***
Саша просыпается в поезде рано-рано от того, что лучи солнца невежественно бьют в глаза, заставляя жмуриться. Постельное белье пахнет растворимым кофе и стиральным порошком, вовсе не въедчиво, а приторно лавандой. К Мелитополю поезд подъезжает ближе к девяти — выглядывает в окно — на небе светло-сизое зарево и перистые лиловые облака, так что сейчас около пяти утра. Саша приподнимается на локтях, и его в сон больше не клонит, веки не такие тяжелые. Он ищет рюкзак, где помимо телефона, документов и прочего барахла есть прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором завернута булочка, купленная ещё вчера. Саша нащупывает её, она уже не такая теплая, но все ещё мягкая. Он старается не шуршать, выходит вовсе наоборот. В августе полиэтилен, Саша думает, шуршит громче обычного. В августе дикие яблоки, думает Саша, приходятся слаще обычного. В августе солнце, Саша думает, припекает сильнее обычного. Один из попутчиков тоже не спит — принялся проверять свой багаж, ибо через десять минут остановка — Днепропетровск. Сосед выглядит помятым — просто не выспался, даже не глядя на убаюкивающий стук колес. Поезд останавливается, неизвестный попутчик, который спал на соседней нижней полке уходит. Саша тоже бы вышел на перрон — остановка длинная, но ему кажется, что слишком холодно (или он просто в тонкой хлопковой футболке, вот и мерзнет), поэтому выглядывает через окно, отодвигая шторку, встречая утро. Сыро, на платформе народу не очень много, город встречает их морозной свежестью. Кто-то курит, обнимается, говорит по телефону, возможно, вызывая такси, а кто-то идет к выходу из вокзала. Саше кажется, что начинает моросить. И правда, сначала падает пару капель кому-то на голову, а после начинается мелкий дождь. Вероятно, почти неосязаемый, но он заставляет Сашу точно остаться в купе. Чуть меньше трех часов до Мелитополя, новых попутчиков не прибавилось, поезд трогается, и Сашу вновь клонит в сон. Но он думает, что полтора-два часа сна ему не нужны, поэтому доедает свою булку и рассматривает проносящиеся мимо деревья и деревни, плывущие перед глазами. Лесополоса — за приоткрытым окном сосны, Саша чувствует их запах. Деревья похожи на декорации фильма о весне, вышедшей замуж за осень. Но на улице холостой август, а дни длинные-длинные, теплые.***
Мелитополь встречает Сашу теплым солнцем после дождя и нескончаемым потоком таксистов. Но он ждет Эдика, и выходит на улицу, стоя около вокзала. Город ему почти не знаком — он почти был тут. Был на несуществующих, кажется, фотографиях десятилетней давности, где он катается по пляжу на ослике. Ему не очень приятно чувствовать себя до такой степени чужим, но он все равно чувствует себя по-другому. В воздухе пахнет кофе и булочками из соседнего магазина, и люди на улицах спешат, спешат, спешат… — Здарова, — Эдик появляется словно из пустоты, наступает сознанию на пятки, от чего Саша вздрагивает. Но, в сущности, это не так — его сознание застыло между шпал, рельс, верениц стройных и серьезных деревьев, в гнездах, в траве, — Как доехал? — Да нормально доехал, — под ногами Саши путается белый кот, трется, обвивая хвостом ногу, ластиться. Они несколько секунд молчат, Эдик смотрит исподлобья на животное, но то почему-то пугается и убегает куда-то. Невольно хмыкает, потирая усы. — Пошли, по пути расскажешь, — Саша думает, что они пойдут пешком, но Эдик подходит к ладе шестерке. Открывает дверь лишь себе — садится на водительское сиденье, а Саша пусть сам. Саша садится в машину, пристегивая молча ремень. Эдик поворачивает ключ, заводя машину. В салоне пахнет елкой, смолой, мхом — всем лесом, кажется. Эдик сам лесной — леший, кажется. В бардачке завалялась гвоздика и сныть, в багажнике листки дубовые. Саша думает, что он возит целый лес с собой. Может и так. Саша все трещит без умолку — то про рыжего соседского щенка, то про свое неумение говорить с незнакомцами, то про гербарий, засушенный в одной из бабушкиных книг. Эдик про все это слышал — он уже не раз про это говорил. Эдик не особо вникает, но слушать Сашу приятнее, нежели радио. Эдик человек-лес, человек-речка, человек-поле, поэтому почти все время он где-то на природе, а если нет, то это не Эдик. Поэтому Ефим зовет Эдика лісовою мавкою, но ему больше по нраву лісовий дід. Он думает, что это звучит намного круче, и мавкой тут может быть только Ефим, но Ефим предпочитает пляж, море и пахлаву, поэтому он, скорее, русалка.***
За окном сначала — магазины, кафе, улочки — потом — поля, которые иногда закрывает лесополоса, вновь сосны, и Саша думает, что это те же сосны, что он видел и в поезде. Но Днепропетровск давно позади, и где-то среди высоких и хмурых осталось его сознание, среди маленьких дорожек, усеянных ромашками осталось его прежнее Я и Отражение в зеркале. Иногда ему кажется, что он сам не знает кто он. Но знают поля, леса, моря, ручьи, подсолнухи, которые хоть и отвернулись, но понимают явно больше, чем он. Поэтому он сбегает, сбегает от штор, от кровати, от зеркала, от отражения, от кота у подъезда, которого тот постоянно подкармливает. От города и квартиры в принципе. Потому что воздух в Киеве на ощупь — как жидкий азот — холодит и обжигает одновременно. Саше нужно спокойствие.