И в крепкой, ледяной обиде, Сухой пургой ослеплены, Мы видели, уже не видя, Глаза зелёные весны. И. Эренбург
К жизни в Винтерфелле Барристан Селми уже привык. Привык к постоянному холоду, к мехам – как в этих слоях быстро обнажать меч, где прятать кинжалы, и где могут их спрятать другие – и к порядку этой войны. Удивительно, надо сказать, упорядоченной. Осада. Штурмы. Оборона. И полная неясность впереди. Неожиданности были редки, и появление Джейме Ланнистера оказалось одной из них. После Края Теней Барристан несколько изменил своё мнение о Ланнистере – так что его не удивило, что королева помиловала убийцу своего отца. Но как с ним держаться, Барристан не знал; хорошо хоть они теперь не братья. Так что при первой же и очень скорой встрече в коридорах замка Барристан собирался пройти мимо, но Ланнистер преградил ему дорогу. – Как вас угораздило, милорд? – ставший им обоим привычным титул явно сорвался сам собой. Барристан приподнял бровь: – Как меня угораздило – что, сир? – Поменять один белый плащ на другой. Я думал, вы будете верны королю всегда. – Королю Роберту? – он сжал челюсти, но смолчал. Упрёк был в целом справедливым – только не от Ланнистера. – Да, ему. Со мной-то все ясно, - тот растянул губы в привычной ухмылочке. – Могли бы просто сказать «спасибо», – отрезал Барристан, сразу вспомнив, почему он в последние годы старался избегать общества Джейме Ланнистера вне службы. – Если бы я не предал Роберта, все трое ваших бастардов были бы уже мертвы, как дети принца Рейегара. К его изумлению, Ланнистер перестал усмехаться. – Спасибо, – серьёзно сказал тот. – От вас я ждал меньше всего, но ошибся. Можно было бы счесть сказанное оскорблением, если бы не этот несвойственный Ланнистеру тон. Нет, что бы ни хотел тот сказать, но определённо не «от вас я меньше всего ждал желания защитить невинных». В подначках и издёвках Ланнистеру равных не было, но Барристан Селми достаточно хорошо его знал – сейчас было другое. – Это достаточный ответ на ваш вопрос, почему? – он смягчился немного. – Вполне, – заверил его Ланнистер. Странный получился разговор. Когда-то юного сира Джейме он считал братом, но всё оборвалось очень давно. И всё же именно сир Джейме – язвительный и надменный – сумел остановить Безумного короля. Остановить, нарушив клятву, и всё-таки – можно ли было требовать от мальчишки большей изобретательности? Барристан Селми сам не знал, как теперь думать о Джейме Ланнистере. Благо, было о чём думать и помимо него.***
Cтранная хворь продолжала тревожить Маэдроса. В человеческих болезнях он не понимал ничего, и счёл разумным поделиться наблюдениями с Марвином. Тот пожал плечами и снова повторил прежние аргументы: север, холода, девушки слабые и юные… Маэдросу показалось, что архимейстер просто отмахнулся. Только пообещал повлиять на королеву и проследить, чтобы принцесса Арья, вернувшись в лазарет, спала хоть через ночь. Ей, во всяком случае, и вправду стало лучше, хотя настроение сделалось ещё хуже – Маэдрос это замечал – но руки больше не дрожали. К этому времени схожие признаки появились у мейстера Элберта, да и сам Нед, как казалось Маэдросу, не подаёт виду, но выглядит куда хуже, чем в начале осады. Он поделился своими наблюдениями с Маглором. – Но я не чую никаких чар, а в болезнях не понимаю ничего, – признался он. – Да, дело неладно, – согласился брат. Нед к его тревогам отнёсся серьёзно и поручил заняться этим вопросом. И нажать на мейстеров – от его имени, если потребуется. – Слушайте, Химринг, вы не мейстер, хоть и маг, – рявкнул на него Марвин, когда он в очередной раз завёл разговор о моровом поветрии. На сей раз со всеми мейстерами разом. – Зато я умею лечить, – негромко, как всегда, вмешался Маглор. Огневая поддержка лучников за плечом. – Это похоже на болезнь, мейстер, и весьма заразную. У вас самого руки дрожат. Вы вчера даже отказались зашивать рану. – Я? – Марвин взвился, точно от укуса, и усмехавшийся Аллерас кивнул: – И едите вы, архимейстер, через раз. Тошнит, изжога? – Марвин нехотя кивнул. – Вы правы, милорды, – юноша потёр лоб. – Это какая-то зараза. Не очень сильная, но неприятная. – Принцессе Арье стало легче, когда она просто отдохнула, – Марвин покачал головой. – Была бы зараза – распространялась бы куда быстрее, мы только что не в одних башмаках все ходим. И потом, Химринг, к вам вот зараза липнуть не должна, а вы сами – как? В норме? Маэдрос смерил его хмурым взглядом. Тошнить его не тошнило, но слабость и металлический вкус во рту, точно при ранении, уже не оставляли и его. – Но все, кто заразился, так или иначе связаны с лазаретом, – Аллерас был непривычно задумчив и тих. – Или мейстеры, или часто здесь бывают. – Но мало кто из раненых, – возразил Марвин. – Точно проклятие какое-то. – Значит, дело не в самом лазарете, а в том, чем мы все заняты, – Маглор был спокоен и даже тих. – Но вы правы, мейстер, мы с братом не болеем, стало быть, это магия. У юноши вдруг стало очень сложное лицо. – Погодите... Так. Только лекари и помощники. Те, кто обрабатывает раны. Много. Часто. Особенно – тяжёлые раны. Не-ет, это не магия! Тошнота, изжога, слабость, раздражительность – да-да, архимейстер, я на вас смотрю, – он рассмеялся коротко и зло, – у кого металлический вкус во рту? – У меня, – растерянно признался Маэдрос. Брат медленно кивнул. Теперь уже Марвин выругался длинно и грязно и в один голос с юношей произнёс: – Живое серебро? На вдох? – Стрелы без наконечников! – мейстер Аллерас казался очень радостным, хотя поводов, конечно, было мало. – Стрелы без наконечников, перевязки, это ж сколько живого серебра здесь повсюду должно быть! Раненым не хватает времени надышаться – кроме тех, кто сам с такой раной, да их же Короли лечат магией, и всё – а мы тут целыми днями, нам хватило! Всем хватило, чтоб этому Саурону трижды и четырежды... Версия юноши – вернее, девушки, но Маэдрос не придавал этому значения – звучала похожей на правду. Живое серебро – так здесь называли ртуть – довольно опасно, если разлито в комнате. А она, хоть и металл, остаётся жидкой в тепле, замерзает же... Маэдрос прикинул числа – а вот как раз у Иных она и должны быть твёрдой. Они крошат обычное железо – примерно на таком морозе ртуть и затвердевает. Значит, они ставят на стрелы наконечники из ртути, попадая в тело человека, они растают, может, вытекут, останутся в одежде. Ртуть бьётся на мельчайшие шарики, они должны быть повсюду здесь. – Это удар по лекарям, чтобы все передохли, – Марвин сплюнул зло. – Нет, архимейстер, – Маглор покачал головой. – Не льстите себе. Это удар по Королю и Королеве. Силами Тьмы до них не достать, но вот обычным, вещным ядом – да. Маэдрос поёжился. – По крайней мере, – жизнерадостно сообщил Аллерас, – у всех нас хроническое, а не острое отравление, включая его милость и её милость. А нам предстоит тщательнейшим образом вымыть весь этот зал, и вам, архимейстер, тоже, так что плюйтесь дальше. Все оглядели каменный чертог Винтерфелла. Старый, никогда не полировавшийся камень – хуже поверхности не придумать. – Ну и всяческие меры предосторожности. С этого момента носим маски, всех раненых с такими ранами – держать отдельно, одежду собирать бережно и сжигать без людей, – продолжал перечислять мейстер Аллерас, удивительно много, на взгляд Маэдроса, знавший о том, что делать при отравлении. – Яичную болтушку, – мрачно добавил Марвин. – Всем. Часто. Вот они зачем – курицы лорда-командующего.***
Южные армии двигались к Перешейку. Можно было подумать, что он наконец победил. Настоял на своём, убедил всех, что нужно идти на помощь сражающимся на Севере! Но Эйегон не был дураком и понимал, что он тут совершенно ни при чём. Ни для кого, даже для Грифа и леди Эшары, его слово не было законом, как должно было бы быть. И какой он после этого король?! О том, что никакой он не сын принца Рейегара и не Таргариен вовсе, шептались пока ещё еле слышно. О том, что на третьем драконе Дейенерис летает лорд-командующий Ночного Дозора. Эйегон потребовал у Грифа ответа, так ли это и что всё это значит. – Больше похоже на гнусную ложь, – отрезал тот. – Но ведь это очень просто проверить. Глупо лгать. Гриф отмолчался, но Эйегон продолжал настаивать, и в конце концов тот нехотя напомнил о северянке, из-за которой началась война. Эйегон ничего не ответил. Трудно поверить, что всё рассыпается под тобой, а ты ничего не в силах изменить. Те, кто тебя восхвалял, от тебя бегут, женщины, которые ловили твои взгляды, скрылись, как тени под солнцем, леди Маргери сменила восторженную улыбку на холодный взгляд, и даже так много обещавшая дорнийка теперь только насмешливо крутит носом. Нужно было брать всё, пока давали. Ведь давали не ему, а Железному трону, на котором он так недолго сидел. Эйегон теперь уже понимал, что потеряет трон. А может, и жизнь, ведь он мешает и Дейенерис, и своему новоявленному брату-бастарду, и карлику тоже. Его ещё зовут «вашей милостью», и он поедет во главе войска, но ни один человек в этом войске не будет подчиняться ему; он такое же знамя для дураков, как чёрно-алые куски шёлка, а откроет рот – наденут на копьё. Знамя будет ничуть не хуже. Нужно было быть жестоким, как Мейегор. Конец такой же, но хотя бы никто не смеялся бы в спину – а скоро и в лицо начнут смеяться. Только вот не будет он бежать. Не дождутся. Это он требовал послать войска на Север, когда все они дружно твердили, что «там только грамкины и снарки». Они все дружно забыли об этом, но он, Эйегон, им напомнит. И будет сражаться. Картины того, как он, верхом на вороном коне, врывается в ряды врага, рубит направо и налево, сходится в схватке с главным Иным – как там его? Сураон? – и рубится с ним один на один, не оставляли Эйегона. Финалы, правда, бывали различными. Может, он погибнет в поединке, как отец, и с его панциря тоже осыплются рубины, и его назовут павшим героем. А может, он победит, и войско врагов разбежится, и тогда все поймут, кто настоящий король! У Рубинового брода соединились с силами Ланнистеров. Эйегон даже пожалел, что лорд Киван остался в столице и наотрез отказался участвовать в этой войне. Настоящий дракон, хоть и небольшой, произвёл впечатление. Тирион Ланнистер даже стал казаться выше ростом, когда слез с него, а Эйегон пожалел, что помешал Грифу выбросить его в Ройн. Хотя, если на то пошло, карлик спас его потом от каменных людей... И сейчас держался довольно любезно. – Королева Дейенерис уверена, что вас, как и её, обманули, – заявил ему Ланнистер при первом же разговоре наедине. – У магистра Мопатиса были свои планы, и вы, и она, все мы, должны были быть марионетками в его унизанных кольцами пальцах. Если хотите, можете стать самостоятельной фигурой. Королева готова назвать вас принцем и родичем. – Мне не нужны её милости, – отрезал Эйегон. – Это я иду к ней на помощь, а она ко мне так и не пришла. – Она сражается за жизни всех людей Вестероса, – карлику совсем не шёл пафос этих слов, но Эйегону было не до смеха. Он считал Дейенерис своей невестой и был ей верен, даже не зная её. Зря. Нужно было взять всё, что предлагали. Чем дальше на Север, тем становилось холоднее. Они миновали Ров Кейлин – видимо, их всё-таки ждали, потому что пропустили без вопросов – но Эйегону было так холодно и так темно, что древние стены совсем не привлекли внимания. Они укрывали от метели – и прекрасно! Перешеек казался жутким местом: землю здесь было не отличить от воды, от неё густо валил пар, как говорили, из-за подземных горячих вод. Снизу пар, сверху снег, темнота, злобные твари, прятавшиеся в этой темноте, а впереди ещё и мертвецы. Военные походы прежде представлялись Эйегону совсем иначе. Но за Рвом Кейлин путь стал по-настоящему трудным. Снегу намело целые горы, кони устали и измучились. Постоянная ночь давила на нервы – ветер, темнота, пурга и ни намёка на отдых! От мороза краснела и трескалась кожа, постоянно хотелось есть, а припасы взять было негде, кроме как из своих запасов. Обоз еле полз, каждое утро – хотя здесь не было рассветов – кого-то в войске находили мёртвым. Им не придётся воевать ни с мертвецами, ни с Дейенерис. Их всех убьёт мороз. Именно здесь, на северном пути, к Эйегону снова прибился мейстер-недоучка Тарли. Этот нелепый увалень, казавшийся тупым и бесполезным на первый взгляд, на второй напомнил магистра Иллирио Мопатиса. Тарли пробился к Эйегону ещё в Королевской Гавани, он понятия не имел – как, но представил ему этого человека сир Гарлан Тирелл. Выяснилось, что Сэмвелл Тарли выбрал службу дозорного, Ночной Дозор отправил его в Старомест за мейстерской цепью, а он, помимо прочего, занялся убеждением Конклава в том, что Долгая Ночь настала. Запинаясь, краснея и заикаясь, толстяк рассказывал то же, что леди Бриенна, и Эйегон уже знал – это правда. Рассказывал даже больше – мужеподобная леди, телохранитель лорда Ренли, только слышала чужие рассказы, а этот увалень, похоже, сам сражался с мертвецами и, по собственным словам, даже убил Иного. Эйегон почему-то ему поверил. Только не его нужно было убеждать. Но поход начался, Тарли отправился с войсками, стараясь держаться как можно дальше от сил Мейса Тирелла вообще и от своей семьи в частности. Эйегон расспрашивал его о подробностях жизни на Севере, но потом как-то предупредил: – Лучше держитесь от меня подальше. Тарли в чести, Ночной Дозор тоже, а от меня вам будут одни неприятности. – Я так не думаю, ваша милость, – смущённо возразил толстяк. И никуда не делся. Может, ему просто было теплее в королевском шатре. Зато Тарли рассказывал много интересного: про Север, про Стену, про сражения за Стеной, про этого самого Джона Сноу – похоже, они были друзьями – и про Эйемона Таргариена. – Кто?! – ахнул Эйегон, не сразу даже сообразив, о ком речь. – Ну, он был вторым сыном Мейекара Таргариена... – Я знаю, это мои предки! – оборвал его Эйегон, растерявшись от такой информации. Тарли не обиделся и охотно рассказал про мейстера Эйемона, его уроки – и про его смерть. Эйегон только зубами скрипнул с досады. А ведь они могли бы встретиться в Браавосе! Знать бы только... приплыли бы туда, забрали мейстера и потом уже в Вестерос... А, да что теперь. Все умирают. Он и сам скоро погибнет. Наверное, это правда, что никакой он не Таргариен на самом деле. Даже Гриф уже сомневается. Неспроста избегает всех. Эйегон позвал их обоих в свой шатёр – Грифа и леди Эшару. Странно, но оба даже пришли. – Я должен знать, – потребовал он, – кто я всё-таки такой? Я сын своего отца, или вы оба всё это просто придумали?! Сколько можно бегать от правды?! – Вы похожи на принца... – завёл было Гриф, но Эшара Дейн перебила его: – Нет, – прямо и спокойно сказала она. – Нет. Младенцу Эйегону в самом деле разбили голову о стену Красного Замка. Эйегон даже не удивился. Гриф, кажется, тоже, но лицо у него стало таким, что Эйегон постарался встать между ними. Как бы там ни было, а смерти Эшаре Дейн он не желал. – Тогда кто я такой? – И почему ты солгала мне? – прорычал Гриф. – Потому что хотела мести, – отрезала она. – И ловила я совсем не тебя, а Паука. И поймала. Он поверил, что я прячу сына принца и северянки. И мы договорились выдать его за чудом спасённого более законного принца. Вот и всё. – И что сказал лорд Варис, когда узнал правду? – полюбопытствовал Эйегон. Почему она решила сыграть именно им, спрашивать не хотелось. Вспомнилась игра в кайвассу с Ланнистером. Никому не верить и держать дракона при себе, значит. Ну что ж, дракона у него нет, сыграли им, как малой фигурой, и что теперь остаётся, кроме любопытства. К его удивлению, Эшара ответила: – Что он восхищается мною. Послушай, – она шагнула ближе, и Эйегон совсем не возражал, как и против обращения: никакой он не принц, так пусть зовёт на «ты». – Я знаю, о чём шепчутся в войске и о чём думаешь ты сам. Но никто не причинит тебе зла. Предложение Ланнистера – титул принца и фамилия Блэкфайр – честное предложение. Ты не виноват в том, что все мы сводили счёты. Гриф плюнул на пол и вышел из шатра. Эйегону очень хотелось сделать то же самое, но септа Лемора слишком хорошо обучила его этикету. Разведка в этом снежном мраке не докладывала практически ничего. Казалось, что шли они уже сотню лет, но на самом деле, едва ли прошло два месяца. Может, весь мир превратился в Север, и они обошли его кругом и идут по своим следам? Может, враг уже победил, настало его царство, а они всё ходят и ходят в снегу? Они, конечно, провели военный совет и решили, как атаковать осаждавших замок мертвецов. Эйегон настоял на присутствии Тарли и пожалел об этом, потому что лорд Тарли там тоже был, и совет чуть не перешёл в безобразную ссору, а на него смотрели, как на нашкодившего мальчишку. А лучше бы послушали единственного в шатре, кто уже сражался с мертвецами, заявил Эйегон и, к его удивлению, карлик его поддержал. Так что планы были готовы. Эйегон с удивлением узнал, что его меч, оказывается, придётся очень кстати против Иных. Может, ему ещё удастся сразится с этим Сауроном в поединке. Тирион Ланнистер уверенно заявил, что Винтерфелл уже в семи днях пути. Потом – что в трёх. Верилось слабо. В мире в самом деле существуют каменные стены, огонь в очаге и крыша из камня, а не из ткани? Атака была внезапной и страшной. Мертвецы возникли из ниоткуда, над лагерем панически запели тревогу трубы, Эйегон, забыв обо всём, даже о собственном оруженосце, принялся надевать доспехи. Войско попало в клещи, драться приходилось сразу на два фронта, быть везде сразу Эйегон не умел – а Ланнистер на своём драконе умел, чем злил неимоверно – но, по крайней мере, врагов оказалось в достатке. И меч – Чёрное Пламя, меч Завоевателя, меч бастарда, как шёпотом смеялись в Королевской Гавани – оказался отличным. Ему ещё не случалось бывать в большом бою. Эйегона учили командовать, и он даже пытался, только очень трудно отдавать приказы, если ничего не видишь и не понимаешь, что происходит. Не сразу он сообразил, что ориентироваться можно и нужно по горящим факелам, по разным сигналам, по еле различимым во мраке знамёнам. Стало легче. Зато сражаться было просто. Знай руби мечом да отбивай удары... Страха больше не было, не было совсем. Кажется, спустя несколько часов ему потребовалась передышка. И не только ему. Атака чуть ослабела, люди получили возможность перестроиться, отдохнуть... Эйегон рухнул в кресло в своём шатре, мечтая только об одном: никогда больше не вставать. Не нужен ему ни огонь, ни стены, ничего не нужно, только всегда так сидеть... Появился Ланнистер с обмороженным лицом и яростным взглядом. Он что-то говорил насчёт перестраивания линии обороны, но Эйегон просто не слышал. Вот тут-то и появился Тарли. Причём не один, с ним вошёл ещё какой-то дозорный с замотанным лицом. – Ваша милость, – Тарли тряс своими подбородками и казался невероятно взвинченным. – Вот этот человек принёс очень важные вести! – Вернее, послание, – незнакомец говорил глухо. – Ваше дело – продержаться совсем недолго. В Винтерфелл вы опоздали, там будет последний бой. Меня послал с этой вестью Ворон, – он глянул на Ланнистера. – Какой ещё Ворон? – Эйегон обнаружил, что может говорить. – Кто вы вообще такой? Ночной дозорный? – Щит, охраняющий царство людей, – кивнул чёрный. И медленно стянул с лица шарф. У него было жуткое, землистого цвета лицо. Как у мёртвого. Но Ланнистер явно узнал этого человека. – Бен Старк?! – он оторопел. – Он самый. Вы знаете, кем я был, Ланнистер, и знаете, кто такой Ворон. Я знаю, что вы пытались дозваться до Дейенерис Таргариен, но ей не до вас; там уже должна идти последняя битва. Я прошёл, потому что я мертвец, другой гонец не доберётся. – Так мы опоздали? – выдохнул Эйегон. Почему-то испытывал он облегчение пополам со жгучей обидой. – Или вас опередили. Продержитесь здесь. Эта битва не безнадёжна.***
Новости о том, что Юг ведёт войска на помощь, на совет принесла Дейенерис, но Бран поддержал её. Добрая весть; в глазах у всех вспыхнула надежда, по чертогу пробежало оживление. Победа казалась реальной, близкой – ещё десятки тысяч воинов, свежих, отдохнувших, с припасами, с лекарствами! Их были готовы пропустить через Ров Кейлин без вопросов, но всё же Нед достаточно владел собой, чтобы потребовать гарантий от Дейенерис и её десницы. Всеобщую радость погасил Маэдрос: – Саурон сделает всё, чтобы уничтожить нас до их прихода, – сообщил он. И это была правда. Похоже, враг узнал о близкой помощи, когда южане уже миновали Ров Кейлин, когда до Винтефелла им оставалось всего несколько дней пути. В защитниках жила новая сила, новая ярость – но в какой-то миг и она уже не могла помочь. Враги шли, и шли, и шли. Звенела арфа, перекликались рога, но вой не угасал. А потом разом наступила звенящая тишина. Тьма стала гуще, воздух сделался точно вязким, снег под ногами тянул в себя, как в болото... Между тёмными тенями врагов шла высокая, футов двадцать, фигура. Скорее тень, чем человек, она скользила над снегом и телами. Рука Маглора дрогнула, и струна арфы порвалась, оставив на коже длинный красный след. Звук порванной струны, точно вскрик, был коротким и звонким, особенно в наступившем тишине. – Он пришёл, – голос брата прозвучал гулко. – Тху. Саурон. Его Тень. Он поднялся на ноги, и всмотрелся во что-то, чего не видел больше ни один – ни один смертный; и в один миг вдруг сделался старше, много старше, а лицо сделалось тоньше и белее. Но страха в нем не было, только абсолютная решимость. – Это он, – согласился Маэдрос, переводя взгляд на тёмную фигуру и невольно поднося правую руку ко лбу. В левой он сжимал клинок, а Сильмарилл укрепил на шлеме. Сейчас он будет нужен как никогда. Настоящий бой начался только сейчас. – Я отвлеку его, – голос брата звучал ровно, очень ровно. – Подними людей. – Отвлечешь? – тон Маэдросу не понравился, и он обернулся на брата. Тот улыбался, точно прощаясь, и это только усилило напряжение. – Как, Кано? – Песней, думаю, – задумчиво отозвался брат. – Я не смогу его одолеть. Но другие смогут, – улыбка стала жёстче и ярче. – Тебе не нужно тревожиться, брат мой. Не о чем. Но уведи людей оттуда. – Не о чем, кроме того, что я не хочу потерять брата. – Ты же не запретишь мне участвовать в битве, брат мой? – Маглор был спокоен – как всегда. – Шансы у нас с тобой одинаковы, а даже если нет – где же я найду лучшую гибель и свободу, чем в битве с Врагом? Маэдрос рассмеялся – без веселья, но упрямо: – Ты прав, но не рискуй понапрасну. Думаешь, он отвлечется на твою песню? – Ему здесь есть ещё, кого бояться, – просто ответил Кано. – Но послушай, брат мой: эти люди не сражались с ним. Ты сражался. Ты отвлечешь его Камнем или ударишь сам, но для последнего удара; а я могу продержаться гораздо дольше любого другого человека, так что же ты боишься? Я не собираюсь погибать. Просто знаю, что это может случиться, как могло в любой другой день. Маэдрос склонил голову. Брат был прав: в конце концов погибнуть может и он, и кто угодно. И пришли они сюда сражаться. – Хорошо. Удачи тебе, toronya, – и поспешил со стены вниз. Нужно было отыскать Неда – войсками командовал он, когда драконы летали. – Битва не будет длинной, – проговорил ему в спину брат. Драконы в небе бесились, как тогда, в Миэрине, от звуков рога. Значит, на них рассчитывать не приходится – и хорошо, не хватало сжечь Винтерфелл ещё раз. Маэдрос шёл так быстро, как мог, не срываясь на бег – поймут неправильно. Но пока есть время и не началась паника, нужен приказ короля отводить людей. – Ваша милость, Саурон здесь, – сообщил Маэдрос. Он по взгляду Неда видел – тот чувствовал изменение в битве, хотя и не понимал причин. – Он будет брать северные ворота. Надо отвести оттуда людей как можно быстрей. – Сам? – лицо Неда стало каменным. Не тратя времени зря, он заорал громко: – Отступаем с северной стены! Очистите богорощу! Ведь именно там пройдёт враг. Они и об этом говорили на советах. Хорошо быть умными. Очень умными. Они точно знали, как именно могут погибнуть. Маэдрос усмехнулся жёстко: Саурону не терпелось. Или рассчитывает на быструю победу. – Я встречу его, ваша милость. Они обменялись короткими кивками. Нед занялся отступлением – нужно было отвести людей со стен, организовать оборону во дворе и на галереях, защитить Великий Замок, где были раненые и женщины… Ворота падут, враг будет в замке, у них были планы обороны башен, нужно только отдать приказы, и чтобы их слушались… В замке поднималась паника, но с ней, кажется, справлялись. Маэдрос слышал голос Робба – громкий голос у юноши, весь шум перекрывает – отводившего северян со стен. Саурон просто шёл. И никуда не спешил. Он поднял руку и произнёс заклятие: северные ворота вышибло, точно тараном, и песня Маглора оборвалась. Маэдрос сжимал свой меч. Некогда было думать о том, почему замолчал брат, хотя сердце прошил короткий страх. Некогда. В пролом на месте ворот хлынули мертвецы. Не пропустить их в богорощу не вышло бы, да и не планировали; но Маэдрос от всей души понадеялся, что оттуда успели вытащить Брана. Они сражались и отступали, отступали к арсеналу и Гостевому дому, чтобы занять оборону там, чтобы не пропустить врагов во внутренний двор. Маэдрос занял место среди них – он ждал, когда в Винтерфелле появится сам Саурон. Он непременно появится. Маглор знал, что не сумеет справиться с Сауроном – даже его Тенью – в Поединке. Слишком неравны были силы, слишком тяжёлым было бремя смертной земли. Но именно в земле сейчас была надежда – тоже для людей: это их век. И их будет победа, если справятся. Это была их земля, и Маглор пел древней, спящей силе, сотканной среди корней чардрев, ползущей по норам и поднимающейся с горячей водой источников. Благословение, данное слишком давно, чтобы люди помнили. Ледяные драконы Винтерфелла – так, наверное, звали люди. Пока жив Король Севера – Фораран – Север откликнется ему. И не ему, Маглору, отзывалась земля, только пробужденная им; но он улыбался, первый раз полно за все тысячелетия. Но ему самому не хватило силы выдержать удар Саурона. Тьма сомкнулась над ним. Люди держали оборону, и пока что успешно – мертвецам не удавалось прорваться во внутренний двор. Люди были крепче ворот, которые сорвало магией, но Маэдрос знал – Саурон постарается прорвать и этот заслон. Он ждал. И готовился. В Великой Башне почти не было суеты. Здесь оставались раненые, и все, кто не сражался, помогали в лазарете – или подавали стрелы воинам, занимавшим места у бойниц. Кейтилин некогда было смотреть в щели, напряжённо всматриваясь в защитников. Ища своих. Ожидая, когда они упадут. Боясь, что после встанут... Она могла только слушать – порой, кроме воплей врагов, сквозь стены доносился рог – она читала сигналы, узнавала «голос» мужа или сына. Слушать, пока руки были заняты делом. В лазарет ещё вносили раненых, которых сумели вынести с поля боя, и на одни носилках Кейтилин сразу заметила сына. Бран обозревал все сразу, и хоть за ним охотились, он был дальше других от врага – он и Арья. И именно он оказался ранен! Кейтилин, бросив утешать и собирать, поспешила к нему. – Бран! – сердце замерло от ужаса. Она теряла его уже дважды, но третий раз не был легче. Рядом с ним уже была Арья, очень осторожно снимала меха и кожу с тела брата. Кейтилин встала за её плечом: она видела, что чей-то меч – неважно, стальной или ледяной – пробил живот, и ткань была вся залита подмёрзшей и таявшей сейчас кровью. Жуткая рана. Подоспел мейстер Элберт, Кейтилин пока нашла себе какое-то дело, но руки всё равно дрожали. Она подошла к Арье. – Браном занялся мейстер, – сообщила та очевидное. Рана была очень тяжёлой, но смертельной ли – Кейтилин не знала. – Хорошо, – она посмотрела на дочь. – Арья, ты молодец. Успокоить девочку, пока мейстер осмотрит сына. Потом узнать ответ. Кейтилин положила руку на плечо дочери, и та не отстранилась. – Отец говорил, что в случае крайней нужды мне придётся и сражаться тоже. Может, ещё придётся. Но мы не пустим сюда мертвецов. И этого Саурона. Глаза у Арьи воинственно сверкали над закрывавшей лицо маской. Такую носили все, кто «принимал» раненых. Не хватало ещё раз надышаться отравленными стрелами. – Мы все возьмёмся за оружие, – пообещала Кейтилин. – Матушка! – Арья возмутилась, как не возмущалась даже она сама идеям дочери. – Мы не дадим тебя в обиду. Слово Старк. Кейтилин улыбнулась одними губами: – Дочь не должна защищать мать, Арья. – Я ведь не леди, матушка, – вздохнула та. – Прости. – Ты – леди, – уверенно сказала Кет. – Сколько у Брана времени? Дочь вздрогнула: – Как ты поняла?.. – Я не слепая и не глухая, а в первую очередь – я мать... Вас обоих, Арья. Я найду Короля. – Там идёт битва, матушка. – Здесь тоже. Кейтилин наклонилась над постелью Брана и взяла из кучи его вещей кинжал из валирийской стали. Тот самый, которым Брана пытались убить. Сунула его за пояс и вышла из целительской. Стражники у дверей на улицу попытались остановить её: – Королева, стойте... – Держать донжон! – рявкнула не хуже сына Кейтилин и вышла – и только теперь увидела всю картину страшного боя. Рубились уже у прохода между арсеналом и Гостевым домом. Что-то упало с неба в нескольких шагах. Она дёрнулась и упрямо пошла вперёд. Услыхала голос Робба и заметила блеск шлема Неда – Джона Сноу тоже было видно, а может и не его, а Дейнерис Таргариен – только всполохи в небе. Было темно, но от огня и собственной решимости ей казалось, что светло. Кейтилин даже не заметила, что уже бежит, подобрав юбку. Арья была права. Шла битва, и у арсенала кипел бой – Нед то сражался, то отступал, увидеть бой сразу. Мертвецы – некоторые в винтерфелльских одеждах – были тут, как никогда она не видела ещё их близко. Синие глаза Дика, одного из винтерфелльских слуг, уставились на неё. Синие, хотя Дик был кареглазым. Кейтилин хотелось вскрикнуть, но она схватилась за кинжал; а другой клинок оказался быстрее. Мертвеца нельзя убить, но их уже научились останавливать – отрубить руки, голову… К этому зрелищу Кейтилин уже почти привыкла. Клинок у её неожиданного защитника был почему-то в левой, и Кет подумала на Химринга – но обернулся на неё Джейме Ланнистер. Кейтилин снова нашла взглядом Неда и двинулась к нему. Ланнистер раскрыл было рот, но закрыл его, снова повернулся и пошёл впереди, прикрывая. Вдвоём им удалось пробиться на галерею – муж был там, командовал боем. Кейтилин знала такое его лицо – жёсткое, беспощадное, точно у каменной статуи в крипте – и опасалась этого лица, хотя любила тоже. Но сейчас она не боялась ничего. – В чём дело? – Нед круто обернулся к ней, точно почуяв присутствие. – Спаси Брана, мой король. Он умирает. Его вытащили из богорощи, – там сейчас шла битва, Кейтилин тоже могла видеть с галереи. Сверкала звезда лорда Химринга. Нед резко выдохнул и обернулся назад, на битву: – Куда я уйду? Она подступила ближе: – В этой битве тебя можно заменить. В той – нет, – на выдохе, не отворачиваясь и не отвлекаясь ни на что, проговорила Кейтилин. – Я приму командование, отец, – голос Робба за спиной прозвучал неожиданно и твёрдо. – Бран – не просто твой сын. Он нужен всем нам. Я приму командование. Это было сказано громко, громче, чем было нужно. У Кейтилин сжалось сердце, и она обернулась к Роббу. Его она тоже не могла потерять. Но для Брана она сейчас могла что-то сделать, а за Робба – только молиться. Её муж умел решать быстро. Он снял с головы свой узнаваемый шлем и протянул Роббу. Сын быстро сменил свой. – Скорее, – выдохнула Кейтилин. Нед – она заметила – обменялся коротким взглядом с Ланнистером, кивнул тому и пошёл с ней, широкими шагами, но не позволяя больше перейти на бег. Лето держался с другой стороны. Кейтилин бы предпочла, чтобы волки были рядом с Роббом, но они решали сами. – Ты не должна была покидать башню, моя леди, – проговорил муж дорогой. – Я нарушила твой приказ, мой король, – но поступила бы так же ещё раз. – Кого угодно другого ты мог бы отослать, – добавила Кейтилин. – Но не меня. Они успели. Бран был ещё жив. Нед сел рядом с ним, Кейтилин встал рядом – и разобрала шёпот, срывавшийся с губ сына: – Он здесь. Он здесь. Звезда… Тень вплыла в Северные ворота. Где-то там, на стенах, шла битва с мертвецами, а здесь всё, казалось, замерло от ужаса. Только в небе отчаянно кричал дракон. Саурон увидел эльфа напротив себя. Увидел – и узнал, как узнал сияние камней. Маэдрос ощутил это, ощутил его взгляд. Его клинок, ледяной и прозрачный, почти невидимый в темноте, взлетел над Маэдросом, и он крепче сжал рукоять, готовясь встретить удар. Сильмарилл отразил блеск меча и засиял ярче. Только по отражению да по движениям тени и можно было понять, где клинок. Саурон опустил свой меч. Лёд зазвенел о сталь. Майа рассчитывал, что пройдёт легко. А за ним хлынули толпы мертвецов... Легко не будет. Маэдрос принял удар и кинулся в атаку сам, а за его спиной разворачивались силы людей, чтобы не пропустить мертвецов дальше, и слышался голос Робба, но это его бой, его дело – Саурон. Или все они сейчас погибнут, или – конец войне. От Саурона шла такая жуть, такой холод, что едва ли хоть кто-то подойдёт… и хорошо. Только лишние жертвы. Трудный бой. У майа не было тела, уловить движения его меча было почти невозможно, только по отблескам, по перетеканию тени… уловить и отбить его клинок. Пока Маэдросу удавалось. Где-то рядом мелькнуло пламя – настоящее, живое, яркое. Кто-то с факелом? Смотреть было некогда. Дурак… А драться с майа – всё равно что с цепями на руках и ногах, силы пьёт, как воду… Но как этот, второй, вовремя – Саурон отвлёкся, Маэдрос атаковал и его меч скользнул по плечу тени. Или что у него вместо плеча. Сполох огня осветил лицо второго, подоспевшего на помощь, и Маэдрос узнал Джона с его горящим мечом. Теперь их было двое. Теперь... Удар ледяного клинка был прям, точен и внезапен. Он ударил прямо в шлем Маэдроса, точно в Сильмарилл, и Маэдрос, не устояв, рухнул на колено на утоптанный снег. Рядом вонзился обломок ледяного меча. Вот когда пожалеешь, что нет второй руки – переложить клинок; плечо уже онемело от усталости. Саурон замахнулся обломком своего меча, как дубиной – и он наверняка оставался опасен, Маэдрос не собирался проверять – но этот удар Джон принял на свой меч. И, не дав майа опомниться, вогнал горящий меч ему в грудь. Маэдрос, не вставая, рубанул по коленям врага. Вой, который испустил майа, был пронзительным и тонким, но в нём звучали злоба и отчаяние. Всепоглощающая, бескрайняя, бессильная злоба... Тень таяла, таяла, а поднявшийся ветер разметал её в клочья, взметнул снег, но уже было видно: мёртвые тела падали, как подкошенные, как положено мертвецам. Люди ещё не поняли, что произошло, а врага больше не было. Больше не было. Ветер разметал чёрные низкие тучи, и небо вспыхнуло нежно-розовым рассветным светом. Длинные тени протянулись с запада на восток. Драконы закричали хором – радостно и торжествующе. И эхом отозвались волки.***
Маэдрос с трудом поднялся на ноги, опираясь на меч, и поискал глазами брата. Сил радоваться пока не было, но на душе посветлело. Маглор очнулся, лишь когда все уже кончилось – он сразу это понял, по мелодии, по воздуху, по радостным и удивлённым крикам. Мёртвые стали мёртвыми, а живые... Маглор кинулся искать брата. – Майтимо! Он обернулся на знакомый голос. Жив. Брат жив. – Я здесь, – крикнул ему. А потом тяжело осел на землю. – Майтимо! – брат кинулся к нему. Подхватить не успел, но поднял в объятия. – Слушай меня, брат. Он посмотрел на брата, попытался улыбнуться. Внутри, очень глубоко, было холодно, как выморозили. – Всё хорошо, toronya. Кано попытался поднять его на руки, но Маэдрос запротестовал: – Я сам. Голова кружилась, а всё остальное... Это были не раны роа, похоже. Как прикосновение Тьмы. Только в самую глубину. Он обернулся и посмотрел на Джона Сноу; тот сел в снег, меч погас и выпал из руки, и лицо у юноши было… оглушённое. – Как ты? – Маэдрос с трудом встал, опираясь на руку брата, и шагнул к Джону. Тот очень медленно повернулся к нему, явно силясь сфокусировать взгляд: – Жив. – Ранен? – ясно, что да. – Кано, надо срочно целителя, ему. Важнее, чем мне, похоже. Он тоже сражался с Тху. – Я... – Джон нахмурился. – Я просто упал. С дракона. Ничего, пройдёт. И рука горит, обжёг. Наверное. Упал с дракона… если бы только это. – Пройдёт, если помочь, – настаивал Маэдрос. – Если бы не вы, Джон, я бы не справился. – Если бы не я? – он моргнул. – Это вы. Иначе никто бы не справился. Было слышно, что юноша еле ворочает языком. – Ладно. Но вы здорово помогли тем, что сумели его отвлечь. Джон старательно улыбнулся. Маэдрос стянул с себя шлем. Голова болела, но это ерунда. А вот тяжёлая пустота внутри ему не нравилась совершенно. Чары. Хорошо бы сами рассеялись с этим ветром, разогнавшим Тьму. – Надо узнать, как остальные. Бриенна. Она наверняка сражалась в самом пекле. Нед. Бран. Робб. Арья хоть в безопасности… Дейенерис. Где её дракон? – Маэдрос проследил взглядом. Дракон кружил над замком уже спокойно. Удержалась ли всадница? Ланнистер тоже где-то здесь. Хорошо бы. И другие. Джон с трудом соображал, мысли текли медленно, как смола. – Теперь уже всё, – сквозь оглушение едва пробивалась радость. Всё. Совсем всё. Война окончена. Они потеряли Стену, они наделали кучу ошибок, но они все живы. Они победили. Джон стянул с себя лётную маску, которую просто некогда было снять раньше, и засмеялся. Голова гудела, мысли путались, руку жгло огнём, но всё было уже кончено. Слова Химринга про остальных заставили его вернуться в реальность. – Да. Идём. К ним уже подбежали дозорные, которые были ближе всех. – Лорд Сноу! Лорд Сноу! – голоса звенели радостью, а Джону хотелось, чтобы они говорили потише. Всё-таки прыгать с дракона – с беснующегося дракона – оказалось неприятно. Он тогда решил, что с Рейегалем не справится, а горящий меч – это горящий меч. Похоже, идея оказалась не слишком бредовой. Его потащили в замок. Радость уже начинала захлёстывать людей. Радость, которую нужно было выплеснуть прежде, чем кидаться спасать то, что спасти было необходимо. Раненых оттаскивали в Великий Замок, в который врагов так и не пустили: Робб удержал оборону, потеряв очень мало людей. Вот по богороще прошла битва, но чардревам было точно всё равно: они так и стояли, вечные, как земля, тянули красные листья навстречу взошедшему солнцу, отразившемуся в пруду. Драконы, оба, успокоились уже. Рейегаль сел в богороще, Дрогон кружил в небесах, следя за всем. Маэдросу помогли идти, но в лазарет он не хотел совсем. – Найдём и Бриенну, – пообещал Кано, поддерживая его. – Она тебе нужнее ацеласа сейчас. Он с трудом улыбнулся. Брат всегда понимал. Маэдрос старался держаться прямо. Это ведь должно скоро пройти, чары долго не продержатся... но как же скверно сейчас. Бриенна кинулась навстречу – уже без шлема и, судя по скорости, невредимая. – Ты цел? Жива... Маэдрос выдохнул с облегчением. – Всё в порядке. Ты не ранена? – он придирчиво оглядел жену с ног до головы на всякий случай. – Нет. А ты? Ты выглядишь... ужасно. – Не каждый день получаешь по голове от Тху, – попытался отшутиться Маэдрос. Больше всего хотелось лечь. Точнее, упасть. А меньше всего – напугать её. Впрочем, Бриенну трудно было напугать – она решительно отстранила Маглора и подхватила его сама. – Пошли в лазарет. Тебе нужно лечь, компресс и, возможно, мейстера. Или даже Короля. Протестовать не было смысла. – У короля и так сейчас полно дел. Компресс хватит. Мне надо просто отлежаться, melde. – Просто или нет, пусть мейстер скажет, – Бриенна была непреклонна, и Маэдрос позволил себя довести и уложить. В лазарете была тьма народу, но Маэдросу койку нашли сразу. И компресс. Ширен принесла плошку и чистые тряпки, но тут же убежала – ей явно хватало дел. Навалилось какое-то тягучее бессилие и безразличие. Просто лечь и не вставать... Маэдрос с наслаждением лёг и закрыл глаза. Бриенна сидела рядом, держа его за руку, и сон наползал медленно и неостановимо. Хорошо. Теперь уже можно. В лазарете кипела работа: война с мертвецами кончилась, войну со смертью ещё предстояло завершить. Нед – как всегда после боя – обходил умирающих. Сегодня на зов отзывались все. В лазарете началось неожиданное оживление; Аллерас и Марвин гоняли посетителей, грозно напоминая о живом серебре и прочей гадости, так что «шли бы вы отсюда и праздновали!» Праздник самоорганизовывался где-то там, за окнами, повсюду. Бриенна опасливо посмотрела на мужа: не сбежит ли он туда часом – но он спал.