***
Я не задерживаюсь в кабинете Ируки дольше необходимого. Теперь, когда в моем распоряжение есть ключ, я смогу входить сюда каждый раз, когда я этого захочу. И после письма, звонок с Какаши… Мне слишком многое нужно обдумать. Я изучу лекарства в следующий раз. Я делаю выигрышный выбор, даже не подозревая об этом. Я отхожу на несколько шагов от кабинета Ируки и сталкиваюсь с Наруто в коридоре. И по тому, как загорается его взгляд, я понимаю, что это не случайность. — Я искал тебя, — говорит он с облегчением. Потом хмурится. — Я думал, что найду тебя в библиотеке или в Зимней комнате. Где ты был? Я пожимаю плечами, не зная, как ответить. Сказать, что я был в студии Ируки, значит признать, что у меня есть ключ. Что, в свою очередь, означает, что нужно объяснять, как я его заполучил. — Я просто… гулял, — бормочу я. Я осознаю, насколько глупой является мое оправдание. Но Наруто не настаивает. Он кивает, веря мне, не углубляясь в подробности. Он закусывает губу и на несколько секунд опускает взгляд в пол. Он, кажется, пытается набраться смелости. Потом он выпрямляет спину и плечи. Он смотрит мне прямо в лицо. В его глазах нет неуверенности, они полны решимости. Когда он говорит, его тон тоже твердый и непоколебимый. — Нам нужно поговорить. Ты не против пройти за мной? На мгновение я чувствую, как дрожит мое сердце. Я почти уверен, что он все узнал. Ключ. О том, что рассказал мне Итачи. О письме Ируки. Даже о телефонном звонке с Какаши. Я хочу отказаться. Но Наруто поворачивается и идет, не ожидая моего ответа. Его приглашение следовать за ним очевидно. На мгновение мне почти хочется повернуться и проигнорировать его. Но кто знает, как он это воспримет. Я вздыхаю и смиренно следую за ним. Наруто ведет меня в первую попавшуюся комнату. Не думаю, что я когда-либо в нее заходил. Возможно, единственный случай был во время экскурсии по особняку, которую провел Наруто. Экскурсия, которая, кажется, произошла столетие назад. Это небольшое помещение, которое, видно, редко используется. Комната чистая, как и вся вилла, никаких следов износа. Но атмосфера чувствуется холодной, лишенной индивидуальности. В зале присутствует мебель со старинными книгами. В комоде со стеклянными дверцами лежат старомодные компасы и другие навигационные приборы. Их стиль соответствует картам, висящим на стенах, как картинам. В комнате стоит центральный круглый диван. Наруто садится на нем. Глазами он предлагает мне сделать то же самое. Я нервно ему подражаю. Наши плечи соприкасаются. Я отчетливо чувствую запах Наруто. Он, похоже, нервничает так же сильно, как и я. На этот раз меня это не успокаивает. Наруто молчит некоторое время. Потирает ладони между собой. — Все в порядке? — спрашиваю его. Голубые глаза скользят в моем направлении. — Да. Я… извини, но я не знаю, как спросить тебя об этом, — бормочет он. Он краснеет, как будто ему неловко. Это странная реакция. Мой мозг начинает лихорадочно думать, пытаясь угадать, о чем он хочет меня спросить. — Саске, ты… твоя течка начинается на следующей неделе, верно? Ох. Я моргаю и смотрю на него не в состоянии ответить. Я совершенно забыл об этом. Пребывание в отеле и все, что я там узнал, удалили из моей памяти все остальное. Но это правда, моя течка приближается. Мое продолжительное молчание, кажется, заставляет Наруто нервничать еще больше. Он ждет, пока я что-нибудь скажу. Но я, честно говоря, даже не знаю, что мне по этому поводу сказать. Наруто почесывает голову и отводит взгляд. Его уши стали красными. — Что… что ты предполагаешь делать? Я смотрю на него, не понимая вопроса. Его смущение заражает и меня. Он прочищает горло. — Я имею в виду. Ты предпочтешь, чтобы я ушел? Или чтобы… остался? С тобой, — спешит объяснить. — Если ты думаешь, что сможешь сам справиться со своими нуждами, то тебе не о чем беспокоиться. Я не буду навязываться. Я нужен Итачи, так что я уйду из особняка. Если ты не хочешь меня, я могу пойти к нему… — Что, если я хочу, чтобы ты остался? — перебиваю его. Наруто остается на несколько секунд с приоткрытым ртом. Потом закрывает и смотрит на меня. Счастье в его радужках ясно видно. — Я останусь, — заверяет меня. — Я скажу Итачи, что у меня дела. Он поймет. Я киваю, избегая его взгляда. То, как уголки его губ приподнялись вверх, в намеке на улыбку, вызывает во мне почти нежность. Наруто искал меня только для того, чтобы сказать мне это. Чтобы узнать, что ему нужно делать во время моей течки. Он позволил мне решить, хочу я его присутствия или нет. Не то чтобы у меня был реальный выбор. В конце концов, если я не хочу терпеть адские боли от судорог и изжоги, он мне нужен. Но Наруто об этом не знает. Именно поэтому я ему благодарен. — Будет лучше, если ты останешься рядом со мной, во время моей течки, — объясняю я. — Ирука сказал мне, что твое присутствие смягчит симптомы, так что… — Я позабочусь о тебе, — слишком серьезно обещает он. Я немного удивленно киваю. — Тебе не придется много чего делать. Просто трахать меня в каждом углу комнаты в любой позе, — говорю почти механически, раздраженный собственной биологией. Я сказал это не задумываясь, спонтанно. Но я сразу замечаю эффект, который эти слова производят на Наруто. Как будто флакон духов внезапно лопнул. Аромат так резко усиливается, что на мгновение захлестывает меня. Удивительно, как я до сих пор не могу привыкнуть к запаху феромонов Наруто, особенно когда он внезапно становится таким сильным. Я чувствую прилив тепла внизу живота. Зрачки Наруто расширены до предела. Он смотрит на меня настолько пристально, что даже не моргает. Я не знаю, почему. Не знаю, откуда во мне взялся инстинкт улыбнуться ему. И дразнить его. — Похоже, тебе нравится эта идея. Все лицо Наруто окрашено в ярко-красный цвет. Намек на рычание вырывается из его горла. Инстинктивная реакция заставляет что-то внутри меня злорадствовать. Я расширяю издевательскую улыбку и встаю с дивана. Продолжаю чувствовать на себе взгляд Наруто, даже когда брожу по комнате. — Не теряй энтузиазма. Я жду от тебя великих вещей. Я выхожу из комнаты прежде, не видя реакцию Наруто. Когда я выхожу в коридор, я хлопаю себя по щекам. Что я только что сказал? Не могу поверить, что я действительно так отреагировал. Еще не хватало накрутить прядь волос на палец и подмигнуть. Я чувствую, как мое лицо буквально горит. Но почему-то не могу скрыть улыбку.***
Мои слова, должно быть, сработали сильнее, чем я ожидал. Когда мы снова встречаемся за обедом, он продолжает пристально смотреть на меня. Наруто ничего не говорит и не упоминает никаких других действий. Он просто смотрит на меня, как будто не может отвести от меня глаз. Полностью заворожен. После первоначального дискомфорта от такого пристального взгляда, я начал чувствовать себя польщенным. Может быть, это знание того, что Наруто все еще интересуется мной. Так будет легче держать его под контролем. Он действительно послушает меня, если я отругаю его за то, что он не принимает свои лекарства. В тишине обеда я вспоминаю письмо Ируки. Его советы, точнее, просьбы. Зафиксируй его в этом мире, прежде чем его сознание полностью исчезнет. Напомни ему о его существовании. Да, я могу это сделать. Я ничем не жертвую, я в долгу перед Ирукой за все то, что он для меня сделал. — Ты давно не был в оранжерее, — отмечаю я. Наруто выглядит сбитым с толку. Он смущенно смотрит на меня, прежде чем ответить. — Гхм, у меня были другие обязательства. И мы только что вернулись… — Разве попугаи не чувствуют себя одинокими? Наруто не отвечает сразу. Теперь он смотрит на меня с большей концентрацией. — Одиноко — преувеличение. Они составляют друг другу компанию. Но, наверное, да, они скучают по мне. Они аффективные животные. Ему едва удается закончить предложение. — Тогда давай пойдем в теплицу позже. Наруто почти комично удивленно приподнимает брови. — Пойдем? — повторяет эхом. Я смотрю на него немного равнодушно. Как бы отрицая, что мое предложение столь же необычно, как кажется. В конце концов, я не единожды ходил за ним, когда он находился в теплице. Но я никогда не пребывал там с ним наедине. Никогда. — Да, я и ты. — Ты никогда не приходишь в теплицу, чтобы остаться в теплице, — отмечает он. Это настолько верно, что у меня нет возможности оставить это незамеченным. Не считая того, что я продолжаю сохранять свое самоуверенное выражение. — Ну, я хочу чего-нибудь новенького, — отвечаю я, пожимая плечами. — Ты не хочешь, чтобы я там находился? Наруто немедленно качает головой, широко раскрыв глаза. — Я счастлив, если ты придешь! — уверяет меня. Я удовлетворенно улыбаюсь и больше ничего не добавляю. Идея о том, что виды вечны, и идея о том, что отношения между рабами и хозяевами также будут вечными, проистекают из той же веры; однако, как не было бы рабов, если бы не было хозяев, не было бы Омег, если бы не было Альф. В нашей культуре идеология полового различия действует посредством цензуры и сокрытия социальной оппозиции между Альфой и Омегой, оправдывая ее в естественных терминах. Альфа/Омега, Узел/Течка — это функциональные категории, которые скрывают тот факт, что социальные различия всегда зависят от экономического, политического и идеологического порядка. Каждая система господства устанавливает материальное и экономическое разделение. Затем эти разделения претерпевают процесс абстрагирования и трансформируются в концепции: сначала со стороны хозяев, а потом со стороны рабов, когда они восстают и начинают протестовать. Другими словами, руководство объясняет и оправдывает разделение, которое они сами устанавливают в результате естественных различий. И даже рабы, когда они восстают и начинают сражаться, расшифровывают социальную оппозицию в терминах так называемых естественных различий. Но дело в том, что вида нет. Существует только один угнетаемый пол и один репрессивный пол (не случайно Беты обычно считаются бесполыми). И именно угнетатель создает пол; не наоборот. Утверждать обратное — значит утверждать, что гендер порождает угнетение, или что причину (или происхождение) угнетения следует искать в самом гендере, в некотором естественном разделении пола, которое существует еще до сознания концепции общества. Примат различия структурирует наше мышление до такой степени, что исключает любую возможность повернуться против него и исключить его в случае сомнения, даже если это может быть необходимо для понимания основ, которые его составляют. Понять различие в диалектических терминах, означает сделать очевидным противоречие между терминами, чтобы его преодолеть. Интерпретация социальной реальности в диалектических и материалистических терминах означает исследование оппозиций между классами, термин за термином, так что эти термины сталкиваются в одной связке (конфликт в социальном порядке), что также составляет разрешение (отмена социального порядка) их очевидных противоречий. Преодоление противоречий между двумя противостоящими классами позволяет классовая борьба. Она позволяет отменить классы именно в тот момент, когда они конституируют и раскрываются, как таковые. Классовая борьба между Альфами и Омегами — борьба, которую должен вести каждый Омега, — также позволяет нам преодолеть противоречие между полами, и устранить их именно тогда, когда их делают понятными как таковыми… Единственное предупреждение, которое позволяет мне уберечь статью, — это протяжной свист. Мой мозг немедленно теряет суть прочитанного. Я наклоняюсь вперед, прикрывая текст. Я защищаю бумаги своим телом. В это же мгновение что-то быстро проносится над моей головой. Так близко, что я чувствую трение воздуха между нами. Очередной радостный щебет сообщает мне, что опасность, возможно, миновала. Я рискую поднять лицо и осмотреться. С каких-то веток надо мной потешаются попугаи, их свист и разноцветные перья взъерошены. Какаду — всегда он — который только что попытался напасть на меня, как камикадзе, достигает своих собратьев с поднятым гребнем, весь напыщенный. — На сковороде, — рычу я. — Или в духовке. Но рано или поздно ты окажешься в моем желудке. На мои слова отвечает недовольное ворчание. Я поворачиваюсь к Наруто и смотрю на него, призывая его возразить мне. Я знаю, что он очень любит своих попугаев, но на этот раз правда принадлежит мне. Эти проклятые птицы нападают на меня с тех пор, как мы вошли в теплицу. Сначала им удалось подцепить листок из одной диссертации, которую я взял с собой. Все, что от бумаги осталось, это конфетти на земле. По крайней мере, мне нужно защитить статьи Джирайи Саннина. — Это потому, что ты их игнорируешь, а они хотят внимания, — говорит Наруто. Он стоит на земле, склонившись ко мне спиной. Поднимая глаза, мне прекрасно удается разглядеть его задницу и узкие штаны, которые прекрасно подчеркивают ягодицы, я краснею. Я невольно начинаю смущаться. В своей реакции я могу винить только приближающуюся течку, хотя раньше со мной этого никогда не происходило. Наруто колдует над влажной землей, заботясь о своих цветах. Он высаживает растение, меняя вазу, чтобы у корней было больше места для роста. Приятно наблюдать, как он нежно заботится о таких хрупких организмах. В его движениях чувствуется такое внимание, а в глазах виднеется любовь, что у меня сжимается живот. Именно в такие моменты я понимаю, что истинная природа Наруто — доброта и забота. Природа, которую обычно не приписывают Альфе. Джирайя затрагивал эту энтимему в других своих эссе: «Этика заботы — прерогатива психологии Омег, по крайней мере, согласно доминирующему суждению.» Я отворачиваюсь от спины Наруто. Я не понимаю, почему он должен сидеть в этой позе именно прямо передо мной. Оранжерея такая большая, почему он не может пересаживать свои растения где-нибудь еще? — Я читаю, у меня нет времени для них, — раздраженно бормочу. Наруто бросает на меня раздраженный взгляд. — Если бы ты действительно хотел читать, ты мог бы остаться на вилле, сходить в библиотеку. Я прикусываю язык и ищу пикантный способ ответить. Я не могу сказать ему, что я здесь специально, чтобы быть с ним. Чтобы удостовериться в его безопасности. — Здесь не так уж и плохо, — бормочу я в конце. Мои слова не полноценная ложь. Несмотря на влажность, внутри теплицы стоит приятный климат. На улице прекрасный день, и солнце освещает все пространство. Света достаточно, чтобы читать. Диваны тоже мягкие, удобные. Не говоря уже о том, что пребывание среди этой экзотической пышной природы стимулирует мой разум. Я чувствую себя спокойно и расслабленно, несмотря на сложность статьи. Наруто улыбается, утрамбовывая землю вокруг только что посаженного цветка. — Да, ты прав, — спокойно бормочет он. Он останавливается на мгновение, словно наблюдая за своей почти законченной работой. Тем временем один из более мелких попугаев покидает своих собратьев и садится ему на плечо. Наруто улыбается и гладит пальцем его маленькую головку. Пусть попугайчик грызет ему ноготь своим клювом. — Почему бы тебе не прочесть вслух? Я тоже хочу услышать, что там написано. Я не сразу отвечаю, но в конце вздыхаю и удовлетворяю его требование. Мне не повредит перечесть эту статью. И это способ заставить Наруто присутствовать. Если он сосредоточится на моем голосе, он не сможет отчуждаться, как опасается Ирука. Я начинаю читать с самого начала. Эта тема о неестественности трех видов (точнее, Альф и Омег) встречается очень часто. Я понимаю, когда он говорит о социальных различиях. Это гендерное различие является социально-идеологическим, чисто человеческим: это понятие простое. Но биологическая разница? Не понимаю, как писатель может так уверенно это отрицать. Возможно отказаться от наименования видов, но течка, феромоны, Голос, узел… останутся навсегда. Эти факторы будут реальными и создадут разрыв между сходными и несходными людьми. Это наука. Я на мгновение поднимаю взгляд и смотрю на Наруто, но сразу же возвращаюсь к чтению. Мой голос лишь слегка колеблется, начиная новый абзац. У Наруто нет узла… — …И судьбу не изменить. Омеги не осознают, что над ними полностью доминируют Альфы; доходят до этой простой истины, им не удается в это поверить. Часто, как последнее средство перед откровенной правдой, Омеги проявляют отказ верить, что Альфы осуществляют свою власть с полным осознанием (поскольку угнетение более ненавистно для угнетенных, чем для угнетателей). Я сразу вспоминаю Омег, которых встретил в отеле. И о том, что мне сказал Дейдара. Если бы я только прочел этот текст раньше, возможно, я бы понял. И я бы не произвел такое плохого впечатления перед единственным Омегой, который, кажется, осведомлен о ситуации. — Жаль, что Альфы, со своей стороны, прекрасно осознают, что они доминируют над Омегами («Мы — хозяева Омег», — сказал однажды Бацума Учиха): их обучают этому. Я останавливаюсь, смотрю на текст несколько секунд. Затем поднимаю взгляд на Наруто. — Кто такой Бацума Учиха? - спрашиваю пораженный его фамилией. Наруто встал, но продолжает стоять ко мне спиной. Он начал обрезку растения с пожелтевшими листьями и болезненным видом. — Он был дедушкой Обито. В такт его словам происходит срезка. Звук сухой. Усиленный последующим молчанием. Лист опадает на землю, а Наруто остается неподвижным, застывшим. Кажется, он даже не дышит. Я пожимаю плечами. Я знаю, что заставило его так отреагировать. Он произнес это имя совершенно нормально. Затем отреагировал ненормальным образом. Как будто имя прозвучало так спонтанно, что он понял это слишком поздно. — Мне очень жаль, — бормочу я. Он качает головой, и маленький попугайчик на его плече улетает. — Нет, это не твоя вина. Не волнуйся, — шепчет он. Он возобновляет работу механическими жестами. Его попытка казаться спокойным опровергается жесткостью его движений. Сокращенные мышцы кричат от его дискомфорте. — Я должен привыкнуть, — бормочет он. — Итачи может продолжать утверждать что хочет, но я все равно встречусь с Обито. Мы неизбежно встретимся снова, это… — Судьба? — предлагаю. Наруто снова останавливается, колеблясь. В конце концов он опускает плечи. Он отбрасывает жесткую позу, прекратив обрезку растения. — Да, можно и так сказать, — бормочет он. Даже если ему кажется подозрительным то, что я использовал такое конкретное слово, он никак не высказывает свое опасение. Наруто просто поднимает одну руку к своей шее. Он касается края пластыря, как будто рассеянно почесывая. Лицо опущено, грустное. Я не хотел его огорчать. Прежде чем мне удается придумать что-нибудь, что могло бы его отвлечь, Наруто оборачивается. Он направляет на меня ножницы, в частности, он указывает на бумаги в моих руках. — Во всяком случае, это правда. Мы знаем, что доминируем над вами. Все Альфы знают это. Мне жаль, что не все Омеги это понимают. Разумеется, я рассказал ему о том, что произошло в отеле с другими Омегами. Я смотрю на него, опечаленный его признанием. Я чувствую себя обескураженным. — Ты всегда знал. Я вспоминаю то, что написал Джирайя. Мы предпочитаем верить, что Альфы не осознают, что они угнетатели. Это правда. Это делает все, что происходит, более приемлемым. Я смог сделать шаг навстречу Наруто, когда начал верить, что он не понимает определенных различий, определенных вещей. Но Наруто знал, что причиняет мне боль. Наруто знал, что он доминирует надо мной. Наруто снова, кажется, отслеживает нить моих мыслей. Он делает виноватое лицо и садится на землю. Как только он это делает, к нему скользит самый большой попугай с блестящими красными перьями. Птица пробует украсть ножницы когтями. — Но нам об этом не говорят, — начинает Наруто, рассеянно борясь со своим длиннокрылым другом. — Это как данность. Ты просто видишь, как другие Альфы обращаются с Омегами, как с вещами. Практически у каждого Альфы есть Омега. И эта Омега делает все, чего пожелает Альфа. Даже если эти вещи кажутся безобразными. Все происходит по ассоциации идей. Ты тоже Альфа. Когда ты вырастешь, то у тебя тоже будет Омега. И ты будешь вести себя также, как и твои предшественники. Все так и работает. Ты просто видишь, что мир так устроен, и не начинаешь думать, правильно ли это. Наоборот, все действительно уверены, что это правильно. Потому что так делают все. Ты даже не задаешься вопросом, есть ли другой способ. — Ты задался этим вопросом. Попугай становится все настойчивее. Наруто улыбается, пытаясь вырваться из хватки его когтей. — Позже, и только благодаря тебе. Это признание заставляет меня отвести взгляд. По крайней мере, я воспринимаю его слова как признание. Они кажутся слишком интимными, полными невысказанности. — Но таким образом создается впечатление, будто Альфы подсознательно доминируют. Они делают это, не зная почему, они не осознают, что подавляют другой вид. Они просто делают это. Наруто твердо качает головой, отталкивая попугая. — Нет, они знают. Мы это знаем, — поправляет себя. — Мы знаем об этом и совсем об этом не задумываемся. Невозможно не понять, когда ты доминируешь над кем-то, невозможно сделать вид, что этого не происходит. Это заметно, — с горечью добавляет он. С содроганием я задаюсь вопросом, говорит ли он, исходя из личного опыта. Если он думает о мужчинах, которые доминировали над ним. — Альфам просто все равно, они не задумываются о причине. Просто важно это сделать. А если кто-то и задумывается… — он пожимает плечами. — Они все равно продолжают это делать. Удобнее быть тем, у кого есть власть. Прежде всего, иметь власть над кем-то. Наверняка Итачи тоже об этом задумывался. Лидерство, доминирование над другими облегчают достижение своих целей. Вот почему он считает это единственным выходом. Я обдумываю его слова. То, что говорит Наруто, идеально согласуется с тем, что сказал мне Итачи. О великих людях, которые должны править другими людьми, чтобы вести их к свету. Возможно, не по божественной милости или гендерному различию, но Итачи убежден, что одни мужчины должны править другими. Для него это правильно, потому что в идеале человек свободно подчиняется королям. Притеснять для высших целей — это нормально. — Но ты решил, что это несправедливо, — поддразниваю его. Наруто недоуменно смотрит на меня. Попугай воспользовался его заминкой, чтобы наконец схватить ножницы. Он улетает со своей добычей, другие попугаи преследуют его. — Эй, это опасно! — резко встает Наруто. Я закусываю губу, чтобы не улыбаться. Это такая комичная сцена, Наруто бросается в погоню за своими попугаями. В конце концов он, кажется, смирился с воровством. — Нет. Это не так. Если для этого нет разумной причины, меня это не устраивает. Мне… мне это не нравится, — бормочет Наруто. Он поворачивается ко мне. — Я хочу найти другой способ. Будь он даже сложнее и менее комфортным для меня. Должен быть другой способ. Он снова садится на землю. Его внимание по-прежнему уделяется попугаям. Кажется, он ждет, что они по ошибке уронят ножницы. — Почему? — спрашиваю. И я действительно искренне хочу знать ответ. Наруто поворачивается ко мне. Голубые глаза все еще продолжают удивлять меня тем, насколько они большие и ясные. — Что «почему»? — Почему ты хочешь искать другой путь? Даже если он будет идти вразрез с твоими интересами. Наруто опускает лицо. — Я уже говорил, мне это не нравится. А еще… это ты. Ты заставил меня понять, что мне это не нравится, что это неправильно. Я… я хочу найти другой способ. Я хочу научиться правильно относиться к тебе. Потому что я… Мой предупреждающий взгляд заставляет его остановиться. На его устах умирает декларация. Так даже лучше. Я все еще не хочу, чтобы он говорил мне, что любит меня. Не потому, что я все еще ненавижу его, или потому, что мне противно это знать. Теперь все по-другому. Я, вероятно, почувствовал бы себя обязанным ответить ему взаимностью за то, что он перенес. И я бы не смог это сделать. Если подумать, более вероятно, что он меня не любит. Более вероятно, что из-за того, что он перенес, он отчаянно ищет кого-то, кто бы смог его полюбить и не причинять ему вреда за это. Не знаю, правильный ли я человек. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь полюбить его. То, что он сделал со мной, навсегда останется на моей коже, в моей голове. Наруто постукивает пальцами в нервной тишине. Он продолжает следить за попугаями, но очевидно, что он опечален. — По крайней мере, я иду в правильном направлении? — спрашивает он тихим голосом. — Я делаю успехи. Я вздыхаю. — Да, Наруто. Ты делаешь успехи. — Я хочу, чтобы мы были равны. Если бы я только мог, я бы давно пошел и сжег документы на собственность, — мрачнеет он. — Я хочу, чтобы мы были полностью равны, способные уважать и понимать друг друга. Я пристально смотрю на него в поисках проблеска. — Чтобы действительно сделать это, — бормочу я, — ты должен рассказать мне, что с тобой случилось. Наруто застывает. Он больше не смотрит на меня. — Я знаю, — признает он. — Но не сегодня. И не завтра. — Но я сделаю это, скоро, — шепотом обещает мне.