Одиссей

      Течение неумолимо влекло их жалкое суденышко к одному ему известной цели. Ни весел, ни шеста на плоту не было, так что им пришлось целиком отдаться на его милость. Как долго? Он не знал. Само понятие времени казалось совершенно чуждым этому месту. И он до последнего пытался гнать от себя мысль, почему это так. Но ничего не получалось.       «Ты открыл ЭТУ дверь, малыш? Или… или мы уже были «здесь, за Ахероном»? Весь этот долгий, бесконечно долгий день мы уже были здесь?       «Она жива» и многозначительная ухмылка Курильщика, с ударением на «она», фраза, подразумевающая так и непроизнесенное продолжение; странности, злые чудеса и тревожные звоночки этого дня – все это складывалось в уме в одну страшную догадку… Как нелепо и трагикомично… и как раз тогда, когда он вроде бы заново обрел смысл жизни. Может это все, просто дурной сон? Не похоже.       – Где мы? – прошептал мальчик. Он тоже выглядел порядком напуганным.       – «И летят вдоль русел четырех Аидских рек, что в озеро пекучее несут погибельные струи…» (1) – пробормотал он чуть слышно.       – Каких рек? – испуганно переспросил тот.       – Никаких. Это просто очень старое стихотворение.       – Мы… еще плывем? – стуча зубами, спросил мальчик. Он придвинулся ближе и накинул ему на плечи свою куртку.       – Похоже. Только не по реке.       Небо и берег скрывала темнота и стремительно густеющий туман, из-за которого казалось, что плот не плывет, а неподвижно висит в пустоте. То, как плот едва ощутимо поднимался и опускался, резкий запах воды, вкус соли на губах, пробирающая до костей промозглая прохлада и множество других мелочей нашептывали ему, что река все-таки принесла их к морю. Туда, куда он так стремился. И это тоже казалось на редкость ироничным.       – Смотри, – с ужасом прошептал мальчик, указывая куда-то вниз, на бревна плота. Он послушно посмотрел, и все экзистенциальные ужасы разом вылетели у него из головы. Морская вода просачивалась через бревна плота – в щели, которых недавно не было и в помине. Щепки, отслоившиеся куски и полоски коры, которых она касалась, медленно теряли краски и словно бы истончались, постепенно исчезая, превращаясь в ничто… С бревнами происходило то же самое, но только существенно медленнее.       Оба мгновенно отползли от края как можно дальше, пока не уперлись спиной в мачту с уныло повисшим изодранным парусом. Сколько времени выиграл им этот маневр, неясно. Но вряд ли сильно много: плот несомненно таял и оплывал, словно зефирина, болтающаяся в чашке со слишком горячим какао.       – С нами тоже так будет? – испуганно спросил мальчик, бессознательно подбирая под себя ноги, хотя вода еще не дошла до них. Он схватил мальчика в охапку, и усадил себе на колени.       – Все будет хорошо, – с уверенностью, которой не ощущал вовсе, сказал он. – Ты же знаешь сказки: в конце все обязательно будет хорошо.       – Тогда это какой-то неправильный конец… – чуть слышно прошептал мальчик, прижавшись к нему.       – Нет, просто это еще не конец, – с яростью выпалил он, и в глазах мальчика снова вспыхнула надежда. Как глупо – он ведь даже не попытался узнать его имени. «Мальчик-который-не-Джексон», вот и все.       Плот скрипнул, оседая ниже. Черный язык воды лизнул бревно, медленно, но неотвратимо подбираясь к их кроссовкам. Интересно, что будет с теми, кто попадет в эту воду? Наверняка ничего хорошего.       – Помнишь, я рассказывал, – все еще испуганным голосом начал мальчик, – что мой отец хотел научить меня играть в бейсбол, только я не помнил, научил или нет? Я вспомнил – он меня все-таки научил. И я теперь вспомнил его лицо. Это был ты. Я помню маму, и сестренок. А раз я это помню, значит так и было?       – Конечно, – кивнул он. – Так и было. Ты меня нашел. И все исправил.       – Эй, ребята! – послышался насмешливый голос, по интонациям которого чувствовалось, что его обладатель привык отдавать приказы. – Это все конечно трогательно, но вы не хотите сперва убраться прочь с вашей тонущей галоши? А уж потом болтайте, сколько душе угодно.       Они непонимающе огляделись по сторонам. Никого. И только тогда догадались взглянуть вверх. Над плотом – довольно высоко, – нависал небольшой парусник. Мера странностей сегодняшнего дня была переполнена настолько, что он ничуть не удивился. Летающий корабль, ну да. Более чем разумно, учитывая мерзкий норов здешней воды. Туман скрадывал очертания судна, бушприт, паруса и корма лишь угадывались, а ясно можно было разглядеть только кусок борта с надписью «Буревестник». Через борт перевешивался немолодой мужчина в черном кителе и фуражке, словно сошедший с многочисленных картин и гравюр изображающих капитанов старого образца. Для полноты образа ему недоставало разве что трубки в зубах.       – Вы кто? – ошалело спросил он, поборов желание добавить «сэр».       – Тот, кто пришел спасти ваши шкуры, – в плечо ему ударилась веревочная лестница, – предпочтешь потонуть, выясняя, кто я такой? Забирайтесь живей, сейчас начнется!       Он счел за благо не расспрашивать, что именно «начнется», поспешно помог мальчику вскарабкаться по лестнице и торопливо полез следом. Оставаться на плоту безумие, а представиться друг другу можно и позже. На ловушку вроде не похоже, но даже если это не так – какой у них выбор?        Оказавшись на борту, он первым делом нашел взглядом мальчика. Вот он, цел и невредим, стоит и смотрит на капитана с таким неподдельным восхищением, что его кольнуло нечто похожее на ревность. А больше здесь, похоже, никого и не было. Впрочем, разглядеть корабль и его хозяина как следует ему не пришлось, поскольку капитан немедля сунул ему в руки тонкую прочную веревку:       – Привяжись как следует. Шторм будет сильный, – и начал обвязывать такую же вокруг пояса мальчика.       Шторм? При мертвом спокойствии, царившем на воде только что, слова насчет шторма казалось полным абсурдом. Но когда он с грехом пополам сумел прочно закрепить на поясе страховочный конец и снова выпрямился, то обнаружил, что вокруг свирепствует ветер. Капитан знал, что говорил: маленький парусник уже вовсю болтало в разные стороны. Как он вообще удерживается на одном месте и почему не падает в воду?       Капитан уже стоял у руля, и мальчик был рядом с ним.       – С парусами управляться умеешь? – перекрикивая рев бури, заорал он.       – Нет!       – Тогда делаешь то, что я говорю и когда я говорю! Кораблю нужно помочь, не то нам всем конец, понял?       Он коротко кивнул. Капитан не был высок и оказался даже старше, чем представлялось поначалу, но желания оспаривать его приказы не было.       А дальше наступил хаос, не оставивший ему никакой возможности уследить за происходящим. Вокруг них неистовствовала буря, а они очутились в самом ее сердце. Мир сузился до снастей вырывавшихся из рук, хриплых команд и его неуклюжих попыток сделать именно то, что ему велено, да побыстрее, черт тебя дери! Дикий ветер разодрал пелену тумана, и в зияющие прорехи перед его глазами возникала то бурлящая поверхность моря, низвергающая прямо в бездну из древних саг, то мертвенно-черная лента реки, то берег, где метались, скаля зубы, сотни призрачных существ, состоящих сплошь из когтей и клыков. Они не смели броситься в воду и скалили зубы в нетерпеливой надежде, что ветер сам швырнет добычу им в пасть.       Разве сможет маленький и хрупкий парусник и дальше сопротивляться ярости стихий? С минуты на минуту шторм сломает ему крылья, собьет вниз, и тогда… Но вдруг все кончилось. Каким образом корабль сумел вырваться из самого центра кипящего ведьминского котла? Он не знал, но в эту минуту ему казалось, что «Буревестник» не зря носил свое имя. Корабль представлялся ему таким же живым существом, как и он сам: рукотворной разумной птицей, имеющей собственную волю и чутко отзывавшейся на все их действия. Они не управляли им, а вместе сражались с бурей.       Буря все еще свирепствовала далеко внизу, но они поднялись туда, где она бессильна была до них дотянуться. Высоко, к звездам. Да, здесь в самом деле были звезды – целая россыпь огромных, невероятно ярких звезд, до которых, кажется, можно было дотянуться руками. Он вцепился руками в борт корабля, смотрел и никак не мог на них насмотреться…       – Ты видел, видел?! – мальчик налетел на него, словно восторженный щенок, которого в первый раз взяли прокатиться в автомобиле, и тоже заворожено уставился на небо. – Капитан сказал, что этот парусник может лететь сам, и у руля все время стоять не надо…       – Не совсем так, – улыбнулся капитан, – но что-то в этом роде, парень.       – Меня зовут Уильям.       Он с удивлением смотрел на мальчика, не узнавая его. Казалось, недавний шторм без остатка вымел темноту из самых дальних уголков его души и навсегда утопил ее в море. Перед ним был совсем другой ребенок: ненадолго оставивший любящую семью ради крайне увлекательных каникул, но сознающий, что скоро вернется туда, где его с нетерпением ждут.       – Хорошее имя, – улыбнулся капитан. – Как у меня. И у моего сына.       – А вы, сэр… Как вас зовут?       – Ты можешь звать меня капитан Ахав.       Он вздрогнул и внимательней вгляделся в лицо капитана, но так и не смог решить, есть ли сходство между этим человеком и смутно знакомой ему фотографией в альбоме. Уильям широко улыбнулся.       – Хорошо! У вас потрясный корабль, капитан Ахав! А трюм у него есть? А на вон ту мачту залезть можн?       – Конечно. Ты можешь идти здесь куда угодно.       Мальчик просиял и поспешил удрать прежде, чем капитан передумает, а он успеет его остановить.       – Не бойся, – успокоил капитан. – Нам с тобой не мешает потолковать с глазу на глаз, а на моем корабле с ним ничего не случится. Теперь.       – Теперь?       – Теперь, когда буря позади и мы убрались с Мертвых берегов Лимба. С мальчиком я уже познакомился, теперь твой черед. Кто ты?       – Я… – он долго глядел на насмешливо подмигивающие звезды, потом хмуро пожал плечами. – Полагаю, теперь никто.       – Напрасно полагаешь. Но будь по-твоему, Никто, сумевший унести ноги из самого сердца Нигде.       – Нигде?       – Нигде, Никогда, Страна между светом и тьмой к востоку от солнца и к западу от луны. Выбери то название, которое по вкусу тебе. От этого ровным счетом ничего не изменится. Считай это миром между мирами.       – Но почему мы здесь? Разве мы не должны…       Капитан смотрел на него с веселым интересом, как на человека, по незнанию отмочившего смешную шутку.       – Не должны теперь отправиться… куда-то в другое место?       – То есть ты решил, что я вроде как подменяю Харона?       – Ну… наверное и Харону иногда положен выходной?       – Без понятия. Я не выпиваю с ним в баре после работы. У меня хватает других дел.       – Дел? Я думал, что здесь «один бесконечный вечный день отдохновенья и покоя». Или как там учат в воскресной школе?       – Не знаю, парень, что тебе говорили в воскресной школе, но ты вряд ли можешь рассчитывать на арфу и венец. Для тех мест у тебя на редкость идиотские шуточки.       Он криво улыбнулся, но ничего не сказал. Ахав тоже молчал, а потом просто кивнул за борт своего парусника – на сверкающую звездами бездну.       – Этот Океан еще никто не переплывал из конца в конец. Еще никто не нанес на карту и сотой доли его фарватеров, не узнал и малой части его тайн. Но и земной Океан когда-то казался людям беспредельным. Так что дел нам хватит на вечность вперед.       – Нам?       – Не думаешь же ты, Одиссей, что я такой один? Но теперь и мне есть, чем похвастать: пока что я первый, кто не только добрался до самого берега Лимба, но и сумел оттуда выбраться – и вытащить вас.       – Спасибо, – бесцветным голосом сказал он. Все-таки для одного дня событий выдалось больше, чем он в состоянии переварить. Что следует сказать в такой ситуации согласно правилам этикета? Что вообще тут можно сказать? «Капитан, сэр. Я только что обнаружил, что очутился в Царстве Мертвых, но понятия не имею, когда и как это произошло. А еще у меня был роман с вашей дочерью и теперь я должен как-то свыкнуться с тем, что мы с ней, оказывается, на разных берегах Леты. Да и про Апокалипсис и Колонизацию хотелось бы узнать немного точнее. Как я понимаю, ни то ни другое пока не состоялось?».       – Не стоит благодарности, Одиссей: у меня кровный интерес в этом деле. Я же сказал, что отправился за вами. Забрать вас с берега я не мог: этот корабль не сможет идти ни над сушей, ни над той рекой. Пришлось ждать вас в море Тумана, а ждать там долго нельзя. Это море – граница для нас. Нарушишь – и шторм тут как тут. Повезло, что вы его опередили.       – Но почему вы отправились за нами? И как вы узнали, что мы там?       Уильям закончил обследовать трюм и носиться по палубе, и теперь примеривался вскарабкаться на мачту.       – Узы крови, Одиссей – только и всего. Наши предки верили, что никто не умер по-настоящему, если у него остались потомки. Мы смотрим на мир глазами своих детей и их детей, и связаны незримыми узами, живые и мертвые. Так они считали. И могу тебе сказать, что это не просто красивые слова. Я не мог поступить иначе. Ты веришь в судьбу, Одиссей?       Он ошарашено заморгал, сбитый с толку последним вопросом. Все, что он собирался спросить, вылетело из головы.       – Это когда все предопределено, записано и обжалованию не подлежит? А ты просто отыгрываешь уже написанный ранее сценарий?       – Да, вроде того. В сказках и мифах полно сюжетов про то, как герои, получив дурное предсказание, пытаются перехитрить судьбу. Но все их попытки подстелить соломки приводят именно к тому, чего они так отчаянно пытались избежать. Никогда не задумывался, почему это так?       – Задумывался, – хмуро отозвался он. – А еще задумывался, почему каждый, кто хоть немного в курсе, что, черт подери, здесь происходит, вечно ограничивается намеками и цедит истину по чайной ложке?       – Да вот поэтому, Одиссей. Никто не хочет бросить камешек не на ту чашу весов или забить мяч не в те ворота. Будущее – очень непростая штука. Поэтому не на все твои вопросы я могу дать ответы.       – Даже когда игра закончена и финальный счет уже оглашен? Какая разница, что я знаю и чего не знаю… теперь? Какое еще будущее? Если никто не в силах отмотать назад уже случившееся?       – То, что ты здесь, еще не значит, что твоя игра закончена. Так что для тебя разница есть. Таких как ты, здесь называют Странниками. Это редкость, но ты не единственный, кто вернулся в мир живых оттуда, с Лимба. И не только оттуда.       Он непонимающе посмотрел на капитана, попытался сказать хоть что-то и беспомощно замолчал. В голове теснилось множество разных мыслей, вопросов, страхов и надежд, которые он так и не решился озвучить.       – Я не шучу, – продолжил капитан, словно прочтя его мысли. – Ты еще можешь вернуться. Не спрашивай меня, почему именно ты – я не знаю. Все мы помогаем Странникам, когда наши пути случайно пересекаются. Разница в одном: я знал, что ты здесь и отправился за тобой. Как когда-то за своей дочерью.       Он всегда самонадеянно приписывал ее «возвращение» из комы в первую очередь себе. Но кажется все было много сложнее. Но эти явственные намеки на некие события в будущем – его будущем, – они… тревожили. Очень.       – Вам известно, что будет дальше?       – Нет, лишь то, что может быть. Ты еще не совершил поступков, которые направят твою судьбу в конкретное русло. Это все, что я могу тебе сказать. Прости, но кораблю нельзя дальше задерживаться здесь. И тебе тоже.       Прозвучавшее «тебе» стало ведром холодной воды, заставившим разом позабыть собственные страдания. Почему он только сейчас задает вопрос, который следовало задать много раньше?       – А как же мальчик? Он тоже… Странник?       – Нет. Он вообще не должен быть здесь.       Уильям, в восторге носящийся по палубе, и машущий им руками. Что он должен сказать ему? Что вообще будет с ним дальше? Почему сегодня он вновь и вновь оказывается перед одним и тем же выбором?       – Я не брошу его здесь одного!       – Рад это слышать, но ты не дал мне закончить. Этот мальчик не Странник, он Нерожденный. Ребенок, которому еще не пришло время появиться на свет, но который уже существует по ту сторону Времени, в материальном мире.       – Но как…       – Не спрашивай меня, я не могу ответить. Скажу одно: тебе повезло, что он нашел тебя. Нерожденные могут открывать двери, скрытые для и тебя и для меня. Вы прошли через Лимб и попали сюда, только потому что были вместе. Я не могу понять одного: как он умудрился туда попасть?       – Я не…       – Не перебивай, – властно оборвал его капитан, – и слушай. Здесь ваши пути расходятся. Но вы еще увидитесь, это я тебе обещаю. Я сам отвезу его в Гавань, когда придет время. До тех пор он останется со мной, потому что маленьким мальчикам нечего делать здесь одним. Не бойся, мы неплохо проведем здесь время вместе, Одиссей. А теперь нам действительно пора отправляться в путь.       Лишь сейчас, в эту секунду, с огромным опозданием последние кусочки головоломки вдруг стали на место. Уильям, раскрасневшийся, с сияющими глазами, бежал к нему со всех ног, а он только ошеломленно смотрел на ребенка, не в силах вымолвить ни слова. То, что он оставил дома, сам о том не зная. Есть ли на свете другой такой глупец? Он получил достаточно невольных подсказок и от Уильяма и от Ахава, чтобы сложить два и два. Капитан узнал о нем и нашел его именно благодаря мальчику, связанному с Ахавом узами родства. Мальчику, во что бы то ни стало жаждавшему изменить не свое прошлое, но свое будущее.       И если верить последнему видению Уилла, там, на плоту, его попытка увенчалась успехом. Но каким образом? Ведь будущее по-прежнему оставалось будущим, скрытым в тумане со всеми его ловушками, опасными поворотами и неправильным выбором? Неужели для этого им оказалось достаточным просто разыскать друг друга здесь, а затем отправиться в путешествие, изменившее их обоих? Ответа не было, но он горячо надеялся, что это так.       Ему казалось, что пауза длиться вечность, но на деле она продолжалась всего пару секунд. Уильям широко улыбнулся ему, и он улыбнулся в ответ.       – Пойдем со мной, молодой человек, – капитан положил мальчику руку на плечо, увлекая за собой, к штурвалу. – Мне нужно с тобой кое о чем побеседовать. И кстати, как насчет поучиться управлять этим кораблем?       Мягкий толчок под ногами сообщил ему, что «Буревестник» тронулся с места. Корабль не то уходил еще выше, не то плыл вперед в беспредельном безмолвном океане звезд, сверкавших и на дне и у них над головами. Их становилось все больше, они, словно волны, закручивались за кормой в прихотливые узоры и спирали, пока ему не начало казаться, что они стремительно плывут прямо по Млечному пути навстречу восходящему солнцу…       Солнце. Его край и правда поднимался над морем, обычным морем с обычной водой. И корабль порой плыл по ней как обычный корабль, а порой летел над самой ее кромкой. Вдалеке, в предрассветном легком тумане угадывался берег.