***
Ягеру было несомненно интересно наблюдать за молодым русским танкистом, который, несмотря на свое положение пленника, смел нагло смотреть в глаза штандартенфюреру, одним взглядом осуждая его. Мужчине нравился несломленный за все эти годы пыток дух мальца. Ягер был уверен, тот выкинет какую-нибудь пакость, и, по правде говоря, Клаус не мог её дождаться. Ивушкин был одним из самых интригующих людей, которых мужчине доводилось встречать. После того, как парень выбрал себе экипаж, Клаус с остальными офицерами и с остарбайтером Анной Ярцевой отправились вперед к мастерской, в которой русским танкистам придётся восстанавливать свой танк. Самих русских должны были привести вслед за немцами, несколькими минутами позже. Штандартенфюрера не покидала мысль о том, что ему надо быть осторожней со своими эмоциями. Он и так уже слишком много себе позволил, покурив с мальчишкой, словно тот был товарищем. Единственным оправданием которое приходило на ум, был тот факт, что Клаусу было на удивление комфортно с русским, даже когда тот возмущался, хмурился и смотрел исподлобья. Ягеру казалось это поведение забавным. Но разве такое оправдание сгодится начальству? Разве оно будет уместно и весомо смотреться в докладе? Совершенно нет, поэтому надо прекращать. Когда ворота, ведущие к мастерским и небольшой площадке, перед ними открылись и оттуда показались четверо русских танкистов в сопровождении группы солдат, Клаус расправил плечи и гордо поднял подбородок. Экипаж, выбранный Николаем, шёл медленно, подстраиваясь под хромого русского, который старался изо всех сил передвигаться быстрее. Танкисты застыли, завидев перед собой танк, скрытый от глаз специальным чехлом. Двое солдат быстро подбежали к танку и, стянув с него чехол, отбежали скорее в сторону из-за вони, исходящей от машины. Омерзительная вонь горелого и гниющего мяса заполняет воздух вокруг моментально, окружающие заходятся в кашле с рвотными позывами вперемешку. Тилике прикрывает нос белым платком, стараясь вдыхать как можно реже, сам же Ягер сдерживает себя и стоит так, словно ничего не произошло. Знает, если медленно дышать, то и к такому зловонному запаху можно привыкнуть. Дав немного русским насмотреться на привезенный с фронта Т-34, Клаус подозвал Николая к себе. — Ивушкин! — с уст мужчины фамилия русского звучит немного необычно, но не менее мягко, чем на родном языке танкиста. Клаус улыбается парню, а тот, не скрывая своего удивления, хромает к немцу, оставляя за спиной команду — парни не могут отвести взгляд от танка перед ними. — Твоя задача восстановить танк, — Ягер улыбается ещё шире, точно довольный чеширский кот. Мужчине нравится немного шокированное выражение лица у танкиста, парень явно не ожидал получить себе в распоряжение танк прямо с фронта, — и через неделю быть готовым к испытаниям. Это, — мужчина кивает на танк за спиной юноши, — новейший русский танк, только что с восточного фронта. Говорят, он способен бить наши Пантеры, — Клаус заглядывает в глаза Николаю, словно тому не требовалась помощь переводчицы, чтобы понять немецкую речь. — Для начала убери трупы, очисти башню. Приступай.***
— Экипаж, стройся! — встав под бок тридцатичётверки, произнес парень. Он оглядывал состояние машины снаружи и приценивался к объему работы, который придётся проделать, чтобы восстановить танк. В отличии от построения, он не ощущал больше взгляда Ягера на себе, его разглядывал кто-то другой. Обернувшись, он заметил ту самую переводчицу. Она смотрела на Ивушкина так серьёзно, что парню стало даже немного не по себе, но как только девушка столкнулась с ним взглядом, её лицо приобрело немного опешивший вид, но она продолжила разглядывать танкиста. Вернув свое внимание к танку и выстроившимся перед ним мужчин, Ивушкин чувствовал себя неловко. Взгляд переводчицы был меньшей из его проблем, помимо неё на парня смотрели все. Все, кроме самого Ягера, перед кем русский хотел показать себя в наилучшем свете. Глупо, наверное, хотеть быть в глазах немца достойным, Николай уверял себя, что это всего лишь желание утереть немцу нос и показать кто из них лучше, как будто схватки под Нефёдовкой было недостаточно. — С этого момента я — ваш командир. Выполняйте все мои приказы и не смейте сомневаться. — Разрешите обратиться, товарищ командир! — прогнусавил долговязый парень. — Разрешаю. — В чём состоит наша боевая задача? — парень немного привстает на носочки, задирает голову и неуверенно глядит на своего новоиспечённого командира. Необычное поведение младшего вызывает улыбку на лице Ивушкина, с этим мальчишкой они смогут поладить. — Наша первостепенная задача — бить врага, — отвечает Николай, после чего оглядывается на стоящего в стороне Ягера, который спокойно курил трубку и переговаривался с молодым офицером. — Временно мы находимся в распоряжении вон того гада, — Ивушкин кивает на штандартенфюрера, уголки губ дергаются, когда он во второй раз оглядывает курящего мужчину. Гордая немецкая падла. Русский чувствовал себя отчего-то обиженным. — Слушай, друг, я, быть может, тоже командир и по более твоего, — светловолосый низкорослый мужчина, ранее плюнувший младшему лейтенанту под ноги, высказал своё недовольство. — Ты нас вообще спросил, хотим мы быть в распоряжении, не хотим? — Мыкола, здесь никто за зря погибать не желает, — молчавший до сего момента белорус тоже решил высказать свое мнение, тем самым улыбнул Ивушкина. Парень явно сделал правильный выбор, подбирая команду. Мужики были с характером и с достаточным боевым духом, готовые постоять за себя и слушающиеся фашистских гадин только из-за безвыходности ситуации. Как белорус и сказал: погибать за зря никто не хочет. — Парни, — выдохнув, начал Николай, — нам предстоит драться на этом танке, против нас будут немецкие курсанты, по нам будут бить боевыми, — лица танкистов потемнели от услышанного. — Если мы хотим выжить, нам предстоит на сверхотлично подготовить машину и сделать своё дело. Вопросы есть? — парень старался сохранять спокойный вид, разглядывая свой экипаж. — Чё, как гладиаторы, что-ли? — удивился светловолосый мужчина, стоявший между долговязым и белорусом, но, заметив не понимающие лица товарищей, поспешил объясниться. — Я в книжке читал. — Если есть несогласные, — не успел договорить Ивушкин. — Я согласен! — вклинился гнусавый парень, вновь привставая на носочках и наклоняясь немного вперёд. Дернув головой, младший лейтенант продолжил: — Если есть несогласные, доложите, верну в лагерь, — несмотря на сказанное, парень был уверен, никто из стоящих перед ним танкистов не откажется от места в его экипаже. — Мне надоело вагонетки грузить, я лучше в бой! — высказался долговязый. — Ну, а ты, что думаешь? — светловолосый обратился к белорусу. — Ну выживем, а что дали? — Василёнок смотрел на командира с вызовом. — А дальше — следующий бой, товарищ мехвод, — заговорщическая улыбка расползлась по лицу парня, — или ты забыл, что мы на войне? — Памятую, — выпрямился мехвод. — Ну, командуй, командир, — выслушав разговор, согласился светловолосый мужчина, принимая Ивушкина как своего.***
В танке, на который, не без помощи своего экипажа, взобрался русский танкист, воняло в тысячу крат хуже, чем снаружи. Платок, который ему выдали, совершенно не спасал от тяжёлого запаха, который Ивушкин ощущал не только в носу, но и во рту. В кабине было невероятно жарко, тела умерших танкистов были черные, а лица на удивление спокойные, будто они и вовсе не погибали на войне, а прилегли поспать. Рядом с телом заряжающего валялся нагрудный значок красной армии, который парень быстро подобрал и спрятал в кармане штанов. Оглядывая кабину, Николай заметил между ног одного из солдат снаряд. Честно, он сразу и не поверил своему везению: неужели немцы даже не заглянули в танк, прежде чем передать его русским? Это было не похоже на педантичный нрав германцев, хотя, если с другой стороны рассуждать, то на войне всякое случается — одни взвалили задачу на других, те понадеялись, что их работу выполнит кто-то третий и так далее. В итоге, в танк никто не смотрел, и сложилась такая ситуация, в которой пленный русский танкист, которому предстоит сражаться на этом самом танке в учебном бою для немецких курсантов, получил снаряды, которые теперь осталось лишь аккуратно и незаметно вытащить из танка. Демьян, так звали светловолосого мужчину, помог Николаю вылезти из боевой машины. Как сильно не старался бы парень держать в себе рвотные позывы, его всё равно немного стошнило, тем немногим, что не успел переварить его желудок после завтрака. Было мерзко и грустно за погибших солдат. Известив фрицев, что в танк нельзя и там нужна дезинфекция, юноша слез с машины, опираясь на руку, предложенную товарищем Василёнком. Ягер обратил свое внимание на Ивушкина только тогда, когда парень подошел к нему на расстояние вытянутой руки. — Внутри танка экипаж в полном составе, — не смотря на мужчину, говорил русский. Почему-то он чувствовал себя неловко и боялся после увиденных снарядов смотреть на старшего. Мало ли, по глазам поймет. — Прошу разрешения достойно захоронить останки танкистов, — Николаю было дурно, голова кружилась, и всё ещё слабое тело покидали силы. Ягер не скрывал беспокойства, осматривая солдата с ног до головы. Хмурое выражение лица немца казалось высокомерным для большинства окружающих, лишь Тилике понял, что Клаусу не всё равно в данный момент. Хайн никак не прокомментировал поведение штандартенфюрера, тот сам знает, что делает, и Тилике не из тех, кто сомневается в своих друзьях. — Не возражаю. Вернувшись к экипажу, Николай коротко объяснил им задачу — осторожно достать тела и снаряды, так, чтобы никто ничего не увидел. И казалось бы, у них всё прекрасно получалось, до тех пор, пока кусок тряпки не съехал, оголяя весело блестящий на солнце снаряд. Парни натянули тряпку обратно на место так быстро как могли, надеясь, что их ошибки никто не заметил. Не смотря на это, Ивушкин мог поклясться, что Ягер смотрел на них в этот момент и пропустил снаряд мимо глаз разве только, если он очень туп или на стороне русского экипажа удачи полный вагон. Судя по тому, что немец ещё не приказал расстрелять парней, то явно второе. Мертвых они похоронили на полигоне, выложив могилу из камней, на одном из которых Ионов выскреб звезду. Пока они хоронили экипаж, младший лейтенант рассматривал и запоминал полигон. Даже не смотря на то, что у них теперь есть снаряды, им надо хорошо знать местность, иначе никакое оружие им не поможет. Благо, штандартенфюрер дал добро на изучение полигона, и в сопровождении солдат Николай мог пройтись по окрестностям в любое время, не занятое починкой танка.***
Вернувшись с Ионовым в гараж при мастерской, где уже вовсю трудились Степан Савельевич и Демьян, Ивушкин решительно произнес: — Парни, погромыхайте чем-нибудь. — Есть погромыхать! Проходя вглубь гаража, Николай вполуха слушал мужиков за спиной. Идущий за ним Серафим был остановлен усатым белорусом. — Чего? — удивленно выпучил глаза на старшего мужчину мальчишка. — Тебе сказали громыхать — громыхай, — Савельич говорил таким тоном, будто и в самом деле объяснял что-то маленькому ребенку. Да уж, ребёнку. Ребёнку, повидавшему и прочувствовшему весь ужас войны. — Чем? — Костями, — улыбнулся мужчина младшему. Своими словами он вызвал смех у Демьяна и улыбку на лице Ивушкина. Да, с этой командой он точно справится, надо только за сегодня и завтра воссоздать макет полигона в мельчайших деталях, пара вылазок с сопровождающим на полигон, и Ивушкин будет знать каждый холмик и каждое дерево на тренировочном поле.***
Целый день, вплоть до ужина, Клаус трудился, заполняя отчёты, просматривая документы и, что ему меньше всего нравилось, общаясь с главным надзирателем. Отказаться он, к сожалению, не мог, во всяком случае сегодня — седовласый пригласил в офицерский корпус на небольшой приём разносортных людей, за каждым из которых стояло высокое звание. Поэтому приходилось вести с ними светские беседы, рассказывая о своем гениальном плане обучения курсантов на русских танкистах. Ягеру никогда не нравились подобные мероприятия, на которые приезжали высокопоставленные офицеры прямиком из Берлина. Сам Клаус тоже был из их числа, вот только после приёма он останется в этом концлагере вместе с мерзким надзирателем, что лижет зад каждому второму в этом зале, а остальные уедут в другие лагеря, а кто-то и вовсе проделает длинный путь обратно до Берлина. Сейчас, доедая за компанию с Тилике ужин, Клаус подумывал сходить в гараж, в котором работали танкисты. Хоть уже и поздний час, те наверняка еще вкалывали как проклятые. Интересно, как там Ивушкин? Как он себя чувствует и как справляется? Эти мысли страшили немца, никогда в своей жизни он не был так заинтересован в другом человеке, причём в русском пленнике. Вспоминая танкиста, Ягера тянуло покурить. Интересно, согласился бы парень составить ему компанию? Наверняка согласился бы, у него нет выбора, Ягер все-таки штандартенфюрер, и именно в его руках судьба младшего лейтенанта до выхода в бой на полигоне. — Герр Ягер, как Вам экипаж, подобранный Ивушкиным? — Выбрал самых отличающихся от остальных. — Вы про того, что плюнул ему в ноги? Ответом Тилике послужил задумчивый кивок штандартенфюрера, который поднялся со своего места и, застегнув верхние пуговицы кителя, направился к выходу из кабинета. Младший не заставил себя ждать, подскочив со стула и хватая со стола свою фуражку. — Герр Ягер, мне сопроводить Вас в мастерские? — не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться, куда собрался старший мужчина. — Я сам дойду, — Клаус открывает дверь и, выпуская Хайна, выходит следом. — И, Тилике, — заперев кабинет, голубоглазый оглядывает обеспокоенное лицо напротив, — перестань выкать и обращаться ко мне по званию, когда мы наедине. — Хорошо, Герр Штандартенфюрер, — выпаливает Тилике, прежде чем осознаёт, что говорит. Парню было явно неловко. Потребуется не мало времени, прежде чем хорошо воспитанный Хайн начнет обращаться к мужчине «Клаус» или хотя бы «Ягер».***
В гараже мастерской было душно и воняло потом, дежурные солдаты стояли по стойке смирно и внимательно следили за русскими танкистами, которые заканчивали возиться с танком. Ягер был уверен, что бойцы встали в правильную позу только тогда, когда услышали отдаленный гул приближающихся шагов. По пути к мастерским Клаус распорядился, чтобы ему предоставили русского остарбайтера Ярцеву, с ней было уже привычно навещать Ивушкина. Один за одним, русские покидали своё новое рабочее место. Уставшие и грязные, они едва обращали внимание на то, что происходит вокруг них. Прощаясь со своим командиром, трое мужчин были сопровождены в камеры, а младший лейтенант должен был идти в лазарет на свое койко-место, где ему еще следовало пережить вечернюю перевязку и приём лекарств. Увидев за решеткой штандартенфюрера с переводчицей, он обреченно выдохнул — ни раньше ни позже. — Ну здравствуй, немчура, — гордо, как ему казалось, выпятив подбородок, парень даже не подозревал, как смешно он смотрится. Ягер бы сказал очаровательно, но это было бы слишком честно, и к такой откровенности он не был готов. — Танк чинится, всё делается, чего надобно? — Всех материалов хватает? — тонкие губы мужчины растягиваются в кривой усмешке, в купе с его шрамами это выглядело как минимум неприятно. Ивушкин сначала тушуется, как воробушек, прежде чем попросить у штандартенфюрера краски для танка. Почему Ягер такой? Зачем сам пришел, а не прислал того кареглазого? Почему в вопросе о материалах, просто исходя из тона, которым Ягер его об этом спросил, и уж тем более, как он при этом посмотрел на Николая, Ивушкину кажется вопрос более интимным. Словно мужчина спрашивал о самочувствии парня и о том, что ему самому надо. Наверное, русский сходит с ума. Где тот неприятный тип, которого в немце разглядел Николай на том чертовом помосте? Куда он пропал? Почему перед ним снова стоит тот Ягер, который после отбоя навещал русского в лазарете? Да, сейчас фриц был такой же холодный и серьёзный как тогда, на площади, но в его глазах было так много эмоций. Почему этот гад не может быть просто плохим, чтобы у младшего лейтенанта не возникало сомнений?! Эта мысль так сильно злит юношу, что ему хочется взорваться как триста тонн тротила. — Мне пора на перевязку, — напряжённо хрипит танкист, получив от Ягера лишь разрешающий уйти кивок и разочарованный взгляд, который быстро трансформируется в надменность и безразличие. Ивушкин уверен, сегодня они не будут вместе курить, да и вряд ли это когда-либо повторится.