Iar

      — Наруто, — зову я.       Мне кажется, что имя отскакивает от стен, пока не достигает фигуры, что ступает немного впереди. Наруто останавливается, потом оборачивается. Он с любопытством смотрит на меня.       — Что такое?       Одеяло до сих пор покоится на его плечах. Мне хочется его сорвать.       — Нам нужно поговорить, — ставлю его перед фактом.       Наруто задержался в гостиной. Несмотря на начальный скептицизм, ему удалось поладить с Дейдарой. Он все время игнорировал Какаши, разговаривая только к Зецу. Он игнорировал и меня, несмотря на то, что мы сидели рядом.       Я чувствую пропасть между нами, которая увеличивается с каждой секундой тихого молчания. Я должен что-то с этим сделать. Потому что наступит время, когда бездна станет слишком глубокой. Я упаду, не в силах достигнуть другого берега.       Поэтому, когда Наруто встал, чтобы предупредить прислугу, я последовал за ним.       А теперь он с любопытством смотрит на меня. Как будто он и не замечает создавшуюся между нами пропасть.       — Сейчас? Здесь, в коридоре? — отвечает почти удивленно. — Позже.       Мне плохо. Я не могу позволить ему развернуться и снова уйти. Если он это сделает, я больше не смогу его догнать. Наверное именно поэтому из моего горла вырывается инстинктивный крик.       — Нам нужно поговорить о том, что произошло.       Раздраженная гримаса деформирует лицо Наруто. Он опускает взгляд.       — Мне очень жаль, что я потерял контроль и в этот раз. Это моя вина, я нерегулярно принимал таблетки. Я хотел схитрить и теперь расплачиваюсь за последствия. Я должен быть более осторожным.       Ком застревает в моем горле. Он мешает мне говорить. Мне не удается его проглотить.       — Но теперь тебе не о чем беспокоиться, — резюмирует. — Зецу решил проблему. Я в порядке. Так что нет нужды об этом говорить, — заключает в конце.       — Нет, я… я…       Почему мне не удается говорить? Почему его взгляд блокирует слова в моем горле?       — Да, я, должно быть, напугал тебя, извини, — неправильно воспринимает мои слова, возможно, намеренно. — Я не очень хорошо помню, что произошло, — добавляет и почти с надеждой смотрит на меня.       Он смотрит на меня, умоляя понять намек.       Но я не могу этого сделать. Я — не он.       — Извини меня. Я не хотел этого сделать.       Я весь дрожу. Вот. Я сказал это. И чувствую себя червяком. Потому что слова такие пустые. Они не могут передать всю ту вину, что я чувствую в сердце. Они не могут скрыть то, что я сделал. Это жалкая попытка, обреченная на провал. Мое извинение не способно затянуть эту трещину.       Наруто застывает. Он смотрит на меня, сжав челюсти.       — Нет, мне жаль, что я такой, — говорит он, и его голос звучит более напряженно, чем раньше.       Я качаю головой, делаю шаг вперед. И Наруто становится еще жестче.       — Я должен был остановиться, — с тревогой говорю. — Мне так жаль…       — У тебя была течка, — решительно останавливает меня. — У тебя не было возможности что-либо заметить и сделать. Я знаю, не волнуйся.       Наверное, это те же слова, которые Какаши сказал мне недавно. Но слышать, как Наруто оправдывает меня таким образом, убивает меня. Это то, что он говорил себе, даже когда тот Омега похитил его? Для него мы одинаковы.       — Я…       — Саске, — останавливает меня прежде, чем я успею сформулировать какое-либо предложение. Но я не уверен, что смог бы что-то придумать. — Я сказал тебе не волноваться. И если тебе так плохо от содеянного, извини. Обещаю, что с сегодняшнего дня я буду регулярно принимать лекарства.       — Я не это имел в виду, — звучит как всхлип.       И, наконец, до меня доходит сильный запах Наруто. До этого момента он выделял лишь слабый след феромонов. Но теперь мне кажется, что запах обрушивается на меня, как смерч. Он предупреждает меня о шторме, в который я неосознанно направляюсь.       — Тогда считай, что мы квиты, — говорит он нейтрально. — Не волнуйся, я в порядке. Нам не нужно об этом говорить.       У меня перехватывает дыхание.       Мы квиты.       Это то, о чем он думает. Мне не удается говорить. Я молча дрожу. Смотрю, как Наруто отворачивается — это дурацкое одеяло продолжает покоиться на его плечах — и уходит.       Пропасть не исчезла.       Она все еще здесь, передо мной. И я слишком маленький, чтобы преодолеть ее.

***

      Я не знаю, как долго стою в коридоре. Мой взгляд затуманен. Глаза устремлены вдаль. Там, где Наруто исчез из виду. Мне не удается ни на чем сфокусировать взгляд. Я похож на статую. Рыцарь, побежденный чувством вины.       Так продолжается, пока оцепенение не разрушает легкий и вежливый кашель. Именно он привлекает мое внимание.       По сравнению с тишиной, в которой я находился секундой ранее, этот звук был слишком внезапным. На мгновение у меня кружится голова. Но мне удается обернуться и увидеть Зецу. Сумка свисает с его плеча. Вес тянется вниз, из-за чего линия его плеч деформируется.       Его желтые глаза пристально смотрят на меня. Его диагноз настолько точен, что мне кажется, что моя неудача написана на моей коже.       — Ты попытался поговорить с ним, не так ли?       Это настолько очевидно, что я даже не киваю. Это также очевидно, как и мое поражение. По крайней мере, об этом Зецу не говорит ни слова. Он осматривает меня с головы до ног, возможно, ищет больше секретов. Но впервые я не чувствую себя обнаженным, незащищенным. Его глаза не порождают во мне желание спрятаться.       Может потому, что он уже видел худшую часть меня.       — Мне кажется, или ты хочешь пойти ополоснуться?       Его вопрос приводить меня в смятение. Я не понимаю, что он означает. Но, подумав секунду, в его словах есть смысл. Моя кожа покрыта слоем пота и запахом секса. У меня не было возможности вымыться. В другой раз я бы не стал ждать, чтобы этого сделать. Ненавижу быть грязным. Но не сейчас. Я слишком устал, истощен. Мне пришлось бы разорвать свою кожу, чтобы почувствовать хоть какое-то облегчение от грязи, давящей на мою совесть.       Нет нужды ничего говорить. Зецу понимает все по моим потерянным глазам. Я, должно быть, сейчас выгляжу потерянным. Неспособный даже найти дорогу до ванной.       — Так что, если ты не занят, — равнодушно начинает он, — можешь провести меня в гостевую. Я должен положить сумку.       Сначала мне кажется, что он попросит меня отнести его сумку. Но он проходит мимо меня, не передавая ничего.       После минутного колебания я следую за мужчиной. Возможно, потому что боюсь, что если я не пошевелюсь сейчас, то останусь здесь кристаллизованным навсегда.       Краем глаза я подглядываю за Зецу, вглядываюсь в очертания его лица. Я ловлю себя на мысли, насколько он заурядный, тривиальный. Без этих зеленых волос он был бы совершенно неотличим в толпе. По крайней мере, пока его глаза не остановятся на тебе. Глаза Учиха все черные, темные. Это почти странно… они делают его менее скучным. Это глаза любопытного кота. Наверное он спрашивает себя, почему я смотрю на него.       — В чем была проблема Какаши? С моей течкой, — выпаливаю в конце.       Зецу выглядит удивленным. Но почти сразу же он качает головой, забавленный.       — Ирука был абсолютно прав, — комментирует он. — Ты совершенно не умеешь держать язык за зубами.       При этом имени я становлюсь максимально сосредоточенным.       — Что?       Теперь его глаза смотрят на меня открыто. Улыбка скручивает его тонкие губы.       — Это первое, что он рассказал нам о тебе. Что ты не умеешь держать язык за зубами и очень дерзок.       Я сглатываю, немного недоверчиво.       — Ирука рассказал тебе обо мне?       — Конечно, в первый же вечер, как ты прибыл на виллу. Он позвонил нам, чтобы предупредить, что Наруто наконец решился привести тебя сюда. И он рассказал нам свое первое впечатление. — Учиха возвращает свой взор на меня. — Он был прав, ты не жалеешь слов и не стесняешься задавать вопросы.       Я фыркаю. Мои мысли возвращаются к моему первому вечеру на этой вилле. Во время ужина я приставал к Наруто вопросами, доводя его до предела. Я не удивлен, что Ирука был настолько впечатлен, чтобы описать меня таким образом.       Думаю, он прав.       — Значит, ты мне не ответишь, — констатирую.       Зецу вздыхает. Он останавливается перед дверью, которую открывает не задумываясь. Меня сразу настигает застоявшийся, неприятный запах. Внутри комната маленькая, с одним окном, невзрачной кроватью и простой мебелью. По сравнению с остальной виллой в стиле барокко пространство кажется очень бедной и спартанской. Зецу, похоже, этим не взволнован. Он уверенно входит внутрь. Кладет спортивную сумку на кровать и первым делом открывает окно. Холодный воздух вторгается в окружающую среду. Но так запах снега и зимы частично сметает неприятный запах.       Зецу снова смотрит на меня.       — Нет, но не назло. А потому что это личное дело Какаши. Не мне стоит об этом говорить.       Я внимательно смотрю на мужчину. После его слов я тоже вхожу в комнату.       — Наруто ценит тебя, — осторожно говорю я.       Он намекает на еще одну улыбку. Намного более меланхоличную. Он садится на кровать рядом с сумкой.       — Да. Я думал, он обо мне забыл, — констатирует.       — Ты тоже испытываешь к нему теплые чувства.       Зецу не отвечает. Он просто приподнимает бровь, чтобы понять, куда я хочу парировать. Но я не знаю, как правильно сформулировать вопрос.       — С Какаши ты тоже близок. Несмотря на то, что он сделал с Наруто.       В конце концов, мои слова не звучат как вопрос. Но он, кажется, понимает, что я имею в виду. Он поджимает губы. Подаётся вперед, пока локти не ложатся на колени.       — Я верю во вторую возможность, — просто говорит он.       Я смотрю на него, ожесточая взгляд.       — Какаши не заслуживает второго шанса.       — Он говорит тоже самое, — безрадостно смеется. — Мне кажется, ты это заметил.       — Наряду с его суицидальными наклонностями, — язвительно осмеливаюсь, надеясь получить больше информации.       Но Зецу просто смеется, все еще пустой ухмылкой. Он потирает руки и глубоко вздыхает.       — Мне нужно верить во второй шанс, — поправляет себя. — В противном случае, если я смирюсь с тем, что мир не может улучшить себя… что люди не могут улучшить себя… я потеряю надежду. Каждый заслуживает второго шанса.       Мои мысли представляют не Какаши. А Дейдару. Внезапно мне стало интересно, действительно ли Зецу думает о нем. Я хочу знать, именно ли эта потребность верить во второй шанс подтолкнула его к поиску марионеточной-спутницы среди проституток. Дать кому-то шанс на другую жизнь. Это благородно. Но это не одно и тоже. Дейдара был жертвой. Какаши — чудовище в детских воспоминаниях.       — Какаши совершил ужасный поступок, — фактически выпаливаю я. — Это не… это не… Это несправедливо!       Мне не нравится, как на меня смотрит Зецу. Его взгляд как будто устремлены на плаксивого ребенка. Даже если это доброжелательный, а не самоуверенный взгляд. В глазах нет никакого превосходства.       — Слишком много несправедливых вещей, — отмечает он. — Во всем мире, во всех нас. Каждый день, каждый час. Происходит так много несправедливостей, что не обо всех становится известно. О некоторых мы никогда не узнаем. Ужасные вещи. Подумай только обо всех геноцидах, которые были совершены за столетия существования нашего государства. Наруто — лишь одна маленькая часть этого пазла. Часть, которая теряется среди других. Мир несправедлив, — нависает пауза.       — И? Что мы должны сделать? Уничтожить мир, сжечь, потому что он несправедлив?       Да, первая мысль что приходит в голову. И я уверен, что Зецу прочел этот ответ в моих внезапно воспаленных глазах. Он фыркает носом, чтобы скрыть легкий смех.       — Я знаю, что тебе все это не нравится. Но ты напоминаешь мне Обито.       Я смотрю на мужчину с негодованием. Он абсолютно прав: мне это не нравится. Я задираю нос и жду, надеясь, что он объяснит свои слова.       — Он ответил бы так же, как и ты. Уничтожить весь мир, не оставляя и камешка, — говорит мне. — Но это не мое решение. Это не имело бы смысла. После уничтожения ничего не останется.       — И в чем же проблема? — бормочу я.       — Хах, как Обито, — повторяет он. Теперь его глаза смотрят на меня с открытой нежностью. Меня охватывает чувство неловкости. Зецу смотрит на меня. Он смотрит на призрака человека, которого видит во мне. — Уничтожение — самый легкий выбор. Мы можем разрушать и разрушать. Но когда однажды мы поднимем свои глаза, чтобы посмотреть на мир, что мы увидим? Уж точно не справедливость.       — Потому что ты веришь, что справедливость возможна, — с гримасой предполагаю. Я давно потерял возможность позволить себе эту тщетную роскошь.       В его глазах мерцает свет.       — Если существует несправедливость, должна существовать и справедливость. Если устранить справедливость, устранится и несправедливость. Но как можно понять, что несправедливо, без критерия права? А чтобы иметь критерий справедливости, эта самая справедливость должна существовать.       Его слова подрывают мое утверждение. Я смотрю на него неуверенно, нахмурив лоб.       — Это просто игра со слов, — бормочу.       Свет в его глазах расширяется до едва заметной улыбки.       — Слова образуют мир.       — Нет! — выпаливаю. — Слова существуют, чтобы описать мир.       Улыбка Зецу становится шире. Теперь я чувствую себя ребенком, пытающимся подражать взрослому, но безуспешно.       — Ты не очень любишь философию, не так ли? — рассеянно спрашивает он.       Я ожидал жесткий ответ. Но он не прозвучал. Я в замешательстве смотрю на него.       — Нет.       — Нет?       Меня все больше и больше беспокоит блеск в его глазах.       — Нет. Философия —это бесполезные разговоры о бесполезном, — заявляю я. — Все эти разговоры о Боге… и существует ли моя рука или нет… если дерево — это дерево… они не имеют смысла. Пустые разговоры чтобы казаться умным, — заключаю.       Моя короткая тирада, кажется, просто ещё больше забавляет Зецу. На этот раз он даже прикрывает рот рукой, чтобы скрыть смех.       — Теперь ты похож на Дейдару, — говорит мне. — Но он сразу поменял мнение, как только начала читать этот жанр.       Я укоризненно смотрю на него.       — Я знаю, о чем говорю. Моя убежденность не сформировалась на пустом месте, я кое-что прочел, но тексты были слишком скучными.       — Могу себе представить. Потому что сам Обито нелегально принес тебе философские трактаты, или я ошибаюсь?       Я удивлен вдвойне. Во-первых, потому что я не ожидал, что он вспомнит тот день. Во-вторых, потому что я понимаю, что он говорит о трактатах Джирайи. Я сужаю глаза. Недоверчиво качая головой. Моя реакция продолжает забавлять Зецу.       — Какая жалость, что ты решил их не читать. Я имею в виду, Обито очень рисковал, чтобы доставить тебе те тексты.       — Я читаю их, — взорвался я, раздраженный инсинуациями.       — Значит, они тебя не утомляют?       — Это не эссе по философии, — с раздражением настаиваю.       — Но таковыми они и являются, — возражает, сузив глаза от веселия. — По разным причинам. Самым тривиальным является то, что Джирайя использует особый технический стиль, распространенный в философском жанре. Его аргументы философские. Но если ты настаиваешь, что это не так, то как бы ты их назвал?       — Политические! — готово отвечаю.       — Нельзя говорить о политике, не философствуя, — сразу же возражает Зецу. - Джирайя в настоящее время является самым известным критическим философом нашего времени. И не потому, что попал в тюрьму.       Я не знаю как оспорить его слова. Я никогда не смотрел на эссе Джирайи с этой точки зрения. Мне даже в голову не приходило, что это может быть философией.       — Можно многому научиться у философии, — продолжает мужчина. — Почему бы тебе не дать ей второй шанс? Насколько я помню, библиотека этой виллы очень хорошо оборудована.       Легкая шутка вызывает у меня улыбку. Простое колебание уголков губ. Но это заставляет Зецу сиять от удовлетворения. Но его слова напоминают мне, с чего начался этот разговор.       Дать Какаши второй шанс. Но все не может быть так просто. Должна быть граница, за которой все возможности будут отвергнуты. Есть вещи, которые нельзя простить. Неважно, насколько человеку жаль. Покаяние само по себе не стирает последствий. Раны несправедливых действий никогда не заживают.       Чудовищные действия.       Я возвращаю свой взор на Зецу. На этот раз мне не удается скрыть колебания. Если я поддамся его словам то шаг, который я собираюсь сделать, является длиннее длины моих ног. Но образ Наруто, обнимающего Зецу, остался в моей памяти. Он доверяет Зецу. А Зецу только что помог Наруто. И он самый близкий к Обито человек, которого я когда-либо встречал.       Я подхожу к двери. Закрываю ее, чтобы наши голоса не слышались коридоре. Этот разговор должен остаться конфиденциальным.       Зецу заинтригован моим жестом. При этом он ничего не говорит. Ожидает моего следующего шага. Я глубоко вздыхаю. Как будто собираюсь нырнуть под воду, не знаю, когда удастся вдохнуть вновь.       — Итачи рассказал мне о детстве Наруто, — говорю на одном дыхании.       Зецу наклоняет голову, скрещивает руки.       — Я догадывался об этом. Хотя, видимо, сделал это с множеством упущений.       — Я хотел бы, чтобы ты раскрыл мне эти упущения. Я хочу понять, почему некоторые вещи… не совпадают.       Я снова колеблюсь. После множества закрытых дверей перед моим лицом, я не вижу причин, почему на этот раз все должно быть по-другому.       — Ты можешь все мне объяснить?       Зецу не кажется удивленным. Но на его лице все же появляется легкая гримаса.       — Эта задача предстоит не мне, — отмечает он. — А непосредственно заинтересованному лицу.       — Наруто этого не сделает.       — Я знаю, — вздыхает. И говоря эти слова он выглядит очень грустным.       Он продолжает держать руки скрещенными. Его взгляд сверлит пол. Хмурые складки губ и темных бровей. Мне кажется, что проходят часы, прежде чем он поднимает глаза.       — Не знаю, помогу ли я тебе, но… спрашивай, — пожимает плечами.       Я в замешательстве. Такого карт-бланша у меня еще не было. Так много свободы действий. С минуту я даже не знаю, что спросить. Откуда начать.       — Обито и Наруто, как они познакомились?       Начнем с простых вещей.       — На рождественской вечеринке, — немедленно отвечает он. — Но я не могу многое тебе рассказать. Я не присутствовал. Я могу лишь повторить слова Обито, — добавляет с гримасой. — Об их трогательной первой встречи на террасе…       — Когда ты познакомился с Наруто? — спрашиваю заинтригованно.       Зецу поднимается спиной, прислоняется головой к стене. Подняв глаза, он вытягивает шею, выставляя свое горло.       — Много месяцев спустя. К настоящему времени они с Обито уже встречались.       — И что ты думаешь об этих встречах?       Мой обвинительный тон, кажется, забавляет его. Он смотрит на меня из-под ресниц.       — Я, конечно, принял его за сумасшедшего, — отвечает. — Как и все мы. Как можно воспринять человека, который приходит и говорит, что нашел человека, который умер много лет назад?       — Значит, ты не веришь в родственную душу.       Он качает головой       — Нет, я верю. Не пойми меня неправильно. Я не верил, пока не встретил Наруто.       Я шокировано замираю.       — Почему?!       Он снова качает головой. Смотрит в сторону открытого окна. Я настолько поглощен этим разговором, что меня не трогает проникающий холодный воздух.       — То, как они смотрят друг на друга, — тихо отвечает он. — Раньше я уже видел, как кто-то так смотрел на Обито. И это была Рин.       Я сжимаю руки. Внезапный гнев обжигает мое горло.       — Значит тебя все устраивало? То, что они трахались?       Мои обвинения, кажется, утомляют его.       — Нет. Но мне не хотелось их осуждать. Какова этика в подобной ситуации? Представь себе ситуацию: ты узнаешь, что твоя вторая половинка — ребенок. Как бы ты себя повел?       — Подождал бы, пока он не вырастет, — рычу.       — Это был план Обито, — ответ Зецу настолько горький, что заставляет его гримасничать. — Пока Наруто не проявил инициативу и не расстегнул молнию на штанах.       Я щелкаю челюстью. Делаю шаг к вперед, как будто хочу ударить его.       — Ты обвиняешь Наруто?!       — Единственный виновный — это Итачи, который научил ребенка, что если взрослый мужчина хорошо к нему относится, то он должен отплатить тому минетом, — тихо отвечает он, его глаза блестят от гнева.       Я чувствую боль в сердце. Перед моими глазами возвращается наполненное виной выражение лица Итачи. На мгновение я не знаю, как себя чувствовать. Но это обвинение имеет место быть, ведь именно Итачи научил его этому.       — Значит, если ребенок проявляет инициативу, то ничего страшного, — все равно рычу я. — Нет нужды спрашивать себя, почему он так делает. Ведь это совершенно нормально.       — Обито считал, что Наруто достиг своей зрелости.       — В тринадцать!       — Обито достиг своей зрелости в двенадцать, — устало отмечает он. — Когда у Рин началась первая течка. Он подумал, что нечто подобное произошло, когда они впервые встретились. В конце концов, в тринадцать лет Наруто уже выделял феромоны…       Я озлоблено молчу. Смотрю на него, но ничего из того, что крутится у меня в голове не принимает форму. Это их не оправдывает. Они соучастники этого ужаса. Они не должны были позволить чему-то подобному случиться.       — А когда вы узнали? — отмечаю. — Как вы себя чувствовали?       — Ты можешь и сам об этом догадаться.       — Я хочу это услышать, — настаиваю.       Наступает момент молчания. Кажется, Зецу больше никогда не заговорит.       Выражение его лица такое пустое. И когда он отвечает, я теряюсь на несколько секунд.       — У меня был брат-близнец. Гомозигот. Врач ошибся с нашим вторым полом. В одиннадцать раскрылось, что мой брат Омега. Его течка внезапно началась, и я не знал, что это было. Я не мог понять, что происходит. Но ему было больно, и я не знал, что делать. Я позвонил Мадаре в поисках помощи. — Зецу замолкает. Его челюсть твердеет. Он заставляет себя продолжить. — Он ударил брата настолько сильно, что тот потерял сознание. Передо мной. А потом его забрали. Это был последний раз, когда я его видел.       Я не сразу замечаю, что мой рот приоткрыт. Я резко закрываю его, поджимая губы. Мне приходят в голову противоречивые мысли. Тупая печаль стучит мне в голову. И замешательство относительно того, почему он мне об этом сказал, сразу же сметают следующие слова.       — Когда я думаю о своем брате и когда думаю о Наруто, я чувствую то же самое, — его глаза возвращаются ко мне. — Беспомощный и неспособный действовать в мире, где правят абсурдные правила.       — Мне жаль.       — Как я уже сказал, несправедливости случаются всегда, — бормочет он. — Но это не значит, что больше не больно. Некоторым больнее, чем другим.       Я пытаюсь очистить горло, но боюсь издать слишком много шума. Любой шум в этот момент кажется неуместным.       — Ирука сказал мне, что Обито никогда не касался его… после.       Я смотрю на него и, не осознавая, умоляю: — Это правда?       Зецу кажется немного счастливым от того, что он продвигается вперед с беседой. Кажется, он не хочет слишком много думать о том, что только что мне раскрыл.       — Насколько я знаю, да, — подтверждает. — Он был шокирован. Наверное, если бы не Какаши, никто из нас не знал бы, что делать. Все это казалось слишком трудным для понимания.       — Какаши… ты говоришь о терапии? — бормочу я. — Вы знали о том, что он сделал с Наруто?       — Нет. Узнали позже. Обито чуть не забил его до смерти, — бормочет.       — Но они продолжают дружить, — сердито восклицаю я.       — Ты и правда злишься на Какаши, не так ли?       Он кажется почти удивленным. Я сжимаю руки. На ладонях остаются отпечатки ногтей.       — Мне кажется странным, что вы так просто это приняли.       — Потому что он старается. Искренне. Он делает намного больше, чем необходимо. Тем не менее, ты видел его… сам себя он не простил.       — А как насчет его отвратительного поведения с Омегами? — возражаю.       И Зецу смеется. Это была последняя реакция, которую я ожидал. Он смеется. А потом он начинает говорить:       — Самые уникальные животные — самые хитрые. Как хамелеон и осьминог. Нет ничего страшнее хищника, которого ты не видишь.       Я узнал цитату. Хмурю лоб. Она взята из книги Джирайи. В этом разговоре нет ни малейшего смысла. Тем не менее, Зецу продолжает смотреть на меня, как будто я могу аргументированно возразить.       В конце концов он, кажется, понял мое замешательство. Но вместо того, чтобы объяснять, он продолжает:       — Итачи сказал тебе обстоятельства, по которым Наруто вернулся к нему?       Я киваю.       — Он сказал, что Обито убил парня на глазах Наруто.       — Да, он это сделал, — подтверждает.       Я чувствую, как возвращается отчаяние.       — Больше ничего не добавишь? — взрываюсь вспышкой. Он убил человека.       Зецу смотрит на меня.       — Хочешь оправданий? Ты действительно хочешь этого?       Мне не удается ответить. Я даже не знаю, чего хочу. Потому что какое бы оправдание он мне не дал, я знаю, что этого будет недостаточно, чтобы оправдать его. Он убийца. Его руки в крови.       — О собаках ты тоже ничего не скажешь? — медленно закипаю.       — Итачи приказал использовать любые действующие угрозы.       — Угрозы, — замечаю я. — Не реальные действия.       Я жду ответа. Но этого не происходит. Зецу смотрит на меня. Хмурый, сосредоточенный взгляд. Проходит несколько секунд тишины. Затем он медленно продолжает:       — Я думаю, что мы дошли до противоречий.       В моем сердце растет маленький росток надежды.       — Он не подложил Наруто под собак?       Однако надежда недолговечна. Потому что знание того, что Итачи солгал о чем-то настолько серьезном, слишком горькое. Он мог забыть упомянуть терапию.       Может, потому, что он не верил ее эффектам. Но это? Так нагло солгать о чем-то настолько ужасном?       — Ты клянешься мне? — настаиваю поспешно.       — Саске, — вздыхает. — Меня там не было. Я могу рассказать только то, что сказал мне Обито. И да, ему пришлось сильно его оскорбить, обидеть на словах. Но… — он качает головой. — Даже если бы он рассказал мне, я бы ему не поверил. Обито — человек, способный на многое. Но я точно знаю, на что он способен, и на что нет. Не это. Только не Наруто.       — Что ты знаешь об этом ужине?       Итачи солгал мне. Или Обито забыл упомянуть эту часть в Зецу? Меня не волнует доверие Зецу к Обито. Сейчас я понимаю, что доверять никому нельзя.       — Я знаю, что Итачи приказал Обито сделать что-то с привязанностью Наруто. И чтобы убедиться, что… они больше не были связаны, — Зецу в изнеможении проводит рукой по глазам. — Не говоря уже о том, что Обито не смог. Итак, Итачи… практически написал ему сценарий. Он сказал Обито, что сказать слово в слово. Я не знаю подробностей. Но Обито ограничился актерской игрой.       — Итачи сказал ему…       Мои слова так и не обретают четкий контур. Зецу кивает. Темный взгляд.       — Итачи практически создал Наруто, по своему усмотрению и вкусу — говорит он. — Кто лучше него самого может знать, как его уничтожить?       Это слишком. Мои глаза горят. Мое лицо — лава. Я подхожу к окну. В поисках холода, воздуха. Ищу что-нибудь, что смогло бы заглушить боль в груди.       Мне не удается дышать.       — Почему? — я даже не замечаю, что плачу. — Почему он солгал мне? Я доверял ему!       Голос Зецу доносится до меня как будто издалека. Как будто между нами простирались километры пространства.       — Не верь Итачи, было нашим первым предупреждением.       — Слова людей, которым Наруто не доверял! — возмущенно возражаю я.       Я хватаю себя за волосы и качаю головой. Почему все так сложно? Неужели во всей этой лжи нет доли правды? Я просто хотел узнать правды вместо всех этих интриг и сладкой лжи. Я хотел, чтобы Итачи сказал мне эту правду. Какое облегчение, не правда ли? Наконец кто-то, кто все расскажет и все объяснит.       Я был так наивен, полагая, что все было так просто. Достаточно наивен, чтобы забыть, кто такой Итачи. Тогда он был прав: я ребенок, который не понимает сложной расстановки сил. Я не смог понять, что все это было его постановкой.       — Так как я могу тебе доверять? — шепотом спрашиваю.       У меня нет никаких гарантий, что Зецу тоже не играет простую роль. У него есть свои интересы в этом матче. Он находится на стороне Обито. Интересы — противоположные Итачи. Стать министром обороны. Это игра в шахматы, а я пешка, которой нужно ходить. Потому что самая важная пешка в этой истории — это Наруто. И они считают, что, контролируя меня, им будет легче приблизиться к нему.       Попадёт ли Наруто в руки того, кто сумел добиться моего доверия?       Я качаю головой. Это нонсенс. Наруто уже в руках Итачи. Вероятно, план Зецу и Обито состоит в том, чтобы использовать меня, чтобы вырвать его из-под влияния врага.       Неужели они действительно верят, что у меня такая большая власть над Наруто? В моих руках лишь вода.       — У меня не так много причин лгать тебе, — тихо отвечает он. — Но я знаю, что для тебя этого недостаточно.       Зецу прав. И именно поэтому он больше ничего не добавляю.       Я смотрю на снег снаружи. Из комнаты открывается вид на сад, отсюда виден один из красивых, пустых фонтанов. В зимний период вода замерзнет, с​​ломит трубы. Может, мне тоже следовало избегать привязанностей. Потому что теперь, когда настал холод обмана, мои замороженные чувства ломают мой ребра.       Лицо у меня холодное от прямого контакта с зимой. Но живот все еще горит.       — Если Обито так сильно любит Наруто, — я закатываю глаза, когда это говорю, — почему он согласился быть таким жестоким? Почему он не отказался?       — Разве Итачи не рассказал тебе? Он держит нас в пределах досягаемости, — бормочет Зецу.       — Что это за секрет? — настаиваю. — Что он знает… раз эти знания позволяют ему крутить Обито как ему хочется?       — Он не рассказал тебе, — осознает.       Я качаю головой.       — Он сказал, что это единственное оружие, которое у него есть против Обито. - я поворачиваюсь и смотрю на него смиренно. — Мне кажется, ты тоже не расскажешь мне, что это.       Несмотря на мое заключение, Зецу улыбается мне.       — Нет, я спокойно могу тебе рассказать.       Мой рот широко раскрывается. Но прежде чем я успеваю издать удивленный звук, он опережает меня.       — Как ты сможешь навредить нам, зная это? Рассказывая Итачи? Он уже знает. Рассказывая кому-то другому? Никто тебе не поверит. Ты Омега, Саске, а мы с Обито — благородные Альфы. Твоё слово против нашего. Как думаешь, что стоит больше? Но совсем другая история, если этим воспользуется такой влиятельный человек, как Итачи.       Это несправедливо, думаю. Но эта мысль так и остается в моей голове. Потому что даже если это несправедливо, это правда. У них, у Итачи… есть сила, которой нет у меня. Я совершенно беспомощен перед такими людьми, как они. Сейчас я могу только этим воспользоваться. По крайней мере, я буду знать, что позволяет Итачи держать Обито за яйца.       — Ну? — выпаливаю после длинного молчания. — Что же это?       Зецу глубоко вздыхает. Затем наклоняется вперед, скрещивает руки под подбородком. Его желтые глаза пронзают мое тело.       — Обито и я встретили Белую Даму.