Жутко громко и запредельно близко

***

Лодка покачивалась на водной глади, река шумела, дул порывистый ветер, а солнце припекало сильнее, чем в любой другой день уходящего лета. Цзян Чэн стоял на носу лодки и смотрел вдаль, только ничего перед собой не видел, — его мысли были устремлены к Пристани Лотоса, которую он оставил на рассвете. На самом деле Ваньинь собирался лететь на мече, но на причале наткнулся на адептов, отплывающих в Ланьлин, и отправился с ними. Ему было удобнее проводить их до города, чтобы не тратить духовные силы впустую, а уже после использовать Саньду. — Глава Цзян, — позвал один из адептов. Он только что заметил, как у Цзян Чэна выпала нефритовая подвеска, и успел поймать её прежде, чем она нырнула в реку, — глава Цзян? — адепт позвал снова, поскольку ответа не получил. — А? — Ваньинь моргнул и повернулся, — Да, да, что случилось? — Вы уронили, — адепт поклонился, взволнованный состоянием главы, — с вами всё в порядке? — В порядке, не беспокойтесь, — Цзян Чэн взял подвеску из его рук и, погладив её большим пальцем, сжал в кулаке. Настроиться на предстоящее путешествие никак не удавалось, губы ещё горели от поцелуев, тело хранило прикосновения, а воспоминания яркими картинками мелькали перед внутренним взором... … Их поцелуй длился бесконечно долго, но время неумолимо бежало вперёд, у воды становилось холодно, и нужно было возвращаться. Они снова вошли в лодку, вернулись на берег и вдвоём, молча обдумывая то, что произошло, отправились в сторону павильонов. Цзян Чэн отпустил Ли, позволив ему отдохнуть до утра, а сам решил проводить главу Лань, чтобы не нарушать своего же приказа — не оставлять гостя без присмотра. У дверей гостевых покоев они остановились. Ваньинь вздохнул и поднял голову, встречаясь взглядом с Сичэнем, он не знал, что сказать, потому что никак не мог заставить себя поверить, что сейчас им нужно расстаться, возможно, навсегда. — Цзян Чэн, — Лань Хуань решил, что уже может обращаться к нему так. Тот сглотнул ком, подступивший к горлу, и тихо произнёс. — Я должен идти. — Я знаю, — в глазах Сичэня мелькнула боль с оттенком нежности. Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг сделал резкое движение рукой, которой привык держать Лебин, и кашлянул кровью. Цзян Чэн испугался, придержал его и достал платок, собираясь предложить помощь, но по состоянию понял, что лучше всё сделать самому... Он потянулся к губам Лань Хуаня и аккуратно стёр ярко-алые следы. — Это происходит так внезапно, и вы никогда не знаете заранее? — Знаю, но ничего не могу поделать. Боль просто приходит и уходит... Вы не могли бы… — Сичэнь вцепился в него, чтобы удержаться на ногах, — помочь мне? — Ещё спрашивает! — буркнул Цзян Чэн и открыл дверь. Он проводил главу Лань до кровати и, не принимая никаких возражений, уложил на подушку. Ему хотелось оставить его в полном порядке и безопасности, быть уверенным хотя бы в этом. Слабость же Лань Хуаня исчезла, едва они переступили порог — она уходила так же быстро, как и появлялась — только он всё равно послушно лёг и заставил главу Цзян сесть рядом. — Останьтесь со мной. Не поднимать же теперь людей посреди ночи из-за меня? — Почему нет? Я... — Останьтесь. Дядя уехал, единственную охрану вы отпустили... Никто не видел, что вы вошли, и утром некому будет увидеть, как вы выходите. Побудьте со мной, просто так. Ваньинь попытался встать, но Лань Хуань поймал его запястье и удержал. — Пожалуйста. — Ну... хорошо. Хорошо, я не уйду, только отпустите меня… или прикажете держать вас за руку до рассвета? — Прикажу? — Сичэнь улыбнулся. — Нет, только попрошу. Пожалуйста, зови меня по имени. Сердце Цзян Чэна пропустило один удар. — Как скажешь, — прошептал он, — что-нибудь ещё? — Да, — тоже шёпотом ответил Лань Хуань и потянул его на себя. Ваньинь не успел ничего понять, как оказался в крепких объятьях, а мягкие тёплые губы накрыли его собственные... Это случилось так просто, так стремительно и так естественно, словно являлось самой правильной вещью в мире. Руки Сичэня скользили по спине Цзян Чэна, сминая фиолетовое ханьфу, поцелуи становились глубже, ласки горячее... Страсть сама по себе и так вещь неконтролируемая, а если она ещё и основана на глубоком чувстве, её влияние безгранично... Мужчины не могли оторваться друг от друга, сгорая в этом пламени и почти теряя рассудок. — Подожди, подожди, постой, — Ваньинь нашёл в себе силы остановиться. Его голос периодически пропадал, дыхание шумно вырывалось из груди, но он сомневался и считал нужным об этом сказать, — Я… послушай, это не правильно. Моё обещание твоему дяде и Цзинь Гуанъяо… Лань Хуань прикрыл глаза. — А он-то тут при чём? — последний, о ком он думал сейчас, был А-Яо. — Что правильно, что неправильно, судить не нам… мне казалось, это мы прояснили уже давно, ещё до того, как я сказал, что… — У меня такое чувство, словно я нарушаю какую-то связь или ворую что-то, принадлежащее не мне. — Принадлежащее не тебе? Цзян Чэн, о чём ты говоришь? — Ты и Цзинь Гуанъяо, вы… — А, — Сичэнь выдохнул и улыбнулся, — ничего не было. Мы… да, я помню, что сказал тебе… мы растворялись друг в друге, это действительно было так, но на деле... кстати, это ведь ты помог мне понять, что я любил осознание себя, как защитника и покровителя рядом с ним, а он любил во мне свет, который падал на него в большей мере, чем на всех остальных. Но... ничего не было. Правда. Ты мне веришь? — Прости, для тебя это слишком личное, да и дело в другом... то есть, наверное... — он спрятал лицо в ладонях и уткнулся ему в плечо. Аромат трав, пропитавший белое ханьфу, взбудоражил чувства.  — Что ещё? — Ты. — Я? Ваньинь пожал плечами. — Всё, что происходит между нами… это не потому, что ты в свои последние дни просто хотел быть с кем-то, кто скрасил бы твоё одиночество? Ты выбрал меня, потому что достойнее по званию и статусу здесь не найти? Сичэнь удручённо покачал головой и потянулся к его уху, отвечая вкрадчиво насмешливым тоном. — Вот уж не предполагал, что Саньду Шэншоу будет надумывать всяких глупостей, как молодая госпожа, — он улыбнулся и покрепче прижал его к себе. — Нет, ты не увлечение отчаявшегося человека, тем более, что смерти я не боюсь. Цзинь Гуанъяо для меня не в прошлом лишь по той простой причине, что я вынужден буду ответить на его приглашение… боюсь, очень скоро… И единственное, что в данный момент ранит меня... надежда, которую я даю тебе, потому что это эгоистично с моей стороны. Пальцы Цзян Чэна сжались, зарываясь в ткань одежд. — Не надо, — сдавленно произнёс он, — забудем об этом. — Ты сказал, что мы поступаем неправильно? Не мы, а я, Цзян Чэн. Обнадёживая тебя, я гарантирую боль, которой, возможно, ты бы не испытал, не поддайся я своим чувствам. Только сейчас, чтобы я не говорил, у меня нет ни физических, ни духовных сил разжать руки и отпустить тебя… не могу, не хочу… — словно в подтверждение своих слов, Лань Хуань сжал его ещё крепче. Ответа не последовало, но вздрагивающие плечи Ваньиня сказали больше, чем слова. — Прости, — Сичэнь чуть отстранился, заставляя его поднять голову, — посмотри на меня. — Ты, — Цзян Чэн избегал встречаться взглядом, только и без этого были видны слёзы, стоявшие в глазах, — ты понимаешь или нет, в конце концов? Лань Сичэнь, ты понимаешь? — Нет. Объясни. — Меня покидают все, кого я когда-либо любил. Мать, отец, сестра, шисюн... шисюн даже дважды, теперь вот своей жизнью зажил А-Лин. Я же, отчаявшись, нашёл утешение в единственном человеке, о котором мог заботиться, а он… Скажи, в тот момент, когда ты шёл играть «Песнь смятения» в последний раз, ещё был шанс всё исправить? — Да. Тогда ещё да. Ваньинь задержал дыхание, справляясь с эмоциями, а после спросил ещё. — И тогда ты уже знал, что я чувствую? Скажи мне! Ты знал? — Ты и сам на тот момент ещё вряд ли что-то… — Да или нет, Сичэнь? Лань Хуань глубоко вздохнул. — Знал. Цзян Чэн выругался и оттолкнул его, планируя встать и уйти, но из сильных рук главы Лань было не так-то просто вырваться. — Как ты мог! — он толкнул его снова. — Я устал от смертей дорогих мне людей, я устал от того, что мне приходится расставаться с ними. Непременно расставаться. Ты, Цзеу-Цзюнь, ты сам не смог отпустить человека... одного человека! Довёл себя до такого состояния и уж наверняка знаешь, как это больно. Я же отпускаю постоянно! Ты можешь себе представить? Я, чёрт возьми, делаю это постоянно… и каждый раз, будто в уплату какого-то долга, новая потеря больнее предыдущей! Ты… просто… — он замахнулся ещё раз. — Цзян Чэн, Цзян Чэн, успокойся, — Сичень поймал его руки, — пожалуйста, успокойся. Успокойся! Или я… — он замолчал, понимая, что хотел сказать уж совсем двусмысленную вещь. — Или что? — заинтересовался Цзян Чэн. — Сейчас, если возьмёшься за меч, то не сможешь одолеть меня. — Нет, не смогу, но зато смогу тебя связать, — на одном дыхании выпалил Лань Хуань, а потом, чтобы не продолжать спор, притянул его к себе и поцеловал, воспользовавшись секундной заминкой. Ваньинь совершил несколько попыток вырваться, впрочем, безуспешных, он не мог противиться влечению, поцелуи сводили с ума, и вскоре ему уже стало совершенно наплевать на все предрассудки и сомнения. — Если это счастье, — шептал Сичэнь во время коротких передышек, — то я готов отдать за него тысячи своих жизней… все свои жизни за мгновение с тобой. В какой-то момент он перестал думать о последствиях, переступил ту черту, когда ещё можно было остановиться, и перенёс поцелуй с губ Цзян Чэна на шею. Начал от чувствительного места под мочкой уха и стал спускаться вниз к плечу, отодвинул пальцами ханьфу, а когда ткань перестала поддаваться, потянулся к поясу другой рукой. Ваньинь оцепенел, он ни в чём не был уверен, кроме того, что хотел продолжения, и скользящие по разгорячённому телу холодные пальцы вперемешку с поцелуями не оставляли ему никаких шансов… — Сичэнь, — Цзян Чэн перехватил его руку, только когда она рискнула пробраться под ткань нижних одежд. Лань Хуань поднял на него затуманенный страстью взгляд, который тут же прояснился и стал взволнованным. — Прости. Я увлёкся, мне следовало спросить. — Нет, просто… я… — Если что-то не так, если ты не хочешь, просто откажи мне. Может, я действительно не должен... или неправильно тебя... Ваньинь отрицательно помотал головой. — Нет, — он смущённо запахнул ханьфу, дрожащими руками. — О, — Сичэнь всё понял, сел ровно и, взяв его за подбородок, заглянул в глаза. — Я буду предельно осторожен, но только если ты действительно хочешь этого. — Я… — Цзян Чэн медлил лишь миг, а после потянулся к нему и обнял. Последняя преграда между ними рухнула, и они оба отпустили себя, отдались на волю чувствам, всепоглощающей страсти, которая не оставляла места ни для чего другого. Как их одежда оказалась на полу? Как получилось, что лента Лань Хуаня упала в ладонь Ваньиня? Никто из них не успел заметить, так сильно они были поглощены друг другом… Здравый смысл вернулся к Цзян Чэну, только когда Сичэнь проложил дорожку из поцелуев от его груди вниз к животу и ниже… — Не надо, — испуганно проговорил он, попытался отодвинуться, что, конечно, ему не удалось, а в следующую секунду не смог сказать уже ничего. Тёплые губы коснулись головки члена, накрыли её и вобрали в себя… Ваньинь задохнулся от ощущений... это было невероятно... сердце громко отбивало ритм, кровь стучала в висках, пальцы сами скручивали ткань покрывал, пытаясь найти опору... — Сичэнь… Сичэнь… — Цзян Чэн ещё какое-то время держался на локтях и наблюдал за его действиями, но очень скоро не смог и этого. Он откинулся на подушки и беспрестанно шептал его имя… Волосы растрепались, причёска распалась... — Подожди, послушай, ты не… — Ваньинь сдерживался до последнего, но уже чувствовал, как волны наслаждения начинают накрывать тело... его беспокоил Лань Хуань, но тот полностью контролировал ситуацию и не отстранился, а наоборот прижался сильнее, когда откровенный стон слетел с уст Цзян Чэна, — Сичэнь... Хуань-гэ... Цзян Чэн далеко не сразу обрёл способность говорить, но, как только это случилось, возмутился. — Зачем ты это сделал, почему не отстранился? — Помолчи! — перебил Сичэнь, вытирая губы. Он без всяких предупреждений подтянул его к себе и лёг сверху, продолжая череду нежных прерывистых поцелуев, — ты лучшее, что случилось со мной за всю жизнь, позволь мне доставить тебе удовольствие. — Сичэнь, я имел в виду... — Молчи! — он скользнул ладонью по изгибам его тела к внутренней стороне бедра и вместе с этим коснулся губ. Глубокий поцелуй не смог отвлечь внимание от резкой боли, Ваньинь распахнул глаза и напрягся. — Больно? — Лань Хуань не отпустил его, но движения стали мягче. — Сейчас я… — он протолкнул палец глубже и, наконец, нащупал нужную точку. Цзян Чэн прижался к нему всем телом, шумно выдохнул и зажмурился. — Нет. Забудь. Просто поцелуй меня. — А-Чэн, — выдержка Сичэня окончательно покинула его, — я хочу, чтобы эта ночь не заканчивалась никогда, — он коснулся его губ своими, но не так мягко, как раньше, а более страстно, продолжая двигать пальцами и постепенно добавляя сначала второй, потом третий, а после, не в силах больше выносить ожидание, вошёл в него, одновременно сильно куснув за нижнюю губу. Ваньинь сдавил его плечи и задержал дыхание. — Чёрт возьми, действительно больно... — и добавил уже восхищённо. — Такой большой! — Прости, — Лань Хуань замер, — прости, я не сдержался. — Не прощу, хватит извиняться. Даже не вздумай останавливаться, потому что, как ты сказал? Позволь мне доставить тебе удовольствие? Так пусть оно будет взаимным. — А-Чэн, — счастливым, не верящим в происходящее, голосом, сказал Сичэнь, — ты… — он не договорил, теряя дар речи от того, что Цзян Чэн, в попытке заставить его замолчать, толкнулся бёдрами вперёд и тем самым сделал их единение ещё более полным. Они снова прижались друг к другу, сильнее, чем прежде, грудь каждого вздымалась от учащённого дыхания, сердца колотились о грудную клетку, словно собирались тоже слиться воедино. Лань Хуань начал двигаться. Ваньинь стиснул зубы и попытался подстроиться под него, в чём очень быстро преуспел… их дыхания соединились, чувства и ощущения стали одним целым… Рука Сичэня скользнула по руке Цзян Чэна, пальцы сплелись, обнимая друг друга так же, как в этот момент обнимали друг друга их души… Страстный шёпот, понятный только им двоим, стоны Ваньиня, тяжелое дыхание Лань Хуаня... — А-Чэн… А-Чэн… — Сичэнь… — Глава Цзян? — тот же самый адепт вырвал его из воспоминаний, почти бесцеремонно коснувшись руки, и сразу поклонился, — с вами точно всё в порядке? — Я же сказал, да! — Просто вы услышали меня только с четвёртого раза, а ещё… — адепт снова поклонился, покосившись на Цзыдянь, — письмо, которое я вам только что дал, вы читаете вверх ногами. Цзян Чэн посмотрел на свиток в руке, раздражённо перевернул его и ответил. — Какая тебе разница? Как хочу, так и читаю! Есть ещё вопросы? — Нет. Простите, я лишь хотел помочь. — Оставь меня, — Ваньинь вгляделся в строчки письма, узнал почерк и резко обернулся. — Стой! Откуда? Где ты его взял? — Э, — адепт растерянно оглянулся на своих товарищей, — бабочка-вестница, только что. Вы сказали, чтобы я… — Понятно. Свободен, — Цзян Чэн снова обратился к идеально выведенным иероглифам и стал читать. «Глава Цзян, надеюсь, вы в полном здравии, поскольку ваш отъезд был столь поспешен, что вы забыли попрощаться со мной, к тому же, вероятно по ошибке, вы забрали моё украшение. Если хотели взять себе что-то на память, могли просто спросить. Впрочем, меня не интересуют причины, но я настоятельно прошу вас, когда прибудете в Ланьлин, передайте подвеску от моей флейты с адептами клана Юньмэн Цзян, отбывающими в Пристань Лотоса, а взамен возьмите то, что лежит в складках вашего ханьфу. У сердца…» Он рефлекторно коснулся названного места рукой и действительно почувствовал небольшую выпуклость. Как же ему удалось упустить это? Ваньинь осторожно приоткрыл ворот и с замиранием сердца достал оттуда ленту главы клана Гусу Лань. Его пробила мелкая дрожь, ведь он знал о почти сакральном значении этой вещи, но ещё больше его расстроило то, что лента должна была стать прощальным подарком, который позже из года в год напоминал бы об ушедшем человеке... Цзян Чэн снова вернулся мыслями в минуты их короткого счастья... ... он не спал, а лишь ждал, пока уснёт Сичэнь. Когда же это случилось, Ваньинь бесшумно встал и отправился к себе в кабинет, куда незамедлительно вызвал обоих лекарей, присутствующих в Пристани Лотоса, — один из них выглядел измотанным, другой же определённо знал, в чём дело, и был обеспокоен этим настолько, что забыл привести себя в надлежащий вид. Цзян Чэн посвятил их в свою идею, которую обдумывал вот уже несколько месяцев; правда, до этой ночи она имела чисто гипотетический характер, но теперь стала искренним желанием. По итогу трёхчасового обсуждения, диалогов, уговоров, споров, возражений и убеждений, глава Цзян одержал безоговорочную победу... Всё было сделано быстро, в лучшем виде и, несмотря на опасения, никак не проявилось внешне. Ваньинь со спокойной душой вернулся в гостевые покои, долго смотрел на лицо спящего Лань Хуаня и с каждой секундой убеждался, что сделал правильный выбор. Он отдал главе Лань всё, и даже больше... оказывается Вэй Усянь был прав: жертвуя чем-то ради других, ты сам становишься выше, лучше и счастливее. Уходя, Цзян Чэн заметил украшение с нефритовым жетоном и, конечно, взял его, не спросив разрешения хозяина. Он знал, что поступок из ряда вон выходящий, но у него было оправдание, как ему казалось, решавшее эту проблему — ему необходимо было держать при себе вещь, которой касались музыкальные пальцы этого прекрасного человека, или вещь, на которую часто падал его взор... Ваньинь выдохнул и с трудом заставил себя дочитать. «… И помните, этого дара могут касаться только ваши руки, больше ничьи. С искренними пожеланиями для вас. Лань Сичэнь.» Ваньинь тронул край свитка, и тот снова обратился в золотистую бабочку, незамедлительно воспарившую в небо... Хотелось развернуть лодку, отказаться от всего и остаться рядом с Сичэнем в их последние дни, но Цзян Чэн не мог. Во-первых: без его помощи у Цзинь Лина, Лань Ванцзи и Вэй Усяня шансы на выживание значительно снижались; а во-вторых: он сделал нечто такое, отчего возвращение в Пристань Лотоса теряло теперь всякий смысл. В добавок к этому и сам Лань Хуань всё продумал, расставаясь с налобной лентой... Разве мог Ваньинь кому-то доверить такую ценность, чтобы передать обратно? Уместно ли было ему вообще не принимать такой подарок? Он ещё раз осмотрел причудливый узор облаков, белизну ткани и аккуратно убрал ленту на прежнее место, ощущая тепло у сердца, словно бы сам Цзеу-Цзюнь стоял рядом и держал за руку.