Отражение

- О, что за откровенный бред крутят уже какой раз?.. – Лаф, скривив губы, быстро переключил частоту и только потом вернулся к раскладыванию круассанов на витрине. - То параллельные Вселенные, то «Небеса слышат вас, будьте осторожнее со своими желаниями»… Джон, что ты слушаешь? Уже начинать следить за тобой, чтобы убедиться, что ты не ходишь на собрания какой-то секты вместо митингов? - А? – Джон, видимо, всё это время слушавший низкое кошачье ворчание Жильбера вполуха, оторвал взгляд от экрана телефона и вопросительно посмотрел на друга. – Я просто отвлёкся на сообщение сестры и не настроил нормально. И разве французам не нравятся подобные романтические вещи? – Лоуренс явно шутил, отчего его глаза, мешки под которыми практически исчезли за последние месяцы, весело поблескивали. - Ха-ха, - Лаф отреагировал холодновато. – Я француз, а не идиот. А сообщение от какой сестры? У тебя она не одна, так что уточняй. Сегодня же должна прийти Мэри, если я не ошибаюсь? О, этот чертёнок в ангельском обличье… - От Марты. Написала, что Мэри сегодня придёт сама. Всё, как обычно, но есть вероятность, что задержится из-за проверочной в колледже, - Джон буквально цитировал суховатое сообщением сестры. У лестницы на второй этаж уже была подготовлена площадка для Мэри: отодвинули столы, поставили стул, микрофон и прочее. Джон даже развесил причудливые старомодные гирлянды с лампочками, которые он откопал на какой-то распродаже. Вид всего этого вызывал у Лоуренса сладкую тоску, которая обычно толкала людей то к улыбке, то к слезам. Джон с нетерпением ждал сестру и вместе с тем не хотел этой встречи, что также терзало его не первый раз. - С тех пор, как мы стали помогать начинающим музыкантам, посетителей стало побольше, - оптимистично заметил Лаф, довольно осматривая едва ли не забитое помещение. - Да уж. Люди любят живую музыку. Да и мы принимаем музыкантов ближе к выходным. Это сказывается на посещаемости. Для этих ребят наше место куда лучше улицы, а сейчас ещё и холодать начинает, - Лоуренс отвечал отстранённо, потому что мысли его были вовсе не о том. - Да, мне кажется, половина чаевых, новые слушатели и кофе под боком им тоже по душе. - Я рад, что мы помогаем им выбраться на публику, а они помогают нам сделать это место более живым. Ты видел, как пожилые супруги танцевали, когда пел Уилл? Это было самое милое из того, что я видел за последнее время. - И это французы романтики? – усмехнулся Лафайет, проходя к кофемашине, чтобы сделать кому-то капучино. Джон ничего не ответил, лишь покачав с улыбкой головой, и ещё раз проверил телефон на наличие сообщений. Ничего не обнаружив, он отчалил от стойки и поплыл бороздить зал. Лоуренс также беспокоился об Александре, который практически пропал с радаров в последнее время. Причина стала понятна, благодаря большому письму, которое Гамильтон оставил ему в ту далёкую ночь. «… иногда мне кажется, что мы с ней поторопились. Познакомиться в конце зимы, а к апрелю уже надеть кольца: многих удивляет этот факт, когда я оглашаю его. Редко кто на такое решается столь быстро. Впрочем, в последнее время мне кажется, что в чём-то это удивление оправдано. Я вижу, как она несчастна иногда, и это разрывает мне сердце. С моим образом жизни тяжело мириться, и ей приходится переступать через себя, но я не слепец, чтобы это не замечать. Я амбициозен, а она ищет покой и уют. И это только верх айсберга. А я, Джон… Мне порой стыдно, когда я слишком долго смотрю на кого-то другого. Моя совесть нечиста, хотя я никогда не изменял Бетси, Бог мне свидетель. Чего я стыжусь? Понимания того, что отчасти вру, когда говорю, что люблю её всё так же сильно? Я не знаю, мой дорогой друг, и потому так потерян. Я хочу для неё лучшего, потому что Элайза поистине лучшая из женщин…» - Лаф, а ничего не слышно от Алекса? – Лоуренс всё-таки завёл этот разговор, как только подошёл к стойке. - Ох, Джон… - Жильбер помрачнел и с явным сожалением покачал головой. – Ты же знаешь, всё становится сложно, когда дело склоняется к разводу. - Мне ли не знать. - Я писал ему, но Александр немногословен, что говорит о его состоянии. Нужно время, как и всегда в таких делах. По крайней мере, они расходятся, как и сошлись: по любви. Их не связывают дети, какие-то стандарты, поэтому, стоит полагать, решение весьма обдумано. Александр вернётся к нам, как будет готов. Они оба помолчали, обдумывая каждый своё, но это продлилось недолго. В кафе влетела небольшая подвижная девчонка с гитарой в чёрном чехле за спиной. Куртка была распахнута, а девочка широко улыбалась, оглядываясь на дверь. Это и была Мэри Лоуренс, младшая из всего их «выводка», как ласково называла своих детей Элеонора. Она только перебралась в Нью-Йорк для обучения в колледже. Это приравнивалось к обретению полной свободы: отсюда и нежно-розовые волосы по плечи, и резкая смена стиля на более современный и открытый, и множество других изменений, частых для подобных случаев. Джон тут же вышел из-за стойки, чтобы обнять сестру, и тут же заметил, как её улыбка стушевалась от смущения. Мэри отвела глаза, но обняла брата, что-то пробормотав ему в грудь. - Мисс Мэри Лоуренс, Вы опаздываете удивительно по-дамски, - Джон улыбнулся сестре без тени сомнения, глядя на неё с любовью, за которой не было видно всей боли и горечи от того, что та всё ещё тушевалась в его обществе. – Всё хорошо? - Да, прости. Всё нормально. Думала, что Марта предупредила тебя насчёт проверочной. Я… Тогда сяду сразу играть, чтобы не задерживать ещё больше. - Как тебе хочется, - Джон не давил на неё, принимая шапку и куртку, чтобы отнести их к крючкам. Во время первой песни Джон повторно обошёл зал, раздавая заказы и замечая, что сестра избегает встречи их взглядов, но во время второй она и вовсе запнулась, когда всё-таки позволила себе взглянуть на лицо брата. They talk about us But I don't know the things that you have heard. * Мэри запнулась на последнем слове, но её тут же поддержали тихими аплодисментами и она, опустив глаза, в которых на миг блеснули слёзы, продолжила. Джон с огорчением отметил, что ничего не изменилось: Мэри всё ещё было тяжело смириться и уж тем более принять то, что разлучило её с любимым братом. Лоуренсу было не легче, и это не осталось незамеченным. Рядом с рукой Джона, с силой сжимающей полотенце, появилась пачка сигарет. Лафайет понимал всё и чертовски вовремя предложил выход. Лоуренс благодарно кивнул и тихо покинул кафе. На улице лишь едва слышалась музыка, звучавшая внутри, но стоило только отойти чуть подальше - она практически стихала. Завернув за какой-то угол, чтобы не курить на тротуаре, Джон чуть дрожащими пальцами вынул сигарету из пачки и закурил, подняв глаза к небу. Звёзд не было, но пространство над головой казалось иссиня-чёрным и глубоким. Это только удручало, так что Джон опустил глаза и принялся осматривать улицы. Фонари, машины, люди – всё, как обычно. Кроме одного. Перед кафе мялся кто-то в худи, капюшон которого высовывался из-за ворота тёплой куртки, делающей этого человека ещё меньше, чем он был. Красноватый нос выглядывал из-за небрежно наброшенного шарфа. Только вот шапки не было, так что под тёплым светом, льющимся из кафе, волосы казались шоколадными. Несмотря на всю неопознаваемость, Джон понял, кто это был. - Александр! – его голос дрогнул от радости. Гамильтон резко обернулся, застигнутый врасплох, но заметив, как радостно смотрит на него Джон, бросился ему навстречу. Они сошлись посреди тротуара, крепко сжав друг друга в объятиях. Людям приходилось обходить их, но они не двигались. Джон вдыхал знакомый аромат крепкого кофе и терпкого шампуня Алекса, и не мог перестать улыбаться, зарываясь носом в его шарф. Однако вскоре отойти им всё-таки вскоре пришлось. - Я рад видеть тебя, - Алекс выглядел вымученно, но не врал. – Не знал, что ты куришь. - А, это… - Джон печально усмехнулся. – Привычка, доставшаяся от друга зелёной юности. Сейчас пытаюсь бросить и берусь за сигарету только в сложных ситуациях, - ответил Лоуренс, не зная стоит ли спрашивать о состоянии Александра, потому что всё было как-то одновременно очевидно и необъяснимо, но Гамильтон сам разрешил его дилемму. - Я видел Мэри в кафе, а теперь узнаю про сигареты в сложных ситуациях. Что случилось, Джон? – Алекс опять удивил способностями своей «феноменальной» памяти, ведь Лоуренс лишь однажды показал ему фотографии членов его семьи. - Да ничего такого, - попытался он соврать, но испытующий взгляд Гамильтона, ничуть не потерявший силы над Джоном даже в этой ситуации, забирался глубоко внутрь; Лоуренс понимал, что ему нужно куда-то девать свои чувства, а уж Александру их можно было доверить без лишних сомнений. – Хорошо, я скажу. После моего разрыва с семьёй, о котором ты, я не сомневаюсь, знаешь, у меня довольно сложные отношения с каждым… Про мать и отца вообще говорить не буду. С Мартой мы общаемся, как клиент с адвокатом: формально, редко, по делу. Но она всегда была такой. Это не значит, что мы больше не брат с сестрой, но что-то обязательно меняется, когда люди практически прекращают видеться. Мы переписываемся, не теряемся и этого достаточно. Временами она заезжает с Мэри на пару минут. Генри слишком занят. Он и до этого был очень деловым парнишкой, но после того, как стал… - Джон сделал паузу, отыскивая слова и пытаясь перебороть внутреннее сопротивление, но вскоре продолжил. - Единственным сыном, который может принять наследство отца в большей мере, его и вовсе придавило, насколько я знаю от Марты. Он не отвергает меня как брата, но мы узнаём друг о друге исключительно через сестру. С Мэри же самая тяжёлая история. Она младшая и очень привязана ко мне. Ей крайне тяжело переживать тот разрыв, что произошёл в семье. Мэри безумно любит меня, как и я её, и отказывается понимать, почему я не вернусь. Просто согласиться на условия отца и всё. Для неё моё… положение вполне подвержено выбору. Ей стыдно и неловко, она не свыклась с мыслью о том, что её «бросил» брат из-за каких-то там предпочтений, которые, по её мнению, можно сменить, как хобби. Тем более видеться мы стали только с тех пор, как она начала выступать у нас. По инициативе Марты, конечно. Она беседует с ней… Возраст тоже даёт о себе знать. Нужно время, чтобы принять всё это. Всем нам. Сигарета уже давно была выкурена, но Джон всё держал её остатки в руке, глядя на асфальт под ногами. Он выдал положение дел весьма сжато, но всё равно это было нелегко. Однако несмотря на воскрешённую обиду, горечь и тоску, дышать стало легче. Александр был рядом, и только сейчас Джон заметил, что он сжимает его руку у локтя. - Нам всем иногда нужно время. Оно не лечит, потому что только сам человек может исцелить себя, но время даёт силы на этот шаг. Но позволь спросить: сейчас ты всё ещё считаешь, что правильно сделал, решившись на такие радикальные перемены? - Ты прав. Как всегда, - Джон принимал это уже как данность. – А твой вопрос… Очень сложный. Я терзался там, когда притворялся кем-то другим, и терзаюсь здесь, разбираясь с последствиями. Когда мне приходилось врать, основной проблемой было то, что я делал это как бы для семьи, но в ущерб себе. Это рвало меня на части: счастье семьи окупалось моими личными проблемами. В какой-то момент второе меня довело и случилось то, что случилось. Я не думал, что без семьи, с правдой на воле мне будет жить легче, нет. Я не желал другой жизни, потому что люблю свою семью и просто хотел перестать им врать, хотел, чтобы меня приняли, ведь я всегда остаюсь их сыном, тем самым, что жил с ними долгие годы до моего признания, - Джон чувствовал, что слова даются всё труднее и труднее, но рука, сжимающая его локоть, и понимающий взгляд напротив давали силы продолжать. – Сейчас я никому не вру и практически принял себя, но вряд ли чувствую ту свободу, которую искал. Раны слишком свежи даже спустя годы. Я держусь на плаву, благодаря кафе, которому отдаю всего себя, своим друзьям и тем, что я помогаю другим людям. Решение чужих проблем – это хорошая вещь, но мои личные никуда не деваются. Так что… Я сам не знаю, стоило ли это того. Скорее, да. Когда ты всё время скрываешься и врёшь, то… Это безумно утомительно. Порой смертельно. Джон, смотревший на Алекса во время своего рассказа, теперь не мог отвести от него взгляд. Красноватый от холода нос, выглядывающий из-за небрежно повязанного шарфа, взлохмаченные волосы, не желающие спокойно сидеть за воротом куртки и лезущие в разные стороны, лицо, бледное и неизгладимо уставшее… Несмотря на собственное несчастье, Александр поставил на главное место проблему друга. Вдруг Джон почувствовал себя удивительно маленьким, но недоступным для своры своих проблем, для злобы мира и жестокости судьбы. Рядом с Александром ему стало уютно и тепло до боли в сердце. Он никогда не видел его таким и жалел, понимая, что не ему одному это доступно. Сильное желание снова обнять его, прижав к себе как можно сильнее, накрыло Джона. Он уж покачнулся в сторону Алекса, но… Лишь обошёл его, по-дружески потрепав по плечу. - Большое спасибо, что ты выслушал. Думаю, это было мне нужно… Идём в кафе, пока ты не отморозил себе нос окончательно. Там как раз Лаф. Он сделает что-нибудь вкусное. Мы ведь все безумно скучали и волновались, так что твоё появление только обрадует его, а то весь день ворчит… - Как раз послушаю, как поёт твоя сестра. Ты хвалил, я помню, - Алекс, выполнив свою благую миссию, теперь умело поддержал тему, на которую решил перейти Джон. - Ты вообще хоть что-нибудь забываешь, Александр? Но да, она талантлива. Ей из генетического набора нашей семьи досталось едва ли не самое лучшее. - А что же досталось тебе? - Упрямство? Интеллект? Красота? Всего понемногу. Можно, сказать, что и нетрадиционная ориентация оттуда, так как доказано, что это заложено генетически, но лучше не будем об этом, если не хотим увидеть, как со стороны Южной Каролины что-то взмывает в небо на горящем стуле. С лёгким смехом они вошли. Мэри играла слегка переделанную версию «Story of another us» любимой когда-то группы. Джон не знал остались ли в доме плакаты этих ребят, практически заменяющие обои на стенах её комнаты, но судя по тому, что она всё ещё пела их песни, чувства были живы. Как старший брат он нередко насильно привлекался к оцениванию новых песен, знакомству с биографией каждого участника группы или банальной поклейке плакатов, пока Мэри смотрела, чтоб было ровно. Но он также первый слушал и опыты младшей сестры. Например, эту песню, она сделала более чувственной, медленной и глубокой. Её нежный голос и наличие одной только классической гитары не позволяли ей полностью повторять песню со всей экспрессией, криками и прочим, так что она просто переделала её. We're still first in line for The front row of last resorts One last ditch, a new beginning So take this heart put yourself in it This surprise ending I'm depending on ** Пока они размещались за стойкой, Мэри закончила куплет, поблагодарила публику и начала собираться. Джону показалось это немного странно и братское чутьё его не подвело: обычно она заканчивала позже. Он тут же принялся взглядом искать улики, и вскоре ему всё стало понятно. - Уже убегаешь, крольчонок? Рановато, - сразу начал он, когда сестра подошла к стойке. - Да, хотела сегодня пораньше освободиться: надо подготовиться к тесту. - Ага. Насколько я понимаю, эти самые тест и проверочная, из-за которых ты опоздала и теперь уходишь пораньше, сейчас мнутся вон там, прямо за нашими дверьми. Я прав? – Джон кивнул в сторону парня, маячившего у входа, и с приподнятыми бровями взглянул на сестру. – Мэри, ты пытаешься обмануть брата, который знает тебя с тех пор, как ты… - Джон! – девушка покраснела и хлопнула ладошкой по стойке. - Отец или мать знают? - Нет. - Почему ты не познакомишь их?.. - А почему ты не найдёшь себе девушку, Джон? - Tu as une langue bien affilée! - C'est de la famille et il est avec mon mauvais caractère.*** - Смотрю, французский добрался и до тебя. - Ты знаешь, что у отца методы воспитания одни и те же. А вообще… Не очень сложно догадаться, почему я им ничего не говорю. Джон ещё раз повернул голову в сторону дверей, присмотрелся. Тёмная кожа, короткие чёрные дреды, пухлые губы… - Ваш отец ещё и расист? – тут уже голос подал удивлённый Алекс, опередив Джона. - А Вы ещё кто такой? – Мэри тут же враждебно насупилась, глядя на незнакомого человека из-под бровей. - Это Александр Гамильтон, мой друг, - Джон тут же осадил её, пояснив, и Мэри перестала метать взглядом молнии. - Алекс… Приятно познакомиться. Мэри, сестра Джона. Слушай, если у тебя есть Алекс, то, может, познакомим его с Марти?**** Этот её Дональд меня раздражает. Зато хоть она не разочарует отца в плане выбора партнёра, - Мэри фыркнула. – Так можно мне уйти? - Минуту. Лаф, можешь, пожалуйста, сделать два чая с собой? Кофе ещё напьёшься, не дуйся, Мэри. Если отец, мать и Марти пролетают, то с ним познакомлюсь я. Без возражений. Это сделка, Мэри: мы знакомимся, а я молчу. У девушки просто не было выбора - она молча кивнула и пошла одеваться. Когда Джон вернулся, Лафайет и Александр тихо о чём-то разговаривали, так что он не стал беспокоить друзей. Их лица были достаточно серьёзными, чтобы прийти к соответствующим выводам. Впрочем, заняться было чем: дело шло к закрытию, люди понемногу расходились и на столах оставалось достаточно чашек. Джон возвращался с очередным подносом, когда заметил, что разговор друзей перешёл уже в более лёгкое русло: они улыбались. - Джон, мы решили куда-нибудь сходить. Маллиган же давно звал нас в какой-то бар у реки. Могу я тебе помочь, чтобы вы закончили быстрее? – Алекс хоть и выглядел всё так же потрёпанно, но голос у него стал пободрее. - Думаю, да, если ты хочешь. Можешь пока разобраться с грязными чашками. - Я тоже так начинал, Александр. Видит Бог, рано или поздно он всех нас перетащит сюда, - тут же отпустил свой яркий комментарий Жильбер. Джон лукаво улыбнулся в ответ, а через несколько часов святая четвёрка уже шаталась по набережной, воскрешая дух их Александра. * Строки из песни «I’m Not Her» by Clara Mae. ** Строки из песни «Story of another us» by 5 Seconds of Summer. *** - У тебя довольно острый язык! – Это семейное и идёт в комплекте с дурным характером. (фр.) **** Просто одна моя выдумка. Джон и Мэри иногда шутливо называли Марту Марти. И, собственно, Алекс + Марти = шутки про «Мадагаскар».