Кто хочет жить вечно?

Кроули не знал, как долго стоял в ванной, глядя на себя в зеркало. Несмотря на всю винтажность книжного магазина, сантехника здесь хотя бы была современной, хоть и стилизованной под позапрошлый век. Большое зеркало, находящееся как раз под лампой, позволяло разглядеть себя в мельчайших подробностях. Под глазами Кроули, казалось, легли новые морщины, сами глаза покраснели. Кроули включил холодную воду и ополоснул лицо. Подбородок был неприятно колючим от щетины. Он предпочитал избавляться от нее другим методом, просто приказывая не расти. Бриться ему не нравилось, он попробовал несколько раз за свою долгую жизнь и оставил эту затею. Но обстоятельства не терпели возражений. – Ангел! – окликнул он, приоткрыв дверь ванной. – У тебя нет бритвы? – Дорогой? – отозвался Азирафаэль с первого этажа. – Кажется, была. Он поднялся к Кроули в ванную, пошарил по шкафчикам и нашел бритвенные принадлежности. – Прости, я не помню, когда последний раз пользовался бритвами, поэтому у меня завалялась только опасная. Не уверен, что пускал ее в дело, поэтому можешь смело ей воспользоваться. – Спасибо, – грустно отозвался Кроули. Он взбил пену, намазал ее на лицо и раскрыл бритву. Азирафаэль учтиво покинул ванную комнату, давая Кроули уединиться. Не успел он спуститься на первый этаж, как услышал из ванной громкое: – Черт! – и звон металла о раковину. Пришлось скорее подниматься обратно. – Что случилось, милый? – он заглянул в дверь. – Ничего, просто порезался. По шее текла тонкая струйка крови. – Боже, дорогой, будь осторожнее! – Азирафаэль достал из раковины упавшую туда бритву. – Позволь мне. Если бы Кроули не потерял в этот момент дар речи, он бы непременно отказался, возмутился и выпроводил Азирафаэля из ванной. Но он стоял остолбенев и молча наблюдал, как Азирафаэль протирает бритву и тянется к шее Кроули, отводя его голову немного вбок. – Вот так, дорогой. Не шевелись и не разговаривай. У меня тоже не так много опыта. Он тихонько дунул на порез, залечивая его, слегка натянул кожу на шее и провел лезвием. Немного запрокинул голову Кроули наверх, выбривая подбородок. Когда мягкие пальцы коснулись щеки, а вслед за ними прошлось лезвие, Кроули прикрыл глаза и тяжело выдохнул. Эта медленная пытка длилась, казалось ему, бесконечно. Пальцы Азирафаэля побывали на его щеках, шее, подбородке и в завершение невесомо прошлись по губам. На лбу Кроули выступили капли пота. Глупое, глупое человеческое тело! Долго ему еще так мучиться от каждого случайного прикосновения? Кажется, ему нужно будет запереться в ванной одному и справиться с поступившей проблемой при помощи руки. – С-спасибо, ангел, – сказал он, когда Азирафаэль закончил и протянул ему полотенце, чтобы вытереть остатки пены. – Ты иди, я задержусь еще на несколько минут. – Я приготовлю завтрак. Буду ждать тебя внизу. Кроули, воровато оглянувшись, запер за собой дверь, спустил штаны и обхватил рукой налившийся кровью член. Он с отвращением взглянул на свое отражение в зеркале – раскрасневшийся, с горящими глазами, взъерошенными волосами – и закрыл глаза. Куда лучше было представлять ангела. Он воображал, как Азирафаэль прижимается к нему со спины, берет в руку его член, крепко сжимает и начинает размашисто двигать рукой. На шее еще горели следы от прикосновений его пальцев. Возбуждение, которое Кроули ощущал сейчас, не шло ни в какое сравнение с тем, что бывало с ним раньше. Он мог игнорировать желания тела, если хотел. В противном случае он бы еще пару тысяч лет назад попытался узнать, что у Азирафаэля под одеждой. Но сейчас, сейчас бороться с накатившей волной возбуждения было невозможно. Кроули рвано двигал рукой, представляя, как Азирафаэль целует его в шею. Неровно дышащий, в спущенных до колен джинсах, он был самому себе противен. Сейчас на повестке дня стояли куда более важные вопросы, чем его стоящий член, вся его жизнь пошла под откос под влиянием неожиданной угрозы, но он не мог с собой совладать. Все выходило из-под контроля, и даже разум рисовал непристойные картины против его воли. Вот уже он представил, как Азирафаэль склонился перед ним на колени – как он вообще посмел представить, что ангел встанет на колени перед ним, перед его стоящим членом? В следующую секунду воображение услужливо подкинуло новую картину – вот ангел обхватывает его член рукой и берет в рот, двигает головой в такт движениям руки, слишком несмелый, слишком неопытный, чтобы взять глубоко в горло. – А-ангел, – простонал он, не в силах сдержаться. Он кончил, забрызгав спермой раковину, и оперся о нее рукой, чтобы устоять на подкосившихся ногах. Сквозь шум в ушах и удары бешено колотящегося сердца он услышал быстрые шаги по лестнице и обеспокоенный оклик: – Кроули! Ты в порядке? – Да, да, прошу, не беспокойся. Не заходи. Все в порядке, я сейчас спущусь, – задыхаясь, протараторил он. В спешке Кроули смыл с раковины следы своего позора и натянул джинсы. Наспех оглядев себя и ванную и убедившись, что его ничто не выдает, он отпер дверь и на негнущихся ногах направился вниз. – Так что насчет вызова демона? – спросил Кроули, прожевав кусок тоста с малиновым джемом. – Пока ты спал, я почитал об этом обряде, чтобы освежить в памяти. Последний раз я сталкивался с подобным веке в… четырнадцатом или пятнадцатом, да и то только с последствиями. Свечи у меня есть, мел тоже. Не должно составить труда. – Пару раз меня призывали, так что я помню, как это происходит. Приступим? – Кроули вытер руки салфеткой, отпил из чашки черный кофе и встал из-за стола. Наконец Кроули ощутил энтузиазм. Сейчас они призовут его демоническую сущность, и все будет в порядке. – Я же сам должен встать в пентаграмму, это логично, – безапелляционно возразил Кроули. – Я буду подношением самому себе. У меня, настоящего меня, нет земного тела, поэтому я вселюсь сам в себя и дело с концом. – И все же я переживаю за тебя, дорогой. – Переживаешь, что я снова стану собой? Глупости. Кроули принялся уверенно чертить пентаграмму на полу. Он не позволил Азирафаэлю даже зажечь свечи в ее вершинах и справился со спичками сам. – Дай нож. Азирафаэль со вздохом протянул ему небольшой клинок с выгравированным на рукоятке пером. Оглядевшись вокруг и убедившись, что все свечи зажжены, а в пентаграмме нет разрывов, Кроули сделал глубокий вдох и начал медленно, нараспев зачитывать: – Et ad congregandom, – он сделал надрез на ладони, лишь на секунду прервав заклинание. Бордовые капли упали на пол, прямо в центр пентаграммы, – Eos coram me. Он замолчал, глядя в одну точку и затаив дыхание. Ничего не происходило. Кроули повторил уже громче и увереннее. Повторил третий раз, шестой, девятый. Кровь тонкой струйкой стекала с ладони на пол. Простояв так с минуту, он опустил голову, весь будто сгорбившись, и вышел из пентаграммы. – Дай я попробую, – предложил Азирафаэль. Кроули не хотелось в очередной раз прибегать к помощи ангела, но это был буквально вопрос жизни и смерти, поэтому он согласно кивнул. – Только будь осторожен. Азирафаэль принял из рук Кроули клинок, бережно стер с него следы крови и занял место Кроули. – Et ad congregandom, – начал он. Кроули невольно зажмурился и зашипел от боли, когда Азирафаэль разрезал себе ладонь, будто почувствовал его боль. Бедный ангел страдает из-за него, идиота. Как только будет возможность, он искупит эту боль, он сводит Азирафаэля на десять спектаклей подряд, даже если придется в тысячный раз смотреть «Ромео и Джульетту», купит ему хоть сотню ящиков шампанского и слетает хоть в Израиль за очередным древним изданием Библии с красивыми картинками. Ему хотелось броситься к Азирафаэлю и зализать его рану, будто он животное, хоть он и понимал, что ангел залечит себя сам и что ему почти не больно. Азирафаэль повторял и повторял слова заклинания, в конце сорвавшись на крик. – Кроули, – обреченно сказал он, выронив нож на пол. – Я ничего не чувствую. Никого. Чувствую других, но не тебя. Он вышел из начертанной пентаграммы, стерев пару линий ногой, чтобы не впустить случайно других демонов, и взял Кроули за руки, забыв о еще не остановившейся крови. Кроули невольно зашипел от боли, когда ангел сжал его ладонь. – Прости, милый, прости, я совсем забыл! Он обеими руками бережно взял ладонь Кроули, развернул ее тыльной стороной вверх и тихонько подул. Слишком близко он поднес руку к губам, подумал Кроули. От ладони вверх к плечу побежали мурашки, и Кроули невольно вздрогнул. – Прости, пожалуйста, – еще раз взмолился Азирафаэль. Он неотрывно смотрел Кроули в глаза, все еще держа его за руку и не сразу заметив, что перепачкал его и себя в своей крови. Спохватившись, он чудом удалил следы крови и порез на своей ладони. – Что это значит? – тихо, безжизненно спросил Кроули. – Я не знаю. Мы обязательно придумаем. Должно быть что-то. Кроули глубоко вздохнул. Новое непривычное ощущение охватило его – у него защипало глаза, а в горле будто стоял ком, который невозможно было сглотнуть. Что это значит? Хотя пару раз за свою долгую жизнь он ощущал что-то подобное – когда на ковчеге не хватило места всем детям и когда варвары распяли сына Божьего. Ему хотелось плакать? Если тогда этот позыв можно было остановить силой мысли, то сейчас ничего не выходило. Он вырвал – слишком резко – свою руку из рук ангела и взбежал вверх по лестнице, в спальню, которая тоже была частично завалена книгами, как и все помещения в магазине, но где можно было уткнуться лицом в подушку и не видеть полные отчаяния, вины и страха глаза Азирафаэля. Кроули не знал, сколько он пролежал так. В голову не шли совершенно никакие мысли, потому что, казалось, все место внутри его жалкой человеческой черепной коробки занимало отчаяние. Страх неизвестности съедал его изнутри, и не было сил, чтобы даже пошевелиться. Через долгие часы – сколько их прошло? – он краем сознания уловил, что солнце начало садиться. Закатные лучи коснулись его лица, заставляя сощуриться. Он услышал, как открылась, скрипнув, дверь, и как рядом с ним прогнулся матрас – Азирафаэль был здесь. Мгновение спустя Кроули почувствовал прикосновение к своему плечу. – Дорогой, – раздался тихий голос, – прошу тебя, пойдем вниз. Тебе нужно поесть. – Мммф, – ответил Кроули. – Не отчаивайся, Кроули. Мы найдем, как вернуть твои способности. Я тебе обещаю. Кроули наконец повернулся к нему, взглянув покрасневшими глазами. – Но что мне для этого, ангел? Азирафаэль, всегда красноречивый и такой болтливый, молчал. Спустя несколько долгих тяжелых секунд он еще раз погладил Кроули по плечу и сказал: - Пойдем ужинать, дорогой.