69 Параллель. Земля. Лонг-Айленд. 50-е годы 21 в.
Страсть
Выдохнув горький дым из лёгких, Сапфир бросил зажигалку на ближайшую поверхность и посмотрел вдаль на темнеющий водной гладью горизонт. С высоты тридцать седьмого этажа полуостров, затмевая звёзды, сверкал миллионами огней: жизни, небоскрёбов и рек — светящихся дорог, несущихся вдоль побережья Атлантики. Нутро продолжало дрожать, а по телу, казалось, бежал электрический ток. Лучше бы покалывание было вызвано статическим электричеством. Он посмотрел на свою свободную ладонь, широко растопырив пальцы, готовый увидеть на коже бегущие искры в подтверждение своим мыслям, и выругался вслух: — Идиот, — убрал руку в карман брюк и продолжительно затянулся. Никак не понимал, что же с ним происходит и почему он в который раз практически сбежал из конференц-зала, силясь успокоить закипающую от желания кровь. И когда уже это кончится? Шестой месяц битвы с самим собой — и практически исчерпан весь доступный для обороны арсенал. Его жизнь давно определена и очерчена: женат, двое детей, Tesla, расширенная семейная страховка, кредит на дом и расписанный план партнёрского будущего. А он, как мальчишка в пубертате, не может справиться с собой! Прежде непоколебимо был уверен, что в груди у него титановая броня… но эта цыпа, слаженная так тонко, что его потряхивало при одной мысли о ней, появившись на пороге его кабинета, одним взглядом вдребезги разбила монолит глухой защиты. Уже через несколько минут после знакомства и первого рукопожатия он хотел завалить её прямо тут же на стол… и душил в себе желание немедленно пригласить её в апартаменты на 45 этаж здесь же. Безуспешно пытался сконцентрироваться на теме встречи, сам себе удивляясь, что за дурнина лезет в голову. Она смотрела с любопытством. И это было… словно сам Бог ему в глаза глядит. Прошло более двух месяцев с первой встречи, а наваждение и не думало отпускать, с каждым разом накатывая с мятежной силой — обуздать которую стоило огромных усилий — и рисуя в фантазии всё новые и новые детали, дьявольски разжигая огонь желания. И он снова начал курить: требовалось как-то сладить с нервозностью, вызванной внутренней борьбой. Заметив пачку сигарет, партнёр удивился и сочувственно поинтересовался делами в личной жизни: видимо, решил, что у друга проблемы в семье. Сапфир списал всё на нервы и усталость, заверив, что вернулся к пагубной привычке ненадолго, и да, внёс изменения в страховку и доплатил. (Уже лет пятнадцать, как курение входило в число весьма дорогих «удовольствий», отражаясь на цене практически всего.) С тех пор прошло ещё три месяца… и вот он затаился в темноте собственного кабинета, и только блуждающий огонёк сигареты выдаёт его присутствие. «Чёрт, я сам себя не контролирую. Надо скорее заканчивать с этим проектом, и лучше скинуть все обсуждения на Ала, пусть он с ними переговоры ведёт». Рушить свою чётко распланированную жизнь ради мимолётной крышесносной интрижки было не в его привычках и никак не вписывалось в его реальность. Сапфир был рад и счастлив в браке и ценил, что красавица-жена была его тылом, занималась детьми и домом, даря ему приятное чувство полезности и нужности. И представить не мог, что держать изнуряющую оборону придётся на своих собственных границах. Перед каждой запланированной встречей по злосчастному проекту доводил Пэм до отключки, лишь бы самому пережить грядущий день и сдержаться. Благо, жена и засевшая в груди так, что вздохнуть трудно, демоница были настолько не похожи, что Сапфир не мог и в мыслях перепутать имена или образы. Даже в незапланированный короткий отпуск смотался с женой, лишь бы переключиться. Не спасло. Эта «цыпа» билась в нём изматывающим назойливым мотивом.***
— Вы намеренно меня избегаете? — задала она вопрос в лоб, будто прочитала его, как книгу, и сознательно не стала отводить гипнотический взгляд. Сапфир молча наблюдал в глубокой темноте её глаз свои ошибки: помолвка, свадьба, ипотека, размеренная жизнь. Ну разве что дети не попали в разряд ошибок, своих детей он бы признал и принял всегда. Что ответить? Он никогда себе не врал, понимая бесполезность этого действа. — Когда я смотрю на Вас, начинаю думать, что напрасно связан, — и поднял кисть, демонстрируя обручальное кольцо. — Поэтому стараюсь держаться как можно дальше. Уверен, что не стоит ломать свою жизнь, поддавшись мимолётной страсти. — Я тоже, — теребя своё кольцо, несколько поспешно ответила гостья, когда он ещё не успел договорить. — У меня чувство, что мы связаны. Понимаю, это звучит странно, но не знаю, как ещё объяснить. Я пыталась понять. На короткий момент она отвела взгляд, посмотрела в панорамное окно и слегка нахмурилась своим мыслям: — И бегала сама от себя. Но так мы ничего не добьёмся. Одним движением скинула короткий пиджак, пристроила его на спинку кресла и, обогнув его стол, подошла непозволительно близко; продолжила, отбрасывая формальности: — Стоило мне тебя увидеть, и я не помню ничего с тех переговоров, — потянула шёлковую ленту блузки, уложенную в элегантный бант на шее. — Ни.че.го… кроме желания остаться наедине… Коснуться щеки. Это было как наваждение. И пусть бы весь мир исчез, — сладострастно шептала искусительница, склонившись ближе, а он заворожённо наблюдал, как её тонкие пальцы расправляются с рядом мелких жемчужных пуговок на блузке. Жаркое дыхание опасно лелеяло кожу. Аромат лаванды и чего-то горьковатого пьянил. Сапфир вжался в кресло, вцепившись в твёрдый подлокотник, и попытался сконцентрироваться, напрягая каждый мускул, но подавленная желанием воля предательски ему отказала: — Это ошибка, — смог выдавить из себя, цепляясь за образы семьи в голове и мысленно повторяя свою же клятву верности. Не помогло. — Ты пахнешь как грех, — он не верил ни в Богов, ни в чертей, но всё в нём рвалось к этой тонкой демонице с ангельской внешностью. Её голос, тёмные глаза и пальцы в его волосах… Дневной свет померк, погребая под собой рассудок. — Это меньшее. Куда хуже, если мы завалим проект, — с беспощадно зовущей сладостью произнесли её губы. Нелепый аргумент, но сейчас даже он имел вес… и, повинуясь её словам и своему желанию, Сапфир притянул её к себе. — Необходимо проверить: связь это или просто похоть, — её голос мягко обволакивал, брал в плен, но осознать смысл сказанного Сапфир был уже не в состоянии. И опомнился, когда волна экстаза, ударив в мозг, прокатилась по телу, даря пенящееся чувство неги. Оно медленно растворялось, взрываясь мелкими частыми пузырьками, и оставляло после себя блаженство. Она сидела верхом, слегка откинувшись назад и запрокинув голову, а он придерживал Её за талию. Оба тяжело дышали. Вопреки ожиданиям, Сапфир не почувствовал укола совести или вины. Только чувство всеобъемлющей правильности, единения и целостности. Словно он всю жизнь принадлежал только ей. — Ваааууу, — сквозь частое глубокое дыхание протянула она и медленно выпрямилась; дрогнули ресницы, открывая затянутые поволокой влажные глаза, и она счастливо улыбнулась. Он поцеловал её, жадно, как своё по праву. И понял, что уже ненавидит её мужа, кем бы он ни был. Губы скользили по губам, скулам, подбородку, шее, ключицам. Бретелька, держащая дорогое кружево, легко съехала с плеча… Она кошкой выгнулась навстречу и прошептала: — Стоит провести контрольные измерения… Жаркий шепот донёсся до него сквозь охватившее безумие. «Что ты со мной делаешь?» Он даже с женой не позволял себе подобного на работе. . . — И что теперь? — вопросов между ними стало больше. — Любишь жену? — Да. — А я мужа — нет. Повисло Молчание. — И сплю с ним. С ним удобно, и он классный любовник, но это не то. — Поэтому ищешь приключения? Она вскинулась и с нескрываемым возмущением посмотрела на него: — Ты думаешь, я со всеми сплю? — тёмные глаза полоснули острой сталью… И она отстранилась, разрывая физический контакт. — Нет, — ответил Сапфир, глядя на её спину. Помедлил: — Сказал, не подумав, хотел сам себя оправдать. — Я просто подспудно знала: если сама не решусь, ты так и будешь прятаться и избегать меня. Обняла себя за плечи и показалась ему совершенно маленькой. — Почему ты женат… — прозвучало горько. И ему стало невыносимо тоскливо, как если бы он испытывал это чувство вечность. — Так получилось. Не встретил тебя раньше. Она обернулась и посмотрела через плечо: — Забирай детей, я буду любить их как родных. Как быстро она за него всё решила, хм… — Откуда знаешь про детей? — У тебя на лбу всё написано: образцовый семьянин, отец, выходные с детьми, семейные традиции и праздники. Уверена, ты наизусть помнишь даты всех профилактических медосмотров. Сапфир нисколько не удивился столь странной его характеристике, только подумал, что как раз на следующей неделе старший сын к стоматологу записан. — А случившееся, — продолжала Хотару, всё так же стоя к нему спиной, — ты назвал ошибкой до того, как случилось. — И сухо подвела итог: — Не зря ты хороший аналитик. — Я нашёл ошибку в первую же встречу. — Что только подтверждает твой профессионализм. — Профессионал мог бы её исправить. Или не допустить.***
— Где дети? — спросил он, завидев жену на веранде. Она говорила по телефону, видимо, снова с сестрой. Пэм вечерами могла часами висеть на телефоне: ещё бы, три сестры! Это же сколько раз можно обсудить одну и ту же тему. — Мальчики уже спят. Не дождались. Ты сегодня задержался, — жена попрощалась с абонентом и направилась следом за мужем в дом. — Не планировал. Сейчас зайду к ним, и вернусь. Пересекая гостиную, Сапфир кинул пиджак на подлокотник дивана и направился в детскую. Включил ночник и глянул на своих бутузов. При взгляде на детей в груди разливалось благоговейное чувство тепла. Сапфир присутствовал на родах обоих. Обоих первым взял на руки. И любил их больше жизни. Два курносых носа мирно посапывали в одной кроватке. Младший снова переполз к старшему. И так до полутора лет спал с ними вместе, а теперь каждую ночь забирается в кровать к брату. Погладил сыновей по волосам и осторожно взял на руки младшего: — Снова ты здесь! У тебя же точно такая же кроватка, — прошептал сквозь улыбку и перенёс его, подложив рядом плюшевого кота. Карапуз в ответ издал звук, похожий на мявк, но не проснулся. Сапфир вспомнил, как на вечеринке в честь рождения младшего друзья шутили, что жена снова сработала ксероксом, явив миру вторую уменьшенную копию их отца. Ничегошеньки-то в них от неё нет: ни зелёных глаз, ни русых волос, и чем больше они росли, тем очевиднее проявлялось сходство. Доминантный ген разгромно подавил рецессивный.***
В гостиной вскоре показалась жена: — Ужинать будешь? Сапфир сидел в кресле и, подперев пальцами висок, смотрел на неё. Разговора всё равно не избежать, лучше закрыть тему сразу. — Мне кажется, что ты чем-то встревожен. Что случилось? — подобрав его пиджак, Пэм сцепила руки в замок в ожидании ответа. Сапфир размышлял, с чего начать, пытаясь спрогнозировать её реакцию: — Сегодня я спал с другой. Пэм замерла на месте, огорошенная его словами. Он терпеливо ждал, как развернётся сцена. — Зачем ты мне это говоришь? — поджав побелевшие губы, она выдержала его взгляд. — Не хочу, чтобы ты узнала окольными путями и в самый неподходящий момент. Лучше обсудить сейчас. — И кто она? Как будто это имело значение… — Представитель заказчика, — ровно ответил он и мысленно усмехнулся сам себе: докатился! — На тебя это не похоже, — жена вышла из ступора и аккуратно присела на диван, всё также держа его пиджак. — Именно поэтому и говорю тебе сразу. Сам не знаю, как это произошло, но оправдываться не буду. Начала болеть голова, вызывая желание потереть лоб и макушку. — И вины не чувствую. — И что ты решил? Как это отразится на нас? Потирая лоб, Сапфир искоса сквозь пальцы посмотрел на неё — жена знает его очень хорошо. Он бы не начал разговор, не имея принятого решения. Но немного кольнуло досадой: столь холодная реакция на его слова! Либо он недооценил мудрость Памелы, либо она действительно любит настолько, что готова сносить подобные выверты, или он ей просто удобен, но совершенно безразличен. Что из этого правильный ответ? Выбирай понравившийся. Как бы отреагировал он на её месте? — Никак. Ты моя жена и мать моих детей. И я хочу дочь. Но не уверен, что имею право сейчас говорить об этом.***
Тишину рабочего дня потревожило вторжение гостьи, и кровь моментально ускорила свой бег по венам. Они не виделись больше месяца. Сапфир, осознав, что кровь не успокоилась и его с новой силой тянет к ней, с двойным упорством продолжал её избегать, а она не навязывалась. — Рад видеть. Соврал! Счастлив и напуган этим чувством одновременно! И даже про себя воздерживался называть её имя: слишком напористы были эмоции, овладевающие им. — Вот, — проходя мимо, гостья положила на стол справа от него небольшой предмет и отошла к дивану с низкой спинкой: — Есть разговор. И он как-то сразу понял, что это и зачем, но решил уточнить: — Что это? — Положительный тест на беременность. Но, скорее всего, ты в курсе. Принесла с собой как улику. — Улику? — искренне удивился в ответ. — Чтобы ты не смог обвинить меня в шантаже и манипуляциях. — Я бы не стал. — Знаю, просто к слову пришлось, — закинув ногу на ногу, она устроилась на диване в профиль к нему. — Могу сразу озвучить, что у меня есть сомнения насчёт отцовства. — Понимаю, — протяжно отозвалась она, скрестив руки на груди и неотрывно сверля взглядом графическую картину на стене. — А у меня нет. Мужа не было две недели в те дни, а уровень ХГЧ уже подобрался к пяти тысячам. УЗИ подтвердило. — Я думал, ты принимаешь таблетки. — Правильно думал. Но и они не дают стопроцентной гарантии, и у тебя получилось попасть. Сомнительный комплимент, но почему-то было приятно, и Сапфир внутренне довольно ухмыльнулся. — И что ты решила? — хм, какой знакомый вопрос. — Ещё ничего, пришла с тобой обсудить. Повисло натянутое молчание. Она ждала его реакции, он пытался разобраться в своих эмоциях, успев подумать, что вопреки всем стараниям держаться как можно дальше, его не просто тянет к ней, а жизнь намеренно связывает их между собой. — Я не имею права тебе диктовать или распоряжаться твоим телом, — Сапфир поднялся со своего места и медленно прошёлся туда-сюда по кабинету. — Но если это мой ребёнок, я бы хотел его. Остановился совсем рядом с ней. — Без отца, — тёмные глаза сузились, прикрывая вспышку горького недовольства. — Ты замужем. Ты же юрист и знаешь: ребёнок, рождённый в браке, официально записывается на мужа, это уже после он может оспорить отцовство. Он заметил, как её нога нервно дёрнулась, едва не задев низкий журнальный стол. — Это что касается юридических проволочек, — помедлил, подбирая слова. — Что же касается меня, — пригнулся, чтобы обнять её за плечи, — я никогда не отказывался от своих побед и тем более ошибок. Можем заключить договор. — «Ошибка», значит… — поддела она в ответ. — Понятно, — и едва заметно передёрнула плечами. Сапфир почувствовал, как она напряглась. — Для ясности, — присел на диван рядом и крепче прижал гостью к себе, чувствуя, как по телу побежал электрический заряд, — ты входишь в рязряд Побед, — вознамерился поцеловать её в висок… И очнулся, когда она содрогнулась в его руках, хрипло шепча его имя, и в следующую секунду блаженная истома накрыла и его. Рядом с ней мозг как тумблером переключало: вкл/выкл. — Как к этому отнесётся твоя жена? — колюче произнесла она, буравя совершенно безразличным взглядом отражение ключей в стекле столешницы. — Без энтузиазма, радости и восторга, — быстро отреагировал Сапфир, пресекая любые возражения. — В моих приоритетах, чтобы ты чувствовала себя уверенно и комфортно. Апартаменты в твоём распоряжении. Офис — не самое подходящее место для обсуждения личных вопросов. Сапфир терпеливо ждал её реакции, пытаясь предположить, о чём она думает. — На месте твоей жены я не простила бы предательство, — произнесла она, и его подозрения оправдались. Сапфир натужно выпрямился, расправляя плечи, словно сбрасывая тяжёлую одежду: — Я с Пэм семь лет, и я её не передавал, — откровенность за откровенность. — Ты единственная, перед кем не смог устоять. Шесть месяцев боролся с собой. И рассказал ей в тот же день, решив избегать тебя. Пусть и она знает, с каким тяжёлым человеком имеет дело. Недосказанность и недомолвки порождают лишние проблемы; в их ситуации проблем уже было с избытком. Гостья внимательно слушала, отмечая в его голосе и словах решительную честность. — Оправдываешься? — Нет. — И что она? — Чего ты хочешь услышать? Что ей было неприятно, или что она с лёгким сердцем отпустила меня на все четыре стороны? — Ты прав, — выражение её лица на миг стало резче. — Это не имеет значения… И крайне маловероятно, что она бы тебя отпустила, — поднялась, собираясь уходить. — Говоришь так, будто хорошо её знаешь, Хотару, — вопреки напускной суровости, он смотрел на неё с манящим любопытством. Ненасытно. Ласково и нагло одновременно. Она замерла, не закончив движения, пытаясь понять, что её поразило. Это впервые, когда он назвал её по имени. Воспользовавшись коротким замешательством, Сапфир напомнил про ключи. Хотару неторопливо подхватила со столика связку и медленно подняла на него глаза: — Ты произнёс моё имя… — Подумал, раз позволяю тебе нравоучать меня, то теперь могу звать по имени. — Я не запрещала тебе. — Я сам себе запрещал.***
— Я не хочу ничего слышать о ней в моём доме! Ты не посме… — В нашем, — твёрдо осёк жену Сапфир. — Не стоит повышать голос, мальчишки спят. — В смысле? — Памела на мгновение замерла, с возмущением глядя на мужа. Ей было что ему высказать. Сапфир не видел, как пристально она следит за каждым его движением. Как скользят по его силуэту её глаза, как пытается она понять, о чём он думает. С ним всегда было сложно спорить и требовалось тщательно подбирать слова. — Выбрал, купил и плачу́ за этот дом я, но всегда считал и называл его нашим, — пытаясь скрыть раздражение, пояснил он. — Почему ты присваиваешь его себе, мне не понятно. — Ты вновь воспринял всё буквально, — с досадой отозвалась Пэм. Собралась с мыслями и уже спокойнее продолжила: — Мой дом — это ты. И всё, что с тобой связано, — мой дом и дорого мне. Неважно, где он находится и сколько стоит. Так было всегда, а теперь ты так легко заявляешь, что впустил в свою жизнь, в мой дом! кого-то ещё! И ждёшь от меня понимания?.. смирения? Этого не будет, не надейся.***
— Рад, что решила оставить ребёнка. Теперь нам предстоит обсудить детали и права на опеку. Учти, ограничений я не потерплю… — помедлил, раздумывая и потирая подбородок. В голове уже был сформирован длинный список пунктов и вопросов, а некоторые буквально рвались с языка: — Что ты решила насчёт своего мужа? — вопрос прозвучал с инквизиторским хладнокровием, а на лице явственно промелькнула ревность. — Если выяснится, что ты меня обманываешь и малыш не мой… — он не успел закончить. — Ты превратишь мою жизнь в ад, знаю… Но я подумала, что если в этой жизни не могу получить тебя, то оставлю себе что-то от тебя. Он не совсем понимал её слова и как расценивать «в этой жизни», но почувствовал до странного горький осадок. Сапфир внимательно смотрел на женщину на своей постели и отчаянно старался не подходить к ней близко, пока они не обсудят важные вопросы. Он уже понял: стоило сократить расстояние, и становилось совершенно плевать на весь мир. А потом она снова ускользнёт, скрывшись за вязью взвешенных слов. И многое останется невысказанным, продолжая неприятно дребезжать в воздухе. — Насчёт договора и условий опеки я серьёзно. — Как такой банальный вопрос — «хочешь узнать, мальчик или девочка?» — завернул в юридические дебри? — вздохнула Хотару, расслабленно откидываясь на подушки. — Ты родишь мне девочку… — С чего такая уверенность? — смешинка притаилась в уголках её губ. — Красивую, как ты. А я буду ненавидеть всех её ухажёров. — Уже распланировал её будущее? — Хотару невольно улыбнулась и протянула к нему руку, поманив к себе. В её глазах он снова видит нетленную бесконечность… с головой окунаясь в её молчаливо-строгое величие. И они идут вдвоём сквозь неё по холодным острым камням давно умерших миров, что выстелились ровной дорогой, а звёзды, осыпая искрами, освещают путь. Рука в руке, и переплетены пальцы: вместе с ней хоть в небо, хоть в пропасть — не важно. — Я соскучился, — мягко проводя большим пальцем по её влажным припухшим от ласк губам, хрипло сказал Сапфир. — Где же ты была так долго? — Заблудилась. — А я ждал. Она помолчала, внимательно рассматривая его лицо, совсем близко: — И не дождался.***
— Решил жить на две семьи? Ты не султан, чтоб иметь несколько жён. — Она замужем. — Ха! Какая шустрая! Может, мне тоже пойти поразвлечься с каким-нибудь женатиком? Он резко повернулся и отошёл от окна, синие глаза опасно сощурились, прожигая жену, но Сапфир ничего не сказал. — Что такое? — с вызовом вскинула голову Пэм, стоило ему подойти ближе. Острый подбородок покрылся сеткой морщин от напряжённо сжатых губ. Памела знала, что истерика ей не поможет, только разозлит мужа — он уйдёт в себя и будет молчать, и за это время напридумывает себе десятки вариантов ответов, из которых трудно будет выбраться, — поэтому старалась держаться. — Ты имеешь право на недовольство, — сдержанно начал Сапфир, — но месть тебе не союзник. У меня не было цели причинить тебе боль. — Но ты причинил! — с горечью выпалила Пэм и резко встала. — Я не хотел. Но вынужден сделать это снова. Она ждёт от меня ребёнка. — То есть? — задыхаясь, выпалила жена и отшатнулась. В оковы слов не заключить то ощущение, когда у тебя, кажется, на куски рвётся сердце, словно что-то стремится истерзать твою душу, и не хватает никаких слов, никаких нот визга и истерики, никаких резких движений, чтобы выразить ими то, что у тебя в душе. — Ты не… Нет… Ты не посмеешь! Пусть делает аборт, — потребовалось все самообладание, чтобы не сорваться в истерику, когда мир вокруг неё рушился. Неотвратимая, непоправимая беда пришла в её дом. — Повтории… — прошипел он, словно не расслышал её слов. — Неужели ты не понимаешь, она решила манипулировать тобой! — Памела, — с усилием сдерживая гнев, Сапфир продолжительно выдохнул, стараясь справиться с эмоциями и не сорваться, — ты заставляешь меня напомнить, что сама не гнушалась манипуляций, твои намёки не были прозрачны, и ты не спросила моего мнения, фактически поставив меня перед фактом. — К тому моменту Мы встречались уже три года! И потом, где гарантия, что ребёнок от тебя?! — Сделаем тест. Это несложно. Что до трёх лет, — преодолевая внутреннее напряжение, продолжил Сапфир, — это не повод мной вертеть и принимать меня за недалёкого глупца. Я тебя уважаю и всегда был с тобой предельно честен. — Тогда зачем согласился и почему молчал всё это время, раз тебя что-то не устраивало? — наконец задала она вопрос, который мучил её годами. — Сделал вывод, что ты в себе не уверена, побоялась ждать, поэтому прибегла к избитому способу. Твои сестрицы — мастера втаптывать в грязь, особенно близких. — Пожалел?.. — голос дрожал, слёзы подступали всё напористее. Её самые страшные опасения воплощались в реальность. — Не говори глупостей. Я бы не стал из жалости связывать себя по рукам и ногам. — Ты жесток… говоришь, что вынужденно живёшь со мной, и хочешь, чтобы я спокойно смотрела на твои измены? Конструктивного диалога не получалось, радовало, что Пэм куда сдержаннее и рассудительнее многих других и не швыряет в него всем, что под руку попадётся, а её выводы вынуждали распутывать этот клубок непонимания: — Я этого не говорил. Собирался сделать тебе предложение на Хэллоуин, ты же любишь этот праздник, — Сапфир притянул жену к себе и обнял, нежно прижимая к груди. — Но ты вынудила меня сделать это на несколько месяцев раньше. Было неприятно думать, что ты в нас не веришь. Она подавила всхлип: — В итоге ты мне изменил. — Я не считаю её изменой. — А что же она по-твоему?! — Сложно объяснить, — помолчал, собираясь с мыслями. — Если бы я встретил её раньше, ни тебя, ни ребят не было бы. И от этой мысли мне нестерпимо мучительно. Ты неотъемлемая и важная часть моей жизни. А она, не уверен, что поймёшь: она источник жизни, её причина. — А смысл? — спросила Пэм совсем тихо, но в тишине ночи звуки разносятся быстрее и оглушительнее. — Смысл в свою жизнь я вкладываю сам, — и поцеловал её волосы, вдыхая шипровый аромат духов. Почувствовал мелкую дрожь в её теле, и понял, что жена старательно прячет слёзы. — Я люблю тебя и никому не отдам. Зародившееся ранее раздражение, распалявшееся в нём, вмиг сошло на нет. — Я знаю, — Сапфир взял жену на руки и направился к выходу. — Ты чего задумал?! — вспыхнула краской Пэм, крепче прижимаясь к мужу и обнимая за шею. — Извиняться. Рушить непонимание между нами и показать, насколько ты важная часть моей жизни. В эту ночь Пэм была до рези в груди ненасытно ласковой и нежной.***
Намереваясь убрать в стол документы, Сапфир долго смотрел на початую пачку сигарет на дне ящика. Подумал закурить… но справился с собой и не поддался соблазну. Он не притрагивался к сигаретам почти три месяца, с того самого дня, когда Хотару объявила о решении оставить ребёнка. Не то чтобы в его жизни стало меньше проблем, но он всегда заботился о своих детях, даже в мелочах. За эти месяцы Сапфир десяток раз просил Хотару уделять больше времени себе. Но она явно задались целью порвать его натянутые нервы: игнорировала его просьбы взять в работе перерыв «за свой счёт» и следить за рационом или делала вид, что приняла к сведению. А сегодня фыркнула: — Не известно, на сколько времени буду выбита из рабочего процесса. Стоит заранее озаботиться, мне понадобятся средства. Чем вызвала в нём до отчаяния мрачную ярость. Шёл второй триместр, а с подписанием договора они двигались черепашьим темпом. Сапфиру иногда казалось, что Хотару намеренно уворачивается и испытывает затаённое торжество, отталкивая его к безопасному для неё рубежу. — Меня в расчёт не берёшь совсем? — Я беременна, а не больна! — возразила она, вновь пресекая попытку посягнуть на её границы. — Рад и тому, и другому, — отшутился в ответ Сапфир, — но ты до сих пор не подписала договор. Какой из пунктов тебя не устраивает на этот раз? Разговор вывел его из себя, и он едва сдержался, чтобы не схватить её за плечи и хорошенько не встряхнуть, выпалив что-нибудь ругательное. «Упрямая, своенравная ведьма!» — бросил бумаги и с грохотом захлопнул ящик. Давно стоило привыкнуть к её выкрутасам и реагировать с уравновешенным спокойствием, но рядом с Хотару Сапфир по-прежнему терял самообладание.***
Беременность была ей к лицу, смягчала демонические черты. Без шпилек Хотару казалась совсем маленькой. А пышные платья вызывали непреодолимое желание пробраться под них, ближе к коже, погладить… и снова потерять связь с реальностью. «Я хочу вишню. Свежую», — раздалось утром в его телефоне. В ноябре. К пяти часам дня он принёс. — Никогда её не любила, — прокомментировала Хот, — кисло, и эти косточки. Но твоя дочь упрямая и своенравная. «Вылитая мать», — прыснул он про себя. — Третий день изводит меня и требует вишню. Не знаю, как её есть. У меня оскомина при одном взгляде. И, избавившись от косточек, он кормил её поцелуями с вишней. Недолго: всё предсказуемо закончилось близостью. К четвёртой ягодке Сапфир забыл про вазу, вишню и всё на свете. В голове были только её губы, грудь, шепот и жаркое дыхание. Прозрачная ваза с ягодой так и стоит на краю стола практически не тронутая. Хотару подошла, обняла со спины, прижимаясь телом. Сапфир почувствовал, как она ткнулась прохладным лбом ему между лопаток. Такая близость дарила умиротворение. Думая о своём, он прижал её руку к груди, накрыв своей ладонью, и продолжал молча смотреть на город за стеклом. — Спасибо, — еле слышно сказала Хотару. «За что она сейчас благодарит?»***
На Рождество ходили с Пэм и мальчишками на каток, учил старшего держаться на коньках. Пэм ловила моменты и фоткала: то младшего с пряником или тянущегося к блестящему шару на уличной ёлке, то мужа со старшим сыном на катке. Сотня кадров зафиксировала неуклюжие падения сына, грациозное кручение на плечах у папы и триумфальный сольный проезд. Обошлись тройкой ссадин, двумя замёрзшими носами, одной разбитой игрушкой и парой килограммов новогодних вкусностей. Вечером вместе с детьми смотрели мультфильмы. Сапфир днём хотел заехать к Хотару, заранее сделал попытку обговорить время, но она запретила. Отправил подарки доставкой и написал смс.***
Больше не обсуждали, но Сапфир давно понял: Маленькое Чудо под сердцем Хотару действительно Его. Сапфир чувствовал перемену атмосферы, когда был рядом, осязал кожей, фибрами души, рецепторами: Скрытое от мира Чудо трепетом отзывалось на его близость. Спокойствием — на голос: смягчалось и переставало пинать маму. Точно так же в своё время реагировали оба его Чуда постарше. С племянницей такое не работало.***
На вопрос, что хочет в подарок на День рождения, Хотару лукаво прищурилась, чтобы удержать и не выпустить изумлённую радость из глаз, и попросила новое платье, ткнув острым ноготком на экране телефона в нечто розово-персиковое, матово-струящееся, свободное от груди и ценой в маленький пароход. Словно проверяла на прочность его желание сделать ей приятное. Он купил и самовольно дополнил подарок бриллиантовым браслетом. Но вместе этот день не провели. Хотару снова отказалась — под предлогом, что собирается пойти в галерею и поразмыслить о будущем в окружении современного искусства. Да, одна. Да, правда, в Галерею. Ни на секунду не забывал о наличии у неё мужа. Его призрак всегда возникал, стоило Хотару немного отойти. Даже находясь в одной комнате, если между ними было расстояние в несколько метров, Сапфир кожей ощущал отчуждённость тёмной тени рядом с Хотару. Возле него тоже была тень: зеленоватая, прохладная, как первая листва. Но рядом с Хотару мозг отключался, уступая место чему-то, что сильнее него: глубокому, подсознательному. И всё пропадало без следа и намёка. Только они двое — упорядоченный хаос. Начало начал Вселенной. Источник и Причина. Почему подле неё он теряет контроль? И, стремясь исполнить её желания, как самое важное, приоритетное в жизни, позволяет Хотару ходить по его нервам. Ничего подобного никогда не было рядом с женой. И почему вдали от Хотару он снова знает, кто он? Год, как впервые увидел, и всё ещё задаётся этим вопросом. А она не спешит давать ответов. И он никак не мог выкинуть из головы, как в октябре… Единожды. … Залелеенная его теплом и ласками, Хотару сбросила плотную холодную неприступность и расплакалась в его руках, уткнувшись в мягкий хлопок простыней и подушек. И не ушла. В ту ночь он впервые не вернулся домой, честно предупредив Пэм, чтобы не ждала. Да, не один. Да, с ней. Буду утром. Она плакала о чём-то своём. Он не спрашивал — всё равно не расскажет. Но не смог оставить Хотару одну. И чем сильнее лились слёзы, тем мягче и нежнее были его ласки, поцелуи и объятия. Никогда больше не говорили об этом. Чувствовал, что она не хочет затрагивать ранящую тему. Молчал, опасаясь её оттолкнуть. И стал ещё внимательнее и трепетнее к Пэм. Видимо, она действительно его любит, раз сносит такие выверты. Не выказывая и тени пренебрежения или обиды. Конечно, ей неприятно, он это понимал и обстоятельно обсуждал с женой каждый пункт составленного с Хотару договора. Чтобы Пэм ему доверяла и знала: он любит свою семью и никуда не уйдёт. Ведь он очень сознательный и преданный. Во всех направлениях: в Победах, в Ошибках. И Пэм имеет право решать за себя: принять таким как он есть, или нет. Если нет, он обеспечит её жизнь, но детей не отдаст и не будет препятствовать их общению с матерью.***
Хотару снова не ответила на его звонок. Сапфир решил, что она всё ещё на приёме или опять забыла телефон в офисе: в последнее время она была немного рассеяна. Рабочий день подошёл к концу, а Хотару так и не дала о себе знать. Раздумывая, как поступить — позволить ей эту блажь тишины и неприступности и поехать домой, или дождаться Хотару в апартаментах, — Сапфир посмотрел на часы и решительно покинул кабинет.***
Почувствовав шевеление на койке, Сапфир вздрогнул и, превозмогая себя, поднялся и подошёл ближе. Боялся, что ему снова почудилось и она опять не проснётся. В светло-голубом больничном обрамлении Хотару казалась совершенно маленькой, исхудавшей и безжизненно-бледной. Сапфир гнал от себя мысль, что здесь её держат только провода, через которые подавались лекарства и чужая кровь, кислородная маска и датчики, подключённые к ней со всех сторон. Смотреть на неё среди красно-белых трубок было трудно, казалось, Хотару ускользает, уходит, как всегда, решив всё сама. В этот раз окончательно. Хотару с трудом разлепила глаза, и её затуманенный взор блуждал по палате. — Тебе сделали кесарево, — стараясь говорить как можно ровнее, начал он. Секундное непонимание промелькнуло в тёмных глазах, и они разом прояснились; она попыталась что-то сказать, но мешала кислородная система. — Не шевелись. Подожди немного. Сапфир дал сигнал на пост, и вскоре в палату вошёл медбрат. Проверил показатели датчиков, реакцию глазного яблока на свет и, связавшись с врачом, озвучил ему все данные. Сапфир всё время стоял рядом и неотрывно смотрел на Хотару, читал испуг, непонимание и вопрос в её глазах и пытался выдавить из себя улыбку, чтобы поддержать, но не смог. Медбрат ввёл в физраствор назначенные препараты, и Хотару тут же уснула, на этот раз погружаясь в медикаментозный сон. Он успел испугаться, что Хотару снова впала в кому. — Несколько часов сна, чтобы набралась сил и была возможность проверить силу естественного дыхания и работу мозга, — отвечая на встревоженную реакцию Сапфира, пояснил медбрат. Ей делали иммунотерапию моноклонарными телами и практически не переставая переливали составные части крови: плазму, тромбоциты и ещё хрен знает что. Ей требовалось агрессивное лечение, недопустимое в её состоянии, или смириться. Отпустить. И дать уйти. Он ей никто. Но смог выпросить у врача неделю… Шанс, что она очнётся. Завтра срок истекал.***
Озвученные несколько часов показались годами, её увезли на дополнительные обследования, а он снова зарылся в ворох бумаг, договоров и справок. Подписав очередное поручительство юристу клиники, Сапфир поторопился вернуться в палату как можно скорее. — Где моя девочка? — испуганно схватившись за живот, через бившую её крупную дрожь хрипло выговорила Хотару, и тут же сделала попытку подняться с больничной койки. — Она родилась немного раньше, — он старался говорить, осторожно подбирая каждое слово. — «Немного?!» На два месяца раньше — это, по-твоему, «немного»?! — вспылила и зашлась приступом кашля. Если бы у неё было больше сил, она бы сорвалась на крик. Сапфир вспомнил, что отголоски этого кашля он уже ловил ранее… Куда он смотрел? Каким же он был идиотом. — … врач заверил, что для этого срока она очень хорошо себя чувствует, — до боли сжимая собственное запястье за спиной, продолжил с той же ровной интонацией. Его запредельная усталость, которая, казалось, уже граничила с безнадёжностью, — не повод переваливать груз ответственности на чужие плечи. Потом… он ещё успеет осудить и наказать себя за невнимательность, сейчас куда важнее, что Хотару пришла в себя: — Сейчас она в инкубаторе для недоношенных. За ней круглосуточный присмотр. — Где, я хочу её увидеть, — откашлявшись, поспешно выпалила Хот, не слушая его слова, и сделала новый порыв встать на ноги, но его тяжёлый, практически свирепый взгляд заставил её замереть. До смолы почерневшие синие глаза не на шутку пугали. Последние пару дней он держался только на злости. Используя её как топливо, источник энергии, Сапфир сдерживал её горение внутри себя, стараясь не позволить злости вырваться и выгореть одной вспышкой до конца. Чтобы хватило сил… Дождаться её «возвращения». — Ты отдаёшь себе отчёт, через что заставила меня пройти? — внутренний барьер опущен, и сдерживаемая злость завладела им, прорвалась в голос. Слова падали тяжело, как камни, разнося вокруг гулкое эхо: — Я сдал тест. Хотару в ответ одарила его суровым презрением. — Сомневаешься… - шипение голоса, как вода по раскалённым углям. — Дура! — он не сдержался! Как ещё ей объяснить, через что он прошёл в эту неделю?! Гнал от себя мысль, что Хотару так и уйдёт, не приходя в сознание, он вынужден… Обязан! был спасти свою дочь. Выцарапать её из цепких лап государства с его отлаженной системой усыновления. Уже будучи в больнице, он узнал, что Хотару в разводе. Эта новость была очередным оглушающим громом в разгар свалившейся на него бури. На информационный запрос страховой её муж прислал документы о том, что с августа прошлого года имеет статус «бывший» и по договору они оба не имеют прав приближаться друг к другу при жизни. Пусть ещё раз напишут ему после констатации смерти. Мудака захотелось убить, и будь тот в досягаемости, Сапфир бы тотчас придушил его собственными руками. За эти дни новость была не первой и не последней, — Хотару развелась практически сразу после… и перед тем, как… Сапфир узнал о её беременности. Да, новостью неожиданной, но не главной! — Как ещё я мог приостановить ювенальную службу и заявить права на ребёнка? Ты же так и не подписала договор, — в ответ на её шипение жёстко отрезал Сапфир. — Ты решила оставить её и уйти. Я не мог позволить ей попасть в приют даже на короткий срок. Кстати, поздравляю, у неё твоя группа крови. Хотару стушевалась и, ничего не ответив, отвела глаза. Смысл что-то говорить? Всё было понятно. Сапфир врос в пол, свирепой статуей возвышаясь над ней и следя за каждым её движением: — И донором тебе не подхожу, — голоса не повысил, но злость кипела в нём, колючим пламенем вырываясь за пределы тела, заполняя собой всю палату. — Был ничтожно малый шанс, но я и его попробовал, — он не пытался вызывать в ней чувство вины, наоборот, старался справиться со своим негодованием… В действительности он был расстроен — ведь ничего не мог сделать, чувствовал свою слабость и никудышность. Но выпущенная на свободу злость подавила его сожаления, что он не способен для неё даже на такую малость, как стать донором. — Ты не спрашиваешь, зачем. Значит, я правильно догадался: Ты.знаешь.что.у.тебя.лимфобластома. И не пошевелился, но в палате резко стало меньше места. Он вспомнил, что с осени она начала: — покашливать — и списывала это на сезонность; — больше спать — на беременность; — меньше есть — на токсикоз; — к декабрю кашель усилился — Хотару объяснила рефлюксом от сдавливания органов. А он действительно Идиот!.. раз пропустил все эти сигналы. У самого же уже двое детей! Кожей ощущая его злость, Хотару исподлобья молча глянула на него. — Ты знала, — ответил сам себе за неё. Она продолжала молчать. — И два дня провела в реанимации, и четыре после была без сознания. — Как давно ты знаешь? — Примерно два месяца. — Идиотка! — Возможно, ты и в этом прав. Но лечение не совместимо с беременностью. Я сделала свой выбор. — И чуть не убила себя! — от напряжения в палате трещал воздух. — Я носила под сердцем твоего ребёнка. — Ты немедленно подписываешь согласие на лечение. — Это… Единственная связь с тобой. Словно не слыша его, говорила Хот, — и не смей на меня так смотреть. Ты забываешь, что у тебя есть жена! — Защищаясь от новой волны душевной боли, пошла в нападение Хотару. — Ты не осознаешь, что у тебя дочь, — разом обрубил её нападки Сапфир. — Ты же не ушёл от жены, — новая попытка отвести фокус внимания от своей персоны, подальше от своего внутреннего страха и чувства вины. — Ты никогда меня об этом не просила. Напоровшись на её оторопелый взгляд, будто он сказал что-то из ряда вон, Сапфир пояснил, сухо, будто констатируя факт: — Я всегда даю тебе то, чего ты хочешь. Но на самом деле ты никогда не хотела, чтобы я уходил от Пэм. Задай себе вопрос — почему? Не в силах оторвать взгляд, Хотару моргнула и распахнула глаза ещё шире, словно только что осознала для себя что-то крайне важное. Или поняла, что человек перед ней действительно не знает ответа на поставленный вопрос, но хочет узнать! И, помедлив, начала отвечать, так не свойственным ей доверительным шёпотом: — Ты с первой минуты смотрел на меня, как на нечто совершенное. А я… я далеко не идеальна… И разрушила много жизней. Разных. Меня никогда не волновало, что происходило с людьми, чьи судьбы я безжалостно поломала, действуя в угоду сухим буквам закона и своим амбициям. Меня не интересовали ни сами люди, ни их семьи, ничего. В конце концов, никого ранее не волновала моя жизнь. Но я встретила тебя и сначала… Сначала мне было плевать на всё! И твою жену в первую очередь. А потом… Говорила и видела, как теплели его глаза и смоляная чернота отступала, сменяясь знакомой плотной синевой. — Ты так серьёзно отнёсся ко всему: ко мне, к ситуации, к самому себе, — она порывисто спрятала лицо в ладонях и замолкла, стесняясь своих слов и чувств. Он как знал, что нужно делать, и продолжал молча вслушиваться в её дыхание… в свой пульс… Если сейчас её прервать или что-то спросить, она никогда больше не скажет… Пусть она наконец осознает, что он готов подождать сколько угодно, только бы знать, что дождётся. Через некоторое молчание Хот совершенно по-детски потёрла лоб сжатым кулачком и решилась снова заговорить: — Я не хотела ломать и твою жизнь тоже. Я уже была не одна. Ты умудрился уничтожить моё одиночество. — И поэтому подвергла смертельному риску обоих. — И почему мне кажется, что ты всегда был до безжалостного прямолинеен?! Неужели ты не понимаешь! Решись я на вынужденное прерывание беременности и начало лечения, я бы умерла! Окончательно. Всё человеческое, что ещё осталось во мне, абортировалось бы вместе с… — Ты приступаешь к лечению сегодня же, — оборвал её Сапфир, не позволяя произносить подобного. — Я уже обо всём договорился, тебе осталось подписать бумаги. И мне плевать, что ты там себе придумала, но если ты ещё раз рискнёшь подвергнуть риску свою жизнь, я за себя не ручаюсь, — секундное замешательство — подобрать, чем может на неё надавить: — Отберу у тебя дочь. Сказал, и тут же мысленно себе поклялся больше никогда не затрагивать эту тему — побоялся снова увидеть то странное, затравленное выражение в её глазах, что вспыхнуло в зрачках и разбежалось к краям тёмной радужки. Прижимая к губам тонкие дрожащие пальцы, Хотару с немой мольбой приподнялась и заглянула ему в глаза: Зачем он её ругает? Неужели не рад, ведь он так… так хотел дочь… И она была счастлива выполнить его желание. Подарить ему Чудо. Жизнь, зародившаяся внутри неё, когда в ней уже не осталось ничего: ни надежд, ни стремлений, ни целей, только холодный расчёт и работа. Это маленький Феникс, возродивший её и подаривший желание жить дальше. Хотару потянулась и с дрожью спросила: — Ты уже дал ей имя? Что-то в её голосе заставило Сапфира остыть: — Нет, — голос потеплел, наполняясь густой печальной усталостью, — ждал тебя. Ты же не могла уйти, оставив незаконченное дело. И Хотару заметила, насколько он измотан. — Ты её видел? — робко спросила она. — Требуется надевать специальный костюм, чтобы пройти туда и суметь коснуться её. Она крохотная, но бойкая. Я рассказал ей, что её мама очень красивая, любит её и обязательно скоро придёт. У неё твои глаза и мои уши. Ты окрепнешь, и мы сходим к ней вместе. — Видишь, ты даже сейчас идеален. — Думаешь, у меня нет желания крушить всё вокруг? Я бы сорвался и высказал тебе многое, — он бы ей выплеснул всё! Как уже спустился на парковку, в последний момент передумал, вставил в лифтовую панель ключ, позволяющий подняться в частный сектор небоскрёба. Поднимался, ругая себя за эту слабость и глупость! Потому что был уверен: её нет и она снова с ним играет, поэтому опять не берёт трубку, избегает и прячется. Рассказал бы ей, какой холод прошиб его, отбирая жизнь, когда, столкнувшись в апартаментах с темнотой, развернулся на пороге и уже уходил! Но из комнаты послышалась мелодия её телефона. Кто-то ей звонил. Тихий сигнал заставил его остановиться и пройти в комнату, и обнаружить её без сознания. Да! Он! Бы! Ей! Высказал! Про один случайный звонок, спасший ей жизнь. И про десятки его звонков, на которые она не отвечала… Про все те вопросы, от ответов на которые она уклонялась. Он бы ей высказал. — … но это не поможет, — совершенно измотанный, он позволил себе сесть и прикрыл глаза. В повиснувшей тишине был слышен гул аппаратов и как переключаются датчики; в коридоре за дверью кто-то прошёл мимо, за окном вертолёт совершал посадку на территории больницы, а за спиной сполз на пол небрежно наброшенный на тумбу его пиджак. Но Сапфир ничего этого не замечал, погребённый под пластом безграничного, почти суеверного страха, который переживал всю эту неделю. Каждую секунду его сердце болезненно содрогалось, останавливая кровь в венах при мысли: что, если… Он до сих пор не знает, кто тогда звонил. Кому он должен быть благодарен? Ведь он бы ушёл. Он был на неё так зол за все эти разы, когда, получив желаемое, она отгораживалась, будто убирала его в «шкаф» до следующего раза или как шляпку — до следующего сезона. Сейчас от каждого вдоха горели лёгкие. Внутренние оковы железной воли упали, обнажая и выпуская на волю душевную боль. Упираясь локтями в колени, Сапфир уронил голову на руки и спрятал лицо в ладонях: — Я зол, Хотару, — сдавленно сказал он. — Очень зол. И виню себя, что поддался слабости. И злюсь ещё больше. Давай наконец договоримся. Я не буду заставлять тебя подписывать договор. И отпущу тебя, если ты того пожелаешь… Взамен: Ты поправишься. Я буду рад, если ты позволишь мне видеться с дочерью, и не стану настаивать, если ты против. Невыносимо тяжело было заставить себя посмотреть на неё. Боялся прочитать приговор на её лице — знакомое выражение, когда она фокусирует взгляд в одной точке и напряжённо поджимает уголки губ к центру. На её языке это значит, что Она уже всё решила и просто ждёт окончания бессмысленного для неё разговора. — Ты понимаешь? Я готов оторвать от себя часть своей жизни, если буду знать, что с тобой всё хорошо. Я не знаю, чего ты хочешь и что ты выберешь, но если оставить как есть — ты меня разрушишь. Он наконец осмелился посмотреть на неё и удивился неожиданной близости… и её реакции: Хотару незаметно для него подобралась совсем близко, почти на край кровати, и сидела, поджав под себя ноги, прижимая к губам сцепленные в замок тонкие пальцы. Как ему рассказать?.. Про душевное одиночество, что въелось в неё давным-давно, подмяло под себя и превратило в расчётливую безжалостную каменную куклу... дрогнуло при первой встрече с ним… и скрипуче, с неохотой сдавало позиции, а потом панически отступало, бесславно проигрывая вниманию, заботе и бескорыстной любви до невозможности синих глаз. Так страшно падать в незнакомое. Ею не заслуженное. Отобранное. Она вырвала глоток, обернувшийся водопадом: очищающим, целебным, приведшим её к катарсису. Как рассказать, насколько страшно шагнуть в то неведомое, когда страшно привыкнуть, получить — и потерять!.. Ведь рядом с ним она перестала, наконец, просыпаться каждую ночь от пугающих видений, дрожа и желая лишь одного — забыться, и навсегда перестать чувствовать. В этом помогал муж, такой же изломанный жизнью, злой на судьбу, беспринципный циник. Как сказать: «Это всё прошло… из-за тебя». Тёмные глаза Хотару блестели от влаги, а по щекам беззвучно текли слёзы. Она казалась беззащитной, как ребёнок, и хрупкой, как снежинка… настолько, что у него на глаза навернулись слёзы. — Мне страшно заглядывать так далеко, — голос дрожал от слёз, и Хотару даже не пыталась подавить тихие всхлипы. — Но обещаю, я вылечусь. А ты… — она робко подалась вперёд, насколько позволяла длинна подсоединённых катетеров. Сапфир в ответном порыве сам придвинулся к ней ближе и, коснувшись осунувшейся щеки, стёр слезы. — Ты будь со мной рядом до моего выздоровления. — Конечно. Всё, что хочешь, моя маленькая Вселенная.***
Девочку назвали двойным именем Шерил-Стелла, как Любимую Звезду. Хотару и Памела звали малышку Стелла. Сапфир упрямо называл Шерил. Они правильно сделали, что не стали загадывать далеко вперёд. Это помогло жить «здесь и сейчас» и не отвлекаться на терзания о будущем, сконцентрировавшись на конкретной цели и маленькими уверенными шагами двигаться к ней. Курс терапии и изнурительного лечения растянулся почти на два года. Пэм сама предложила отказаться от нянек и доверить ей заботу о Шерил, когда Хотару была на лечении или мучилась, страдая от побочных проявлений. Сапфир насторожился, опасаясь реакции Хотару, но, оказывается, Пэм обсудила этот вопрос с ней первой, добавив к аргументам, что «мальчикам будет правильно познакомиться с сестрой и подружиться». Сапфир оплачивал для всех психолога, работал с утроенной силой, жил на две «семьи» и вписал дочь с Хотару в своё завещание. Отправил старшего сына в давно выбранную частную школу, внёс обеспечительный платёж за младшего и заключил ещё один договор на поступление туда же дочери. На отдых отправлял их всех вместе в нежаркие месяцы, но так, чтобы тепло — красочно — комфортно и уютно, благо Земля большая, есть куда поехать, что посмотреть. Самому было некогда: досрочно погасил кредит за первый дом и упорно вносил платежи за тот, что выбрала Хотару. Торопился. Через 3 года и 3 месяца врачи в медкарте прописали «ремиссия» и с наставлениями беречь себя и регулярно проходить медосмотры отпустили с наилучшими пожеланиями.***
Две женщины до фанатичности преданного мужчины. Одну он безоглядно любит с Начала Времён. Другую безгранично ценит за чувство к нему и принятие. Стоят по обе стороны одного камня. Серый промозглый день. Он обещал, но не смог отказаться ни от одной. Нелепая смерть всего через два месяца после её выздоровления. Его кто-то задел в ресторане во время обеда и Антропа обрезала нить, забирая долги. Подавился.