадоваться. Даже уже не обидно. Над толпой из динамиков машины грянула песня. «Go West» – вперед, на запад. Значит, все, отъезжают. Машина тронулась с места, вслед полетели букеты, и в сердцах провожающих зашевелилась сладкая грусть, смутное стремление тоже тронуться в путь… Кажется, один Джастин оставался спокойным. Он-то знал как никто, к чему все идет. И давно знал. Его Бог потому и перевел его в эту страну. Здесь слишком многое угрожало хрупкому миру между людьми и екаями. Слишком темная энергия должна была вскоре высвободиться. И именно там, на западе, куда правили сейчас эти молодые безумцы. Нет, конечно, они даже постарше самого Джастина, но сущие дети в том, что ожидает их впереди. Они обычные люди и не остановят грядущую угрозу. А значит, придется либо готовиться к обороне, либо самому двигаться туда. На запад. Может, конечно, все еще и обойдется. Хоть и странно было бы противопоставлять упорному труду и молитвам пеструю бескрышность, но народ-то тут весь талантливый, не только Хейзель-тян и его оружие, Гат Два Ствола… Поживем — увидим. Джастин привычно ушел в музыку, только рассеянно окидывая взглядом мир вокруг. Какие-то молоденькие и мало кому знакомые девчонки тем временем попробовали крикнуть Монтанелли: «Окей, бумер!» Их никто не услышал. Одна задумчиво протянула: – Ну, не такой уж он и бумер, если по годам, разве только по образу мысли. А так – наверно, про него еще сочиняют фанфики. – Нет, знаешь, – заметила ее подруга, – про него неинтересно. Он же больше не священник!