Отражение

До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди… - С. Есенин. 1925 г. [1779] Первое, что увидел Лоуренс после встречи с Вашингтоном – свою лошадь, стоящую на дыбах. Этот конь был весьма непокладист, и оттого его характер многим чем-то напоминал характер его владельца. - Опять шалит, сэр, - пояснил держащий коня под уздцы вояка, когда животное, завидев Лоуренса, чуть присмирело. – Уж не знаю, как Вы с ним ладите. - Как-то выходит. Он славный товарищ в бою: ни пуль не боится, ни огня, ни штыков, - проговорив это, Лоуренс ловко вскочил в седло, принял поводья и осмотрелся кругом, пока конь под ним уже нетерпеливо переступал с ноги на ногу. – Не подскажете, где сейчас можно найти Александра Гамильтона? У меня срочное дело. Получив ответ, Джон кивком отблагодарил мужчину, и рысью повёл коня между снующими туда-сюда людьми, телегами и зданиями. Когда декорации сменились на более свободные, полевые, лошадь сама пошла живее, похрапывая от усилившегося запаха пороха, пота и размятой под солдатскими сапогами мартовской грязи, но Джон крепко держал поводья и ровно, как струна, сидел в седле, не прекращая выглядеть одновременно холодно и сосредоточенно даже в ритме езды. Его взгляд, острый и морозно-чистый, скользил по множеству лиц, выискивая лишь одно: лицо Александра Гамильтона. Он нашёлся на возвышенности, откуда осматривал укрепления и где беседовал с каким-то серьёзным мужчиной в возрасте. Джон остановил коня, чтобы лучше рассмотреть Александра. Его чинная фигура хорошо выделялась на фоне чистого, чуть блеклого неба, но лицо всё ещё не теряло мягкости и приятного выражения, свойственного прирождённым дипломатам и умнейшим политикам. Александр заметил Лоуренса лишь тогда, когда диалог закончился, и, отдав кому-то пару указаний, принялся спускаться. - Джон, ты довольно быстро вернулся, – замечание было формальным, но скрывало за собой не что иное, как радость от столь скорой встречи. – Что ж Конгресс? - Что-то тянет меня к полям сражений, отчего я не могу долго находиться в безопасной дали, - столь же формально отозвался Джон, но Александр и под этой оболочкой раскрыл те слова, которые хотел бы сказать Лоуренс. – Конгресс благоденствует в собственной чрезмерной разумности, как и всегда. Но предлагаю проехаться и осмотреть дальние укрепления, а по пути я всё расскажу подробнее. Александр согласился, хоть и не любил ездить верхом хотя бы из-за того, что он не отличался высоким ростом, чего не скажешь о большинстве лошадей. Но годы войны и практики делали своё дело, и Гамильтон вскоре наловчился довольно резво и быстро забираться в седло. Несмотря на это, Джон трепетно хранил в памяти те дни, когда это навык у Александра ещё отсутствовал. - Оу, сэр Гамильтон, Вы сегодня не на своём выездном пони, - шутливо удивился Лоуренс, когда Александр поравнялся с ним, и они уже вместе двинулись дальше. - Он захворал. Сложно возить на себе столь великого человека, когда сам величиной не вышел. Да, Александр никогда не лез за словом в карман. Джон звучно рассмеялся в ответ и припустил коня побыстрее: они выходили на более просторное и менее заполненное людьми место. Александр не отставал, но стоило ему нагнать Лоуренса, как он тут же пускал своего коня ещё быстрее. Тот чувствовал волю и шёл хорошо, мягко перепрыгивая попадающиеся окопы, к которым уже привык. Спустя какое-то время столь скорой езды, оба всадника оказались на пустой поляне у небольшого подлеска и только тогда Джон осадил своего коня, разворачивая его и направляя навстречу неспешно скачущему Гамильтону. Александр разрумянился от езды и холодного воздуха, волосы его слегка растрепались и теперь тёмно-рыжие пряди, выглядывая из-под шляпы, лежали на лбу и на плечах, а глаза и лицо сияли неподдельной радостью и удовольствием. Именно такого Александра знал и любил Лоуренс: он переставал быть важным лицом для других и превращался снова в мальчишку-иммигранта с большими амбициями, мало-мальскими навыками в обращении с высоким обществом и неостывшей восторженностью. - Так что они сказали, Джон? – Гамильтон остановил свою рыжую кобылку и снял шляпу, чтобы убрать волосы со лба, но глаза его так же жадно, восторженно и внимательно смотрели на молчаливого Лоуренса, едущего шагом к нему навстречу. - Мой дорогой Александр, - Джон начал с какой-то низкой и печальной ноты, что тут же смыло с лица Гамильтона улыбку, - Конгресс одобрил идею. - Это же чудесно. Почему ты так хмур? Ты ведь стремился к этому и… - Меня отправляют на юг. Александр замолчал, рефлекторно отшатнувшись и дёрнув поводья на себя, отчего его лошадь чуть попятилась. Мгновение они смотрели друг другу в глаза, находясь в метре друг от друга. Лоуренс увидел, что не один он понял: этот перевод что-то изменит, отчего он страшен, как тропа ведущая в тёмный лес. Ещё неизвестно, что ждёт тебя впереди, но страх и дурные опасения уже гнездятся в голове. - Что ж… - Гамильтон помрачнел и прокашлялся, снова надевая шляпу и отводя глаза. – Это того стоит. Мы будем писать друг другу, и это ты мне должен обещать. И ещё береги себя, потому что твой нрав делает тебе много чести, но мало служит твоему здоровью. - То же я могу сказать и о тебе, Александр. Ты же знаешь, что я всегда хотел лишь твоего счастья и помогал тебе во всех свершениях. Моё плечо всегда будет рядом. - Мне не нравится твой тон, Джон. Ты говоришь так, будто едешь не на юг, а на расстрел. - Мы не знаем, что нас ждёт за Рубиконом, но я всё так же буду любить тебя, клянусь. Всегда и везде. Как только это стало возможно, Джон наклонился к Александру, снял с него шляпу и, прикрыв ей их лица, поцеловал его. Лоуренс целовал, как в последний раз, верно угадывая то, что это он и есть. Медленно, напористо и нежно, едва дыша и стараясь запомнить всё. Но когда-то это должно было кончиться и Джон с улыбкой, отягощённой горем, быстро вернул шляпу на голову Гамильтона, со смехом хлопнул его лошадь по крупу и пришпорил свою. Когда-то всё кончается. И это Джон понимал всегда. Жизнь граничила со смертью, смелость – с безрассудством, а их любовь - с участью на виселице. Душа Лоуренса была пропащей, но Александр ещё имел шанс и Джон не собирался его отбирать. Несясь по полям, он чувствовал, как слёзы жгут глаза, а линия, которую он так боялся перешагнуть, остаётся позади. А впереди… 1779 – неудача с проектом, сражения, во время одного из которых под Джоном погиб его конь. Множество ранений, но он жив. 1780 – снова сражения, мучительный плен, письма. Свадьба Александра. Джон умирал внутри, получив самое глубокое ранение в своей жизни, но он жив. 1781 – дипломатическая миссия во Франции, обмен отца на генерала Корнуоллиса, Нидерланды. Встреча с Александром, голос которого стал решающим относительно поездки во Францию. Джон хотел бороться на юге родной стране, но пришлось изнурять себя за её пределами. Изнемождён борьбой, пуст и оторван от дома, но он жив. 1782 – Йорктаун, Джон с Александром плечом к плечу, капитуляция Британии, возвращение в Чарлстон… Когда-то всё кончается... *** … но вместе с тем всегда начинается что-то новое. chips killer: «Алекс, я тут подумал и решил, что согласен. Когда я могу начать перевозить вещи?».