Мелочь / Pinhead

Лиам захлопнул дверцу своего шкафчика, едва не выронив кучу конспектов, которые он оттуда вынул. Сегодня важный тест по истории, и ему очень не хотелось его завалить — даже несмотря на то, что историю он точно знал. Он повернулся в сторону кабинета, и почувствовал, как у него слабеют руки. В конце коридора, около лестницы, прижавшись спиной к шкафчикам, стояла Трейси Стюарт — и смеялась, запрокинув голову назад, открывая миру изящную шейку и ямочки на щеках. Ну, или не миру — а только Тео Рейкену, чья рука опиралась на шкаф рядом с плечом Трейси, а глаза и внимание было полностью обращены на нее. Смесь ощущений, которые вылились на Данбара, смешались в единый коктейль, превратившись в два ярких чувства: ярость и разочарование. Он почувствовал, что не может дышать — лишь бы скорее, быстрее, сейчас же, немедленно покинуть школьный коридор, оказаться подальше отсюда и больше никогда не видеть Рейкена. Кажется, он уронил тетрадь — а может быть, и несколько — пока шел прочь так быстро, как только мог. Он бы побежал, но даже когда он просто пошел прочь, он чувствовал себя бесконечно обессиленным. Словно жизненные силы, которые он тратил на ожидание — так и неизвестно, в итоге, чего он ожидал — наконец закончились, и наступила пустота. Он бы не удивился, если бы обнаружил, что он один — в его ушах был лишь ультразвук, который бывает, когда тишина давит на уши. Или что-то давит на мозг. Конечно, если у тебя есть мозг: но Лиам, с его чувствами к Рейкену, в этом уже уверен не был. Он толкнул дверь в ближайший класс, внезапно обнаружив, что тот полон народу. Он с минуту глупо пялился на кучу школьников, пока не осознал, что это его собственный класс по истории. Упав на самый дальний стул в углу класса, он пустым взглядом окинул лежащие перед ним тетради. В глазах все плыло, сердце колотилось как бешеное, а в голове так и были пустота и тонкий, мерзкий ультразвук. Он ждет до полуночи, но Тео так и не появляется. Давно и максимально заряженный телефон молчит — около часа назад ему пришла смс от Скотта, где тот спрашивает о том, все ли в порядке — но у него к МакКолу тоже есть пара вопросов, поэтому он решает пока его проигнорировать. Последние десять минут Лиам сидит на полу за кухонной стойкой с занесенным над контактом Тео пальцем — и не может решиться даже просто закрыть его. Он проебался, и проебался так серьезно, что даже сам, без подсказок и воспоминаний — понял это. Он думает обо всех жертвах, обо всех проблемах и печалях, которые легли на плечи Рейкена за последнее время — вероятно, тот не единожды проклинал гребаный год, который с самого начала обречен на провал. Где-то в начале января Лиам вышел из этой небольшой квартирки — и его возвращение только причинило больше боли. Внезапно Лиам думает о том, что Рейкену всего двадцать один год, и сжимает зубы от факта того, что все это — несправедливо и незаслуженно для него. Он не знает, стоит ли он сам таких мучений. Стоило ли начинать какие-либо отношения, и начали ли бы они их, если бы Тео знал, как больно ему будет после? Данбар опускается на пол, чувствуя, как начинает болеть голова. Он держит телефон прямо перед собой: смотрит на контакт, но палец замирает, отказываясь решать такие вопросы самостоятельно, без ведома самого хозяина. Громкий звук уведомления пугает, но это всего лишь мессенджер — оповещает, что восстановил все данные из облака. Лиам раздражённо смахивает уведомление, и продолжает смотреть на контакт, когда его вдруг осеняет. Он резко садится и открывает тот самый мессенджер, видя огромное количество переписок — и не менее огромное количество непрочитанных сообщений. Он открывает переписку с Тео — и ему хочется выть. Несмотря на то, что они жили в одной квартире, их переписка была достаточно масштабной. Однако, если раньше они ограничивались милыми сообщениями, когда кто-то где-то задерживался или был на работе, странными размытыми фотографиями или списками покупок — то с начала января этого года переписка была односторонней. Тео писал ему. Каждый день, порой даже куда чаще. Лиам читает сотни, наверное тысячи сообщений — и на его глаза наворачиваются слезы, потому что вся боль, вся обида и отчаяние мальчика, который остался один, который не знает, где единственный в мире нужный ему человек — все это выливается на него океаном. Рейкен ругался и умолял вернуться, просил и запрещал когда-либо объявляться. «Я выдержу все, что угодно, только не появляйся больше в моей жизни». «Верни ебаный солнечный свет, ты ушёл и забрал его с собой!» «пожалуйста, хотя бы намекни, жив ли ты» «сегодня было бы два года, как я стал самым счастливым человеком в мире. Если это был твой очередной подъеб — он не смешной, понимаешь?» " вернись!» «пожалуйста.» «вернись» Лиам чувствует, что не может дышать. Сотни сообщений грузом ложатся на его плечи и голову, пытаясь, словно стуча, стуча — но в закрытую дверь. Он роняет телефон, запуская пальцы в отросшие волосы — он чувствует нарастающую боль, и не сразу понимает, головная она или сердечная. В какой-то момент он с размаху бьётся затылком о стойку — острый приступ боли приводит его в себя, но не особо помогает. Почему-то очень хочется курить, хотя он даже не уверен, курил ли когда-нибудь. Цепляясь за все поверхности по пути, он осторожно доползает до лоджии — свежий воздух приводит в чувство, пелена рассеивается с глаз. Он видит полупустую пачку сигарет, дрожжащими руками выцепляет одну и нерешительно верит её в пальцах. Он завалил тест. Он уверен, что он его завалил, потому что он даже не попытался что-то написать. Ему, на самом деле, плевать. Всё отведённое время он просто сидел, слепо глядя в бумаги — и ничего не написал. Мейсон, попытавшись что-то спросить, в итоге просто забрал его бумаги, что-то написал на нем и сдал. Он тщетно пытался поговорить — но Данбар абсолютно точно его игнорировал. Рейкен стоял около выхода из класса, и его взгляд неотрывно следил за Данбаром. Лиам остановился, глядя в ответ — и Мейсон почувствовал себя очень неловко. Но кто-то выше благословил Лиама такими людьми, как Скотт и Мейсон поэтому Хьюитт, дождавшись, пока все выйдут, толкнул Рейкена в класс и закрыл дверь. Парни ещё какое-то время молча смотрели друг на друга, когда, наконец, Лиама отпустило оцепенение. Он судорожно собрал учебники, схватил рюзкак и попытался обойти Рейкена по кривой траектории, максимально удалённой от него. Тео, правда, усложнил ситуацию тем, что не был тупым — он подскочил к парню, преграждая ему путь. — Отьебись! — Злобно фыркнул Лиам, роняя половину учебников на пол. — Нет, пока мы не поговорим, — Тео, на удивление спокойный, поймал один из учебников, который намеревался выпасть, и посмотрел прямо в глаза Лиама. Данбар ощущал, как он начал действительно злиться. — По-хорошему, отойди, — прошипел он. — Ты ревнуешь, — просто ответил Рейкен, и, противореча всей ситуации, улыбнулся. — А ты идёшь нахуй! — Взорвался Лиам, роняя остальные учебники. Он толкнул парня, но тот, кажется, даже этого не заметил. — Лиам, — позвал он, по-прежнему улыбаясь, но Данбар кинулся на него, продолжая толкать и бить кулаками всюду, куда придется: в грудь, плечи, ребра и живот, — Лиам! Тео перехватил руки Лиама, крепко держа запястья того по бокам на уровне головы парня: — Да послушай же меня! Лиам порывался укусить его, пытался ударить лбом в нос, а руки его все время находились в движении, пытаясь вырваться. Он не хотел слушать. Он хотел крови и слез: убить сначала Рейкена — потом Трейси Стюарт. — Тебе было плевать! — Наконец не выдержал Рейкен. Лиам почувствовал себя так, словно его выключили. Он продолжил вырываться только по привычке, шокированно глядя в серо-зеленые глаза напротив: — Что? — Тебе было плевать, — горько повторил Рейкен, прерывисто вздыхая, — я поцеловал тебя. Я проявил чудовищную слабость — даже несмотря на то, что это был один из лучших моментов в моей жизни, а ты две недели делал вид, что ничего не произошло, мелочь. Ходил по школе, как обычно, не пытался… Не знаю, ничего не делал! Я не знал, как еще привлечь твоё внимание, а потом задумался о ревности, и… И Лиам его поцеловал. Воспользовавшись тем, что руки Тео все ещё держали его запястья, он дёрнул парня на себя, врезаясь собственными губами в губы Рейкена. Ярость, клокотавшая в нем так недавно, исчезла — правда, нижнюю губу Рейкена он все же укусил, чтобы неповадно было. Тео одной рукой зарылся в его волосы, целуя отчаянно, испуганно и неуверенно. Отстранившись через пару секунд, Лиам прижался лбом ко лбу парня и проговорил, тяжело дыша: — Ты — придурок. Чудовищный придурок! — Нет, — ответил Тео, хрипло смеясь, — просто влюбляюсь в идиотов. Сигарета ломается в пальцах, когда Данбар внезапно видит знакомый пикап — прямо под окнами. Около него никого не видно — не похоже, что он приехал только что или что-то такое. «Вы поругались, и ты ночевал здесь. Вы были очень эмоциональной парой». Лиам горько усмехнулся, аккуратно сложив поломанную сигарету в пепельницу. Он спускается на лифте, выходя в ночную прохладу и медленно, постоянно оглядываясь, подходя к пикапу. Рядом — как и вокруг — ни души, а в ушах слышен лишь гул колотящегося сердца. Он делает последние шаги, и сердце внезапно замирает. Тео свернулся в клубочек на заднем сидении. У него под головой рюкзак, а накрыт он пледом — старым и замызганным, тонким и коротким. Он отвернулся к спинке сиденья, и Данбар с ужасом думает о том, как, наверное, ему холодно. И сердце щемит от незнакомой пока в адрес конкретно этого человека нежности. Он поднимает руку, чуть ждёт, чтобы собраться с мыслями — но все равно не собирается — и стучит в окошко. Рейкен подскакивает, оборачивается резко — и замирает, глядя на Данбара неверяще и немного напуганно. Лиам, словно боясь спугнуть, просто смотрит в ответ, отдаваясь в руки судьбе и другого человека — и руки эти открывают дверцу машины, двигаясь. Он залезает в тепло — хотя, на самом деле, здесь не намного теплее, чем на улице — и закрывает за собой дверь. Тео смотрит на него настороженно, словно снова сомневаясь, не сон ли он. Лиам глубоко вдыхает, прочищает горло — и резко дёргает парня на себя, заключая в объятия. Рейкен дёргается — скорее от неожиданности, чем от чего-то ещё — пытается задавать какие-то вопросы, но в итоге его шебутные руки находят покой на лопатках Лиама — ложась привычно и приятно. — Прости, — шепчет Лиам ему прямо в ухо, чувствуя, как чужое тело дрожжит в его руках, — прости меня. Что бы между нами не произошло раньше — за все прости. — Первый месяц я был уверен, что ты сбежал со Скоттом, — надломанно, еле слышно — в плечо, — был уверен, что я придурок, который поверил тебе, а ты выбрал его. «я не хочу знать ничего, кроме того, все ли с тобой хорошо» — Но потом Скотт продолжал ходить на работу, а тебя нигде так и не наблюдалось, — Тео жмется ближе, крепче, но лица не поднимает, словно боится отпустить. Лиам думает, что пора считать минуты до того времени, когда ему станет совсем тяжело дышать, но высвобождаться он не хочет, — и я сломался окончательно. Совсем, понимаешь? «лучше бы тебя никогда не было в моей жизни» Тео продолжает что-то бормотать, а головная боль только усиливается — и Данбар осознает, что не пил сегодня таблетки. Он пытается дышать глубоко и спокойно, пытается победить боль, стать сильнее ее — но голова взрывается. А потом он вспоминает все. — Знаешь, — Лиам смеялся, хитро глядя на парня, — у русских есть примета, такая, что если спишь на новом месте, то обязательно должен присниться тот, кто назначен судьбой. Они впервые лежали на диване — правда, сначала едва не сломали его, пытаясь разобрать — лоб ко лбу, руки сплетены. Вокруг царит полнейший хаос, но Тео слишком занят, глядя в глаза своему парню, чтобы отвлекаться на уборку: Лиам в курсе, как надо отвлекать. — Тогда хорошо, что я увижу тебя и во сне тоже, мелочь, — Рейкен улыбнулся, открыто и хитро, — а то я уж боялся, что ты потеряешься где-то в куче этого хлама, пока я буду спать. — Тео, — полузадушенно зовет он, и Рейкен резко поднимает голову вверх, испуганно глядя ему в глаза, — Тео… Мейсон позвонил из Нью-Йорка: рассказал, как они устроились с Кори, предлагал приезжать в гости в любое время. Лиам, чувствуя холодные пальцы у себя под одеждой, со всей серьезностью рассказывал о том, как они устроились; Рейкен бесшумно хихикал, пока Хьюит, наконец, не закатил глаза, сказав, чтобы перезвонили, когда потрахаются «наконец уже». — Тише, хей, ты как? — Рейкен начинает паниковать, выпутываться из объятий, лезть за телефоном — но Лиам хватает его за предплечья, ощущая, как бегут горячие слезы по щекам, — Лиам? Ты в порядке? Так, давай, я звоню врачу, ты же явно не в порядке… — Нет, — усмехнувшись, отвечает Данбар, поднимая дрожащую ладонь, едва ощутимо касаясь напуганного лица. Ссадины всегда заживают гораздо быстрее, чем душевные раны — как бы слащаво и банально это не звучало, поэтому Данбар позволил Рейкену оставаться в его комнате столько, сколько потребуется. Тео, закопавшийся в плед и не согласный есть ничего, кроме мороженого, очень пугает его. Однако причина такой депрессии не в том, что между ними что-то не так: между ними, как раз, все хорошо. Тео, в промежутках между моментами, когда лежит, уткнувшись в грудь или живот Лиама, говорил: много, горько, обиженно. Его синяки стали желтыми, почти все, но душа — душа оставалась большим кровоподтеком, пластырем на котором был один маленький Лиам. Лиам не понимал, что двигает родителями, которые способны избить своего ребенка. Он, правда, с ужасом думал о том, как отреагирует его мама, когда узнает о Рейкене — но понимал, что она его явно не изобьет до полусмерти. А вот отец Тео сделал это. По глупости, узнав от кого-то о том, что его сын целовался с Лиамом на парковке, даже не удосужившись уточнить у сына, так ли это и что это значит. Это произошло, и Тео, который, к несчастью всей округи, отца любил и уважал. Ощущение, что он предал и его предали заставляли парня смотреть в потолок с пустым взглядом слишком часто и долго. — Лиам? — Непонимающе моргает Рейкен, живой, целый и невридимый — только очень усталый и напуганный, — что происходит? Напуганный, маленький мальчик, который был вынужден бежать из родного дома сразу после окончания школы. Лиам помнит, помнит все моменты: как Тео прятался половину лета у него, а мама Данбара считала, что тот просто хороший его друг. Как он ездил поступать в колледж — но провалился, приехал с огромными синяками под глазами и снова потерянный — он не знал, что ему делать дальше. Как работал на заправке, не особо понимая, где и как ему жить дальше, а потому делал единственное, что мог: ждал, пока Лиам окончит школу, чтобы они могли уехать вместе. — Эй, мелочь, — голос непривычно осторожный и немного сумрачный, сделай мне одолжение, а? Лиам закатил глаза, складывая в свой ланч-бокс приготовленные сэндвичи и пару яблок. Они спорили о том, что яблоки — не настоящая еда буквально только что, поэтому Данбар заранее предугадывал, что сейчас услышит «сделай одолжение — заткнись уже наконец и признай, что я прав», поэтому он повернулся, чтобы яростно зыркнуть на своего парня и ответить что-нибудь грубое — что-нибудь, что придет в голову уже по факту. Но в голову ничего не пришло, потому что Рейкен — весьма взволнованный и почти напуганный — стоял перед ним на одном колене, дрожащей рукой держа перед ним кольцо: — Выходи за меня? — Согласен, — шепчет Данбар, глядя в родные серо-зеленые глаза, — я согласен. — Что? — Глухо и непонятливо уточняет Рейкен, но глаза его говорят о том, что все он понял. — Я согласен стать твоим мужем, — еле слышно отвечат Данбар, потрясенно улыбаясь, — я помню… Я все помню, Тео. Я все помню и я согласен! — А потом дергает парня на себя, впиваясь в губы. Поцелуй мокрый, соленый и слишком резкий — Тео ударяется локтем о переднее сиденье, а Лиам тянет его так сильно, что в итоге тот неприятно давит на его собственную ногу. Но ни один из них не может перестать целовать другого.