Временные трудности

Много ли людей суеверны? А сколько из них может похвастаться даром ясновидения, прорицания, предсказаний? Какой смельчак по своей воле решится взять на себя такой тяжкий груз — приоткрыть волнующую завесу грядущего? Среди взрослых здравомыслящих людей вряд ли найдутся желающие. Именно поэтому некоторым не везёт получить сакральные знания. Страданий они доставляют едва ли меньше, чем пользы. Кто бы что не говорил, можно верить либо не верить в потустороннее, но нельзя отрицать, что порой происходят вещи необъяснимые. Те, кто склоняет весы в сторону скептиков, называют это совпадениями или ничего не обозначающими глупостями, однако другие, в чьих душах живёт смутная надежда на существование невидимых глазу вещей, о настоящих целях и очертаниях которых они и представить себе не смеют, списывают всё на высшую силу и триумф паранормального. Кто же прав? Очевидно, этот вопрос неразрешим. Ал тяжело спала. Каждый перенесённый ей упрёк, обида, угроза или толчок, всё выливалось в кошмар, который девушка ласково называла бессонницей. Не только возможное будущее являлось ей во снах, во что она, к слову, сама с натяжкой верила. Картины прошлого отравляли только-только устаканившееся душевное равновесие. Зачем ей, спрашивается, вспоминать кошмары, происходившие когда-то давно наяву? Зачем ей школа, злые взгляды, насмешки, абсолютная разбитость? Зачем снова переживать это? Одна из важнейших вещей, которые девушка выучила на зубок благодаря своим ночным трипам — нельзя убежать от прошлого, спрятаться, сделать вид, что этого не было. То тут, то там пережитый опыт даст о себе знать, и дай бог, чтобы он дал о себе знать в лучшем свете. Прошлое Кусь имела непростое и весьма неоднозначное. Хорошего рассказать вышло бы мало. Оглядываясь назад, она не находила ничего кроме боли, сменяющейся редкими просветами, "солнце выходит из-за туч". Но всё меркло так же быстро, как и озарялось. Невыносимые удушающие чувства, выходящие только хриплым криком. Сначала ты заводишь друга, всё, кажется, выравнивается, однако спустя какое-то время наступает череда неудач: друг предаёт, в школе дела ни к чёрту, настроение стремительно катится в тартарары, а затем начинают лететь любимые упрёки со всех сторон: "Что с настроением? Сделай лицо попроще, никто же не умер. Найди себе занятие, и не будет времени на грусть." И хорошо, если матери тогда было хоть какое-то время наплевать на жизнь дочери, а то можно поругаться и получить по шее. С Джули всё обретало смысл, особенно после восьмого класса. После того, как случилась ужасная непредвиденная ситуация. Когда всё шло отвратительно, и хотелось умереть, подруга систематизировала дни, которые, казалось, сочтены. У неё всегда находилось практичное решение любого вопроса и успокоение разбитой души. Эмануэль вёл по длинному коридору. Всё было слишком педантично, стены чересчур белые и голые, полы чересчур оттеняющие, всё это походило на больничный корпус или безжизненный путь в морг. В молчании группа шла за ним, кто легко, а кто очень даже неохотно, не желая здесь находиться. Ал скучающе ворочала головой в разные стороны, пытаясь зацепиться за что-нибудь интересное. В голове у неё было пустовато. Она наполовину абстрагировалась от мира, на автомате переставляя ноги. Стоило включить голову, как её заполняли уже прошедшие смешанные чувства: с одной стороны бегство Джус, а с другой — красивый букет от Круспе. Оставить цветы пришлось на студии, это было тяжёлое решение. Девушка чувствовала чуть ли не физическую привязанность к небольшому подарку. И всё-таки, против воли, мозги заработали. Странный аромат багульника усилялся. Кусь сдерживалась, чтобы не начать морщить нос на каждом шагу. Возникало ощущение, что целый куст розовых цветочков находился перед ней. Если бы запах был хоть на йоту реален, у неё непременно подкосились бы ноги, что в принципе не расценивалось ей, после недавних событий, как нечто ужасное. Рядом, слева, шёл Рихард. Гитаристка с придыханием представила, как ноги вдруг ненадолго перестают её слушаться, от дурманящего аромата она спотыкается, и Круспе подхватывает её, прижав к себе. "Поплыла." — с ужасом осознаёт Алиса. — "Главное сейчас — реально не упасть, а то он меня ловить не станет. Нужна я ему... Как чайнику функции посудомойки!" Но ноги спокойно шли дальше, немного неровно и нервно, петляя по невообразимым траекториям. Девушка шла, будто пьяная, глядя ровно вперёд в ожидании, что впереди её ждёт что-то незапланированное. В середине коридора, метрах в десяти от компании, медленно открылась дверь. Оттуда вышла девушка. Это было всё. Её лицо, невозмутимое и тёплое, как солнечный поцелуй, бьёт по голове не хуже солнечного удара и прорезает по сердцу, будто дрожащий скальпель. Лицо поразительно знакомо, но оно улыбается. Низкая фигурка, не выше самой Кусь, крутящимся силуэтиком спрятана в опрятной рубашечке. Знакомая что-то коротко кивает человеку за дверью с улыбкой, а затем поворачивается в сторону группы и замирает, как и Ал. — Господи... — шепчет та. — Ты?.. Она делает нетвёрдый шаг вперёд и мгновенно срывается с места, не оборачиваясь на неодобрительный взгляд Рихарда, подкрик Джус и то, как отпрянул Оливер, пропуская её вперёд. В голове взрываются воспоминания, а ощущения накатывают такие, словно она падает на свежую подстилку из багульника. Нежная молочная пенка укутывает глаза. Это было начало 2008. Алиса только начинала уверенно держать в руках гитару. Восторженно и бегло восхищалась, как забвенно льются звуки на маленькой студии, где она и трое её новых друзей собирались по два раза в неделю. Она восторгалась учителем — тридцатилетним мужчиной в самом расцвете сил, играющим в местной рок-группе. Ей казалось, он самый настоящий современный Моцарт. Её поражало, что на всех инструментах, которые в том местечке имелись, он играл так легко и виртуозно, а заумные слова, которые она раньше слышала только из музыкальных словарей, он объяснял так, что они наконец обретали смысл. Алиса щебетала, не затыкаясь, после первого занятия на барабанах, лепетала, как ребёнок, когда ей давали понажимать клавиши на синтезаторе, а если дело доходило до новой песни, то одинаково радовалась и бас- и соло-партии. Выслушивать всё это вживую хотелось и приходилось только одному человеку. Арина не могла назвать себя талантливой или популярной, или умной. Что-то мешало ей считать себя умелицей хоть какого-то дела, а зря. Но помимо её положительных творческих качеств, она была хорошим человеком и отличным другом. Судьба свела её с начинающей гитаристкой случайно. Они обе увлекались литературой и с завидной регулярностью писали стихи или прозу, в зависимости от настроения. Но, кроме хобби, у них было намного больше общего, чем казалось. Арина, как и Алиса, находилась в бедственном положении, сравнимом, разве что, с тонущим кораблём, с которого судорожно пыталась спастись, пока не потонула. Можно было только предполагать, как долго и та, и другая терпели маленький домашний ад. Отношения у Арины с родителями... их нельзя было назвать натянутыми. Они были никакие. Девушка искала любую возможность сбежать хоть ненадолго из тесной квартиры, где у неё даже не было своей комнаты — она делила её с младшими братом и сестрой. Стоило появиться до того, как пьющие мать с отчимом уснут, как летели упрёки и оскорбления. Не было дня, когда Арина могла вздохнуть спокойно и расправить плечи. Младшие будто и не видели проблемы. Они шкодили и вели себя чересчур вызывающе, ведь родители их холили и лелеяли, а старшую будто сочли неудачным прототипом, альфа-версией, полной недочётов. Девушка была по-своему красива, тяжёлые обстоятельства только оттачивали её тонкую гибкую фигуру. Она всегда делилась происходящим с ней, отводила душу, а про других старалась не заикаться. Алиса, напротив, в какой-то момент времени перестала рассказывать о своих внутренних неудачах и переживаниях. Она, как журналистка из жёлтой прессы, каким-то чудом узнавала все новости первой и рассказывала самозабвенно, будто проживала чужую жизнь за считанные мгновенья. Её собственная жизнь, как она считала, слишком неинтересна и не для чужих ушей. Но было точно известно, что жила она с матерью и обязательно каким-нибудь мужчиной. Мать "держала" их, почти как скот, чтобы они облегчали семейный быт. Там надо пакеты из магазина дотащить, не будет же она это делать, там надо стол переставить, ведь к Алисе скоро придёт репетитор по математике. Отношение к мужчинам скорее потребительское, некоторые не задерживались больше чем на ночь, но приносили Алисе и её младшему брату что-то вкусное. Но порой женщина вела себя мягко говоря неадекватно. Будущая журналистка немецкого федерального канала слышала в свой адрес такие слова и выражения, что могла бы никогда от них не оправиться. В школе или в гостях у друзей, которые иногда были из приличных семей, никто подумать бы не мог, что она испытывает нужду — одетая, обутая, с аккуратными учебниками и тетрадями, прилежная ученица, да к тому же очень обходительная и галантная, в большей особенности — с девушками. У остальных это потом выветрилось, но Алиса оставалась увеселительницей прекрасного пола, и в целом не очень женственной. Ровно сидеть она не умела, закидывала ноги куда ни попадя, ходила широким шагом, часто скалилась, улыбаясь. Арина была другой. Необщительной, некоммуникабельной, одевалась как-то не так, делала что-то не так, за что её рано выкинули на берег социума. Они сошлись — волна и камень. В седьмом и восьмом классе они хорошо дружили, постоянно ходили вместе, а-ля мы с Тамарой ходим парой. В редкие дни они не появлялись. В конце концов замкнутость Арины победила, Алиса, следуя её примеру, отдалилась от остальных. Вскоре случилось непоправимое. Органы опеки нагрянули к Арине, пока та готовилась выйти из дома на секцию по рисованию. Мать была не в лучшем состоянии, потому добрая тётенька составила нужный протокол. Семья уже стояла на учёте из-за неутешительного положения дел в начальной школе у младшей сестры и младшего брата Арины. Вскоре после неожиданного визита детей забрали, родители лишились родительских прав. Больше Алиса её не видела. Встреча была неожиданной. Она была отголоском болящих воспоминаний о накатывающей степенно волне одиночества длинной в двенадцать лет. Ал кинулась к ней с объятиями. В её окружении сразу стало жарко и тесно. Арина не могла понять — ей кажется, либо же потерянная в водовороте жизни подруга нашлась сама собой, не обращаясь к долгим годам поисков. — Господи, ты здесь! — подвывала Кусь. Её голос был неузнаваем. Сколько изменений он претерпел, сколько слов произнёс, дрожащий, подскакивающий на редких всхлипах. — Сколько лет прошло! Изнеженное тело напряглось в объятьях гитаристки. Под одеждой заходили напрягшиеся мышцы. Арина вся сжалась, ей было некомфортно и как-то не по себе. Конечно, неожиданная встреча приятно её удивила, но о возобновлении прошлых совместных амбиций не могло идти и речи. Старая подруга отстранила от себя Ал довольно быстро, так и не обняв её. Всё шло так прекрасно. Девушка выпустилась из задрыпанского детского дома, выучилась и пошла работать дизайнером. Сначала то тут, то там подворачивались интересные дела, а после нашлась работёнка в Германии, ради чего она и приехала. Амбициозная с детства, свои чаяния она направляла в творческое русло, жила работой. Отношения со сверстниками, дружба её не интересовали, даже попытки найти бывшую школьную опору сошли на нет. Она занималась одной лишь работой, и вскоре труд был оценён по достоинству. Но если с её местом всё было ясно, то что здесь делает Ал? — Как ты тут оказалась? — рубанула с плеча девушка. Кусь как бы виновато обернулась через плечо, одаривая беглым взглядом поспевающих за ней немцев во главе с Джули, перепугавшейся больше всех. — Я теперь тут как бы... — она замялась, потупила взор и неуверенно выдала: — На гитаре играю. В Арине заметно просматривалось напряжение. Она не хотела видеть старую подругу в таких условиях. Оглядев гитаристку с ног до головы, она сказала: — Я дизайнер одежды. Работаю над костюмами для грядущего тура, — а затем скрестила руки на груди. Плечи её чуть ссутулились. Ал увидела, что той неприятна получившаяся встреча, но она пока не знала, почему. Кусь постаралась улыбнуться, скрыв активно ворочающиеся шестерёнки. Нужно было за день узнать причину и устранить её. Хотя какие, к чёрту, причины? Ал искала её. Она ждала её возвращения каждый день, потому все три школьных года без подруги вздрагивала от малейшего звука в коридоре и пялилась на дверь, как грёбаный Хатико. Она хотела, чтобы та вернулась, сделав вид, что ничего не было. Но время шло, Кусь ждала, а Арина не возвращалась. Конечно, детские наивные обиды просачивались сквозь призму прошедших лет, однако, закалённая ожиданием, девушка терпела. Предел терпению мог подойти в любой момент. Выйти из-за горизонта, как восходящее солнце на востоке. Как надрессированная собака, она, навострив уши и поджав хвост, встала на низкий старт, готовясь к малоприятному продолжению дня. В окружении своих теперешних коллег Арина повела себя ловчее. Она с улыбкой — и, что главное, не обращая внимания на Кусь — обратилась к ним. Никто не сказал ни слова по поводу странной реакции русской, но каждый сделал для себя определённые выводы. Начало знакомства было за Эмануэлем. — Знакомьтесь, мальчики. И, — Фиалик галантно кивнул Алисе с Джус. — и девочки. Это наша новая... — Рина Райс, дизайнер одежды. Имела честь работать со многими известными русскими артистами. Это мой первый опыт заграницей, — Арина держалась уверенно, но говорила по-английски; со школьных времён она научилась шпарить достаточно бегло, но с иностранцами общалась, по видимому, впервые. — Примеры костюмов для грядущего тура готовы, осталось снять мерки, и через два дня всё будет готово. Круспе многозначительно переглянулся с Кристофом, и они о чём-то друг другу кивнули. Рихард всё ещё был серьёзен — обрабатывал информацию. Шнайдер же просто находился в неком пространственно-временном тоннеле. Барабанщику не верилось, что для группы за последнюю неделю набрали так много людей. Сначала двое музыкантов, а теперь ещё и дизайнеры костюмов. — Вы знакомы, да? — гулко подал голос гитарист. — Рихард! — моментально упрекнул Флаке, он будто знал, что тот долго готовил этот вопрос. Все обернулись на немца. Тот стоял, сложив руки на груди и полу-повернув голову вниз. Взгляд направлен в пол, не ищет посторонних реплик. Райс изогнула бровь, повторила его безразличную закрытую позу и стальным непробиваемым голосом ответила: — Мы были знакомы раньше, — Ал тут же инстинктивно дёрнулась в её сторону. — Теперь мы чужие люди. Девушка замерла, не веря своим ушам. День, которой начинался вполне сносно, обрушился ей на голову шквалом потрясений, от тяжести которых опасно хрустела шея, грозя вот-вот переломиться. Как же так? Они только встретились спустя столько лет разлуки. Откуда эта грубость, напоминающая нелёгкие времена глубокого душевного одиночества, ещё не успевшего перерасти в физическое? Откуда её отстранённость, словно они на самом деле не были друзьями, и она подыгрывала окончательно спятившей Алисе? Неужели Арина была за что-то обижена? Кусь чувствовала свою вину за это, хотя всё время думала об этом и боялась. Именно страх за то, что подруга ушла обиженной, двигал ей ежедневно, когда она сбила в кровь колени, ища её во всех уголках города, близлежащих поселений, края. Именно отчаяние никогда не извиниться заставило опустить руки. Даже если она обижена, она могла сказать об этом лично, зачем так это объявлять? — Мне жаль, — едва слышным шёпотом прошелестел Оливер, чуть качнувшись навстречу ошеломлённой Кусь. — Как... — Рихард бросил взгляд на лицо Ал, выражающее рекордное количество сомнений в секунду, и подобрал нужное слово. — категорично. — Это их дела. — Тилль надавил на него голосом, параллельно надвинувшись с грозностью в широких плечах. — Пойдёмте, узнаем про костюмы и вернёмся к репетиции. — Да уж, давайте. — кивнула Ал, ещё раз подавленно обернулась на Рину, чтобы та точно видела. Эмануэль понял, что сами они не смогут опустить надвигающуюся бурю. Напряжение накалилось добела в потяжелевшем воздухе. Мужчина быстро вклинился между Кусь и Риной, аккуратно взяв каждую под локоть и разводя их по разные стороны друг от друга, как агрессивных псин. — Давайте пойдём скорее смотреть. Нам лучше уложиться по времени, чтобы вы успели вернуться к репетиции! — он одновременно с тем вёл девушек к двери, из которой выходила Райс. Остальные в недоумении поплелись за ними. Это точно было специально оборудованное помещение, снятое для костюмеров. Помимо Рины, там работали ещё трое человек. Посередине стоял большой стол, на котором было удобно отмерять и резать ткани. Вдоль стены вряд выстроены манекены, готовые для нарядов. В уединённом углу — рабочее место непосредственно Райс, там она хранила перед глазами уже придуманные образы и следила, чтобы они были в одном стиле, не выбивались из общей картины. Вся комната, достаточно просторная, напоминала мастерскую, где сразу несколько творцов соревновались в мастерстве. Рина уже освоилась. Она прилетела двумя днями раньше и нашла жильё, влилась в работу сразу же, едва глянув на готовые мужские костюмы для группы. Работа оказалась не из простых, девушке предстояло подстроиться под другого дизайнера, подобрать такой образ, чтобы он соответствовал всему уже созданному и был удобным для сцены. С такими она прежде не встречалась. И всё-таки в своей кухне она чувствовала себя как дома. Заходила широкой весёлой походкой с видом гида, готового дать экскурсию по месту проживания. — Сейчас покажу свои наработки по поводу сценических нарядов, — резво оживилась дизайнер и проследовала в свой уютный уголок. — Нам с ребятами наверное самое время удалиться для примерки? — нервно предложил Эмануэль; ему не хотелось рисковать, оставляя близких к скандалу девушек один на один. Хотя, между ними же может встать Джули. Может ведь? — Скоро придём вам показаться! — добродушно пообещал он. У Круспе зубы свело от такого добродушия. Настроение было ни к чёрту. Едва их оставили, Миллер позволила себе обнажить свой жужжащий интерес. — Вы правда были знакомы? — Ага, — Ал оскалилась, глядя на копающуюся в своих набросках Райс. — только ты сама видишь, к чему это привело. — Я переживаю, — откровенно поделилась Джус, вынуждая посмотреть себе в глаза лёгким обхватом пальцами острого подбородка. — Переживай на здоровье. Только не за меня! — она рванулась в противоположную сторону и насупилась. "Расстроилась." — Подытожила вокалистка. — "Характер показывает. Накопила." Обид у Кусь действительно скопилось за последнее время порядочно. И скинуть эмоции, собирающиеся в неровные линии тетриса, было не на кого. К сожалению, перепалки с Круспе были единственным проявлением своей воли у девушки за последние годы. Та злилась на него, полупрестарелого идиота, принизившего её способности. Хотя правильнее было считать, что он её ещё не рассмотрел, недооценил. Но кроме него была ещё Джус, сбежавшая втихую, не предупредив. Теперь ещё вот, старые воздыхания явились в её жизнь. Тоже обиженные чёрт знает на что. А сил у Алисы хватило только на то, чтобы сгладить конфликт с Рихардом. Выяснять отношения с Миллер и Райс внутренних ресурсов всей планеты не хватит, так как те тоже довольно языкасты. — Посмотрите, дамы, — позвала Рина, протягивая сразу несколько больших листов, чуть больше альбомных. Такое наигранно-официальное обращение прозвучало до того насмешливо, что Джули понадобилось определённое усилие над собой, дабы не раскритиковать образ общения старой знакомой своей подруги. Наверное, Алиса бы обиделась, подумалось вокалистке, и та прикусила язык, здраво оценив своё неравное и невыгодное положение. Кусь точно встанет на сторону Рины, просто ради того, чтобы доказать ей, что она всё ещё за неё. Но работу Райс нельзя было не оценить по достоинству. Она рисовала вручную целые образы до мельчайших деталей, рядом на одном листе она изображала цельный лук, а рядом — каждую часть отдельно. У неё было несколько вариаций цветов, самую предпочтительную дизайнер наносила на рисунок, а другие возможные оттенки накрапывала в квадратики рядом. Всё было подобрано неплохо. Миллер нетерпелось посмотреть костюмы остальных участников группы для сравнения. — Вау! Это невероятно, — кончик листа в руках Кусь подрагивал, её глаза быстро бегали туда-сюда, выцепляя отдельные детали. Арина сделала полупоклон и зыркнула на Джус, пригвождая к месту одним лишь взглядом. Внутри у бывшей стилистки похолодело. Косвенная коллега прошила её с ног до головы незримыми нитями, от ощущения которых неприятно покалывало на языке. Есть всего несколько категорий людей, которые имеют такой взгляд — абсолютно холодный, лишённый светлых эмоций, какого-либо прошлого и будущего. Многие из обладателей такого "счастья" либо обладают опытом общения с нечистыми силами и пострадали от них, либо пребывали в определённых, не столь отдалённых от ада, местах. Многие из них либо воспитывались на ненависти, которая поступала к ним раньше, чем материнское молоко касалось детских губ, либо они не воспитывались вовсе, отданные в объятия улицы и детских домов, что, впрочем, входит в список мест, не столь отдалённых от ада. Откуда нежность движений и аристократичная грация? Рина, обладая таким хлёстким взглядом, выглядела достаточно поэтично в приталенной рубашке с широкими рукавами, суженными у запястий, и брюках с завышенной талией. Она — ловушка для рыб, которые по глупости и незнанию заплывают в её объятия, а потом безуспешно пытаются выбраться. — Как долго ты это готовила? — спросила Миллер по-русски, что было довольно резко, учитывая, что Рина предпочитала даже с русскими общаться на английском. За это она тут же себя укорила. Быть такой грубой да ещё в условиях абсолютного внимания Кусь к им обеим. Ал, без сомнений, осторожно прислушивалась. Разведывала обстановку. Ей было полезно узнать, как поладят её подруги, которые прежде не были знакомы. Райс помаялась немного. Она была морально готова к вопросу таким тоном. Чтобы не ударить в грязь лицом на первом же допросе, девушка выдержано ответила. — Управилась за ночь и одно утро, — ответила Райс, давя тяжёлым взглядом. — Крайне талантливо, — даже не думая испугаться, усмехнулась Джули. — Много лет, наверное, училась? — Да, много, — шикнула Рина и вдруг глянула на Кусь. Та стояла и молча наблюдала, едва ли не кусая локти. В глазах читалось одна мысль: "Почему это происходит со мной?" Обе, и Арина, и Джули, знали, какая она нервная, но никогда прежде не заставалии у неё состояний, в каких она жалела о своей жизни. Кусь никогда не считала, что что-либо происходит случайно, а следовательно — всё нужно, это необходимо принять и переварить. Будучи человеком, открытым для подобного рода ситуаций, она всё-равно по какой-то причине не могла перенести надвигающейся холодной войны между подругами. — Оставь при себе своё мнение, — завершающе произнесла Райс лающим голосом. — И выбери уже чёртов костюм. Направив лучи внутрь себя, каждая стояла и холодно созерцала товрящееся вокруг них. Ал чуть не плакала. Ей почему-то было жизненно важно, чтобы эти двое поладили между собой и не доставляли лишних хлопот. Как вдруг появились они. Фиалик деловито постучал, буквально вынудив девушек притвориться, что всё хорошо, хотя это было не так. — Вы готовы? — Показывайте, — сказала Райс, освобождая от этого Ал и Джус. Дверь открылась настежь, друг за другом, держа строй, вошли немцы. По-порядку, первым шёл фронтмен, медленно и грузно ступая. Он выглядел не столько важно, сколько устало. Ему не хватало какого-то внутреннего ресурса, чтобы подбочениться и встать грозной скалой, каким он всегда казался. Следом загадочно плыл Рихард. Гитарист был страшно задумчив, однако примерка костюма, бесспорно, сидящего идеально, слегка его расшевелила, только оставалось призрачное ощущение, что мужчине некомфортно. Пауль, напротив, гордо прищуривался и строил глазки направо и налево, всем своим видом показывал, как ему нравится залазить в костюм и красоваться. В этом ритм-гитарист был мастер, он шагал, будто вся планета — это его подиум. То игриво вильнёт бедром, то деловито упрёт руку в бок. За ним прямо шёл Шнайдер. Весь расслабленный, но немного смущённый, что он изо всех сил пытался перебороть, привыкший, что за барабанной установкой его не разглядеть. Его костюм — с красным крестом на груди — его очень стройнил. Даже Флаке сбавил уровень недовольства и ворчливости. Его блестящий золотой костюм переливался от мощных белых ламп и пускал отблески на всё вокруг. Шнайдера это ещё больше смущало, когда лучики попадали на его тёмное облачение, а Круспе наоборот раздражало, отчего Лоренц даже улыбался, широко и довольно. Последний, кто предстал пытливому взору новеньких, тянулся своей высокой фигурой чуть ли не до верхней точки дверного проёма. Скрытый, как безликий ангел, в своём замотанном капюшоне. Чёрный, как сама смерть, в кружевах. В его руках не хватало косы. Кусь задержала взгляд и воодушевлённо ахнула. Пред ней стояли не просто люди, а самые важные в её жизни авторитеты, кумиры, на кого она равнялась. Стройным рядом они выстроились параллельно стены и источали из себя величие. Так казалось Ал. Она не могла знать, думали они так же или нет, но надеялась, что боевой дух перед грядущим туром немцы старались поддерживать. Рихард глянул прямо на неё. Вынырнул из своей задумчивости с каким-то одному ему известным выводом, к которому он пришёл. И почувствовал себя виноватым. Девушка стояла — тонкая, стройная, как кипарис, с внимательным фигуристым лицом, умными глазами, прямая, как спица — приятная наружностью, он думал, что много ей надо было усердия, чтобы переступить через себя и пойти на уступки ради Круспе. Какие-то внезапные извинения, которые были для неё необязательны, ведь она не виновата, необоснованное доверие и откровенность. Вглубине души Цвен знал, он этого недостоин. Он грубый, беспардонный, резкий, его давно не волнует, заденут ли кого-то его слова. Ему хочется быть добрым, порой даже получается стиснуть зубы в доброжелательную улыбку. Но это не отменяет того, что жизнь его катится в глубокую беспробудную тьму, в депрессивную яму, из которой он не знает, выберется ли. А Кусь что? Легко ей — молодая, привлекательная, за неё все проблемы решают другие, она натянет улыбку до ушей, потому что не знает, что на земле бывают несчастья. Красивая сказка для неё — невинной девочки, нескоро отпразднующей тридцатилетие — удел таких, как он. — Это невероятно! — восторженно воскликнула гитаристка, вдохновенно сложив руки на уровне груди. Она вся трепыхалась, быстро-быстро оглядывала всех, короткими шажками намеревалась подойти к кому-нибудь, но будто терялась. На лицо лезла широкая улыбка, с которой она бросалась в разные стороны, мечтательно вздыхая. Цвен нервно потёр переносицу, закрыв глаза. Ему хотелось спрятаться в свою скорлупу и не вылезать очень долго, скрыться от посторонних глаз. Взгляды всех трёх девушек хаотично метались по комнате, не зацикливая на нём внимания, однако Круспе казалось, что они пялятся на него, забивая гвозди в крышку гроба. Вдруг мягкая ладонь тёплым облаком опустилась ему на плечо. — Чего ты вздыхаешь? Открыв глаза, Рихард увидел Кусь прямо перед собой. Она излучала благодать. Живой возбуждённый взор, изучающий его лицо в прямой близости, бархатные губки, выводящие непонятные слова как мантру. Говорила она по-русски, и это было так восхитительно, словно она доверяет ему секрет, настолько большую тайну, что мужчине нельзя её даже понять. — Что ты вздыхаешь? — Ал не остановилась перед удивлённым лицом впереди себя. — Ты прекрасен. Райс и Миллер, выцепив русскую речь, впились в них взглядами. Гитаристка стояла перед немцем, чувственно поглаживая напряжённое плечо поверх чёрной стёганой жилетки. Эта богемная парочка производила впечатление молодожёнов, если бы Круспе был помоложе. Морщины ещё не успели отчётливо выделиться на его лице, но пятый десяток быстро нагнал мужчину. Печальная статность в не менее божественной, чем в былые времена, тени великолепной фигуры выдвала возраст с головой. Это выглядело как остатки былого величия, однако мнение большого числа женщин было таково, что "он на любителя". Ал же обвилась вокруг Цвена не так, как та, кто хочет быть его другом. — Ты великолепен! И я жду не дождусь дня, когда мы все вместе взойдём на сцену, жечь сердца людей! Подсознательно Рихард всё понял. Он уже ухватился за её сознание. Они не разные, они похожи, как две капли воды, изнутри. Но чувствует ли Кусь то же самое? Или она играет? Проверяет, сорвётся ли он? Сможет ли снова обидеть, не забыв ещё натужного стыда прошлых извинений? Что она хочет? Она вновь выводит его из душевного равновесия, бросает из приятного и безопасного внутреннего мира в реальный. Не заботится о его чувствах, так резко врывается в личное пространство. Это так раздражает Круспе. Он её отталкивает. — Что за оды! — возмущается он, отстранив девушку от себя на добрых полметра. — Говори понятнее. — Да ладно тебе, — с терпеливой улыбкой произносит та, сдерживаясь от последующих замечаний о его раздражительности. Она мнёт руки, выгиная пальцы, которые уже не хрустят. Волнуется. Это давно уже всем ясно, как и то, что в голове её взрываются фейерверки из слов "Что я сделала не так?" Гитаристам в такой напряжённый день мешать не стоит, а то того и гляди снова друг к другу присосутся, как пиявки, и начнут по-новой кровь сёрбать. Жаль, Райс этого не знает, потому её пышущий голосок врывается в личную, почти интимную обстановку, трещащую по швам от любого неловкого словца, и бесстыдно рубит: — Давайте я всё-таки возьму мерки, потом идите, езжайте, летите куда хотите. Договорились? С такой беспардонной речью она делает шаг в сторону, выдёргивает из-за пояса, который до этого где-то уже предварительно нацепила, метр и неуловимыми по своей быстроте движениями опоясывает талию Джус. Та не успевает и пикнуть, как подстёгиваемые прошлой перепалкой руки грубо, но профессионально выполняют свою работу. При других обстоятельствах Миллер оценила бы её подход, если не пресловутое "но". Абсолютно не оправданная и не аргументируемая злоба, сочащаяся из Рины в куда больших объёмах, нежели любовь к своему делу, доводили до кипения. Как можно холодно встретить подругу, с которой когда-то были единственными друг у друга? Джули стиснула зубы и вновь смолчала, когда лента довольно туго обвилась вокруг бедёр. Однако дальнейшая реплика, нёсшая в себе чисто личную неприязнь, не смогла оставить её равнодушной. Склонившись ближе, Райс произнесла спокойным выверенным тоном: — Не спорь со швеёй, иначе костюм окажется тебе мал в самый неподходящий момент, — произнесла по-русски, так что надежды на поддержку со стороны кого-либо другого не было: Ал вряд ли вступится за неё, но и Арине на её помощь рассчитывать не приходится, остальные же даже не вслушаются в их разговор, если не услышат неподходящих для обстановки ноток. В груди Джус загорелась ярость. Она понимала, что рассчитывать, кроме как на себя, ей не на кого. Она вздёрнула подбородок кверху, уверенным жестом остановила руку Райс, занесённую для измерения обхвата плечей, и принудительно опустила. Язык чесался сказать ей какую-нибудь гадость, оппонентка думала о том же, но ожидала ответа, явно не рассчитывая на него во время произнесения своей грубой фразы. — Не спорь с тем, кто чаще видится с начальством. Я могу перемыть кости кого-угодно с кем-угодно, — невзначай предупредила Миллер, ударяя взглядом из-под лапок-ресниц. — Вылетишь отсюда, как пробка от шампанского. Дизайнер посмотрела на неё: "Ты-то?", а затем неоднозначно усмехнулась. — Не запугивай меня. Мне нечего бояться, — изрекла она после этого и намерилась возобновить замер. — Так и мне тоже. Повоюем ещё, — вокалистка перевела взгляд вперёд. — Повоюем, — хлёстким шлепком, как ремнём, Рина хлопнула себя по руке метром и направилась к Кусь. Говорить было больше не о чем. Джули было не впервой встречать желающих посостязаться с ней в колкости языка, однако таких ярких пересмешников у неё давненько не было. Сначала девушка начала задумываться, всё ли сказала правильно, это был её бич — сомневаться в верности своих суждений после, непосредственно, случившегося. На этот раз всё было более чем удовлетворительно. — Алиса, иди сюда, — Райс как ни в чём не бывало протянула гитаристке руку, приглашая ближе к свету. Тут же обвила её метром, скоро фиксируя результаты посредством помощника, писавшего всё в специальный блокнот. Их слаженная работа поражала и Ал, и Джус, видавших раньше разные обстоятельства. Кусь работала в такой суматохе, где было задействовано до нескольких сотен человек, а Миллер варилась в таком бульоне регулярно, стоило начаться неделе показов. Рина выполняла свою работу с непробиваемым выражением лица. В этой её отстранённости что-то такое присутствовало. Особенное. Пока играла чисто русская драма, Шнайдеру с Паулем удалось как следует разговорить Круспе. Они втянули его в свой круг и не отпускали, пока не начнёт отвечать более-менее живо и развёрнуто. Вскоре этот метод начал работать. Красочные рассказы о странах, в которые они поедут в тур, видимо, возбудили в сердце гитариста то ли ностальгическую, то ли предвкушающую нотку. Он охотно кивал, вставлял полные неописуемого восторга фразы и довольно воображал красоты заграничных столиц и просто больших городов. Однако торжество болтливости и беззаботности верных друзей длилось недолго. Дизайнер взяла метром обхват талии Кусь, в тот же момент Рихард глянул в её сторону и замер. Товарищи его поначалу недоуменно прослеживали рассеянный взгляд. И в комнате воцарилась тишина настолько сильная, что в сериалах на телевидении в такие моменты даже увеличивается громкость музыки. Неожиданная встреча со старой подругой, ныне грозившей стать серьёзной недоброжелательницей, выбила из колеи Ал. Выбитая из колеи Кусь ошеломила Джули. Цепочка потрясений повлияла на дальнейший фон развития отношений в группе. Если бы не тот день, всё было бы, наверное, совсем иначе. Но знать другой вариант развития событий никому, даже видящей вещие сны Кусь, уже не дано. Она много раз обращалась к своему карманному соннику, чтобы узнать, не сулит ли определение багульника чего-то опасного. Так и не узнала. Однако разговор, произошедший чуть позже, когда немцы во главе с Фиаликом собирались уезжать, перевернул с ног на голову все предыдущие представления о дружбе и расстоянии, способном убить всё святое в этом чудесном дружеском явлении. На непринуждённое "Привет", произнесённое Алисой в попыткке начать всё сначала, Рина никак не ответила. Она не ломала рук, не отводила взгляд, а просто сделала вид, что не слышит и не видит Кусь, подошедшую почти вплотную. — Что случилось? — возмущённая гитаристка не могла больше игнорировать редкую холодность и безразличие, чего раньше никогда от Арины не видела. — А должно что-то случиться? — Ты ведёшь себя как идиотка! — обвинила её Ал, более не заботясь о том, что может задеть. — Я-ли? — Райс повела бровью, но это не произвело на подругу должного эффекта. — С чего бы? — она развела руками, оглядываясь, будто кто-то другой должен ответить на эти вопросы. — Ты невероятная сука. Ты даже не можешь сама понять, что такого случилось, что ты решила игнорировать всё прошедшее, — девушка сделала глубокий медленный вдох, понимая, что абсолютно неоправданно срывается на ругательства, и надо держать себя в руках. Внутри всё подкипало. Райс не брала в рассчёт ни долгие крепкие объятья, ни светские беседы, ни внутреннюю поддержку, которую они друг другу оказывали, будучи моложе, почти постоянно. Кусь бесилась с того, что сразу позволила кому-то ранее близкому забыть всё хорошее, что было между ними, и обращаться с ней, как он сам посчитает нужным. За дверью караулила Джули. Не смотря на то, как яро подруга просила её не вмешиваться, Миллер из самых чистых побуждений мониторила ситуацию со стороны. — Я — сука? Ну спасибо, — Рина блеснула вальяжной улыбкой, но Кусь не дала ей вставить слово, ибо эта улыбка доконала её, и никакие вдохи-выдохи не могли её сдержать. — Ты сука и басалайка! Ты до сих пор считаешь себя бедной-несчастной, и все должны тебя жалеть. Сама же ты, видите ли, никому ничем не обязана! — для пущей убедительности, да и просто из-за нервного импульса, Ал топнула ногой в сторону Арины с такой силой, что звонкий звук от, казалось бы, мягкой подошвы разлетелся не только за пределы комнаты, но и по коридору всего этажа. — Я знаю тебя, я знаю всё про тебя, и если ты решила притвориться, что мы никогда не были близки, то я тебя разочарую. Я не намерена терпеть такое отношение! — Послушай, топать и орать будешь на... — Топать и орать я буду на того, на кого сочту нужным! — опасно взревела Ал, снизив голос, при этом он прозвучал так хамовато и громко, что она становилась похожа на свою мать, впрочем, её это уже не пугало. — Ты не хочешь меня видеть, ты не хочешь меня обнять, ты не хочешь со мной поздороваться, как будто я мужика у тебя отбила, не меньше! — Я хотела спокойно с тобой поговорить, — Рина подняла руки в примирительном жесте, а возможно и от страха, потому что Алиса разгорелась настолько, что вовремя отгородиться от неё было бы надёжнее, чем терпеть истерические припадки. — Наедине. — Поэтому ты не сказала мне об этом? Не предупредила? Поэтому оттолкнула от себя и делала вид, что мы незнакомы? — Алиса замолчала. Она смиренно закрыла глаза, опустила голову и продолжала смотреть в пол. Грудь её заходила ходуном с такой силой и скоростью, будто там сидит сердце бури, однако дыхания её слышно не было вовсе. Оставалось только гадать, не задохнётся ли она. Но по прошествии секунд десяти, в течение которых Рина начала, чудеснейшим образом сбросив своё безразличие, словно забывшись, оправдываться, Ал вскинула голову кверху, протяжно взвыв сквозь сомкнутые губы. "Я такая дура! Я ничего не поняла и начала на неё орать, она подумает, что я, как её мать, — быстро и припадочно подумалось Кусь, однако в какой-то момент она вспомнила, что прошло много времени, а Рина стала другим человеком, которого с прошлой Ариной не объединяет ничего. — Она пытается сделать меня виноватой!" — Я была в детском доме! Чего я там только не насмотрелась! — снимая с себя вину, вполголоса восклицала Райс. По лицу гитаристки плотным градом катились горячие крупные слёзы. — И ты молчала. Оставила одну не только себя! — рваным выкриком выдавила наконец Кусь, пытаясь во что бы то ни стало "затопить" её и все её оправдания; если Арина пытается сделать виноватой её, то надо поступать так же. — Но и меня тоже... Н-ничего не сделала. Ничего не сказала!.. Хотя я готова была пойти за тобой куда угодно! — Я не хотела лишать тебя будущего! — А сейчас винишь в этом меня?! — огромные, раскрытые настежь зелёные глаза, полные отчаянных искр догорающего пламени, вперились в её. Она искала ответа. Искала возможность повернуть время вспять и переписать жизнь. Как надо изловчиться, чтобы не терпеть всё это больше? Молодое лицо приняло неописуемую форму. Здоровые щёки бледны и втянуты, нос, напротив, расслаблен, что абсолютно не характерно для человека её характера, воротящего нос и поджимающего его в любой, хоть сколько-нибудь выбивающейся за рамки будней, ситуации. Брови, морщинящие лоб, изогнуты под таким углом, что кажутся ломаными тростинками на финальном портрете. Слушать больше ничего Кусь не стала, так как была уже не в том состоянии, чтобы адекватно послушать и выслушать всё, что Рина ей на это обвинение скажет. Впрочем, та тоже не нашла бы слов, какими выразить своё разочарование насчёт их недопонимания. Она не видела ни своей вины, ни вины Алисы. Хотя её довод показался достаточно весомым. В любом случае, продолжить разговор у них бы всё-равно не вышло — Рихард, как и остальные, услышал надвигающийся скандал, а может быть и почувствовал, кто его знает. Как бы то ни было, он прибежал на шум, быстрым рывком оттолкнул шпионку-Миллер от двери и раскрыл настежь, врываясь в комнату. Увидев там не совсем лицеприятную картину, он схватил Кусь за плечи, как-то черезчур скоро вывел её из комнаты и потащил за собой по коридору. У неё не было сил ни сопротивляться, ни объяснять ему ситуацию. Отойдя с ней на достаточное удаление от Джули и Рины туда, где никто не видит, мужчина наконец остановился, оставил подрагивающие плечи гитаристки в покое. А затем совсем по-отечески прижал к себе. Не выдержав такого напряжения, буквально разрывающего голову, Ал расплакалась, опустив руки свободно болтаться вдоль тела. Круспе положил большую ладонь ей на голову, слегка наклонился и приговаривал шёпотом: "Всё пройдёт. Через время ты даже не вспомнишь. Тише." Её абсолютно пустой взгляд, он был... Чёрт, такое и описать невозможно. Цвен решился глянуть в опечаленные глаза с проступившими от напряжения каппилярами только через несколько минут после того, как девушка стихла в его объятиях. Набухшие от слёз веки розоватой каёмкой окрутили глаза в плотные обручи. Скрыть следы такого мощного отпущения чувств было невероятно сложно. Эмоции гитаристки были смутно знакомы для Круспе, и ему было её чертовски жаль. Он смотрел на неё лишь с разницей на возраст. Ему часто приходилось прятать слёзы, душившие его изнутри. Прятать слёзы и молчать, когда хочется очень много сказать. Но самое главное — Цвен не знал, зачем он помогает Ал. У него не было такого в планах. Откровенно говоря, у него и плана-то не было. Только цель, заключавшаяся в том, чтобы не наложить на себя руки перед выходом альбома и туром. После этого можно делать, что ему вздумается. День выхода альбома уже наступил, осталось пережить лето, а там уже... Впрочем, к чему это? Рихард всегда знал, что своей смертью он не кончит. Это обязательно будет что-то грандиозное, громкое, извне. Пока что первым вариантом в списке было "наложить на себя руки". Круспе был прав в одном — она действительно вскоре забыла об этом маленьком инциденте, что, как впоследствии стало ясно, сыграло на руку самому немцу. Уезжали они точно так же, как и приехали. Сидели порознь, друг на друга не глядя. Никто будто не заметил их кратковременного отсутствия. Это тоже было прекрасно. Только Оливер спросил: — Где вы были? Рихард молча отмахнулся: "Не спрашивай...", ведя пошатывающуюся Алису под локоть. Она шла, еле передвигая ноги, с закрытыми глазами, опустила голову на плечо мужчине. Полностью доверилась. Она же его уже простила. Ей, вероятно, не о чем переживать. Ридель и Джули, неведомо для самих себя, скрипнули зубами в унисон. Вскоре вся команда уселась в ту же машину и укатила в противоположном студии направлении. В этот день у них было ещё одно невероятно важное дело...