***
Королева заканчивала свои дела в Миэрине. Оставила наместника, отправила свой флот в Вестерос – Барристан Селми оценил, как изящно она решила проблему дотракийцев: часть оставалась здесь, в Миэрине, защищать город, остальных она собиралась отправить к Стене, помогать Ночному Дозору. К Утёсу Кастерли плыл Тирион Ланнистер с Безупречными, небольшим отрядом дотракийцев и Младшими Сынами, но основную силу его войска составляли железнорождённые. Послы королевы в Вольные города должны были отыскать для её войска корабли. Но затея с Краем Теней не очень-то нравилась сиру Барристану. Ему не нравилась магия, не нравились разговоры о звёздах, тенях и пророчествах. Но принц Рейегар верил в обещанного принца... И принц Рейегар погиб. Ланнистер в недавнем разговоре съязвил, что пророчества – дело опасное, и принцу Рейегару следовало помнить другое, то, которое поднял на знамя Бастард-Изменник, Хью Молот. Селми и карлик не слишком нравился, хотя королева доверяла ему, и он как будто пока давал хорошие советы... Лучше было бы приплыть в Вестерос, как Эйегон Завоеватель! Однако королева приняла решение, и Барристан Селми не спорил с ней. Просто приготовился к долгому походу. Хорошо хоть она брала с собой не только лорда Химринга, но и его самого. И не брала никого больше, кроме двух своих драконов. Архимейстер очень рвался с ними, но королева велела ему плыть с кораблями Ланнистера и держать с нею связь: она брала с собой одну из обсидиановых свечей.***
Тирион, услышав решение Дейенерис отправиться в Край Теней, тоже не был в восторге, но переубедить её не вышло, и он сдался. Что ж, его путь – в Утёс Кастерли; и нельзя сказать, чтобы Тирион не хотел с боем взять твердыню Ланнистеров и утвердиться в ней. И поквитаться с Джейме – по-честному, в бою. Впрочем, первая идея Дейенерис – отправить с ним Барристана Селми – его тоже не обрадовала. – Вы уверены, что не хотите взять его с собой, ваша милость? – аккуратно спросил Тирион. – Я не знаю, что предстоит, лорд Тирион. – Как и мы не знаем, – согласился Тирион. – Но этот человек вам нужен, и в определённом смысле он ценнее меня. В Вестеросе так точно. Я рядом с вами – отцеубийца и ренегат. Джорах Мормонт – и того хуже, – а Дейенерис настояла, чтобы Мормонт отправился с ним в качестве переводчика, и поспорить было трудно: таковой был необходим. – Но Барристан Смелый... – И разве не ценнее тем он в Вестеросе? – Он должен быть вместе с вами, ваша милость, – возразил Тирион. – В Вестеросе он полезет в бой. А как ваш гвардеец… Барристан Селми – образец рыцарства. Как был Меч Зари, Эйемон Дракон или Сервин Зеркальный Щит. Такой человек возвышает всех, кому служит. И сберечь его было необходимо любой ценой. Как и саму Дейенерис; Химринг, может, и достойный не-человек, но служит он Старкам, а не ей. Нельзя было отпускать её одну! Даже с драконами: они не всегда могут быть рядом. – И если я потеряю его, не дойдя до Вестероса? – королева сомневалась, но Тирион, не озвучивая своё главное возражение, всё же не отступал: – Будет скверно. А если он погибнет в бою? А он полезет в бой. – Хотите сказать, что отправить с вами – не значит сберечь? – Простите, ваша милость, но если на вашем пути вас ждут битвы, то вам точно не следует отправляться туда малым отрядом. – Если верить архимейстеру, то оружие мне не поможет, – она явно задумалась. – Армия потребуется вам. – Если верить, – Тирион развёл руками. – Ваша милость, если Марвин прав, тогда с вами тем более безопаснее. – Я поговорю с сиром Барристаном, – пообещала королева, и Тирион перевёл дух. Он не сомневался, чего захочет старый рыцарь.***
Архимейстер был очень, очень разочарован необходимостью уплыть в Вестерос: он явно рассчитывал отправиться в Край Теней. Маэдрос, однако, был скорее рад этому; не то чтобы Марвин ему не нравился – он оказался весьма настойчивым учеником – но всё-таки в такой путь хотелось идти без… лишних свидетелей. Прощаясь, архимейстер очень настаивал на возобновлении их уроков при следующей встрече: эльфийские чары ему не давались вовсе, но он слушал объяснения Маэдроса и силился разобраться хотя бы в механизме. Возможно ли для человека на самом деле научиться эльфийскому взгляду и воздействию на мир?.. Но для того, чтобы понять это, времени определённо не хватило.***
Путешествие поначалу было обычным переходом большого войска: долгие дни в пути, ночёвки у дороги, иногда – в городах. Асшай с его диковинными запахами и странным говором; его покинули так быстро, как смогли. Да и земли Жемчужного императора: в И Ти Дени удалось достичь мира, впрочем, Маэдроса на переговоры так и не брали. Где-то шли кораблём, где-то сушей; драконов Дени берегла, но и отпустить не могла. Да и разве они ушли бы?.. Так что летели в небе, иногда спускаясь к ней, если Дени не звала сама. А потом в одночасье всё изменилось. Они проехали через горное ущелье – и перед глазами открылся совершенно невообразимый край. Горы за спиной были самыми обычными, а перед ними лежало... Дени не нашла бы слов, чтобы описать. Равнина, кажется. Тут и там росли деревца, но всё казалось ненастоящим, подёрнутым туманом, даже солнце виделось смутным и по-северному неярким. Стало холоднее, чем было до ущелья. Сюда пришли уже без армии, которая отправилась морем; даже без Ирри и Чхику, её служанок – только они втроём. И драконы. Туман лежал густой и плотной пеленой, стелился над равниной, мешая разглядеть местность. И ощущение было странным. Неспокойным. Тревожным. Сам воздух изменился, словно сгущаясь вокруг. Сир Барристан старался держаться как можно ближе к королеве. Сейчас он жалел, что с ними не было уже бывавшего тут архимейстера. Эта земля была почти что не живой. Камни, камни, камни... обточенные морем, обросшие солью и известью, покрытые следами морского дна; их присыпало землёй, кое-где пробивались кусты и даже деревья, но живым этот край не был. Но и мёртвым тоже. Он говорил. Люди не могли разобрать этого, но для эльфа речь камней и волн была непрерывным гулом, многоголосьем, шёпотом тысячи тысяч. Разобрать нельзя было ничего, но голоса звучали всё время. Они видели людей – мужчин, женщин, детей... но всё это были только тени, имевшие цвет и даже говорившие, но призрачные. Сквозь любую из них можно было пройти. Вскоре они увидели реку – широкую, другой берег терялся в дымке; но, подъехав, поняли – это было только мороком. Как и вставший перед ними высокий, арочный дворец. И взмывший в небеса огромный, чёрный дракон. И лебединые корабли, плывшие вдалеке... Белоснежные птицы с изогнутыми шеями– бушпритами. Маэдрос ощутил, как сердце полоснула боль и неожиданное острое чувство вины, хотя уже сколько времени прошло.***
– Как от колдовского вина... – Дени крепко сжала руку Барристана, но не потому что боялась: вернее, она не боялась угрозы, но почему-то казалось, что и живое может раствориться среди этих теней. Потеряться в самом деле, невозвратимо. Драконы, арки – уж не Валирия ли ей снится? Под ногами пробежала расщелина в земле. Барристан Селми еле успел рвануть Дени назад – но тревога оказалась напрасной: тоже – только лишь тень. А потом они чуть не упали с края обрыва, оказавшегося вполне настоящим. Здесь ничему нельзя было верить, и двигаться приходилось ощупью. Солнце над головой стояло неподвижно, и куда им идти, было совершенно непонятно. – Вы что-то понимаете? – Дени посмотрела на Химринга. Он покачал головой: – Тут очень много всего. Тысячелетия… время здесь течёт иначе, или вообще стоит. Или его просто нет здесь... Вы не слышите голосов? – Каких голосов? – мрачно переспросил Барристан Селми. – А вот что время стоит – это вполне возможно. Солнце совершенно точно остановилось. – Или солнце – часть морока, – задумалась Дени. – Но мы все видим одно и то же? Птичьи корабли, дракон, арки, трещина в земле? Мужчины оба кивнули. Что ж, хоть что-то определённое. Дени помолчала, смотря на Химринга. – Голосов я не слышу, – только шёпот. Иногда. – Тысячелетия? Он поднял глаза на неподвижное солнце. – Да. Тысячелетия – тут, в этом тумане. Голоса... они везде. Я их слышу. Идёмте дальше. – Голоса тысячелетий? – опешила Дени. – Мёртвых? И взгляд сам окинул тени, вглядываясь теперь в лица. Знакомых лиц она не видела – или не узнавала. А лица тут были разные... люди и не люди, темнокожие и белолицые, и невысокие бородатые не-люди, ростом едва до плеча Дени... Тени, тени, тени. – А куда мы идём? – поинтересовался сир Барристан. – Нам нужно было идти на юг, но по солнцу мы ориентироваться не можем. Химринг долго молчал, прислушиваясь – не то к голосам, не то к чему-то внутри себя, и наконец кивнул: – Думаю, нам туда, – и пошёл вдоль обрыва. Когда все устали, стали раскладывать лагерь – маленький, самый простой. Дени уснула сразу же, как опустилась на камни, хотя и не собиралась. Химринг вызвался сторожить, и, кажется, не спал.***
Маэдрос чувствовал себя совсем потерянным здесь, в этом призрачном краю. На Чертоги Мёртвых это не походило вовсе – хотя ему и не случалось там бывать, но всё-таки их описывали иначе. К тому же земля была настоящей. Он огляделся кругом – на ночлег они устроились как будто бы в руинах строения. Обтёсанный камень носил на себе следы моря, но можно было, идя по нему, отыскать остатки стен, различить каменную кладку. Знакомую кладку. Нолдорскую. Маэдрос погладил камень, прислушиваясь к нему – и, кажется, вызвал... Кругом бушевало пламя. Раздавались крики горящих заживо, лязг стали, шум рушащихся стен. Маэдрос задохнулся, схватился за меч. Рядом с ним рубился с орками Аэгнор, и его доспех был залит кровью, орочьей и своей. Да, Маэдрос понимал, что это лишь морок, но невозможно было остаться в стороне! Меч сам собой вылетел из ножен – и прошёл сквозь орка. Его просто не заметили. Тени сражались с тенями... Это уже было когда-то, и теперь просто повторялось, и ничего не могло измениться. Орк упал, Аэгнор рухнул на колени, задыхаясь в дыму. Огонь раскалил его доспехи, вспыхнули волосы. – Айканаро! (1) Полоснуло ужасом и чужой болью, пусть уже и призрачной... Что это было? Когда?! То, о чём говорил Том – прорыв Осады? Он кинулся к кузену, понимая, что глупо, зря... не изменить того, что было столько лет назад. Тот точно услышал голос. Широко распахнул глаза, выдохнул – еле слышно: – Ан...дрет… – имя? В доспехах горело тело. Рушились колонны. Грохот падающих камней. Запах раскалённого металла, горящей плоти и крови... А потом всё растаяло, как и не было. Только туман. Маэдрос чувствовал, что задыхается, потрясённый увиденным. Даже прохладный туман не прогнал ощущение жара от огня. Не изменить ничего… До утра из теней не ткалось ничего знакомого. Где-то в небе кружили и дрались драконы, иногда звучала музыка – знакомая и незнакомая. Порой слышались голоса, и шум моря, и шёл призрачный дождь. Потом музыка раздалась где-то рядом. Кто-то наигрывал на лютне и пел – на синдарине, хоть и не совсем привычном Маэдросу. Еще не смерть, но гибель близко – Пылает сталь моя. До края солнечного диска Поднялись острия. И пятятся шеренги вражьи – Десяток, двадцать, сто. Меня прозвали вы Отважным – Узнайте, за что! Из теней соткался шатёр – походный шатёр, роскошный, но практичный притом. Юноша, довольно молодой, в чёрно-золотой странной одежде – если не знать слова «мундир» – перебирал струны лютни и пел. Другой, старше и красивее, золотоволосый, слушал. Песню Маэдрос не знал, но имя – точнее, прозвище – отозвалось в сердце. Да мало ли Отважных... мало ли воинов с таким прозвищем... Смертельным ядом, черным дымом Туманит взор. Но я уже прочел любимым Свой приговор. И пусть проклятья рок из мрака Меня настиг, Мой стяг был выше вражьих стягов На целый миг! Лицо юноши было серьёзным и вдохновенным, и пел он, явно и горячо восхищаясь тем, о ком пел. Меня прозвали вы Отважным - Узнайте, за что! (2) Пальцы сорвали последний аккорд. Золотоволосый дёрнул плечом. – И тело его вбили булавами в грязь Анфауглит, и белое пламя вырвалось из расколотого шлема, – произнёс он с горечью. – Нашёл что петь перед боем! С-солнышко. Давай нашу. Маэдрос вздрогнул, услышав название, и подошёл ближе. Он не знал, видят ли его, да и не стремился быть увиденным – но и не боялся. А главное – не хотел упустить ни слова. – То и пою, – возразил юноша. – Дед говорит, что древние легенды придают сил. – Амандил всегда любил про эльфов, – согласился второй. – Но ты спой нашу. Юноша снова взялся за лютню, и шатёр стал таять. – Подождите! – успеть бы спросить, узнать... Маэдрос шагнул внутрь, но тени растаяли без следа. Он остался вновь один на один с тем, что услышал. Внутри было холодно и пусто – словно предчувствие будущего. Том говорил, но то были слова, а тут... Маэдрос точно знал в душе, о каком Отважном шла речь. Как ни пытайся убедить себя.***
Сир Барристан проснулся и резко сел, огляделся. Увидел, что Маэдрос отошёл, и направился к нему. Маэдрос рывком обернулся, и, как видно, всё пережитое было написано на лице, потому что старый рыцарь молча протянул ему флягу. Маэдрос кивнул в знак благодарности и отпил из неё. Рука слегка дрожала. Вино было хорошим, крепким. Сир Барристан смотрел ему в лицо: – Поговорим? – предложил он. – Я... не знаю, – Маэдрос вернул флягу. – Столько всего. Вы спали? – Пытался спать. Тут не заснёшь спокойно. Вы видели... свои призраки? – Да, – он кивнул. – Я... только что узнал, как погиб мой лучший друг. – О, – сир Барристан взглянул на него сочувственно. – Точнее, как погибнет, если… – Маэдрос мотнул головой отчаянно. Если он не сумеет вернуться и всё изменить. – Как такое могло выйти?! – Что именно? – осторожно спросил старый рыцарь. – Его тело втоптали в землю... Песни... легенды... Проклятье! – он ударил кулаком по каменной стене, рассадив кожу об останки кораллов, и это немного отрезвило. – Простите, сир Барристан, – уже намного тише добавил Маэдрос. – Не за что извиняться. Говорите, – тот кивнул. – Он пал в бою? Маэдрос вдруг увидел – прямо перед собой – реку, и тело человека, опрокинутого на мелководье; панцирь на его груди был разбит чудовищной силы ударом, кровь текла в воду; шлем слетел, и видно было, что волосы у убитого серебряные, как у Дейенерис. Потом морок растаял. Он тряхнул головой, собираясь с мыслями. – Да. В бою. А я... я не знаю, почему меня не было рядом. Должен был. – Возможно, вы были ранены? – предположил сир Барристан, и в его голосе звучала затаённая горечь. – Я не знаю. Это – будущее. Он жив, – пояснил Маэдрос. – Я ведь к нему ехал, когда сюда попал. – Понимаю, – кивнул тот. – Это ваше будущее и наше прошлое. Но я хотел сказать – там, в прошлом, могло быть по-разному. – Да. Могло. Как вы думаете, сир Барристан – можно ли изменить будущее? – Что значит «изменить»? Будущего ещё не существует. – Но оно будет, – Маэдрос покачал головой. – Такое или другое... Сейчас, зная его, могу ли я изменить что-то в настоящем, и будет иначе потом? Вот что важно. – Возможно, – старый рыцарь нахмурился. – Я не силён в таких материях, уж простите. Но, наверное, всё возможно. Если уж даётся второй шанс. – Я тоже не силён, – вздохнул он. – Это вы меня простите. Вывалил на вас... – Ничего, – сир Барристан улыбнулся печально. – Вам нужен был кто-то. Сдаётся мне, здесь действительно легко заблудиться. – Да, – Маэдрос очень хорошо это понимал. – Но мы постараемся выбраться. И выберемся. – Главное, чтобы выбралась королева. – Вы очень преданы ей, – заметил он. – Я рыцарь Королевской Гвардии, – сдержанно отозвался сир Барристан. – Да, я понимаю. Но есть присяга и есть, – Маэдрос постарался подобрать слово, – личная верность. Или это для вас едино? Старый рыцарь ответил не сразу: – Как вам сказать. Для рыцаря Королевской Гвардии это должно быть едино. Но, как я уже говорил вам, я служу королеве, в которую верю – а это... очень помогает. – Да. Это важно, – он вспомнил рассказ Джейме. – Плохо, если присяга и вера – не одно и то же. – Плохо, – мрачно кивнул Барристан. – Неужели нарушить присягу хуже, чем изменить внутреннему убеждению, что служишь правому делу? – вопрос вырвался сам собой и был, возможно, бестактным. Старый рыцарь молчал так долго, что Маэдрос уже хотел извиниться, но тот наконец ответил: – Я нарушил свою присягу. Когда не смог переступить... через что-то. Но много раз я этого не делал. Маэдрос кивнул: – Понимаю... – Нет, лорд Химринг. Вряд ли вы понимаете. – Я бы попросил объяснить, но боюсь, что затрону слишком личное. – Скажем так: довольно трудно провести ту черту, за которой следует нарушать присягу. И белым рыцарям особенно трудно: наша верность должна быть безусловна, а знаем мы больше других. – Как же можно иметь безусловную преданность, если видишь, что твой король творит зло? – понять этого Маэдрос никак не мог. – Все люди творят зло, – не глядя на него, ответил сир Барристан. – Да. Вы правы... Не только люди, поверьте. – Верю. Скорее в обратное не поверил бы, – он помолчал. – Я не знаю, как у вас. Но у нас... белый рыцарь служит своему королю до конца. Любому королю. – Знаете, – задумался Маэдрос. – У нас.. по-разному. И, кажется, в будущем я проверю это на себе, – он усмехнулся невесело. Клятва не отпустит. – Сочувствую вам, – серьёзно ответил сир Барристан, но Маэдрос качнул головой: – Не стоит. Если это случится, я вряд ли буду достоин сочувствия. Они замолчали, оба, а потом старый рыцарь заметил, что проснулась Дейенерис, и поспешил к ней. Втроём они собрали нехитрый завтрак и без всякого аппетита – по крайней мере, у Маэдроса было так – поели. Небо было затянуто той же непроницаемой пеленой, и солнце всё так же неподвижно висело над головой. Маэдрос пошёл вперёд, глядя по сторонам и слушая: не голоса теней и не шёпот земли, а внутреннее ощущение направления. Двигались неспешно, потому что дорога была обманчива: валуны, трещины, подъёмы и спуски. Коней приходилось вести в поводу и идти пешком. Какое-то время тени не беспокоили их, но через несколько часов пути дорогу вдруг усыпал снег; теперь они шли среди сугробов и ледяных торосов. Дул ветер, мела позёмка... и всё это было тенью. И кругом толпились тени. Они шли вперёд, падали, вставали и шли дальше. – Это снег? – спросила Дейенерис. – Да, ваша милость, – отозвался сир Барристан. Маэдрос ощутил, что сердце сжала ледяная рука. Он догадывался, куда попал, и теперь вглядывался в лица с болью и стыдом. Какая-то женщина упала прямо под копыта коня Дейенерис, и та, дёрнув поводья, соскочила наземь, но женщина её не видела. Рядом с ней опустился на колено Финрод – его нельзя было не узнать. – Вставай, Эленлоссэ, – подхватил упавшую под локоть. – Не могу, лорд Финдарато... не могу... (3) – Можешь. Вставай. Он помог ей подняться. – Финдарато… – прошептал Маэдрос, но тот не услышал. Поднял мешок, который несла женщина, и забросил его на сани, которые волочил сам. Тени скользили дальше. – Это Долгая ночь? – спросила Дейенерис, растерянно оглядываясь. – Они словно умирают. – Нет, – глухо ответил ей Маэдрос. – Это Хелькараксэ. Слово – жёсткое, резкое, словно хлестнуло. По сердцу, по совести. «Простите…» – мысленно просил он. Искал глазами Фингона. И боялся увидеть. Тот появился скоро. Шёл, улыбаясь – и улыбка резала, как нож. Маэдрос смотрел в лицо друга, не в силах вымолвить ни слова. «Прости...» – снова и снова. Фингон точно ощутил его зов. Огляделся. Чей-то голос выдохнул: – Да будь они прокляты... – Не надо, Арьенаро, – Фингон провёл рукой по лицу. – Почему вы так легко поверили?! Майтимо закусил губу, слушая. Никакие рассказы не могли передать того, что он видел сейчас. – А почему ты не веришь, лорд? – возразил Арьенаро. Маэдрос знал его – один из ближайших советников Фингона. – Они не бросили бы нас умирать во льдах. Я знаю это. Просто знаю, – и покачал головой. – Там ведь Моринготто, Арьенаро. И он мог напасть. Не бросили бы... Маэдрос прикрыл глаза. Не бросили бы. Бросили. Всё уже было сказано и пережито, но сейчас он словно и правда вернулся в прошлое. Тени скользили дальше. Теперь был привал; эльдар садились прямо в снег, те, кто покрепче, ставили шатры. Резали мороженную рыбу и тюленьи туши. Заедали снегом. Фингон ходил от группы к группе, присаживался, что-то говорил, потом шёл дальше. – Нет, спасибо, меня уже накормили, – всякий раз смеялся он, пока его не поймала Иримэ. Даже тень сестры Нолофинвэ (4) была на редкость решительной. – Сядь и ешь! Или я заставлю тебя сжевать эту рыбину целиком! – и пробормотала: – Хотела бы я засунуть её в глотку Феанаро. Невыносимо было всё это видеть и слышать. Больно. Страшно. Стыдно. Но он всё равно смотрел и слушал, не в силах отвернуться. «Прости...» Как будто от этого слова станет легче кому-то. И снова – тени, тени, тени... Девочка-подросток – лет тридцати, не больше – стояла на краю ледяного тороса, и кожа у неё была белой и прозрачной. – Как красиво... Мужчина рядом с ней посмотрел хмуро: – Где? Здесь? – Да... – она говорила еле слышно. – Всё белое. Скажи мне, дядя... а правда, что раньше мир был не только синим и белым? И небо было не чёрным? – Да, – с трудом ответил мужчина. – Это правда, Линдориэль. Это правда. Маэдрос не знал никого из них двоих, но какая разница. Эта девочка выросла во Льдах и не знала, что мир может быть другим, таким бесконечно долгим был путь. И снова – тени, тени, хороводы теней. Тургон, рвущийся из рук брата и дочери к чёрной проруби. Аракано, рухнувший на колени в снег и кашляющий кровью. Финрод, снова и снова падающий и встающий, с разбитыми в кровь ладонями. Фингон, передающий по кругу чашу со сбрызнутым вином снегом. Тени. Видения. Быль. Страшная, горькая правда. Маэдрос всё это знал и прежде, но видеть... Страшней, чем было в Ангбанде. Наконец всё кончилось. Снег исчез, остался только туман, и лёд под ногами снова стал камнем. А видения так и остались перед глазами. Он шёл вперёд молча, глядя прямо перед собой. Кто-то коснулся его плеча, и Маэдрос, вздрогнув, обернулся. Дейенерис. – Всё в порядке, ваша милость. Это...Очень давнее. – Я ожидала от этого места иллюзий, как от глотка колдовского вина, – произнесла та, смотря вперед, – но оказалось не так просто. Не знаю, правда ли то, что мы видим. – То, за что я могу ручаться, было правдой, ваша милость, – негромко сказал сир Барристан. – И я, – подтвердил Маэдрос. Полной правдой. Они шли дальше, и тени вокруг сплетались в иной пейзаж. Тихо шелестели волны, накатываясь на берег. Они ехали сейчас по берегу озера – длинного, узкого озера Митрим. А чуть впереди шли трое: высокий темноволосый эльф с золотыми шнурками в косах и среброволосая женщина вели мальчика лет шести. Тот прыгал вокруг и засыпал отца кучей вопросов: – А дядя Маэдрос скоро приедет? А он правда рыжий? Как белка? Или более рыжий? А он лучше тебя сражается, да? А мы на охоту поедем? – Приедет. Завтра, – терпеливо и явно не в первый раз отвечал Фингон. – Правда рыжий. И на охоту поедем обязательно. Маэдрос улыбнулся. Он тогда опоздал немного – непогода задержала, и он злился, потому что очень хотел увидеть первенца Финьо, да и вообще соскучился, потому что они с другом давно не виделись. – Ух ты! – честно восхитился мальчик. – А ты споёшь нам? – Обязательно. И сыграю. Женщина улыбнулась. – Если ты дашь отцу такую возможность, Финнэллах. – А что я? – жутко удивился мальчик. – Всё хорошо, – Фингон встрепал его волосы. Они приехали уже поздно ночью, хотя хотели засветло. Мокрые, в грязи по колено – дождь хлестал не переставая, превратив дорогу в скользкое нечто... И маленький Финнэллах уже спал, но проснулся и заявил, что тоже хочет встречать гостей... А потом тени сменились снова. Они были в комнате – светлой и просторной, за окнами шумело море. Эрейнион (5) – уже не мальчик, мужчина – сидел в кресле, вытянув ноги к огню, смотрел в пламя, и лицо было мягким, задумчивым. Мимо Маэдроса вбежал человек, припал на колено. – Тревога, государь! Арверниен... – Нападение? – Эрейнион вскочил на ноги, расслабленности как не бывало. – Сыновья Феанора! – выдохнул человек, поднимаясь. Это он не помнил. Не мог помнить. Будущее. На душе стало холодно. Лицо юноши стало ледяным от гнева: – Они же обещали ждать! – он шагнул к стойке с мечами у дверей. – Они напали... – Трубите поход, – отрывисто велел Эрейнион. – Я не оставлю Арверниен без помощи. Маэдрос сжал пальцы в кулак – до боли. Вот как это было... И Финнэллах... тот маленький мальчик, успевший стать мужчиной. Тени полетели мимо. Эрейнион стоял на пирсах; его доспех был безупречно чистым, а каменный причал – залит кровью, и вороньё и чайки слетелись к телам. Город перед ним был наполовину сожжён и явно пуст. – Их нужно догнать, – с ледяным гневом проговорил Эрейнион. – Нет, – тихо сказал подошедший сзади эльф с серебряной бородой. – Мы приплыли сюда защищать, а не мстить. – Это кара, а не месть. Кирдан не ответил. Только смотрел печально. Маэдрос видел ненависть на лице сына Финьо. Ненависть, которую они заслужили. Так – будет? Неужели им станет всё равно? Нет... не может быть. Не должно быть! И снова – тени, тени, тени. Круговорот. Комната, похожая на прошлую, но куда лучше обставленная: гобелены на стенах, пушистый ковёр на полу, витражные окна, от которых по комнате бегут разноцветные зайчики... Эрейнион сидел в кресле, на волосах – лёгкий венец с волнами. Напротив него, с кубком вина – Келебримбор (6); как же похож на отца. И на деда. Наклонившись вперёд, племянник горячо рассказывал: – Ты не представляешь, государь. Это будет нечто невероятное! Мы сумеем здесь, в этих землях, создать подобие благословенного Валинора! – глаза Келебримбора горели совершенно как у его деда, когда тот бывал по-настоящему увлечён своими проектами. Интересно, о чём они говорят? И не понять – до это или после предыдущих сцен. Эрейнион слушал его рассказ с какой-то смутной тревогой в лице. – То, что ты рассказываешь, звучит слишком хорошо, Келебримбор, – заметил он. – И я ошибусь, если скажу, что наполовину это идея Аннатара? – Не ошибёшься, – неохотно признал Келебримбор. – Да что вы все, спелись, что ли?! Ты, тётушка Нэрвен, даже Келеборн! Чем вам всем так не по вкусу Аннатар? Я-то думал, это мы – самый не любящий айнур род! – Я доверяю Валар, – резковато ответил Эрейнион. – Я не доверяю Аннатару. – А я доверяю ему, – отрезал Келебримбор. Нет, это должно быть после. Намного позже тех сцен… Комната растаяла... Чтобы обернуться пыточной. Без прикрас, без обмана. Пыточная, как в Ангбанде – и прикованный на дыбе Келебримбор, и Саурон возле него. – Я знаю, как ты упрям, – майа задумчиво перебирал скальпели, лежавшие точно по размеру и до блеска отчищенные. – Но времени у нас с тобой впереди очень много, Тьелперинкваро Куруфинвион. Маэдрос застыл на миг, а потом – рванулся вперёд. Мороки, тени... плевать, он не помнил об этом. – Не смей! – вырвалось само, помимо воли. Его не услышали, конечно. Келебримбор сплюнул кровь, посмотрел на майа с ненавистью. – Будь ты проклят, Жестокий. – Уже не Аннатар? как ты непостоянен, мой друг. И снова закружились тени. Лицо Дейнерис сделалось жестким, она снова шагнула вперед, намереваясь, кажется, схватить тень; сир Барристан еле успел метнуться между ними. Хотя опасности для живых не было. – Кто это, лорд Химринг? – выдохнула девушка. Но Маэдрос почти не слышал её. Смотрел в туман перед собой. – Тьелпэ… И снова возникла пыточная. Узнать Келебримбора в прикованном к стене эльфе было... очень трудно. – Как ты знаешь, – негромко объяснял Саурон, ничуть не изменившийся, – крысы – довольно полезные создания. Вот посмотри, – он показал на прикованного напротив эльфа. К животу его было привязано ведро. – Сейчас к дну ведра поднесут факел. Крысе станет жарко, и она будет рваться подальше от огня. Как ты понимаешь, это будет неприятно. Как ты, опять же, понимаешь, умереть я ему не позволю. Крыса окажется внутри, её там зашьют. Вы останетесь вдвоём. Это будет... увлекательно. Не сомневаюсь. – Будь ты проклят... – Это неправильный ответ. Саурон сделал знак, и орк поднёс факел к дну ведра. – Тварь! Маэдрос снова рванулся вперёд. И, конечно, это снова ничего не изменило. – Стой! – выдохнул Келебримбор. – Исток Бруинен. В камнях... пещера. Девять там. Семь... Одно у Дурина, остальные в роще падубов. Орк убрал факел. Саурон слушал, кивал. – Продолжай. – Всё. – Нет. Не всё. Лицо Келебримбора исказила судорога. – Я не скажу, где Три... – выдохом. – Хватит с тебя! – Это решать мне, Тьелперинкваро, – равнодушно ответил майа. – Продолжай, – махнул орку. Невозможно. Невыносимо. Маэдрос рванулся снова. Нужно же как-то это прекратить! Руки Дейененис схватили его за локоть. – Это тени, лорд Химринг. Только тени, – в голосе звенела такая ярость, что чувствовалось – ей не всё равно. И эта поддержка была ценна. Пыточная растаяла, чтобы смениться не менее жуткой картиной: орочьи рати, и над ними, как знамя – тело Тьелпе, пробитое двумя десятками стрел. Маэдрос упал на колени, его трясло. Горло сдавила судорогой. Тени. Морок. Да. Он знал. Но больно было по-настоящему. Он был как натянутая струна. И взять себя в руки никак не выходило. И выдавить хотя бы слово… Дейенерис обняла его и держала. И постепенно он начал приходить в себя. – Маэдрос, – снова заговорила она. – Это чудовищно. Мне очень жаль. – Простите.. – выдохнул он. – Я... не должен был... Не должен был – чего? – Почему? – жёстко возразила Дейенерис. – Это ужасно. Вы ведь видели гибель родича? – она встала и помогла встать ему. – Не извиняйтесь за то, что вам больно, Маэдрос. – Да. Тьелпэ – мой племянник, – перед глазами стояло искажённое болью лицо. – Тени… это будущее... я знаю. Не знаю, как отвести, спасти... это самое страшное, понимаете? Маэдрос помолчал, приходя в себя. – Вы найдете путь, Маэдрос, – твёрдо ответила она. – Мы не рабы... И не рабы своего будущего – даже своей судьбы. Вы вернетесь домой и спасёте племянника. – Хорошо бы было так. Я хочу верить в это, ваша милость. – Мало верить, Маэдрос. Действуйте. Ведь ваш племянник жив. – Пока я здесь. Но хорошо, что... увидел, – через силу признал он. – Буду знать, – и, помедлив, добавил: – Тот. Второй, – глаза потемнели от гнева, – Саурон. Тот, что за Стеной. Дейенерис кивнула. – Я запомню, – посулила она. И крепко сжала его руку. – Спасибо вам, – Маэдрос посмотрел на девушку. Взгляд прояснился и стал теплее. – Я не дам ему пройти через это, – пообещал тихо. Знать бы, как... ведь показанное было явно далёким будущим. – Вы умный... не-человек, Маэдрос, – она тепло улыбнулась одними глазами. – Разберетесь. – Как я понимаю, – кашлянул сир Барристан, – ваш племянник был обманут этим... существом. Вы можете предостеречь его. – Да. Он сумел втереться к нему в доверие, – кивнул Маэдрос, – и, видимо, остаться неузнанным до поры. В лицо его мог узнать, наверное, только я.... и ещё один наш родич. Но они оба не дожили до тех времён. – Вот и помогите ему, милорд. – Когда вернусь. Сейчас нам надо идти дальше, – Маэдрос встряхнулся. Надо. И неизвестно, что ещё они увидят здесь. – Лучше нам не задерживаться, – согласилась Дейенерис. – Поможете мне не упасть на камнях, лорд Химринг? – и взяла его под локоть. – Да, конечно. Он уже окончательно взял себя в руки и был спокоен. Внешне – во всяком случае. Теней больше не было. Дорога была неровной, но спокойной. Маэдрос снова шёл впереди, по-прежнему повинуясь внутреннему чувству направления. Когда остановились на привал, Барристан Селми молча занялся ужином. Есть не хотелось, но было необходимо. Дейенерис тянулась к огню, Маэдрос видел, что он придаёт ей сил, но ему самому ни от еды, ни от тепла легче не становилось.***
После ужина Дейенерис отошла одна – недалеко; она не знала сама, что увидит и увидит ли что-то. Но тени вокруг неё сплелись в шатёр, обычный походный шатёр в поле. В нём над расстеленной картой склонились трое: мужчина и две женщины, среброволосые, все трое очень красивые, в чёрном и алом. Одна женщина, самая молодая, была в платье, остальные – в лёгком полудоспехе. У всех троих – один герб: трёхглавый дракон. – Всё готово, – настаивал мужчина, опершись на стол. – Чего мы ждём? – Я надеялась, что Ланнистер окажется умнее, – неохотно ответила старшая из женщин. – Но ты прав. Медлить дольше нельзя. Король Севера уже прошёл Перешеек, ещё неделя – и он будет здесь. Против сил троих нам не выстоять. – Какая разница, сколько их, если они внизу? – пожала плечами женщина помоложе, та, что в платье. – Висенья права, – возразил мужчина. – Медлить нельзя. Если начнутся дожди... – Да и враги наши уже готовы, – согласилась старшая. Висенья Таргариен. – Значит, через день. Её рука указала на карте поле. – Отлично, – кивнул мужчина. Эйегон. – Мы обрушим на них пламя. Они видели башни Харренхолла и не остановились – ну что ж. Они увидят трёх драконов разом. Дени смотрела на эти тени. И хотела увидеть ещё. Три головы дракона. Её почитаемые предки. Тени заколыхались, но сначала Дейенерис увидела лица всех троих: пурпурные глаза Висеньи смотрели холодно и строго, но видно было, что её не радует «обрушить пламя». Хотя она и не дрогнула ни тогда, ни после. Красивая женщина. Умная женщина. Стальная женщина, если верить чётким линиям лица, разлёту бровей, крепко сжатым алым губам. Рейенис, более юная, напоминала саму Дейенерис – хрупкая, точёная, только губы изогнуты немного капризно. Эйегон стоял между своими сёстрами-жёнами – красавец лет тридцати, мужественный на вид и совсем не похожий на Визериса. Зато Рейегара из её сна он, пожалуй, напоминал не только цветом волос. Тени заплясали вокруг, и Дейенерис снова увидела Висенью Таргариен, только много, много старше. На грани старости: морщины залегли в углах глаз и поперёк лба, губы утратили яркость и стали тоньше, но голова всё так же гордо сидела на длинной шее. А напротив Висеньи – бледная красавица с волосами цвета воронова крыла. – Да, ваша милость, – говорила она с пентошийским акцентом. – Я могу исцелить его величество. Ваши мейстеры потерпели поражение, так позвольте мне попытаться! Он восстанет. Его рука будет твёрже, чем прежде. – Я не верю в тёмную магию, – отрезала королева Висенья. – Напрасно, ваша милость. Да и... что, кроме чуда, может спасти его величество? Пентошийка сделала шаг вперёд, понизила голос: – Он поднимется. Я обещаю. И больше того: он сможет зачать дитя. Король продолжит дело своего отца. – Нет, – прошептала Дени, а в ее глазах появился гнев, когда она узнала знакомые речи, – ты лжешь. Её не услышали ни та, ни другая. Висенья Таргариен ещё смотрела холодно, но что-то дрогнуло в ней, и пентошийка это чувствовала. – А чего хотите вы сами, Тианна? – резко спросила королева. – За жизнь моего сына и короля – чего желаете вы? – Разве для вас его жизнь имеет цену, ваша милость? – мягко спросила Тианна. – Я думаю, что я хочу... дружбу. Доверие. И готова служить – вам и королю Мейегору – всем своим искусством. Она преклонила колено. Дени прикусила губу. Мейега. Плата, что она возьмёт – это жизнь. Висенья провела рукой по лицу. – Встаньте, – велела она. – Вы попытаетесь. Но горе вам, если вы не исполните обещанного. Тени поплыли снова. Королева Висенья была в том же платье – кажется, и не ложилась. Она стояла в той же комнате, а напротив неё – мужчина, сложением напоминавший быка, грузный, невероятно сильный и крепкий, и довольно молодой ещё. А у дверей – Тианна. – Пламя и кровь, – резко сказал он. – Нет, матушка. Я – король, и решать мне. Я никого не пощажу. – Ты не можешь просто предать всё и всех! – Висенья пылала гневом, увы, бессильным. Её сын уже шёл к двери. – Я – король. Я от крови дракона, – холодно сообщил он. – Я могу всё. За Мейегором вышла Тианна, и дверь захлопнулась. Дени не совсем понимала, что происходит, но ждала дурного. Тени снова заплясали... Чтобы показать ей Мейегора, взлетевшего на огромном Балерионе над Королевской Гаванью – Дени была уверена, что этот город и есть столица Вестероса. Дракон взлетел над замком и спикировал; выдохнул пламя, и огромное здание с семью башнями запылало. Люди пытались выбраться оттуда, но дракон снова дохнул огнём. Те, кто были внутри, горели заживо, и крики их звучали, когда тень растаяла. Дени смотрела без страха. – Мейегора прозвали Жестоким. Даже среди Таргариенов, – но её лицо не дрогнуло. – С этого начались жестокости его правления, – тихо сказал подошедший сзади Барристан Селми. – С сожжения молившихся в септе. Дальше всё стало только хуже. – Я не понимаю, кого же тогда пыталась вернуть мейега? – Его. Когда Мейегор Жестокий вернулся из изгнания, он предъявил свои права на престол. Святая Вера возразила, и было решено определить законность его прав Судом Семерых. Кажется, это предпоследний случай в истории Вестероса, когда он применялся... Все воины Святой Веры погибли, но и все защитники Мейегора тоже, а сам он был тяжело ранен и целый месяц лежал без сознания. Вот тогда-то, как говорят, Тианна-из-башни и исцелила его. – Если его вернула черная магия, она оставила след, – Дени вспомнила не-Дрого и содрогнулась. – Должно быть, так, ваша милость. Очнувшись, он сжёг Септу Поминовения, а с ней и семь сотен Сынов Воина, собравшихся там. И начались годы войн и казней... Дени молчала. Не от этого ли колдовства пошло безумие рода Таргариенов. Она вернулась в лагерь, но тени и там не оставляли в покое. У костра стоял юноша лет восемнадцати, золотоволосый, в алом и золотом доспехе. А перед ним на одном колене замер юноша чуть помладше, с серебряными волосами Таргариенов и восторженно-торжественным взглядом. Золотоволосый обнажил меч и опустил его плашмя на правое плечо юноши. – Эйерис из дома Таргариенов, – твёрдо и торжественно начал он. – Именем Воина велю тебе быть храбрым. Меч переместился на левое плечо. – Именем Отца велю тебе быть справедливым. Именем Матери велю тебе защищать слабых и невинных. Именем Девы велю тебе защищать всех женщин. Именем Старицы велю тебе чтить Семерых и защищать веру. Именем Кузнеца велю тебе быть защитой королю и стране. Именем Неведомого велю тебе никогда не преступать чести. Встань, сир Эйерис. Он убрал меч, юноша легко поднялся на ноги, и двое крепко обнялись. Эйерис смеялся заливисто и счастливо. Дени не сразу спросила: – Мой отец и Тайвин Ланнистер? – Да, ваша милость, – немного сдавленно ответил сир Барристан. – Что это за обряд? – немного удивлённо спросил Химринг. – Посвящение в рыцари, – ответил тот. – После победы в войне Девятигрошовых Королей принца Эйериса посвятил в рыцари его лучший друг. – А после предал, – коротко добавила Дени. Сир Барристан говорил ей, что в отце было плохое, но и хорошее тоже... Она была рада увидеть хорошее, и сейчас жадно всматривалась в лица обоих. Не сказать, что Эйерис безумен... Не сказать, что Тайвин Ланнистер предаст. А юноши стояли и болтали о чём-то... пока не растаяли в тенях. Тени собрались снова – в шатёр в военном лагере. За круглым столом занимали места человек десять. Тайвина Ланнистера, ставшего на добрых двадцать лет старше, всё ещё можно было узнать. В полудоспехе, с цепью десницы на груди, он сидел во главе стола. Справа от него было место юноши, которого Дени видела в Доме Бессмертных – Рейегар Таргариен. Остальных узнать было труднее. – Лорд Дарклин грозится убить короля, – как-то устало сказал человек с летучей мышью в гербе. – И мы стоим здесь уже полгода! – возразил другой, с шагающим охотником на нагруднике. – Нужно штурмовать замок! – Я согласен с лордом Тарли, – негромко и веско сказал Тайвин Ланнистер. – Довольно длить этот возмутительный мятеж: он подрывает основы королевства. У мятежников не хватит дерзости убить короля. А если и хватит, что ж – у нас есть его наследник, и он будет лучшим королём. Это было сказано серьезно и почтительно. Тайвин склонил голову перед принцем, но тот остался холоден. – Вы ведь спасли его тогда, сир Барристан, – Дени посмотрела на старого рыцаря. Тот кивнул: – Да, ваша милость. Да... собственно, вот я, – немного смущённо добавил он. Действительно, к столу шагнул стоявший в карауле сир Барристан – лет на двадцать моложе, но далеко не юнец, а зрелый мужчина. И преклонил колено. – Милорд десница, я прошу позволения попытаться вызволить его милость, – твёрдо проговорил рыцарь. И тени снова закружились... – Ох, – только и сказала Дени. Сир Барристан напрягся: – Что такое, ваша милость?.. – Мне неловко, что я вас наказывала, сир Барристан, – честно сказала Дени, – хотя вы и правда меня обманули. Простите, сир, – чуть смущенно попросила она. Но почему он напрягся? – Вы были справедливы, ваша милость, – он опустил взгляд. – Я понимаю вас. И, право, заслужил недоверие. – Я рада, что заслужила ваше доверие. Дени снова всмотрелась в тени. Странно это всё было. – Я впервые в своей жизни горжусь своей службой, ваша милость, – негромко сказал он. А тени снова соткались... сир Барристан, кажется, перевёл дух. Король Эйерис – на двадцать лет старше, чем на посвящении, с растрепанными волосами и уже несколько изменившимся лицом, гневно и яростно требовал – почти кричал: – Казнить всех! Всех, в ком течет хоть капля крови Дарклинов! Или Холлардов! – Даже тех, кто не повинен в мятеже? – бесстрастно и деловито уточнил десница, делая пометки на пергаменте. – Всех! – рявкнул Эйерис. – Мужчин, женщин, детей, мне плевать! Я хочу, чтобы сами имена канули в небытие! Снести замки изменников и засыпать солью их земли! Чувствовалось, что это не угрозы, а приказ. Дени посмотрела на Барристана, но тот не видел её взгляда: смотрел в своё прошлое, закусив губу. – Списки тех, на кого указали на допросах, готовы, – так же бесстрастно сообщил Тайвин Ланнистер. – Робин Холлард умер во время дознания, остальные подследственные живы. Готовить к казни? – Повесить всех, – отрезал король. – Кроме леди Сералы Дарклин. – Ваша милость? – Тайвин Ланнистер казался слегка удивлённым. – Пусть ей вырвут женское естество, – отчеканил король. – И сожгут её на костре. По совету пробежал лёгкий шорох. Человек в белых доспехах – огромный, грозный, с бычьей шеей и широченными плечами – сидевший возле короля, казалось, смотрел сквозь пространство. Будто не было его здесь. Тайвин Ланнистер чуть дёрнул углом рта, но спорить не стал. Пожилой мужчина с окладистой белой бородой и богатой цепью мейстера на шее кашлянул: – Полагаю, именно леди Серала своими... женскими чарами соблазнила и сбила с пути верности своего супруга, лорда Дарклина. Она ведь чужеземка. – Так будет в приговоре, – согласился десница. Принц Рейегар чуть шевельнулся: – В списках родичей я вижу имя Донтос Холлард... позвольте, милорд? – принц забрал бумаги у десницы. – Кажется, его едва отняли от груди. Отец... – Казнить. Всех! – рявкнул Эйерис и встал. За ним поднялись другие. – Совет окончен! Остался только один человек, кроме короля – Барристан Селми. Он подошёл к Эйерису, опустившемуся в кресло. – Что вам? – король ощутимо напрягся. – Простите, ваша милость... – рыцарь как будто осторожно подбирал слова. – Позвольте мне просить вас о милости, – рыцарь опустился на колено. – Прошу вас пощадить мальчика. Донтоса Холларда. Он... ещё может вырасти верным короне. Король поморщился и нехотя ответил: – Я не могу отказать вам в просьбе, сир Барристан. Тем более иной награды вы не попросили. Встаньте. Но ни земель, ни замков он не получит никогда! Тени снова смешались, поплыли. – Они пытали его, верно? – тихо спросила Дени. Её отец... Она увидела в нем страх остаться мясом. – Боюсь, что его милости пришлось пережить немало, – осторожно ответил Барристан Селми. – Вам не нужно беречь меня от правды, сир. – Здесь это было бы нелегко, ваша милость, – он помедлил и добавил: – Мейстеры заключили, что королю не причинили вреда. Но ему пришлось перенести унижения и угрозы, а для короля это... непривычно. Химринг усмехнулся коротко, но, когда Дени глянула на него, покачал головой: – Я думал о своём, ваша милость... Простите. – Что стало с мальчиком, сир? – Дени снова посмотрела на Барристана. – Ваша милость? – он не сразу понял. – С Донтосом? Вырос при Красном Замке, воспитанником. Кажется, посвящён в рыцари, – чувствовалось, что сира Барристана не очень интересовала его судьба. Дени кивнула и вернулась к костру задумчивая. Снова были мороки – дорога, которой не было на самом деле, развалины города, растаявшие в тумане, огромный бескрылый дракон... Барристан Селми поднял лежавшую на земле фибулу для плаща, откованную из алого золота в виде языка пламени. – Как странно... – Барристан задумчиво вертел украшение в пальцах. – Оно совсем как новое. – Здесь бывают люди, – Дени понравилось украшение. – Работа Тьелпэ, – тихо заметил лорд Химринг, посмотрев на фибулу. – Того... вашего родича? – изумился Барристан Селми. – Но откуда она здесь?! – Здесь кто-то кроме вас? – Дени посмотрела очень внимательно, но Химринг покачал головой: – Нет… Или я об этом ничего не знаю. Скорее дело в металле: время его не берёт. Можно? – он забрал фибулу у сира Барристана и осмотрел внимательнее. – Да. Ей должно быть очень, очень много лет. – И в ней тоже магия? – заинтересовалась она, но Химринг качнул головой, и Дени больше не интересовало украшение. Хотя оно и было весьма искусным. Здесь не было ни дня, ни ночи, так что останавливались, когда уставали и находили удобное место. За этот долгий день устали все они, и Дейенерис скоро уснула, да и сир Барристан – Маэдрос видел это – задремал. А где-то вдалеке – или рядом? – заиграла музыка. Сначала негромкая, потом всё звонче и звонче. Это была эльфийская мелодия, под неё танцевали все эльдар по обоим берегам Белегаэра – нолдор привезли её в Средиземье. – Пойдём танцевать, Нельяфинвэ, – раздался голос рядом с Маэдросом. Над ним стояла Идриль, дочь Тургона, в белом платье, с босыми ногами, как всегда. Золотые волосы уложены в косы. – Итариллэ? – Маэдрос поднялся на ноги. – Идём... Она тоже была тенью, и когда взяла его за руку – её рука была почти невесомой. Хотя выглядела, как всегда. Как он помнил. – Идём, кузен, – с другой стороны возник Аэгнор; он выглядел в точности так, каким был на Мерет Адертад – ни следа от огня или крови, которые Маэдрос боялся увидеть. Аэгнор взял его за правую руку – тень правой руки, удивлённо заметил он – и они оказались в кругу танцующих. А их было не так и много, меньше десятка. И только девы, кроме них двоих. По другую сторону от Аэгнора оказалась среброволосая синдэ, чуть дальше – ещё одна, в зелёном дориатском платье, и за ней – напротив Маэдроса – Финдуилас, которую он помнил совсем юной, но сейчас она казалась старше. И ещё две девушки, похожие, как сёстры, темноволосые и сероглазые, в синих платьях. (7) Хоровод закружился под музыку, девушки смеялись, Аэгнор подпевал. Странное чувство – словно он сам стал тенью. Те, кого он знал живыми, были здесь. И хотелось спросить – каждого, кого он знал, но музыка была слишком громкой, а хоровод – слишком быстрым... Мелодия была уже не прежней. Точно слились в одну свадебная музыка – и похоронная. Песня счастья и песня тоски. Хоровод кружился всё быстрее и быстрее, и Маэдроса точно тянуло в разные стороны – Идриль держала крепко, Аэгнор – не слабее, хотя это была только тень; грохотали литавры в такт всё быстрее стучавшему сердцу. Он не пытался освободиться, хотя хотелось уже остановиться, перевести дыхание. Голова кружилась, и кружились перед глазами лица, знакомые и незнакомые. И рука кузена сжималась на призрачной кисти так, словно та была живой. А потом всё стало замедляться, таять. – Безнадёжно... – Аэгнор стоял очень близко. – Танцуй с нами... – Идриль отступала, уходила, но ещё говорила с ним. – Ничего не бойся. Танцуй. – Безнадёжно... – Танцуй... Голоса превращались в шёпот. – Огонь... – Танцуй... – Иди... – Стойте! Маэдрос шагнул сначала к Идриль, потом – к кузену. – Не уходите! Туман клубился перед глазами, лица исчезали в нём... – Постойте же! Идриль осталась. Аэгнор растаял. Маэдрос посмотрел на неё растерянно. – Ты здесь... давно? И Айканаро... он погиб... когда? – Что такое смерть? – она качнула головой. – Расскажи... Я ведь ещё не тень, я не знаю. – Тени… – Идриль улыбнулась ему. – Иди вперёд. Иди и ничего не бойся. Эстель, родич. – Я знаю, что будет... И хочу этого избежать. Скажи, я сумею? – Иди вперёд, – она тоже стала таять. Маэдрос протянул к ней руку, пытаясь остановить, но Идриль растаяла без следа. А поляны больше не было. Только валялись кругом камни, когда-то бывшие колоннами, потом разбитые, обточенные морем, обросшие кораллами... Кто были эти тени? Почему пришли к нему? Маэдрос не знал, но что-то было важное в этом.***
На следующий день туман был плотнее и более глухим. Дейенерис упрямо шла вперёд, уже почти привыкнув ко всем этим теням. Увидеть бы ещё что-то важное! Или родных, снова. Но тропа вывела её в светлую комнату, похожую больше всего на лазарет, где на постели лежал какой-то мужчина, а вокруг столпились другие, встревоженные и озабоченные. Один наклонился над раненным и держал его за руку. В этот момент лежавший открыл глаза и приподнял голову. — Ты звал меня, государь, – едва слышно проговорил он, – и я пришёл. Что прикажешь, мой король? — Оставь мир Теней, пробудись к жизни, – ответил второй. – Сейчас ты очень устал. Отдохни, подкрепись и жди моего возвращения. — Все будет исполнено, – в голосе раненого слышалась искренняя вера. – Но пристало ли мне лежать в праздности, когда вернулся подлинный король? — Отдыхай! – повторил лекарь. – Мы еще встретимся, а пока прощай. Я нужен другим. И направился к выходу. Какая-то женщина всплеснула руками и возбуждённо заговорила, обращаясь к остальным: — Король! Нет, вы слышали – король! Руки короля – руки целителя, разве не я это говорила?! В этой сцене Дени ничего не поняла. Какие-то легенды. Она слышала таких множество: самые красивые легенды и печальные были у Миссандеи, про Повелителя Гармонии и бабочек, защищающих Мирный народ... Что-то подобное она слышала от Арьи Старк, но отнеслась со здоровым скептицизмом.***
А Маэдроса тропа увела в сторону от его спутников – и вывела в незнакомую ему залу. За столом сидели все они, семеро. Маэдрос-тень был похож на себя живого, только лицо было пустым. Никаким. Живой Маэдрос остановился, глядя на сидящих. На самого себя... Он станет – таким?! А остальные? Искаженные, больные лица. Горечь, гнев, отчаяние. – А я говорю, мы должны напасть! – Келегорм горячился, его лицо было искажено ненавистью. – Завесы больше нет, мы знаем, где Сильмарилл! – Мальчишка определённо зарвался, – холодно поддержал брата Куруфин. – Настала пора исполнять Клятву, братья. Тени закружились снова. Поле, ставшее теперь полем битвы. Эльдар собирали вместе тела павших, оттаскивали в сторону раненных. Под знаменем дома Феанора лежало три тела. Келегорм, Карантир, Куруфин. И опять он смотрел на братьев. Только уже не живых. Подошёл ближе, боясь взглянуть в мёртвые лица и зная, что не сможет этого не сделать. Тело Келегорма было разрублено от плечей до пояса – не мечом, чем-то более тяжёлым. В глаз Карантира, кажется, вошла стрела – он никогда не носил шлем. Вторая пробила горло. Куруфину разбило голову чем-то тяжёлым, и потому лицо было закрыто полушлемом. Маэдрос смотрел в мёртвые лица, а видел – живые. Весёлые, грустные, гневные – всякие, но – живые... Когда они перестали жить? Сейчас? Или намного раньше... Все они. А где-то чуть в стороне прозвучал голос другого Маэдроса, призрачного. – _Что_ вы сделали, Аралин? – эмоций было мало, но гнева было больше, чем ужаса. И удивления тоже. – Оставили их, – холодно ответил один из командиров Аглона, правая рука Келегорма. – Где – не помню. Пусть подохнут. Он не понял, о чём, точнее, о ком речь. Только на душе стало ещё сквернее и тоскливее. – Ты в своём уме? – холодно спросил тот, другой Маэдрос. Аралин оскалился. – Их отец убил моего лорда. Твоего брата, лорд Нельяфинвэ! (8) – Им девять лет... – вот теперь в голосе прорвалась ярость. Несколько секунд стояла тишина. Девять лет… Дети... Какие дети, если был бой?! Их отец убил Турко... (9) Голова шла кругом. А тот, другой Маэдрос наконец произнёс сквозь зубы: – Убирайся. Все, кто в этом участвовал – вы изгнаны. И пошёл прочь, шатаясь от усталости и горя. Тени открыли поляну, и на ней двух мальчиков с серебристыми волосами. Оба были связаны. Маэдрос бросился к ним... Живы ли? Помочь, развязать... «Эру, да чем мы лучше Моргота, если так?!» Но на поляну падал призрачный снег, и не таял на лицах мальчиков. А Маэдрос оказался в роскошном чертоге: высоком, отделанном великолепной резьбой. Вокруг широкого, дубового стола собралось несколько эльдар; он узнал Артанис – Галадриэль – и её мужа, и Маблунга, но другие были ему незнакомы. А во главе стола сидел мужчина с тёмными волосами, очень похожий лицом на девушку, танцевавшую с Маэдросом в хороводе. На шее у него лежал Наугламир, в который был вправлен Сильмарилл – не узнать даже тень его было невозможно. Где это? И кто это? Сын Берена и Лутиэн? Маэдрос помнил рассказ Тома. Мужчина заговорил негромко: – Сегодня совет будет необычным. Я получил письмо от сыновей Феанора, – когда он говорил, по-эльфийски прекрасное лицо становилось подвижным, живым, человеческим. – Если вкратце, суть проста: они требуют отдать им Сильмарилл, иначе угрожают нападением. Он оглядел советников. На всех лицах было одно: гнев. – Никогда! – резко и явно за всех высказалась Галадриэль. Диор поднял ладонь. – Я не спрашиваю совета, леди Галадриэль, – мягко сказал он. – Увы. Не в этот раз. Если бы речь шла о том, чтобы отдать отцовское наследство ради спасения Дориата, я сделал бы это. Сделал бы, – повторил он ещё мягче, видя, как гневно расширяются её ноздри. И гораздо жёстче продолжил: – Но речь о другом. Вы все знаете, чем станет Дориат без Света. Маэдрос сжал зубы. Вот так. Значит, это до битвы... – Без Сильмарилла всё рассыплется пеплом, – тихо сказал Келеборн. – Ты прав, король Элухил. Ты прав... – Может быть, мы все погибнем в этом бою, – Диор говорил спокойно, только ресницы чуть дрожали. – Но угасать от тьмы в отравленных землях стократ страшнее. Нет. – Значит, будем готовиться к обороне, – так же спокойно отозвался Маблунг. Тени закружились снова... Пустота внутри росла, холодная, вязкая. Сейчас Маэдрос не знал, прав ли Диор или правы они. Знал только, что ТАК нельзя. Когда льется кровь, и дети умирают в лесу, связанные не орками, а... Не о том была Клятва. Или Клятва была именно об этом? Слова бились в висках: «смерть ему принесём до скончания дней, горе до скончания мира». Клятва была именно об этом. О том, чтобы – неминуемо – стать вот такими. Тени снова заплясали кругом… И Маэдрос оказался в Барад Эйтель. На башне стоял – в доспехах, но без шлема – Фингон. Двое эдайн, очень похожих друг на друга, стояли с ними, и ещё несколько доверенных советников Фингона, в том числе Арьенаро. – Никаких вестей от Маэдроса? – отрывисто спросил Фингон, глядя из-под руки на север. – Никаких, – ответил Арьенаро. – Прости, государь, но, по-моему, ждать бесполезно. – А ждать необходимо! – тут же горячо вмешался адан. – Нужно придерживаться плана и не атаковать прежде, чем соберутся все силы, или мы нипочём не сладим с врагом! Они ждут его? Но откуда? И когда? Из этого путешествия, может быть? – Прикажи нарготрондцам отступить, государь! – настаивал адан. – Ещё не поздно. Пусть заманят орков на холмы, где наши укрепления! – Они не отступят, – качнул головой второй адан, помоложе. – Уже поздно. Фингон долго смотрел на восток, не слушая спора, прежде, чем сказать: – Если мы сейчас не поддержим нарготрондцев, мы уже можем не сражаться. Слишком много сил будет потеряно, и растерянности мы не преодолеем. Я не знаю, в какую западню попали сыновья Феанора, но мы не можем им помочь. И ждать уже – только к гибели. Твёрдой рукой он снял с пояса рог и затрубил сигнал атаки. Маэдрос почувствовал, как что-то кольнуло сердце. Он всё ещё не знал, о чём речь, но уже начинал догадываться. И почему-то очень хотелось остановить Финьо. Но эльдар уже строились для атаки, и Фингон надел свой белый шлем. Пение труб раздавалось всё громче и громче, и тени таяли. А предчувствие беды росло. Невыносимое, рвущее душу. Битву он не видел. Только то, чего боялся увидеть на самом деле: Фингон, в его узнаваемых доспехах, сражался с двумя балрогами... И был повержен. И белое пламя вырвалось из разбитого шлема. – Финьо! Маэдрос бросился к нему, забыв обо всём... Порванное синее знамя втоптали в грязь Анфауглита. Эльфы бежали, враги наступали... Как в той песне... Маэдрос стоял среди сражающихся теней. И ничего не мог сделать. Почему он не дождался?! Почему?! Фингон – в целом доспехе, без шлема – шагнул к нему. – Майтимо, – он улыбнулся. – Ты?! – Маэдрос круто развернулся к нему. – Ты... Жив… – протянул руку, схватил друга за плечо – рука прошла насквозь. – Я погиб, – улыбка никуда не делась. – Но я ведь эльда. – Почему я не успел? – вырвалось. – Почему ты сражался там один?! Вот теперь улыбка пропала с лица Фингона. – Тебя предали. Ты тоже сражался, просто план наш не сработал. – Кто? – глаза сузились. Кто?! – Народ Ульдора. Вастаки. А народ Бора остался верен тебе. Он не знал ещё, кто это. Но запомнит. – Прости меня, Финьо... – Простил давно, – он улыбнулся. – Только не натвори глупостей без меня, хорошо, Руссандол? Натворил же... – Я постараюсь... Изо всех сил. Обещаю. – Я верю тебе, – тень коснулась его плеча. – Всегда верю. Маэдрос снова протянул руки – обнять. Хоть попытаться. – Не хочу… так, – выдохнул он. Объятие вышло странным, но оно было. – Ты сможешь. Слышишь, Руссандол? Не смей сдаваться. Ты всё сможешь! – Да, – теперь точно не мог. А тогда – сдался. – Маэдрос!!! – громкий голос Дейенерис Таргариен донёсся как сквозь вату. – Я знаю. Тебя потеряли твои спутники... Не уходи в тени далеко, Руссандол: не вернёшься. – Но я не хочу уходить! – пусть тень, но Финьо был здесь, рядом. Но друг ничего не сказал и только посмотрел строго. Опять прав. Как всегда. – До встречи, Финьо, – Маэдрос склонил голову, развернулся и пошёл на голос. Им пришлось ещё несколько раз перекрикиваться в тумане прежде, чем тропинки снова пересеклись. – Лучше нам не разделяться здесь, милорд, – Барристан Селми отчётливо перевёл дух, увидев его. – Плохое место, чтобы искать друг друга. – Да, вы правы... Ничего не случилось, надеюсь? – Нет. Всё в порядке. Даже Дейенерис выглядела не потерянной, так что Маэдрос поверил. Они шли дальше. Маэдрос был молчалив и задумчив, но шёл уверенно: что-то вело его, заставляя выбирать направление – он бы не ответил, что, если бы спросили. Но понемногу это ощущение сменялось пониманием: он знает эти земли. Узнавал скорее чутьём, чем глазами, но – узнавал. Талад Дирнен, Сирион, земли бывшего Дориата – Маэдрос не знал их, но это должны были быть они… – Здесь когда-то было море, ваша милость, – пояснил Барристан Селми, заметив, с каким удивлением Дейенерис рассматривает покрывавшие мраморные обломки кораллы. – А раньше, как видно, жили люди... или не-люди. – Белерианд, – тихо сказал Маэдрос. – То, что от него осталось. – Ваша родина, – с сочувствием заметила девушка. – Мой второй дом, первый – далеко за морем. – Должно быть, эти земли были очень красивы когда-то. Если судить по тому, что мы видели. Он кивнул: – Очень. – А сейчас хранят... память, полагаю. – Да, – Маэдрос помедлил. – Странно, но для меня сейчас память и будущее переплелись. – Вы видели много того, что для вас ещё только будет? – спросил Барристан Селми. – И того, чего я отчаянно не хочу, сир. – В некотором смысле вы счастливец, – горько отозвался тот. – У вас есть шанс изменить своё будущее. – Да, возможно. Думаете, это в наших силах? – Этого я не знаю, милорд. – Я тоже. Но… – Маэдрос усмехнулся жёстко. – Я обещал. И теперь уж точно должен. – Что ж... тогда удачи вам.***
Несколько дней прошли почти спокойно: среди теней никто не видел знакомых лиц, а речи и песни можно было и не слушать. Постепенно сир Барристан даже начал привыкать к этому круговороту и хору голосов. На десятый день пути тени вокруг них сплелись в тронный зал. Трон из сотни мечей, высокий и грозный, поднимался из тумана. – Это Железный Трон? – Дени пришлось задрать голову. Почему-то он ей не понравился, как когда-то – Гарпия. – Да, ваша милость, – кивнул сир Барристан. Тени обретали форму. На троне сидел старик из видения Дени – заросший волосами, некрасивый, с непомерно длинными ногтями – несколько дюймов длиной... Возле трона стояли четверо гвардейцев в белых доспехах; один из них был Барристан Селми, другого – высокого и широкоплечего – они видели возле Эйериса в видениях о Синем Доле. Третий был самым молодым, почти мальчишка, лет пятнадцати, с золотыми волосами. Четвёртый, темноволосый и смуглый, был ровесником Барристана. Тени колыхались кругом – зал был полон, но пространство перед троном оставалось почти свободным. Если не считать... костра. Вокруг него суетились трое в мантиях, а над костром был подвешен человек; он был в доспехах, с лютоволком на груди. И костёр не просто пылал – пламя, повинуясь действиям троих в мантиях, не вздымалось высоко, сжирая быстро, а медленно нагревало доспехи. Чуть в стороне был привязан за шею человек – молодой юноша, явно Старк; перед ним, но не вблизи, лежал меч, до которого он всё пытался добраться, только вот удавка не пускала. – Что это? – не поняла Дени: походило на фантазии в кошмарном сне. Химринг молчал, глядя куда-то в сторону. – Не нужно вам смотреть на это, ваша милость, – не ответив на её вопрос, проговорил сир Барристан, и Дени поняла: она должна смотреть. – Таков закон Вестероса? Зал был полным, и выглядело так, будто так и должно быть. Дени не была в ужасе: она видела худшее, и зрелище её не пугало. Она должна понять, а не отворачиваться. Пройдя мимо теней, мимо умирающих Старков прямо к Железному трону, Дени посмотрела отцу в глаза: – Почему вы так поступаете? Тени, конечно, не ответят... Эйерис смотрел на казнь, и в его взгляде было откровенное наслаждение зрелищем. Крики горящего человека явно радовали его. А горел тот долго. И долго кричал, даже когда второй обвис в своей петле, как умирают повешенные – с синим, искажённым лицом. Вместо короля ответил Барристан. – Безумие – болезнь, ваша милость. Страшная болезнь. Нет... закон таким не был, но воля короля – всегда закон. До поры. Дени не смотрела на умирающих. – Что они сделали? – Это было после турнира в Харренхолле, ваша милость, – стал объяснять Барристан. – И... истории его высочества и леди Лианны Старк. Её брат... пылкий юноша... примчался в столицу требовать возвращения сестры, прогневал короля и был заточен в темницу вместе со своими спутниками. Тех позже обезглавили, а лорду Старку было приказано явиться в столицу на королевский суд. Лорд Рикард приехал, но потребовал суда поединком. – Он проиграл? – Н-нет, ваша милость. Не совсем, – старый рыцарь смотрел в сторону. – Его милость сказал, что бойцом от дома Таргариенов выступит огонь. Это... поединок. С минуту Дени молчала. – Мой отец тоже не был настоящим драконом, – сказала, наконец. – Идёмте, сир, милорд. – Он был болен, ваша милость, – тихо сказал сир Барристан. – Да, безумен. И напуган. А мой брат принц Рейегар? – Его не было в столице в эти дни, ваша милость. И... он был здоров и... хотел бы помочь его милости, – заверил он. – Да, он любил свою северянку, – задумчиво отозвалась Дени, – и погиб за свою любовь. – Любовь часто приводит к беде, ваша милость. Особенно королей. – И привела, – она спустилась со ступеней и посмотрела в призрачное лицо мальчика, похожего на Тайвина Ланнистера. Дени и не знала, что он был таким юным. Лицо было почти бесстрастным; как будто юноши не было здесь, не было совсем. Потом снова на тени Старков. Она не девочка, и она не будет бояться. Или кричать. – Узурпатор стал лучшим королем? Барристан Селми помедлил. – Король Роберт не был хорошим человеком, и достойным не был, – наконец сказал он. Дени посмотрела на Химринга, но тот молчал и только смотрел перед собой – как тогда, когда видел собственные кошмары. Тени растаяли... но трон остался, и человек на нем тоже. Возле трона замер Джейме Ланнистер, не шевелясь – гвардеец на страже. А перед троном стоял человек в мантии, с цепью десницы на шее, и показывал королю карту города. – Ваша милость, готовы хранилища субстанции под замком, под Септой Бейелора и во всей южной половине города. Северную часть мы закончим в ближайшие дни. Дени не вполне поняла, о чем говорили, но слушала. – Отлично, Россарт, – король ухмыльнулся довольно. – Роберт Баратеон не получит этот город. Пусть будет королём костей и пепла! Лицо Эйериса приняло безумное выражение. – Для приведения субстанции в действие потребуется совсем немного времени, ваша милость, – уверил его Россарт. – Через полчаса после того, как вы отдадите приказ, город запылает. Белый рыцарь у трона не шелохнулся. Белые рыцари всё слышат и ничего не говорят. Тени заплясали снова. Дени посмотрела на сира Барристана – ему, кажется, было нехорошо. – Сир Барристан? – она встревожилась, но тот качнул головой: – Всё в порядке, ваша милость, – голос звучал сдавленно. – Насколько я знаю, город все же не сгорел? – Нет, ваша милость. Благодарение богам, нет. – Почему? – Я не знаю, ваша милость. Меня не было в столице, – сир Барристан покачал головой. А тени снова соткались в тот же зал, и того же короля на троне, и того же юношу перед ним. Только юноша стоял на колене перед королём. – Прошу вас, ваша милость... – Довольно, – резко оборвал его король. – Я не сдамся! Я король здесь! И встал резко. – Позови сюда Россарта. А потом – ступай на стены, как ты и хотел. – Да, ваша милость, – Джейме поднялся на ноги. – И принеси мне голову изменника Тайвина Ланнистера, – пурпурные глаза короля казались чёрными на исхудавшем лице. – Но сначала найди Россарта! Юноша молча повернулся и вышел через боковую дверь. Дени наблюдала без слов. Сир Барристан прикусил губу: – Странно... никто никогда не спрашивал, кто убил десницу Россарта... И в самом деле, в зал вернулся Джейме Ланнистер, и в руке он держал окровавленный меч. – Как я понимаю, в этот момент Тайвин Ланнистер уже грабит город? – Дени не отводила взгляда от происходящего перед ней. Старый рыцарь кивнул: – Кажется, да, ваша милость. Судя по тому, что я слышал. – Где Россарт? – гневно спросил король, увидев своего рыцаря. – Я его убил, – как-то очень спокойно ответил юноша. Король закричал и кинулся бежать по ступенькам трона... Барристан Селми сделал движение, будто пытался встать между двумя тенями. Хотя было уже слишком поздно... Меч вошёл в живот королю. Дени стояла неподвижно, смотря на смерть своего отца. Короля Эйериса... Джейме опустился на Железный трон, даже не стерев крови с меча. Он совсем не казался победителем. А тени снова закружились... Она ещё молчала, не находя слов. Тени снова соткали тронный зал. Только теперь на Железном троне сидел совсем другой человек: молодой, около двадцати лет, черноволосый и синеглазый, удивительно красивый – мужской, благородной красотой. И без золотых с чёрным доспехов узнать Роберта Баратеона было нетрудно. А перед троном преклонил колено Тайвин Ланнистер, в забрызганных кровью доспехах. – Ваша милость, поздравляю вас с величайшей победой, – по тону Тайвина нельзя было понять ничего о его мыслях. – Разрешите преподнести вам дар. Получив одобрительный ответ молодого короля, Тайвин поднялся на ноги и сделал знак своим воинам. К подножию Железного трона бросили два тела, завернутые в алые плащи: девочки лет трёх-четырёх и младенца с разбитой в мясо головой. – В столице не осталось ни одного живого Таргариена, ваша милость. Дени крепко сжала зубы, стараясь справиться с гневом. Но оба этих человека мертвы. Роберт в самом деле был доволен. Глаза его сверкали. – Давно пора было очистить страну от этой скверны! – громко заявил он. – Благодарю вас, лорд Ланнистер. А на них смотрели многие. Джейме Ланнистер – с абсолютно отсутствующим лицом, как тогда на казни. Пожилой человек в синих доспехах, с соколом на груди, смотрел мрачно и явно искал возможности вмешаться... но прежде вмешался другой, с головой лютоволка на нагруднике. – Очистить страну от скверны?! – он шагнул вперёд и стал подниматься по ступеням трона. – Теперь так называется убийство детей?! Мы сражались с Безумным Королём, а какое зло сделали эти дети?! – Я не вижу здесь детей, я вижу отродья дракона! – загремел Роберт, вмиг растеряв всё своё довольство. – Посмотри на них, Нед! Это сын человека, опозорившего твою сестру! – Это младенец, Роберт! Как ты можешь радоваться гибели ребёнка и не звать убийцу преступником? – лицо молодого Старка дышало гневом. – Могу и радуюсь! – Роберт гневался не меньше. – И чем это отличается от деяний Безумного Короля? Если никто здесь не видит этого, я не стану молчать. – Станешь, потому что я приказываю! – О да, ваша милость. Но я не могу и не стану звать другом того, кто может одобрить детоубийство, – гнев из жаркого стал ледяным. Эддард Старк развернулся и пошёл прочь. Тайвин Ланнистер усмехнулся углом рта... но предпочёл отступить с дороги. Пожилой лорд попытался остановить Старка, но получил такой взгляд, что замолчал на полуслове. И всё же Эддард Старк остался служить этому королю. Слова – ветер. Тени закружились снова. Теперь была комната – роскошная, пожалуй. Королевская. На столе стоял запечатанный сосуд: в таком перевозят кости умерших. Роберт Баратеон, уже не в доспехах, в одежде, стоял на одном колене, прижавшись лбом к этому сосуду. Эддард Старк – рядом с ним. Наконец король встал, и было видно, что он плакал. – Ничего не вернуть, – очень тихо сказал Роберт. – Она ушла... ты хоть успел проститься. – Вы не могли поехать, ваша милость. – А следовало! Он рубанул рукой по воздуху. – Проклятье, Нед, ты был прав тогда. Её не вернуть никакой кровью... её уже не вернуть... Старк, помедлив, положил руку на плечо рухнувшему в кресло королю. Дени не хотела на них смотреть, и пошла вперёд. Ни капли сочувствия к Роберту Баратеону она не испытывала. К тому же северянка его не хотела. Барристан Селми и Химринг шли за ней. Откуда-то слева раздался женский крик: – Не надо! Перестаньте, мне больно! Дени вздрогнула и повернулась на крик. Может, и насчет Рейегара она обманывается? Но голос был всё же не молодой. Взрослой женщины. Дени оказалась перед дверью, у которой стояли двое белых гвардейцев: тот же Джейме Ланнистер и другой, кого-то напомнивший ей лицом. Женщина за дверью кричала: – Перестаньте, перестаньте! – и в её голосе звучала мука. Ланнистер негромко сказал: – Мы ведь клялись защищать и её... – Да, – тяжело уронил другой. – Вот только не от него. – И о ком они? – ровно поинтересовалась Дени. Барристан Селми смотрел на неё с отчаянием. – Это... голос её милости, – с трудом сказал он, поняв, что промолчать не выйдет. – Ясно, – Дени снова пошла вперёд, не оборачиваясь больше. Она вышла в светлую комнату. И снова – белые рыцари, сразу трое. Тот же огромный и грозный человек, что стоял у трона Эйериса, сидел в кресле, у его локтя валялся свиток пергамента. Другой, мужчина средних лет, присел на край стола, третий, самый молодой и самый красивый, стоял у стены, скрестив руки на груди. В комнате веяло мрачностью. – Значит, договорились, – стоявший усмехнулся, и эта усмешка резала, как нож. – Время у нас есть... – Здесь мы разберёмся. Ваше дело – ваша семья, сир Эртур. Имя заставило Дени остановиться и посмотреть внимательнее. Сир Эртур Дейн? – Да, лорд-командующий. Третий, молчавший до сих пор, негромко сказал: – Остался один вопрос. Кто расскажет принцессе?.. В комнате повисла тишина. – Кто расскажет мне – что? Голос раздался за спиной Дени. Тень девушки в шёлковом платье, с голубыми розами в волосах прошла мимо стремительно и остановилась перед столом. Все трое гвардейцев вскочили и вытянулись. – Так о чём вы молчите с утра, сиры? Я знаю, когда прилетел ворон. Я ждала вас, но мне пришлось прийти. Мой супруг проиграл битву или погиб? – голос девушки звучал ровно, напряжённо. – Ваше высочество... – Эртур Дейн шагнул к ней. – Простите. Нам следовало сразу принести вам дурные вести. Принц Рейегар погиб, и битва проиграна. Лианна Старк спросила негромко: – А мой брат?.. – Жив и не ранен, ваше высочество, – ответил сир Эртур. Лианна кивнула. – Я... спрошу о подробностях. Позже. Сейчас мне нужно побыть одной, сиры. Она развернулась к дверям – очень красивая девушка, чуть старше Дени. С абсолютно неживым лицом. – Ваше высочество... – Эртур Дейн шагнул следом. – Знаю. Мне нельзя волноваться, – не оборачиваясь, бросила она. И вышла. Дени хорошо её понимала. – Хоть в этом правда, – усмехнулась она. – Хотя я не знала, что они поженились. Барристан Селми казался ошеломлённым: – Но он... они не могли... – Разве Таргариены не женятся на многих женщинах? – удивилась Дени. – О… – старый рыцарь явно растерялся. – Такого не бывало со времён Мейегора Жестокого! Да... я понимаю, почему брак был тайным... его не приняли бы... «Мне нельзя волноваться», – странные слова Лианны Старк – что они могли значить? – У них был ребёнок? – Дени пристально посмотрела на своих спутников. – Вы ошибаетесь, ваша милость… – удивлённо возразил сир Барристан. – Я не знаю, ваша милость, – не меньше растерялся и Химринг. Дени, однако, казалось, что она правильно поняла. Она снова круто развернулась и пошла вперёд, с прямой спиной и очень быстро, но едва ли видя дорогу перед собой. Больше всего ей хотелось сейчас взлететь. Позвать Дрогона было бы слабостью, но как же было бы хорошо... чтобы всё снова осталось только крошечными точками внизу. Дени давно поняла, что слова её брата следует делить надвое. Потом она поняла, что такое предательство – и что её отец сделал немало плохого. Но здесь... Дени казалось, что это из её тела что-то вырвали. Но она не будет слабой. И не будет отворачиваться. Она шла, не оборачиваясь – но тут её нога провалилась в ямку, и Дени растянулась на земле. Химринг помог ей встать. – Кровь и пламя, – проговорила Дени, поднимаясь на ноги. Кровь и пламя. У Химринга был спокойный взгляд, но чувствовалось – увиденное потрясло и его. – Вы ведь не знали? – спросил он негромко. – А вы знали, – резко ответила Дени, но в глубине души она понимала: это Барристан Селми утаивал от неё, а не Химринг. Он и не знал, что она не знает, и не должен был рассказывать. – Многое, – признал лорд Химринг. – Несколько объясняет, почему вы так боялись, – но Дени не чувствовала на себе вины за чужое зло. – Полагаете, я считал вас… – он оборвал себя на полуслове и покачал головой. – Нет, ваша милость. Я боялся, что Арья… принцесса Арья станет орудием мести. – Боюсь, я не понимаю, в чем отличие, милорд. – В личности. Я не думал, что увижу в вас подобие вашего отца. – То есть, если бы я что-то сделала с девочкой, я была бы меньшим чудовищем? – съязвила Дени. – Довольно учтивости, вы оба, хватит. – Ваша милость, необязательно быть чудовищем, чтобы использовать детей как заложников во избежание мятежа, – прямо сказал сир Барристан. – Страх леди Арьи был вполне понятен. Она ведь не знала вас. – При чём тут учтивость, – покачал головой Химринг. – Сир Барристан прав. Именно этого я и боялся. Мы оба. – Я взяла детей в Миэрине... Но ничего не сделала. И оставлять леди Арью было бессмысленно. Учтивость при том, что не нужно жалеть меня. Я способна вынести правду, какой бы та ни была. – Да, ваша милость, – тихо сказал Барристан. – Вы правы. Простите старика. Трудно... отвыкнуть от привычки... беречь. Дени положила руку ему на плечо. – Приятно, сир Барристан, когда берегут. Спасибо вам. Но я королева. Она и не сомневалась в своём рыцаре и посмотрела тепло. Скорее сама себе говорила, почему не может сейчас сесть на землю и разрыдаться. Ведь не может! – Я не жалею вас, ваша милость, – негромко добавил Химринг. – Я сам никогда не принимал жалости. Мы ничего о вас не знали, когда попали сюда, только то, что Арья – дочь вашего врага. – Моего врага? – Да, разве не врагом вы считали Эддарда Старка? – он смотрел ей в глаза. Без вызова или жалости. – Я и сейчас еще не знаю, кто он для меня, милорд Химринг. – Но вы готовы это выяснять, – Химринг слегка склонил голову, – и это вызывает уважение. А там, где есть уважение, нет места жалости, ваша милость. Она посмотрела в серое небо. – Миссандея когда-нибудь вам рассказывала о местах, откуда она родом? – Нет, ваша милость. – Жителей Наата называют Мирным народом. Их бог – Повелитель гармонии... Они совершенно не признают насилия, даже животных не убивают. – Вот как, – Химринг помолчал. – Но к чему вы это говорите сейчас, ваша милость? – Просто... мне радостно, что где-то есть такой народ. Когда-нибудь я поставлю своих бабочек им на защиту. – Да. Мне тоже приятно слышать подобное, – очень сдержанно ответил тот, – только рано или поздно всем приходится защищаться. Когда-то мы тоже были почти такими же. Или считали себя... – И к вам пришли с мечом. – Нет. Сначала – с ложью, которую мы не распознали. – А с тех пор вы научились понимать ложь? – Дени была рада этому разговору. Любому разговору. – Мы не знали, что это такое тогда. Теперь да, знаем. – Было бы неплохо, если бы и правда все разучились лгать, – заметила она. – Нет, – возразил Барристан Селми. – Было бы хорошо, если бы от лжи отказались добровольно. – Я не настолько мечтательница, наверное, но так было бы еще лучше, вы правы, сир Барристан. И от лжи самим себе. – Это вряд ли возможно, – пожал плечами лорд Химринг. – Да, – вздохнул старый рыцарь. – Особенно трудно не лгать себе. Здесь, в Краю Теней, солгать становилось и вовсе невозможно.