***
Худшее, что можно сделать для дозорного – разместить его как гостя и предоставить самому себе; Теон говорил об этом с Джоном – и в итоге большую часть дозоров, насколько северяне им доверились, взял себе Ночной Дозор. Винтерфелл… Сколько раз прощался с замком? В этот раз точно – последний. Призраки ожили, но он не слушал их – он больше не был ни предателем, ни Вонючкой. Только дозорным. Из знакомых лиц он успел вновь увидеть только королеву Кейтилин – взгляд её был холоднее Иного, а потом она просто предпочла не замечать. Робба Теон тоже узнал прежде, чем тот его. И тоже встал, глядя на… Робб всегда был ему только хорошим братом. Серый Ветер оскалил зубы, но дозорные уже привыкли к лютоволкам и только смолкли. – Ко мне, – напряжённым голосом повторил Робб. Волк послушался и подошёл; шерсть у него не дыбилась. – Принц... Робб, – Теон поклонился, перекосившись неловко на целую ногу. Тот качнул головой. – Теон Грейджой, – голос был холоднее ветра вокруг. – У вас здесь служба. Несите её дальше. – Да, – кивнул Теон. – Мы пришли защищать. – Не стану мешать, – выдохнул Робб, отворачиваясь. Но потом повернулся снова. – Теон. Не делай вид, что ничего не было. Чёрный плащ покрывает прошлое, но забыть такое невозможно. Теон, помедлив, отпустил дозорных – те вернулись к работе и продолжали таскать мешки, клетки с курицами и воронами и прочий скарб – и шагнул ближе. – Я предал тебя, Робб. Не твоего отца. Тебя. Я помню, и чёрный плащ это не покроет. – Да, – Робб коротко кивнул. – Не покроет. Я верил тебе, как себе самому. Мать говорила – не доверять Грейджою, но я настоял. Я настоял... – он обвёл глазами Винтерфелл, и в этом взгляде Теон заметил вину. – Ты не виноват, – это было важно. – Никто не знал. Я не знал. Я не обманывал тебя, когда уезжал. – Матушка знала. Не обманывал... – Робб устало провёл рукой по лицу. – Я думал, что ты убил моих братьев. Я хотел посадить тебя в воронью клетку. Я не могу забыть ни того, ни другого. – Это милосердно, ты знаешь?.. Я виноват. Я убил других детей и других. Теон знал о своей вине больше других – и больше хотел, чтобы Робб выговорился. Ни оправдываться, ни просить прощения не собирался. Невозможно. – Знаю, – гнев снова вскипел, судя по стиснутым кулакам, но голос Робба остался ровен. – Знаю и про Сансу. Да, король был милосерден по её просьбе. Может, и я был бы, но приговор – это одно, а... – лицо исказилось, как от боли. – Мне не о чем с тобой говорить, Теон. Я это наконец понял. Всё. Кончено. Отрезано. Теон посмотрел на Робба и ему захотелось сказать ему: иди лучшим путём, не повторяй моих ошибок... Не забывай себя. Но перед ним был Робб, и Теон потерял право ему советовать. Да и не ошибётся он так страшно, до крови родных. Теон отступил, давая проход.***
Пока войска заканчивали размещаться в замке, лорды собрались в малом зале на совет – обсудить вопросы обороны. Кейтилин пришла вместе с Винафрид – они вместе занимались всеми вопросами хозяйства, потому что мужчинам было не до того, а Арья… в этих делах от неё было мало проку. Хотя на советы её дочь и приходила – она училась, как когда-то сама Кейтилин училась у своего лорда-отца – сегодня Арьи не было. Среди отступавших было много раненых и обмороженных, и её дочь оставалась в лазарете. Кейтилин заняла место рядом с Недом и отметила, что во главе стола, кроме них и Дейенерис Таргариен, оказался Джон. Выше её сына – по праву полководца и лорда-командующего. Когда-то самый страшный её страх, подумать только. Ей бы и сейчас об этом переживать – лучше бы, чем о том, что все её дети погибнут и не увидят богов – никаких; лёгкая была забота. Когда она приняла Джона?.. Кет хотелось думать, что когда узнала, что он всего лишь племянник; а на деле, когда увидела горе Неда от вестей о его смерти. Да, тогда она его приняла. А теперь Джон выглядел вдвое старше и опытнее её первенца. И Робба поправлял, как когда-то на занятиях их обоих поучал мейстер Лювин. – Горячая смола не поможет против мертвецов, – совершенно серьёзно пояснил Джон в ответ на предложение Робба. – Мы тоже надеялись, но она их не поджигает. Только открытый огонь. Только тогда Робб не заводился. А сейчас сжал губы и продолжал предлагать; Джон Сноу – Рейегон, как сказал её муж – снова возразил. На третью идею Робба он промолчал, только сверкнул глазами. Кейтилин молча наблюдала, но вмешался Нед, поясняя: – Рога и трубы нужны, пока нет воя. А там главное – чтобы все слышали голоса, их нельзя перекрывать. И арфу лорда Маглора. Робб замолчал, но Кейтилин не могла не заметить, как вспыхнули глаза сына. И что Джон это заметил, она увидела тоже. Уже в конце совета Джон негромко сказал: – Ваша милость, ваша милость, нам бы ещё обсудить вопрос ваших исцелений, если позволите. Нед удивился, но кивнул: – Полагаю, мы можем отпустить остальных в таком случае. Дейенерис Таргариен не шевельнулась. Кейтилин припомнила, что рассказывал её муж о своём даре: мол, это право, данное богами королю. Означало ли это, что боги признали права Таргариен?.. Но об этом она позже спросит Неда. Сейчас же Кейтилин встала первой и подала руку Роббу, не оставляя ему тем самым возможности остаться. Или избежать разговора с ней. Тот ответил хмурым взглядом, но предложил ей руку и повёл к выходу, обменявшись взглядами с лордом Ридом – тот подошёл к Винафрид. Кейтилин пошла с сыном молча – не то ждала момента, не то – что он заговорит сам. Но Робб только спросил, куда её проводить, и в её комнате – а комната осталась всего одна, во всех других разместились заполнившие Винтерфелл люди – сделал попытку проститься. Но Кет удержала его: – Я вижу, что тебе непросто, сын мой, – проговорила она, опускаясь в кресло. – Это война, матушка, – Робб не сел. – Не только ведь война, Робб. Все снова в Винтерфелле, как когда-то давно. И все же всё так изменилось. – Не все, – он покачал головой. – Но я, несмотря ни на что, рад, что Винафрид осталась. Да, в первый день после своей свадьбы, когда встал вопрос о спешной отправке женщин и детей на Медвежий Остров, новобрачная учтиво сообщила ей и Роббу, что в безопасное место отправляются Рикон и Маэдред, а значит, род Старков не прервётся, а она никак не может быть уверена, что понесла в первую же ночь, стало быть, разлучаться с мужем не более рискованно, чем не разлучаться; и если Винтерфелл падёт – то так тому и быть. И Винафрид стала хорошей заменой Сансе во всех делах хозяйства. – Принцесса мудра не по годам, – улыбнулась Кейтилин. – И ты тоже, мой сын, принц и наше с Недом будущее. Робб чуть-чуть смутился: – Ты очень добра, матушка. Не очень, подумала Кейтилин и спросила напрямик, не дав увильнуть: – Что произошло между тобой и Рейегоном? – Рейегоном? – на лице сына мелькнуло искреннее недоумение, но потом сообразил и напрягся: – Он всё-таки Джон. Ничего! – Робб тряхнул головой. – Я ужасно рад, что он вернулся в Винтерфелл. Кет пристально посмотрела на сына, который упрямо сжал губы. В точности как раньше, защищая Джона от неё. Но его больше не нужно было защищать, от неё – уж точно. – Рейегон, Робб. Не твой младший брат и не бастард твоего отца, а лорд-командующий Ночного Дозора. И, не исключено, что будущий король на Железном троне. Если мы все увидим весну. Кажется, она попала в цель, потому что Робб вскинул потрясённый взгляд и наконец сел напротив неё. Но за это время успел взять себя в руки. – Откуда ты знаешь, матушка? – и, помедлив, уточнил вопрос: – Когда ты узнала? Кейтилин ответила не сразу. Она до сих пор чувствовала горечь, что Нед не нашёл доверия открыться ей и предпочёл обман. Но Роббу об этом знать не нужно. А о драконе она узнала тогда же, когда и сын – сегодня. Когда, встречая Неда, спросила, где же драконы, и получила ответ – прикрывают тылы, и Джон тоже верхом. Кто же он теперь, спросила Кейтилин, и Нед ответил: лорд-командующий Ночного Дозора. А когда она сказала, что Неду следует объяснить всё детям – потому что иначе Арья полезет на дракона следующей (она заранее знала, что мужу будет некогда вести такие беседы и надеялась, что этот аргумент убедит его) – Нед пожал плечами и сказал, что их дети достаточно взрослые и способны поговорить сами. И добавил: «Арья уже встречалась с драконами и упоминала, что не подойдёт к ним близко «ни за какие коврижки». То, что дочь выражалась таким образом, а Нед поощрял, отвлекло её; а стоило поговорить с Роббом, не с Арьей. – Твой король и отец хранил эту тайну, Робб, желая защитить сына своей сестры, – пояснила Кейтилин, не отвечая. – И не думая, что всё когда-либо раскроется. Но теперь... Он никуда не денется от крови, Робб. Сын резко выдохнул. – Это всё настолько непривычно, – признал он. – Я просто поверить не могу. Джон... – Ты воспринимал его младшим единокровным братом. Судя по тому, как Робб вскинул подбородок, она снова попала в цель. – Братом, – отчеканил он. – А сейчас? – А сейчас у него новые братья, матушка. Теон Грейджой, например. Кейтилин сжала зубы. Это имя слышать ей не хотелось. Но в Ночном Дозоре все – братья, и друг друга не выбирают. – Ты винишь его? – Нет, в чём? – Робб качнул головой. – Он исполняет свой долг, и исполняет его достойно. Но всё изменилось. – Да, Робб, изменилось. И что об этом думаешь? – ей казалось, что перемена положения сильно мучает её сына. Куда сильнее, чем он хочет показать. Робб молчал долго и не смотрел на неё. – Что я завидую ему, – отрезал он наконец, не поднимая глаз. – И это недостойно. – Ты злишься на него или на то, что он уже не тот Джон-брат? – Пожалуй, на второе. Он не виноват. Взгляд Кейтилин стал острее. – Он не виноват в том, кем родился, это правда, – продолжила она. – Но то, кем вы будете друг другу... Это уже будет ваше решение, Робб. И что для вас будет важнее. Неду – тогда был важнее Джон. И сейчас, думала Кет, тоже. А значит, Роббу придётся сражаться для него. За Джона. Но только если оба они увидят весну. – Важнее… – Робб нахмурился, размышляя. – Джон никогда не был Старком, – продолжила Кейтилин, – и уже никогда не будет тем, кто пойдёт за тобой. – И мне следует просто смириться с этим, – безжалостно отозвался Робб. Безжалостно к себе самому. – Нет, – она посмотрела на сына в упор. – Ты должен поступить, как наследник своего отца. Я верю тебе, Робб. И твой отец тоже, потому и не предупредил тебя – ты тот, на кого он может положиться. Это было очевидно по реакции Неда – ей, но, наверное, не Роббу. Её муж был скуп на слова, а Роббу они необходимы сейчас. – Наследник… – сын помолчал. – Я иногда думаю – а смогу ли я стать его наследником? Я могу командовать войсками – не очень хорошо, как мы только что выяснили – могу сладить со знаменосцами, но что ещё я могу? Смогу ли я, как отец, смотреть в лицо богам и действовать от их имени? Сейчас он был не принцем, не полководцем – хорошим, что бы он ни думал, просто вернувшиеся со Стены имели опыт с этим новым врагом – а её сыном, и Кейтилин была рада его доверию: с ней он мог позволить себе быть неуверенным. И вопрос Робб задал непростой; она не знала, что ответить. – Ты научишься, – помедлив, сказала Кейтилин. Так она верила. – Твой король и отец тоже не всегда был таким. Не всегда был мудрым. Ты сможешь. – Я должен, – он расправил плечи. – Матушка, я должен быть готов. Не когда-нибудь, а сейчас, в любой день, да сохранят нас от того боги – но у меня нет времени готовиться. – У кого оно есть, Робб? – не без горечи согласилась Кейтилин. А сын был прав: если Нед погибнет – она каждый день молилась Воину и Неведомому, прося защитить их всех, но шла война – если Нед погибнет, от Робба тоже станут ждать чудес. И если он не сможет, примут ли его северяне когда-нибудь, хоть и любят его, и зовут Молодым Волком? Помолчав, Кейтилин добавила: – Вы с Джоном нужны друг другу. И будут нужны ещё больше, если Джон в самом деле окажется на Железном троне. Нельзя позволить, чтобы эта дружба рухнула, как дружба Неда и Роберта, но это зависит от них обоих. – Нужны, – Робб усмехнулся не без горечи. – Мы сражаемся за живых. Они нас защищают. – Мы вместе выживаем. Робб помолчал. – Я обдумаю наш разговор, – пообещал он, вставая. На большее Кейтилин и не рассчитывала.***
А Джон, оставшись втроём с отцом и Дейенерис, заговорил отрывисто: – Проблема в том, что дозорные не могут быть связаны верностью; и выходит, что исцелить их не может никто из вас. Мне следовало задать этот вопрос намного раньше, но я не подумал, а теперь уже отчасти поздно – я знаю, что среди моих людей есть те, кто был ранен и спасён, и нужно решить, что с ними делать. Кто-то ведь может и отказаться от исцеления, решив, что не вправе. Есть и такие. Я не знаю, как правильно поступать. Непривычная для него фраза. Но с богами говорили они, а не он. – Дозорные давали клятву перед богами – и боги же позволили исцелить, – Дейенерис задумалась. – Разве в этом есть что-то неправильное? – Я не знаю, – признал Джон. – Если мы подчиняемся королю – одному из королей – то это многое меняет. И об этом нужно заявить открыто. – Тут вы правы, и во многом дело именно в вас, – невозмутимо заметила она и посмотрела на отца. Тот словно бы нехотя ответил: – Строго говоря, сам по себе обет дозорного не подразумевает отсутствия присяги. Однако вы отдаёте свою жизнь Дозору. А не вкладываете её в руки короля. То, что это «вы» включало его самого, не удивило Джона. Удивился бы он, скажи отец иначе. – Вы сами были первым, возвращённым из смерти, – возразила ему Дейенерис, но смотрела она на Джона – в упор. – Как вы сами видите правильный путь? – Возвращённым – но не волей короля, – он качнул головой. – Если сегодня ранит меня... Как я отвечу на зов? Я не знаю. Я не знаю, как правильно. И Джон не знал, сможет ли отец, несмотря на всю свою силу, несмотря на сказанное им только что, простить себя, если он, Джон, не ответит на зов. Дейенерис, наверное, сможет, но ей тоже будет очень трудно. Однако это всё было личное. – Если позволить дозорным искать защиты у любого из вас, если придёт Тьма – то как мы станем жить после? – Будет неплохо, если мы станем жить после, – бросила Дейенерис. – Если речь о том, чтобы дать дозорным умереть или лишиться нейтральной силы в их лице... То я за жизнь, лорд-командующий. Но решать и говорить с братьями – вам. – Я не о нейтральности, ваша милость, – Джон не отвёл глаза. – Но человек дал клятву: его жизнь принадлежит Ночному Дозору. К нему приходите вы и говорите: вложи свою жизнь в мои руки, и я спасу тебя от смерти. Стоит ли жизнь нарушенной клятвы? Кто-то скажет, что да, и я никого не осужу, но я не уверен, что мы вправе. Значит, нужно сказать всем, вслух: отныне Ночной Дозор подчиняется королю на Железном троне – или королю Севера, между прочим? – и мы вправе принимать помощь и защиту. Дени нахмурилась. – Исцеление – не договор. И не нарушит клятву. Вы думаете иначе, король Эддард? – Исцеление – не договор, но присяга, – отец пожал плечами. – Я согласен с лордом-командующим. Однако я не вижу зла в том, чтобы освободить дозорных от этой части клятвы. – Да, – согласилась Дейенерис. Джон вдохнул. Ну что ж, это уже ответ. А с тем, что будет дальше, разберутся после войны. – Значит, я соберу людей, – подытожил он. – И скажу, что они вправе принимать исцеление от любого из вас, ваша милость. Ваша милость. Кольцо осады вокруг замка замкнулось плотно, и жизнь постепенно стала входить в ровную колею войны. Атаки – оборона, смена сражающихся и отдыхающих, общие трапезы, постоянно заполненный лазарет... Первый серьёзный штурм оказался тяжёлым испытанием – так много было врагов; они карабкались по стенам со всех сторон огромного замка, люди стреляли огненными стрелами, рубились на стенах, драконы кружили в небе, стараясь успеть сразу повсюду, вой Иных смешивался с пением рогов и музыкой лорда Маглора... Потом, после боя, считали павших, складывали костры. Ритуал прощания выработался как-то сам по себе, без договорённостей, без слов. Кто был свободен, приходил к кострам – прощаться, и всегда был кто-то из командования, чаще всех – Бран, заявивший, что другой пользы от него всё равно нет, реже – Джон, Робб или королева Кейтилин. Отец и Дейенерис после битвы сразу уходили в лазарет – к живым. На пятый день осады Бран принёс Джону ещё одно письмо со знаком Ночного Дозора. Он сперва осмотрел письмо снаружи, но на нём не было ни подписи, ни имени адресата. Только печать Ночного Дозора на сургуче. Вскрыв печать, он развернул пергамент. Тот был весь заполнен мелким, убористым почерком, такой даже сразу не разобрать, хотя он и был знаком Джону; и ни обращения, ни подписи. Любопытно. Поднеся лучину как можно ближе, Джон стал разбирать слова; понемногу ему удалось прочесть весь текст. «Мы отступили до самого Винтерфелла и сидим в осаде. Мертвецы в самом деле остановились здесь и никуда не спешат. Но ситуация весьма скверно пахнет. Если Винтерфелл падёт, похоже, их войска станут практически непобедимы. Тут в самом деле очень нужна помощь – или уж готовьтесь обороняться на юге. Драконы продолжают летать и дружить. Рейегон повторяет, что ему плевать на Железный трон. Дейенерис, похоже, пользуется поддержкой, магия очень ей помогла. Рейегон – опасная ставка, и я не стала бы всерьёз на него рассчитывать: он слишком Старк. Однако я попытаюсь. Но если мы все и выживем, то больше всего сил будет у Эйегона. Удачи кузине». Предельно ёмкое донесение. Джон размял пальцы правой руки. Он был почти уверен, что автор письма – Аллерас. – Хорошо, что вы пришли, – когда распахнулась дверь, Джон встал; Призрак тоже поднялся на лапы и прошёл вперёд, оказавшись между Аллерасом и дверью. – Я хотел с вами поговорить. – Сейчас вам будет не до разговоров, – усмехнулся тот, привычно показывая взглядом на постель, и Джон молча протянул свиток. Мейстер взял его, пробежал глазами и вернул Джону. Встревоженным он не казался. – Да, лорд Сноу? – Это писали вы, – жёстко ответил он, не сводя взгляда с лица юноши. Аллерас не испугался и как будто даже не удивился; улыбнулся, облизнул губы и кивнул: – Я. А что такое? – он подошёл ближе. – Вы тоже всегда переписывались с Винтерфеллом, Джон. Порой они обходились без учтивых обращений, но сейчас в тоне звучала не фамильярность, а что-то другое. Джон нахмурился: – Вряд ли это можно назвать перепиской с родичами и союзниками. – Если вы прочли письмо, то о речь о помощи я как раз веду, – до некоторой степени, конечно, так и было. – Что до родства… Я Сэнд, это правда, ну а вы – Сноу; что это меняет? Вы переписывались с вашем дядей, Джон, а я – со своим. С моим отцом, хотел он сказать, но промолчал. Аллерас явно не случайно сказал именно так. Джон продолжал молчать, вынуждая юношу говорить дальше, но тот не колебался и испуганным не выглядел. – Мне объясниться? – Аллерас стоял совсем близко. – Извольте. Принц Доран Мартелл – мой дядя, брат моего отца; я признанный бастард принца Оберина, – глаза мейстера сверкнули неподдельной болью и яростью. – Его убили Ланнистеры. У нас очень, очень большой счёт к ним. Пламя и кровь – хороший девиз; в моих жилах тоже есть капля этой крови. И я очень хочу отомстить за гибель моего отца. Его любил весь Дорн, и весь Дорн того желает! – Вы дали обеты мейстера и дозорного, – холодно возразил Джон. Он очень хорошо понимал юношу, и именно потому имел право остановить его. – Я? – Аллерас рассмеялся коротко. – Обеты для мужчин. Мои едва ли можно счесть законными. Разве вы никогда не слышали, что у принца Оберина рождались только дочери? Девушка, ухитрившаяся обмануть не только Цитадель, но и всех в Дозоре?! Джон почувствовал гнев, но помимо того – уважение. Арья могла бы устроить такую штуку; да, Арье бы очень понравилась идея. – Так вы и не мейстер. – Я Сарелла Сэнд, Джон, – она расстегнула свой тяжёлый плащ, сбросила его на стул и снова подошла ближе. Ни за что не скажешь, что это девушка, но… если одеть её в платье, Сарелла была бы красивой. – И я готова сражаться и умереть за живых, потому что это настоящая война. Но жизнь не остановилась. Жизнь продолжается. Дейенерис Таргариен хочет быть королевой, но Дорн не признает королевой убийцу принца Квентина! – Его убил Рейегаль, – Джон прекрасно понимал, на что намекает Аллерас. Сарелла. – А я, в отличие от вас, давал присягу по-настоящему. – Вы носите белый ворот, Джон, – она погладила мех, придвинувшись совсем близко, и вдруг поцеловала его; губы у неё оказались горячими и крепкими. Джон перехватил её за запястья – крепко – и отстранил, надеясь, что не покраснел невольно. Сарелла улыбнулась, показав белые зубы: – Да что вас так смущает? Даже если вспомнить присягу – вы обещали не брать жены и не становиться отцом; не беспокойтесь, не случится ни того, ни другого, я не хочу замуж и умею заваривать лунный чай. Может, Дейенерис Таргариен и красивее меня, но зато я лучше в постели. У дорнийца жена хороша и нежна, поцелуй её сладок, как мёд… Это моё предложение Джону Сноу, личное; Дорн здесь ни при чём. Он вспыхнул от этого резкого перехода. И вспомнил, как песню о дорнийской жене пел Манс. Поцелуй в самом деле мог бы быть сладким, но ему не было до того дела. – Меня не интересует… – Не интересуют женщины? – рассмеялась Сарелла. – Полно, Джон; у тебя горячее тело, и мои руки его знают. Впрочем, если ты предпочитаешь Дорн, то у меня есть идея и на сей счёт: моя кузина, принцесса Арианна, гораздо женственнее меня и, пожалуй, красивее. Она тебе понравится – а к ней приложится поддержка Дорна. Но это предложение для Рейегона Таргариена. – Забавно, – Джон уже обрёл равновесие и собирался выслушать до конца прежде, чем ответить хоть что-то. – Я полагал, что меня Дорн поддержит в последнюю очередь. – Почему же? – Сарелла не лезла за словом в карман. – Потому что ты – сын Лианны Старк? Мы куда проще смотрим на такие вещи. Любовь есть любовь, и зачем от неё отказываться? Ты можешь стать королём и помочь нам отомстить. Старки тебя поддержат, Дорн – тоже, Аррены, Талли – ну, лучше уж ты, чем Дейенерис или этот самозванец… Ренли Баратеон присягнёт тому, кто больше заплатит. Я знаю, что Джейме Ланнистер причинил много зла тем, кого ты считаешь семьёй. Как и Киван Ланнистер. Мы захотим их головы; но я не так кровожадна, как моя старшая сестра, мне этих двух голов хватит. – И у вас окажется один дракон против двух. – Один против одного. Тирион Ланнистер далеко, а здесь вас двое, – Сарелла облизнула губы снова. – И потом тоже – один против одного. – Недвусмысленное предложение, – Джон услышал вполне достаточно. – Вполне достаточно, чтобы я мог казнить вас за измену прямо сейчас. – Ты этого не сделаешь, потому что речи – это ещё не измена. И ещё потому, что я никому не давала обетов верности, чтобы нарушить их. Он молчал и просто смотрел. Призрак за спиной Сареллы оскалил зубы, но тоже молчал. Такая тишина могла тянуться очень долго, Джон только надеялся, что сейчас не раздастся сигнал о начале штурма: он не хотел крутых мер, он хотел переломить эту самоуверенность, а на такое нужно время. Он считал удары сердца. На семнадцатом Сарелла шевельнулась; на тридцать первом закусила губы. На пятьдесят пятом – заговорила снова: – Мейстеров здесь мало, каждый на счету. Даже с учётом чудес. Уже лучше. Джон продолжал молчать. – Лорд Сноу?.. Он наконец шевельнулся: – Если вы мейстер, то ведите себя так, как подобает мейстеру Чёрного замка. Если же вы – Сарелла Сэнд, то и спрос с вас будет как с неё. Потому что если я узнаю – а я узнаю – о любом вашем подобном намёке кому бы то ни было в Винтерфелле или вне его – всё, что вы сегодня мне сказали, станет вашим приговором за измену. Не королеве и не королю – за измену царству людей во время войны за него. Против воли Джон чувствовал симпатию к этой девушке, но ему приходилось говорить бесконечно холодно. Потому что очень не хотелось, чтобы пришлось привести эту угрозу в исполнение. Она досадливо усмехнулась, но в этой досаде было признание поражения: – А вы очень упрямы, лорд Сноу. Джон дождался, пока усмешка сменится серьёзным взглядом. – Ваша взяла. Я не собираюсь героически класть голову на плаху. Но когда закончится война… – Когда закончится война, – Джон не дал ей этого шанса, – я останусь щитом, охраняющим царство людей, и не позволю развязать Танец Драконов ради амбиций, или мести, или любого иного повода. Я сочувствую вашим потерям, мейстер Аллерас, но принц Квентин погиб потому, что полез к дракону, и в этом не виноват никто. Драконы – хищники и дикие звери. О гибели принца Оберина я судить не берусь, но ни я, ни Дейенерис Таргариен, коль скоро она вас так беспокоит, никакого отношения к той истории не имеем. Кажется, Джейме Ланнистер оставался в плену у Дейенерис, но Джон не был уверен; и не собирался ничего на эту тему говорить. – Сейчас вы можете идти в лазарет, – тем же ледяным тоном закончил он. – И заниматься делами мейстера там. Призрак, пропусти его, – волк отступил на шаг от дверей, но шерсть на его загривке ещё дыбилась. Аллерас шагнул к дверям, но потом обернулся: – Моё предложение, лорд Сноу, хоть оно и не имеет отношения к делам мейстера, всё же обратно брать не стану, – он улыбнулся широко. – Вы грозитесь меня убить, но мне нравятся такие мужчины, – и был таков раньше, чем Джон нашёлся с ответом. А может, и не стоило отвечать. Ей так важно сохранить лицо – пусть сохранит, лишь бы держала язык за зубами. Оставшись вдвоём с Призраком, Джон устало опустился на край постели. Мартеллы – это не Дейны, это уже серьёзно; и об этом нужно рассказать Дейенерис. Вот только она снова поднимет заданный в Последнем Очаге вопрос, а Джон вовсе не был уверен в своём ответе. Такой брак… тогда он думал только о самом союзе, но с тех пор задался и другим вопросом: а что этот брак повлечёт за собой. Кем ему предлагается стать? Королевой Серсеей при Роберте? Джон понимал, что так – не будет, что брак будет реальным союзом, как у его отца, что на нём окажется немалая часть ответственности за весь Вестерос – от Дорна до Трезубца. Со всеми распрями, долгами, раздорами и договорами. И сама эта мысль вызывала в нём ужас; вот только этого не хватало! И как тогда станет смотреть на него Робб? А другие братья? А сёстры? Арья поймёт всё и всегда, но Санса? А отец? И он не пошёл к Дейенерис.***
Архимейстер Марвин явился к ней без приглашения и попросил о разговоре; конечно, Дени приняла его. Только что-то важное могло вытащить архимейстера из лазарета. Поклонившись, Марвин без лишних предисловий перешёл к делу: – Не сочтите моё сообщение доносом, ваша милость, но, скажем так, я обязан поделиться с вами своими тревогами. Дело в том, что у меня был уговор: я покрываю личную тайну одного человека, а он взамен не играет у меня за спиной. Он нарушил слово, и я больше молчать не стану. Речь о мейстере Аллерасе, который вовсе не Аллерас, а девушка по имени Сарелла Сэнд, но важно не это, а то, что её отца звали принцем Оберином Мартеллом. Девочка ведёт свою игру и активно переписывается с Дораном Мартеллом; до недавнего времени я полагал, что он всего лишь хочет точно знать, что происходит на Стене. Но, насколько я могу судить, всё это пахнет куда сквернее: Дорн активно крутится вокруг юного Эйегона, одна из Песчаных Змеек гостила в Утёсе Кастерли, а эта… я знаю, что лорд Сноу в курсе её тайны. А я, простите, знаю, насколько у дорниек свободные нравы, ваша милость. Кто такой был принц Оберин, Дени знала. Да и деликатное молчание Дорна оценить успела. – Что вы хотите сказать, архимейстер? – Только то, что вы должны об этом знать, ваша милость, – бесстрастно заметил он. Выводы Марвин оставил ей. Отчасти этим он Дени и нравился. – Это всё, что вам известно? – Достоверно – да, ваша милость. Я знаю, кто такой Аллерас. Знаю, как он привязан к своей семье. Я знаю, что принц Брандон заметил летевшего в Дорн ворона и сообщил лорду-командующему. Знаю, что тот вызывал к себе Аллераса. Знаю, что разговор был долгим. Знаю, что Дорн хочет крови и пламени: крови Ланнистеров прежде всего; возможно, именно потому они и вышли на лорда Сноу: только он пока что с Ланнистерами не в союзе. И знаю, простите, по опыту, каков темперамент дорниек. – Вы рассказывали мне о Дорне, – кивнула Дени. – Но вы сказали, что дорнийцы навестили и лорда Тириона? – Навестили, – Марвин усмехнулся. – Они имели основания полагать, что лорд Тирион – враг Цареубийце, вы не находите? А у Цареубийцы руки в крови принцессы Элии, и у Кивана Ланнистера тоже. Принц Доран – разумный человек. – Если он разумный, что даст ему кровь сейчас? – Месть. Он ведь дорниец, ваша милость. – Рейегон предупреждал меня, что и мне не простили гибель принца Квентина. С ним говорила Эшара Дейн. – А, – Марвин хмыкнул. – Леди Эшара вряд ли может считаться верноподданной принца Дорана. – Что вы знаете о ней и о принце Доране? – заинтересовалась Дени. – Пожалуй, ничего, чего не знали бы вы, ваша милость, – Марвин пожал плечами. – Но если принц не знал о её протеже, то естественно предположить, что она вела собственную игру. А принц Доран определённо ничего не знал об Эйегоне. Дени покачала головой: – Кажется, я рада, что первое знакомство осталось лорду Тириону. Он в интригах как рыба в воде. – Верно, ваша милость, – сказано было странным тоном, точно Марвин о чём-то умолчал, и она поощрила: – Вы всегда можете сказать все, что думаете, архимейстер. – Я думаю, ваша милость, что королеве нельзя доверять никому. Вы убеждены в верности Тириона Ланнистера? – Я отправила его с драконом и армией на другой конец материка, – пожала плечами Дени. Тириону она верила. – Вот именно, – бесцеремонно добавил архимейстер и поднял ладонь: – Я не говорю, что он вам не верен, ваша милость. Просто привык не доверять никому. Никогда не знаешь, что покажется человеку важнее ваших с ним отношений: я вот подумать не мог, что мой лучший ученик и поверенный всё-таки решит играть за моей спиной. Ведь не враг, и помощник, и, седьмое пекло, я на него не зол – но ведь обманул же. – То же касается всех, архимейстер. Но если выслушаю всех, то увижу правду. – Я вас предостерёг, а решать уже вам самой, – признал он. – Благодарю, архимейстер, я прислушиваюсь к вашим советам. Дени плотнее завернулась в шкуру льва и положила ладони на тёплые стены. Но мысли были не о Тирионе и не о Дорне даже – о Рейегоне. Дени хотелось спросить, кого выберет Джон, но она уже спросила и получила отказ. И Дени думала, что всё обернулось не так просто: одна из голов дракона может оказаться не той головой, которой она может – которой ей хотелось – доверять. И передышка в битвах давала время на эти сомнения.***
Бриенна всё ещё не могла сражаться – шину с руки ей сняли, но действовала та скверно, и девушка тяжело переживала свою недееспособность. Она много работала в лазарете, и туда частенько приходил лорд Ренли – беседовал с ней, с леди Ширен, которую звал «моей дорогой племянницей» и старался баловать, и с принцессой Арьей. Маэдрос появлялся в лазарете так часто, как мог. Собственно, жизнь так и шла – бой, лазарет, снова бой. Он, как мог, утешал Бриенну, хотя и был совсем не против того, что пока она в безопасности – но видел, что ей это тяжело; и старался не обращать внимания на Ренли. Вроде бы ничего предосудительного тот не делал, но Маэдроса он раздражал – хотя, похоже, только его. Держался бы хоть подальше от Арьи… но Арья не стремилась общаться ни с Ренли, ни с ним самим. Маэдрос сделал попытку помириться, но нарвался на неприязненный взгляд и резкий тон и отступил – хотя было горько потерять близкого человека. Зато Бриенна, ничего не замечая, цвела. Хотя и гоняла его отдохнуть почти всякий раз, как он появлялся в лазарете: – Ты сам только из боя! – Я отдыхаю, Бриенна. Рядом с тобой. Это лучше всего. – Тебе нужно в горячую воду, – благодаря источникам хоть этого было вдосталь. – И спать. И поесть. Ты ел? – Я… – Маэдрос задумался и смутился: – Кажется, да. Вот только когда? Дни уж очень напоминали один другой. – Кажется, – полушёпотом возмутилась Бриенна, не переставая сматывать бинты. – Не хочешь, чтобы тебе еду носил оруженосец, иди хотя бы в общую трапезную! – А ты сама когда ела? – он попытался перевести разговор, точнее сменить его объект, но безуспешно: – Нам приносят еду, – отпарировала Бриенна. – Всем, кто в лазарете помогает. Вместе с ранеными. Он вздохнул, признав поражение. – Ладно. Я схожу. Чуть позже. Ответом был хмурый взгляд: – Что за стремление быть героем на пустом месте? – Да не стремлюсь я, – улыбнулся Маэдрос. – Просто хочу побыть с тобой. Бриенна не выдержала и улыбнулась в ответ: – Я знаю. А я беспокоюсь за тебя. Сегодня так много раненых... – Много. Эти твари лезут и лезут... Измором берут. – Им ни спать, ни есть не надо, – устало вздохнула она. – И всё время какая-то новая пакость. Теперь вот ледяные стрелы... достаёшь из раны одно только древко. Таких только магия и спасает. – Тху в этом мастер, – он нахмурился. Мало было ледяных мечей, там хоть ясно, кто тебя ранил; а как со стрелами не перепутать? – А нам, к сожалению, нужно, и усталость накапливается. Поэтому и раненых больше. – Я знаю. А что делать? Как мы вообще можем победить, Маэдрос? – Мы должны победить. Как – не знаю. Но выбора нет. Бриенна усмехнулась: – Ну что ж, хороший план, – и махнула рукой: – Давай не будем говорить о войне. Хотя бы сегодня. – Давай, – Маэдрос охотно согласился. Повисло неловкое молчание – похоже, другие мысли не лезли в голову ни одному из них. – Я получила письмо от отца, – наконец сказала Бриенна. – На Тарте тоже пришла зима. Он говорит, что на юге созывают знамёна. – Ты ведь не хотела о войне, – грустно напомнил Маэдрос. – Мне жаль, что это коснулось и Тарта, и твоих родных... – Да, – она помрачнела. – Ладно. А о чём тогда? – О нас. Мы ведь хотели пожениться, помнишь? – Помню, – она наконец улыбнулась. – И отец об этом мечтает. – Тогда стоит сделать это при первой же возможности. – Ты... серьёзно? Просто обвенчаться? – Бриенна зарделась и невольно посмотрела на Ренли. Маэдрос постарался не заметить этого. – Серьёзнее некуда. – Я просто подумала, что... ведь нужны свидетели. Ты кого-то хочешь позвать? – Я не знаю ваших обычаев. Свидетели должны быть с двух сторон? – Должны быть родители, ну и кто-то, кто засвидетельствует, что брак был. Остальное – это дань уважения. – Но родителей не будет... Ты хочешь позвать кого-то? – Я... – она смутилась. – Будет неучтиво не позвать моего лорда. И твоего короля тоже. – Да, разумеется. Насчёт лорда он, правда не был уверен. Но раз Бриенне это важно, можно вытерпеть и Ренли. – А остальные... я не знаю. Твой брат, разумеется, но кто-то ещё... – Нужно определённое количество людей? – Маэдрос боялся нарушить какие-то традиции, которые были ей важны. А Кано в септу не пойдёт, он и так вздрагивал каждый раз, проходя мимо. В конечном итоге договорились, что из гостей будет только Нед, королева Кейтилин, если захочет, и кто-то из его сыновей, кто сумеет. И лорд Ренли. И стоило Бриенне немного развеселиться от обсуждения деталей церемонии, как она снова помрачнела. – Маэдрос... – Что-то не так? – Просто... а если... если боги благословят нас ребёнком? Сразу, сейчас?.. – Значит, так тому и быть, – он положил руку на плечо девушке. – Но у нас не рождаются дети во время войны. Правда, и браки не заключаются обычно. – Но ведь я не смогу сражаться, и... – Бриенна нахмурилась. – Ладно. Я справлюсь, если что. – Справишься с чем? – Маэдрос не понял. – И почему ты? Мы справимся. А вы не можете… сами решать, зачать дитя или нет? Хотя по тому, что он знал, не могут, похоже. – Сами? – удивилась Бриенна. – Как это? – Ну да.. Чтобы зачать ребёнка, надо хотеть этого, – она помотала головой и залилась краской, и Маэдрос вздохнул: – Прости, я не хотел тебя смущать. Никогда он не поймёт, наверное, что такого в самом обычном разговоре! Тем более между женихом и невестой. – Да... о таком не принято говорить, – виновато пояснила Бриенна. – Но я хотела сказать... о другом. О Тарте. – А что именно? – он с облегчением перевёл тему. – Я ведь единственная наследница, – тихо продолжила она. – Тарт унаследует наш с тобой сын. Теперь Маэдрос понял и внимательно посмотрел на Бриенну: – А если будет возможность вернуться? – Особенно в этом случае, – она сглотнула. – Ты сумеешь оставить своего ребёнка? Или… – сердце сжалось. Бриенна захочет остаться? Тарт – её земля, её родина, и Маэдрос очень хорошо понимал, как она может быть дороже всего, но… – Я не знаю, но... так ведь случается. А мой отец... он потеряет и меня, и последние надежды... – Я понимаю. Но… – Маэдрос нахмурился. – Это странно и неправильно. Нельзя лишать ребёнка родителей. – Нельзя, – было слышно, как ей больно. – А лишать Тарт – лорда? Мой лорд-отец полюбит и вырастит его – или её – я знаю. – Я не сомневаюсь в этом. Но… – Бриенна перебила его на полуслове, чего за ней обычно не водилось: – Хорошо, если мы пробудем здесь долго, а если нет? То что будет тогда? – Тогда… – Маэдрос качнул головой. – Бриенна, ребёнок не обязательно появится сразу. – Я знаю. Он молча взял её за руку. Что тут было сказать. Может, они проведут здесь ещё сотню лет, а может, погибнут через три дня. Слишком рано переживать. Но сама мысль о том, чтобы оставить ребёнка здесь и вернуться в прошлое, поднимала бурю в душе. Так было неправильно! Свадьба состоялась. Обошлось без «поздравления» от Саурона, вечер им был дан спокойный. Не было ни платья цвета слоновой кости, как хотелось Бриенне, ни множества гостей – только Нед, королева и Бран в своём кресле. Да лорд Ренли, которого Бриенна попросила исполнить роль её отца. Когда тот вёл девушку к алтарю, Маэдросу показалось, что он видит затаённую усмешку, но все положенные слова Ренли произнёс серьёзно и даже уважительно. Потом Маэдрос набросил свой плащ на плечи Бриенны – какой странный обычай, но красивый – и поцеловал её. Наконец она перестала стесняться чужих взглядов. Пира не было тоже, но они посидели с Кано в богороще, и брат сыграл для них на арфе. А потом Маэдрос увёл Бриенну в их комнату – Кано там точно не должен был появиться до самого утра.***
Арья весь день носа не показывала из лазарета. Дел здесь всегда было много – ей ещё не доверяли сложные раны, но она научилась перевязывать обычные, обрабатывать ожоги и обморожения. Сейчас, правда, она просто раскладывала всё для утренних перевязок. Она уже устала, перед глазами шли круги, руки дрожали, но так зато получалось не думать о том, что Химринг женился на этой… на этой… Джону легко говорить – значит, не твоя судьба! Брат много чего наговорил ей утешительного; если бы Арья горевала, ей, наверное, помогло бы. Что Химринг непременно вернётся в свои земли, а ей тогда придётся оставить Винтерфелл, дом, может, даже Ним. Что там, в его неведомом Белерианде, она бы стала никем – не Арьей из дома Старков, а вообще никем, чужеземкой, без семьи, без имени, без родного дома, которой пришлось бы надеяться только на мужа, и смогла бы она так жить? Это здесь она привыкла командовать. Да, Химринг – достойнейший из достойных, ну а овдовей она, что тогда? Всё это звучало очень разумно, только ведь… Она не горевала – она злилась! И горевала тоже, если уж совсем честно. Химринг видел в ней только милую девочку – как и все остальные. Милую девочку, смелую девочку, но только не ту, в которую можно влюбиться. Может, мама была права, и никто никогда не сможет полюбить её, если она не станет, как Санса? Но ведь и Бриенна Тарт – не Санса… Или любят всех, любых, но только не её? – Вы пропустили ужин, принцесса, – вкрадчивый голос заставил Арью вскинуть глаза. Ещё и этот тут крутится. Отец верил лорду Ренли, а тот бросил Сансу в столице и сбежал. Теперь вот здесь, вертится вокруг Дейенерис Таргариен. Хотя, если уж на то пошло, вокруг неё он крутился как бы не больше. Арья сначала думала, что Ренли из-за племянницы бывает в лазарете, но он и на тренировочной площадке её находил. Даже пару раз с ней размялся. Зато его оруженосец принёс ужин. И исчез тут же. Арья хмуро посмотрела сначала на горячее рагу – есть не хотелось, в последние пару дней к еде вечно примешивался металлический привкус – потом на лорда Ренли: – А вы почему не на свадебном пиру? – Во-первых, его не было, принцесса, – он устроился на краю стола, – а во-вторых, я бы чувствовал себя там крайне неловко. – Почему? – озадачилась Арья. А потом вспомнила давний нехороший слушок, который полз о Химринге; тогда это всё казалось несусветной глупостью, но ведь именно из-за этого Тиреллы переметнулись к Ланнистерам! – Вы совершенно правы, принцесса, – лорд Ренли покачал головой. – Брак есть союз имён и земель… Я сам довольно долго так считал. И мог бы жениться на вашей сестре ради её наследства. Простительна ли мне моя молодая глупость? Тогда я многого не понимал в жизни. Но так бывает очень часто, а леди Бриенна – богатая наследница. Арья вскочила на ноги: – Врёте! – она схватила миску с недоеденным рагу. – Врёте! Химринг не такой! Не мог он жениться ради земель или чтобы прикрыть грехи! Не мог! Развернувшись, она выбежала прочь, с трудом удержавшись от того, чтобы швырнуть эту миску в лорда Ренли. Только то и удержало, что пол потом кому-то отмывать. Мысли снова и снова возвращались к этому разговору. В то, что лорд Ренли говорил о Химринге, Арья не поверила всё равно. Но, может, он просто хотел её утешить? Мама учила всегда думать, зачем тебе что-то говорят. И Арья старательно думала, а потом поделилась с Джоном, не выдержав. Тот помрачнел: – Я позабочусь о том, чтобы Ренли Баратеон держался от тебя подальше, сестричка. Сдаётся мне, это была попытка убедить тебя в том, что в тебя-то он влюблён, а вот на Сансе хотел жениться по расчёту. – Влюблён?! – Арья то ли опешила, то ли рассвирепела. Неужели все мужчины такие сволочи? – Тебе идёт, когда ты злишься, особенно если по делу, – заметил Джон и совсем другим тоном добавил: – Но ты выглядишь усталой. И очень бледной. Ты не больна? – Я в порядке, – огрызнулась Арья. – Простыла немного. Сварила себе отвар, всё пройдёт, – и если Джон только вякнет, что лучше бы она обратилась к мейстеру… Он усмехнулся, но ничего не сказал, и за это Арья была признательна. За усмешку тоже – куда же без неё. Странным образом пояснения Джона насчёт Ренли Баратеона помогли ей успокоиться. Ну ладно, Химрингу она не по нраву. И плевать. Она не леди, она никогда и ни за кого не выйдет замуж – достойному мужчине она не понравится, а за того, кому титул глаза застит – не пойдёт сама. И плевать. Она станет воином. И лекарем. Не мейстером, просто – научится как следует лечить раны. Жизнь прекрасна и без этого вот всего. Особенно прекрасна, когда под стенами – мертвецы.