***
«Сбежала, сбежала, сбежала!» — бешено колотилась мысль в плавящемся от ярости и ужаса разуме. Он уснул совсем ненадолго, а когда проснулся, то его руки были пусты. Она исчезла. Опять! «Не уйдёт! Не Уйдёт! НЕ УЙДЁТ!» Не мешкая ни секунды он поймал запах, яркой лентой повисший в пространстве. Её кровь. Убегая, она оставила за собой отчётливый след. Он видел слабое свечение. Маленькие пятнышки на полу чуть заметно мерцали, указывая путь. Быстрее, быстрее. Её запах всё ближе, всё отчётливей. Ещё несколько поворотов. Да! Вот она, застыла рядом с разрушенной лестницей. В груди что-то болезненно сжалось. Если упадёт, то может умереть. Он приближался тихо. Если издаст хоть звук, то она может испугаться и упасть. Всё, он уже достаточно близко. Рука ложится на плечо и крепко сжимает. Теперь не упадёт.***
Мерзкая рожа перекошена болезненным блаженством. Дрожат веки, чёрные потёки на щеках как слёзы. Ноги удерживаются стальной хваткой. Липкая влага медленно просачивается наружу несмотря на то, что монстр всё ещё внутри. Сколько раз это уже повторялось? Как давно оно притащило меня обратно? Пытка по одному и тому же сценарию. Внутри всё порвано. От звериной грубости и жестокости. Я ощущаю как сочится кровь, и как вытекает густая сперма. А оно словно насмехается. Вновь и вновь эти объятия-путы, что порочат само понятие, низводя всё до грязного, омерзительного контакта, отбирая истинное предназначение объятий — выражение любви. Прижимается лбом к моему лбу. Грязное, какое же грязное существо. Волосы ублюдка сальные, поблёскивающие от количества жира. Все неровные, подстриженные непонятно чем и мерзко воняющие. Я и сама теперь смержу как это чудовище. Потом, кровью, спермой.***
Но самым жутким воспоминанием стало кормление. Разбитая, уставшая, я нуждалась во сне, и пусть монстр был рядом, но ничего страшнее того, что со мной было, казалось, уже не могло произойти. Оно сидело рядом. Молча. И ждало. Я ни разу не слышала от этого демона ни слова. Лишь отдельные звуки, не имеющие никакого отношения к речи. Словно бессловесное животное. Хотя почему «словно»? Поняв, что я проснулась, оно нетерпеливо придвинулось, протягивая огромный шмат сырого мяса. Так вот откуда была эта вонь. Оно ест сырое мясо. Хотя чего можно ожидать, если даже зубы не как у людей? Сколько я не ела? Сутки? Или может уже два дня? Общая слабость кричит об истощении, но от запаха просто воротит. Во рту скапливается горькая слюна, предвещающая рвоту. Я могу лишь отвернуться. Лишь бы не видеть и не чувствовать этого запаха. Но монстр не сдаётся, обходит с другой стороны и снова тычет в лицо этой гадостью. Так и не дождавшись реакции, он задумчиво, безглазо щурится, а затем отрывает зубами небольшой кусок, и, выплюнув его в руку, вновь предлагает. После такого невозможно даже подумать о том, чтобы это съесть. Так и не дождавшись реакции, монстр резким рывком поднимает меня, а затем, ухватив за щёки и медленно надавив, заставляет открыть рот. Как только это ему удаётся, он ловко пропихивает кусок между моих приоткрывшихся губ. Вкус сырого мяса оказывается ещё хуже его запаха, и даже выплюнуть его не получилось, мне просто зажали рот ладонью. Три раза это повторялось, три раза приходилось давиться крупными кусками, которые не удавалось и не хотелось прожёвывать, и когда перед лицом замаячил очередной обслюнявленный кусок, я забилась в истерике. Сырое мясо ужасающей тяжестью упало на дно изголодавшегося желудка, который тут же сердито заворочался. Тошнота от голода и совершенно неприемлемой пищи подкатила к горлу. Монстр ещё несколько раз попытался накормить извивающуюся меня, но когда я начала задыхаться от затопившей меня истерики, он всё же отступил.***
«Заснула? Заснула. Безопасно?» Джек бы никогда не стал засыпать там, где чувствовал хоть какую-то опасность. Теперь он всё лучше осознавал, что в момент, когда он нашёл её, она не спала. Он не знал, что это было, но сном это точно не являлось. Но сейчас она заснула. Значит, больше не убежит? Решила, что здесь безопасно? Она останется здесь, не уйдёт? Прижимая Сияющую к себе, он с удовольствием крутил эти мысли в голове, пока его не прервало уже давно не посещавшее его ощущение. Голод. Теперь и он стал другим. Не настолько дурманящим сознание, не таким пронзительным. И привычных криков в голове нет. Тихо встав, он направился к своим запасам. Голод на удивление быстро утих, стоило съесть самую малость. Джек внимательно прислушивался к своим ощущениям. Нет, голода не было. Зато появилось приятное чувство в районе живота. Он задумчиво повертел в руках кусок протухшего мяса и всё же решил его доесть. И лишь он хотел вернуться обратно к Сияющей, в его рассудке вспыхнула мысль: «Голодная!». Он поел сам, но Сияющая не ела. С нетерпением и предвкушением он начал обнюхивать каждый кусок в поисках самого свежего, самого аппетитного экземпляра. И вскоре такой нашёл. Полный гордости он принёс находку женщине. Он весь извёлся, дожидаясь пока она проснётся. Но она отказалась, отказалась есть! «Почему не ест? Голод!» Он слишком хорошо знал, насколько невыносимым и болезненным может быть чувство голода. Она тоже должна есть, чтобы не чувствовать этого. Предлагая и так, и эдак, он вдруг вспомнил о кое чём важном. У людей были другие зубы. Он много раз избавлялся от челюстей своих жертв, усеянных плоскими, тупыми зубами, подходящими разве что траву жевать. Наверное, она просто не может откусить! Джек воодушевился и оторвал небольшой кусочек, ожидая, что она, наконец, поест. Но увы, она всё продолжала отказываться. Внутри начало расти чувство тревоги. Она ДОЛЖНА поесть! Почему это было так важно, он всё ещё не мог понять, но своим чувствам предпочитал доверять. Обычно ни к чему плохому они не приводили. Поэтому он решительно приступил к делу. Проталкивая кусочки мяса в маленький аккуратный рот, он заставлял глотать пищу, не позволяя её выплюнуть. Но когда он приготовил очередной кусок, она резко воспротивилась. Забилась в руках, отворачивалась, пыталась сжать зубы. Джек всё ещё не оставлял попыток, до тех пор, пока она не начала практически задыхаться. Беспокойство, что своими действиями он навредит ей больше, чем это сделает голодовка, заставило его прекратить. Если захочет, то поест, у них много еды.***
Мне постепенно становится всё хуже. Слабость дополняется жаром, тошнотой. Бороться нет ни сил, ни желания. Монстр продолжает вновь и вновь тянуть ко мне лапы. Но теперь хотя бы не ранит когтями, пытаясь справиться с сопротивлением. Зрение всё чаще сбивается, позволяя увидеть чёрную, мерзкую сущность чудовища, которая дрожит, шипит и рвётся наружу. Оно нашло себе новое развлечение. Когтистые лапы раз за разом проходятся везде, где только могут. Монстр вертит меня, словно беспомощную куклу: то поднимает, притягивая на серую прохладную грудь, вынуждая беззвучно корчиться от отвращения, то опускает животом на матрас и слепо шарит по спине. Теперь я не могу подняться. Ступни опухли и болят, тело неподъёмное. Мысли путаются, перестают быть связными. Я тону в аду, изредка выныривая из полубессознательного состояния, чтобы ощутить ледяные прикосновения, которые дарят мимолётное облегчение, спасение от плавящего внутренности жара. Сквозь дрёму чувствую, как в рот льётся поток густой, тёплой жидкости с металлическим привкусом, и слышу далёкие, едва различимые крики. Хотя, может это лишь порождение воображения? Лихорадит, тело тяжёлое, болит, ноет. Кажется, словно по венам течёт раскалённый свинец. Как будто я под водой, так глубоко, что на меня давит многокилометровый столб воды. Вот-вот раздавит, ещё немного и превращусь в лепёшку. Сознание угасает, а тело внезапно становится лёгким и… свободным. И больше не жарко, не страшно, и совсем не больно. И я лечу вверх! Тёплый, ласковый поток воздуха подхватывает меня бережно, мягко, и уносит высоко-высоко, туда, где всё будет хорошо, где больше не будет страшно и больно, никогда…***
Больше не отталкивает, не сопротивляется. Тихо обмякла в его руках. Приятно, теперь он может спокойно к ней прикасаться. Но с каждым днём она становится тусклее. Тусклее и слабее. Кажется, её тело стало более горячим. Дыхание всё тише, даже сердце стучит медленно, неохотно. Он не понимает что с ней. Но пытается сделать хоть что-то для неё. Притаскивает скулящую пищу, и, располосовав ей руки, поит своё сокровище свежей, ещё горячей кровью. Её она точно сможет проглотить, раз уж ей трудно есть мясо.***
Что-то не так. Тревога грызёт изнутри, заставляя бесцельно метаться. Ему страшно отдаляться, поэтому он ни на мгновение не отходит от неё. Её сон беспокойный и она почти не просыпается, а её тело горячее, как нагревшийся на солнце асфальт.***
Сердце, и до того бившееся с трудом, вдруг взволновалось, и, пару раз судорожно сжавшись, утихло. Оно больше не билось. Сколько бы он ни ждал, оно так и не начало биться вновь. Она больше не дышала, тело неумолимо остывало, а свет души исчез, рванувшись прочь. Он мог лишь беспомощно сидеть рядом, в нелепом порыве ухватив её коченеющую руку. Что не так? Почему? Он ведь просто хотел стать с ней един! Эгоистичное желание не удалось исполнить. Как бы долго он ни был рядом, он так и не смог получить того, чего желал. Разум затопила лавина мыслей. Может, и впрямь… получится? Он давится мясом, отдающим страданием. Крошатся в зубах кости. Больная, густая кровь обволакивает язык, а съеденное подкатывает к горлу кислым комком. Но он продолжает поглощать то, что от неё осталось. Истерзанную оболочку, которая вновь не засияет.***
Его руки пусты. Он поглотил ту её часть, что смог удержать, но ничего не почувствовал. Ничего из того, что чувствовал с ней прежде. Из горла непроизвольно вырвался клёкот, а смола стала вытекать из глаз мощными толчками. Воя, он вцепился себе в волосы, повалившись на грязную лежанку. Вой стал лишь отчаянней, когда он почувствовал отвратительный запах её смерти и боли, пропитавшей тонкий матрас. От неё не осталось ничего. Ни света, ни тепла, ни даже запаха. Лишь болезнь и слёзы всё ещё висели в пространстве смрадным напоминанием.***
Джек, обессилевший от отчаяния, лежал на пропитанном кровью матрасе, сжимая в руке пучок запутавшихся, липких волос, которые смог слепо нашарить. Он прижимал их к груди, а из искажённого в гримасе рта вырывался хрип вперемешку с булькающими всхлипами. Почему она умерла? Почему она оставила его? Почему ей было больно? И почему… он даже не задумывался об этом? Если бы он не прикоснулся к ней, она бы продолжила сиять как и прежде? Если бы ему снова выпал шанс её встретить, что бы он сделал? Если бы она явилась вновь, если бы он смог её отыскать… даже если он не сможет к ней приблизиться, нет, он не посмеет к ней приблизиться, или коснуться её. Ведь главное… что бы она могла вновь засиять как прежде, до того, как он забрал её. Никогда прежде не задававшийся такими сложными вопросами, Джек лежал, а в голове его вместо кричащего властолюбивого голоса были лишь собственные болезненные и бесконечно виноватые, ужасающие мысли, начинающиеся одинаково.«Если бы…»