ID работы: 9651653

Временные трудности

Гет
R
В процессе
74
Горячая работа! 64
Размер:
планируется Макси, написано 485 страниц, 46 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
74 Нравится 64 Отзывы 12 В сборник Скачать

Глава XX — Хеллоу, Долли

Настройки текста
Примечания:
— Как это... до восхищения невосхитительно. — Ёрничать будешь перед своими проститутками, ехидна. Тебя отправили мне помогать, а не оценивать моё скромное обиталище. Это тебе не отель, отзывы и предложения не учитываются. "Я ей слово, она мне десять!" — не без сожаления подумал мужчина, но вмиг встретился взглядом с двумя болотно-зелёными пиалочками, окантованными нахмуренными бровями, и запал подуспокоился. — Ладно-ладно. — Рихард поднял руки в примирительном жесте. — Что куда надо дотащить? Я помогу, а потом свалю к проституткам, как ты и хотела. Он и Алиса стояли на пороге её квартиры, где уборка не проводилась довольно давно — некоторые источники указывают на времена первого крестового похода, но сама обитательница утверждает, что, приблизительно, с сотворения мира. Некогда бывшая башней куча свёрнутых проводов лежит прямо под ногами Круспе, надменно замершего перед дверью, не пересекая носками обуви порога, словно бегун на линии старта. — Это я возьму сама. Парочка джеков нам не помешает. Всё-равно девать некуда. С этими словами Ал нагнулась, подбирая сразу несколько свёртков. Рихарду открылся обзор на её тощую фигуру со спины: маленькие ямочки на бледной линии поясницы, проступающий между выпирающих лопаток хребет, изгиб вполне привлекательной талии. Не сказать, что Кусь как-то отличалась от множества стройных симпатичных девушек, разве что крайней худобой, в противовес стройности, но отчего-то Круспе волновало, как на ней сидит короткий летний топ с открытой спиной. Тонкие чёрные лямки, будто верёвки накинутой сети, опоясывали под выпирающими рёбрами и на худых плечах, а Алиса — угодившая в ловушку лань, — не против лишний раз довести Круспе до белого каления. "Наверняка знает, бесстыжая... Тощая, костлявая, а умеет." Цвен уже с нетерпением поглядывал в коридор, рассматривая детали быта и впитывая каждую деталь. Он втайне ждал этого визита, когда же она, наконец, "позовёт в гости". Было интересно. Первым, что он увидел, была теснота. Две стройные девушки, вроде Ал и Джу, легко помещались в проходе, а вот с крупным, широкоплечим Рихардом было уже сложнее. — Проходи направо, самая последняя дверь. Там мой кабинет. — беспощадно распорядилась Ал, тут же вжимаясь в стену с намотанными кольцами проводов на левой руке. Хочешь-не хочешь, а Круспе пришлось протиснуться между ней и низким и крайне громоздким предметом интерьера — подставкой для обуви. При этом тесном и неизбежном физическом контакте Кусь через плотность джинсовых шортов всё-равно не смогла пропустить неловко возникшее трение в той области, где его быть не должно. Но, хотя девушка придерживалась радикального взгляда "за любой движ, кроме движа в штанах", предпочла тактично промолчать. — Ого! — кашлянув, скрывая просевший голос, усмехается Рихард. — Свой кабинет. И как додумалась? — Могу себе позволить. Я одна живу. — Одна в двушке? — громко воскликнул Круспе явно издевательским тоном. — Как ты, позволь спросить, на неё заработала в России? Курс же... сколько был курс? — Я откладывала с завтраков, — оскаблилась Алиса, клацнув зубами. — Не твоё дело, как я заработала. Вид на жительство мне всё-равно не дали. — она обиженно фыркнула в сторону, скрещивая руки на груди. — О, так тебе надо замуж! — О боже, ещё один придурок... — она резко развернулась и принялась осматривать гитары, прикидывая, какую возьмёт. — Ты молодая красивая девушка. Покажи мне идиота, который не захочет тебя в жёны? — Ты хотел сказать: "Покажи мне идиота за пятьдесят, который не захочет тебя в жёны"? — Ал ядовито усмехнулась и пошла в противоположный конец комнаты. — Если за пятьдесят, то да. Вот ты! Круспе замер. — Что я? — с предусмотрительным недоверием уточнил он, следя за её перемещениями. — Ты бы взял меня в жёны, чтобы помочь мне с видом на жительство? — с сомнением прищурилась Кусь, всё-таки взглянув на него через плечо. — У тебя, наверное, девушка, любовь... — Взял бы. Алиса отвернулась. Непочатая пачка струн грозилась выпасть из её ослабевших пальцев на захламлённый стол, над которым девушка склонилась. Она беззвучно вздохнула, опустила сжатую в кулак ладонь на столешницу, чтобы удержаться на ногах. — Хорош угорать! Я тебе вполне серьёзно говорю. — выдавила она с заметным усилием. — В этом мире у людей есть вполне адекватное желание извлечь выгоду. Никто не будет помогать просто так. Тем более, это муторно. — Как это "просто так"? А красивая русская жена в придачу к брачной бумажке? — Круспе тепло улыбался, чего не мог скрыть даже его медовый голос, подстёгивающий собеседницу согласиться; она медленно повернулась и осуждающе посмотрела на него. Ал страдальчески вздохнула, на этот раз во весь голос. Её разговор про гражданство и браки очень утомил. Она уже прожила в стране три года, осталось ещё пять, и тогда она сможет собрать все необходимые документы, сдать тест на гражданство и, наконец, получить самый настоящий немецкий "пашпорт". — Что? Разве не так? — Я пойду замуж только по-любви. — сказала Кусь, давая понять, что это её последнее слово в этом разговоре. С каждой новой репликой Круспе ей становилось всё больнее и больнее. Она, при всём желании, не могла подавить в себе огромные сильные чувства, уже почти переросшие в инстинкты, которые лелеяла долгие годы, надеясь на встречу с ним. А он оказался совсем другим человеком, ничуть не похожим на её самые худшие представления. — Господи! — откровенно наплевательски протянул мужчина. — Ну выскочишь ради гражданства, зарегистрируете фиктивный брак, а там... — Рихард, я не хочу сотню штампов и подписей в паспорте! — резко прикрикнула Ал, а голос её съехал, как по ступенькам, в скрипучий визг, что в очередной раз выдало её усталость и боль. — Тем более, в новом... — Кусь, успокойся, это не так страшно. Знаешь, зато, как потом хорошо? И голосовать, и по новым профессиям работать... — Рихард! Я не хочу. — Тебе нужна красивая фамилия? — не обратив внимания на её недовольство, продолжил он как ни в чём не бывало. — Найди кого-нибудь с красивой фамилией, договоритесь и... — Рихард! Мне всего двадцать пять, я не пойду замуж так рано! — перебила Ал. — Ну, в крайнем случае, можешь расписаться со мной! — перекрикивая её, изрёк Круспе. Не подумал. Наступила тишина, какая бывает только на глубине несколько тысяч метров под водой. Прошло несколько секунд и в квартиру стали врываться мучительно громкие звуки с улицы. На глаза навернулись горячие слёзы, которые никак нельзя было проконтролировать. — Ч... Ты... — задыхаясь от возмущения, просвистела Кусь. — Извини, я не хотел тебя обидеть. — сложив руки в молитвенном жесте, выпалил Рихард, сам до конца не осознавая, что сказал не так. — Ты только что... — от злости голос Ал так сильно подлетел, что вышел почти в писк. — Я же уже извинился. — Ты подонок! Не смей так даже говорить! Не смей думать о таком! Ты думаешь, я для тебя просто очередная игрушка? Девушка глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Никому не будет лучше, если они опять разругаются и начнут друг друга ненавидеть, особенно из-за такой мелочи. В его день рождения. Вместо криков и воплей она решила использовать режим воспитателя, который нередко применяла и к своему брату в том числе. — Ни в коем случае, я... — Выметайся. — спокойно, но грубо отрезала Кусь, указав на дверь, а сама вернулась к своим делам: собрала струны, кусачки для их обрезания, принялась переворачивать старые записи, сгруженные на стол. — Кусь, мне правда жаль... — Я дважды не повторяю. — Ну вот такой я человек. Мне иногда и с третьего раза не понятно! — Круспе, не смей, — ядерно подстегнула его Ал. — Не смей оправдываться передо мной таким образом! Никогда. "Я такой человек" — не значит ничего, кроме лени и нежелания работать над собой. — Я извиняюсь за то, что я сказал. Что бы то ни было... — А я объясню тебе. Алиса отлипла от рабочего стола, сделала неуверенный шаг навстречу мужчине, не поднимая глаз выше его ключиц. — Одиннадцать лет назад у несчастной девочки из маленького российского городка появился кумир. Он был взрослым, зрелым мужчиной... высоким и красивым немцем из известной метал-группы. Гитаристом. Девочке было четырнадцать лет, не было денег и возможности поехать на концерт. Но её чувства не отпускали её всё-равно. — она подходила медленно и неизбежно, сопровождаемая настороженным внимательным взглядом. — Тогда она вырвала из себя всё, что от неё оставалось. Купила гитару и стала играть. Выступала с собственной группой, писала песни в надежде, что её заметят и подарят место у дыры в заборе, отделяющем жизнь обычных людей от жизни этих музыкантов. Чтобы она могла подглядеть... Девочка росла, а ей так и не удавалось пробиться выше. Тогда она бросила эту затею, выучилась на журналиста и уехала подальше от своей паршивой жизни. В Германию. — в этот миг она стояла перед Круспе на расстоянии вытянутой руки. — Она думала... может ей выпадет шанс увидеть своего кумира хоть однажды... взять интервью или сфоткаться... чтобы иметь кусочек его с собой. Чтобы он пошёл дальше по своим делам и забыл через пять минут, а девочка — ой, уже девушка — могла умереть спокойно. Жизнь становилась всё паршивей, как вдруг... О чудо! Девочка узнаёт, что у неё есть шанс не только посмотреть на кумира, но и выступить перед ним... А её внезапно взяли в группу. Вот только... кумир ведёт себя как мразь по отношению к девочке. И ведь только к ней! Что? Почему кумир играет только её чувствами, а? Хотя это больше всего её ранит! Почему он в упор не видит, что обижает её, да и всех вокруг? Ответь мне! — отчаянно выкрикнула она. — Почему девочка жила одним тобой всю свою жизнь, почему она спасалась твоими песнями, почему она готова доверить тебе своё сердце, а ты вставил в неё трубочку и посасываешь кровь? Медленно и с наслаждением. Я слушала твои песни, Рихард, я слышала твои песни, они прекрасны. Но не может человек, написавший их, быть таким объёбком... Не может, Рихард. — Ты абсолютно права. Это трогательная история, но не пытайся копать во мне слишком глубоко. Я... как бы не из тех, кого считают оплотами морали или правильными духовными наставниками. Прости, если я обижаю тебя, но я не пытаюсь быть мягким. Даже с близкими я часто груб и, как ты выразилась, меня считают бестактной нетолерантной свиньёй. — Но это не может быть просто так! Никто по доброй воле не становится мерзавцем или врагом народа, или... Почему ты такой? — Ты ещё слишком молодая и мало видела, чтобы понять. Но в случае с тобой... Я, возможно, вижу в тебе соперницу, которой меня могут заменить, если я перестану устраивать группу как гитарист или как коллега. Как будто мне предлагают вырастить свою будущую замену... Вырастить своего палача. — Но тебя же невозможно заменить. То есть, я хотела сказать, что ты зря принимаешь меня за равную, и всё такое. Короче... Не привязывайся ко мне, не думай, что, если ты вдруг решишь, что ты им больше не нужен, я всегда на подхвате, на замене... я здесь ненадолго. — Почему, позволь спросить? — Неважно. Просто не думай, что я с вами навсегда. И не задавай вопросов. — она глянула на него влажными глазами. — Помоги мне увезти аппаратуру в студию, а потом мы разойдёмся, по крайней мере, до перелёта в Нидерланды. Она выглядела несчастной, и это попросту невозможно игнорировать. Круспе хотел стереть эту грусть, смыть с её лица приземлённо-гадкие краски безысходности и печали, оттереть с мылом или с хлоркой, но боль так прочно засела на дне горько-шоколадных зрачков, так глубоко въелась в мышцы лица и скомканную мимику, что... Чтобы её вытащить, нужно нырнуть глубже, чем Круспе когда-либо рисковал плавать. Сможет ли он спасти их обоих, выходя из мёртвой петли со своей добычей наградой? Рихард никогда не был трусом, нет. Вот Цвен был. Однако он в прошлом, а Рихард терпеть не может, когда его так называют. Нужно уважать чужое желание самому выбрать имя по душе. Однажды ему удастся узнать, почему же всё-таки "Алиса Кусь", и что из этого имеет хоть малейшее отношение к реальности. Молчание затянулось. Ал всё ещё косила глазами в сторону, избегая встречаться взглядом с мощной фигурой немца. Она понятия не имела, почему он вызывал доверие. Он был груб и неукротим, зачастую заносчив и невыносим, циничен, эгоистичен, тяжёл характером, нетерпим, раздражителен, самомнителен, но таким она его знала. Вкупе с внушительной фигурой, крепкими руками, широкой спиной и огромным разлётом ключиц (а ещё с округлыми большими плечами, которые Кусь обожала) он вполне мог казаться небезопасным человеком для приватной обстановки и бесед тет-а-тет. Но почему-то не казался. Потому что он прижал её к себе и утешил. Потому что он позволил вести себя, когда идти самостоятельно был не в состоянии. Потому что нуждался в защите, когда чёрные мысли воронами кружили над головой. Потому что на тумбочке в его комнате она увидела разбитую рамку с семейным фото. Фото, на котором её не было, и быть не могло, потому что, как бы она его не любила, у неё нет права лезть в его жизнь. И обижаться на него лишь потому, что он её не любит, всё-равно что обижаться на силу притяжения, потому что она существует и не даёт свободно парить в воздухе. Да, без этого куда меньший простор для действий, но не факт, что иначе было бы лучше. — А у меня для тебя есть подарок. — Что? — растерялся Рихард. Он посмотрел на неё, недоумённо нахмурившись. Девушка вышла из кабинета. Через минуту, которую Круспе провёл недвижимо, глядя ей вслед, вернулась со стопкой внушительного размера папок. И протянула ему. — Что это? — У тебя же сегодня день рождения. Я уже говорила, что я из-за тебя взяла в руки гитару. Я думаю, это символично — отдать тебе то, что стало плодом моей одержимости тобой. Я как будто переняла твой образ жизни. Ну... такой, каким я его представляла до того, как встретила тебя. Обязательные репетиции каждый день, сочинительство... Тексты, риффы, песни, всё такое. Это вот — лучшее из того, что я делала. — она стала говорить как-то по-взрослому: размеренно и спокойно, слегка заторможенно и со вздохом. — Ещё нигде не публиковалось. Может это как-то... вдохновит тебя на... не знаю, великие свершения. Это глупо, да. И я веду себя как одержимая фанатка, но знаешь... Мне это даёт облегчение. Возьми это. Просто возьми. — С-спасибо... — Круспе сам не понял, как его голос так неудачно надломился. — Я и представить не мог, что ты думала обо мне. Прямо... Так долго. Папки-то увесистые. — он криво усмехнулся, пытаясь вернуться в привычное русло, но так и не смог. — А! И ещё... — она подошла к столу и передала мужчине стоящую на нём небольшую ювелирную коробочку. — Что там? — Посмотри, — предложила Кусь, явно забавляясь его реакцией. Он осторожно снял крышечку и с новой волной удивления обнаружил там часы. Красивые, блестящие и необычные, явно выполненные на заказ. — Там гравировка сзади. — подсказала девушка. — Не знаю, какие часы принято носить у мужчин и всё-такое... На мой скромный взгляд это... миленько. Рихард перевернул часы и увидел на задней крышечке изящную надпись: "Время идёт, а я всё тебя люблю". Теперь у него перед глазами встала та девочка, о которой рассказывала Кусь. Хиленькая, как и сама девушка, невысокая, с небрежно собранными в хвост волосами, едва окончившая класс, вероятно, седьмой. Она с надеждой, которая теплится только в детских глазах, но ничуть не присуща подросткам, смотрела на него. А потом с усердием передвигала короткие пальчики по грифу гитары, то и дело поднимая вопрошающий взгляд на Круспе. Искала его одобрения. Рихард опустил стопку папок на стол, пребывая в онемении после короткого эмоционального потрясения, куда его частенько и, причём, с филигранной лёгкостью вводила несносная русская. Он посмотрел ей в глаза, ловя тот самый взгляд с жаждой одобрения, и неуверенно раскинул руки. — Иди, я тебя хоть что ли... обниму? И Алиса без доли сомнения, как доверчивая собака, окунулась в его тепло.

***

Джули ужасно любит Берлин. Нет. Пожалуй, просто любит. Есть тут какая-то доля успокоения. Не то, что в Лос-Анджелесе. Даже когда июньское небо хмурится, желтые, голубые, песчаные домики светятся, словно небольшие маяки. Начал накрапывать дождик. Время — без пяти три. Скоро вылет, всего каких-то четыре часа. Миллер, наверное, поняла бы себя лучше, если бы стояла под козырьком у студии, где они репетировали, с сигаретой. Но Джу не курила. Она не могла себе позволить прокурить нежные связки, которые теперь зарабатывают ей огромные деньги. Сколько девушка потратила в этом месяце? Она не считала. Нашла квартиру, которую снимет после возвращения из тура, оставила залог. Поехала обедать после удачной сделки, попила кофе в честь найденного жилья. В сентябре будет сидеть в уютной двушке в самом центре. Заказала несколько дорогих блюд и любимый десерт, чтобы вознаградить себя за труды. После ресторана поехала проветриться. Забрела в торговый центр, купила восхитительные золотые серьги и две пары обуви. Вспомнила, что сегодня вылет, и группа договорилась встретиться на студии. Еле успела. Стоит под дождём, высматривает Ал и Рихарда, которому поручили помочь ей перевезти оборудование. В руках учебник немецкого. — Долго зябнуть будешь? Девушка повела плечом, утоптанным внезапно появившимися мурашками, и обернулась. Перед ней стояла Мари, высокая, как какое-то ледяное изваяние, женщина с вечной улыбкой Джоконды. Она обладала в равной степени таинственной привлекательностью и загадочным устрашением, даже гордо распрямлённую Джули коробило от неосязаемой ауры, витающей вокруг супруги Оливера. Казалось, будто ей тысяча лет. — Здравствуйте. — вежливо кивнула девушка. — Оставь, — полунедовольно скривилась Ридель. — Я не настолько старая. — Меня учили ко всем относиться с уважением. — Хоть мы с девочками не так хорошо с вами знакомы, как наши благоверные, но мы вам друзья, а не наставники или надсмотрщики. — она говорила медленно и глубоко, будто читала сказку на ночь, что делало её похожей на колдунью. — Однако Ульрике могла показаться ревнивой стервой, — добавила женщина с умудрённой усмешкой. Она закрыла дверь и размеренными шагами подошла к вокалистке, задумчиво смотрящей на дорогу с бездумно проносящимися машинами. Руки Мари спокойно обвивали друг друга, образовывая полуобъятия вокруг живота. Складные острые локти едва выпирали за грань силуэта. Длинной тенью она встала за спиной Миллер. — Ты стала хорошо говорить по-немецки. — Большое спасибо. — Практика с носителями облегчает задачу, верно? — женщина склонила голову набок, подставляя ветру продолговатую бледную шею, и вдруг изрекла: — У Элис много ошибок, потому что она училась по книжкам. Джули нахмурилась. Если до этого она смотрела вперёд, то теперь резко обернулась, задирая голову в лицо немки. Недоумение внезапно скривило её брови. "Что она говорит? И при чём тут Ал?" — тревожно подумалось ей. — Но она восхитительно говорит. И такого упорства я ни у кого не видела. Она сама поднялась до уровня С, это заслуживает восхищения! — Она сильно этого хотела. Мыслит она не по-немецки. — Зато о Германии! Вы... Вы только взгляните! — Джу закрыла учебник. Под ним она держала альбом, подаренный Кусь. Спешно открыв его посередине, она бегло просмотрела переписку и принялась листать назад. — Что это у тебя? — проявила интерес Мари, заглядывая через плечо Миллер. — Алиса подарила. Это наша переписка со школьных лет. — Вы так давно знакомы? — Не то слово! После моего переезда в Америку, я сомневаюсь, что есть кто-то, кто знает меня лучше, чем она. Девушка нашла сообщения за 2010. Сама не поверила, что это было девять лет назад. — Смотрите! "Всю ночь разбирала грамматику, оставила произношение на потом, на обеде буду повторять." — зачитала Джули. — "Заняла первое место на районном этапе!" И так много лет. Она старалась! И сейчас её понимают, когда она говорит по-немецки. Это была её мечта. — Тебе обидно. Джули замерла, недоумённо глядя в лицо Ридель. Ей не стало неприятно, поскольку к словам женщины едва ли можно было применить термин "снисходительность", просто это была констатация факта, который Джу предпочла бы сохранить в тайне. — С чего вы взяли? — усмехнулась она, чем, возможно, закопала себя глубже. — Она старалась, её мечта исполнилась, а стоит кому-то усомниться, ты чувствуешь обиду. Потому что ты тоже старалась, у тебя тоже была мечта. — Моей мечтой было сменить имя, и я её исполнила. — резко оборвала Джус, не терпящая, когда в её чувствах копаются. "Моей мечтой пренебрегли, поэтому я сбежала. Я позволила ей пренебречь, поэтому я сбежала. У Ал вечно какие-то новые драмы, потому что она может двигаться дальше, а я годами тащу за собой один груз, поэтому я сбежала. Выбирайте любой вариант." Миллер вновь устремила взгляд на дорогу, показывая, что она больше ничего не хочет сказать, и Мари её поняла. У бордюра, длинной змеёй растянувшегося вдоль всей улицы, припарковалась чёрная ауди. Судя по оживлению в действиях Ридель это была знакомая ей машина. Женщина тряхнула руками, облачёнными в длинные серые рукава, и, прежде чем шагнуть навстречу открывающейся двери авто, нагнулась к вокалистке и шепнула на ухо: — Знаешь, я думаю, что нельзя ограничиться чем-то одним. После чего спокойно вышла вперёд, не замечая дождя, оставив шокированную девушку на крыльце. "Это было наваждение? Или она читает мысли?" Рихард учтиво открыл перед Кусь дверь, и она тут же нырнула из тесного автомобиля на свежий воздух. На макушку и голые плечи обрушились капли холодного дождя. Немного поёжилась. Затем тряхнула копной крашенных волос. Постепенно дрожь начала проходить. Девушка поочерёдно вытащила из салона три чехла с гитарами и беспристрастно закинула два из них на плечи, последний же понесла в руках. Ал проскочила мимо Рихарда, достающего из багажника оставшееся оборудование, и прошла мимо Джули, застывшей в молчаливом ступоре, прикрывая рот ладонью. — Guten Tag, все уже на месте? — Да, и они.. — Ждут нас и ругаются, что мы опаздываем. — закатила глаза Кусь. — Плавали, знаем. По-другому не бывает. — Нет, не ругаются. — пожала плечами Мари, снисходительно улыбаясь. — Им, в целом, всё-равно. Они скрылись за дверью, отрезающей июньский сырой озноб от сухой теплоты помещения. От закрывающего хлопка Джу вздрогнула. Она рассеянно огляделась по сторонам, но под дождём остался только Круспе. Взвалив на плечо увесистую сумку, он вытащил "домашний" усилок Ал, который, как бы не не хотелось признавать, еле поднял. Закрыв багажник, мужчина оглянулся в поисках младшей гитаристки, но не обнаружил её. Будто нехотя щёлкнул сигнализацию и направился ко входу, чуть-чуть прихрамывая. — Ну и где она?! — на подходе рявкнул немец. — Кто? — опешила Джус; до этого ей не приходилось разговаривать с Рихардом лично. По спине в очередной раз поползли мурашки. От холодного дождя... — Кусь! — Поднялась в студию. — неуверенно ответила девушка, теснее прижимая к себе учебник и альбом. Могла поклясться, в этот момент в глазах Рихарда сверкнула животная ярость, горячая и всепоглощающая. Он скривился и недовольно, низко проронил: — Прибью! Миллер тяжело сглотнула, стараясь сохранять самообладание, пока он проходит мимо и заходит в здание. Хлопок закрывающейся двери позволил ей выдохнуть. — Я же сказал, не таскать тяжести! — прорычал он сквозь зубы, когда Джули осталась уже далеко позади. Девушка решила остаться на улице. Вернее, она осталась неосознанно, нужно было привести мысли в порядок. Слишком много всего произошло за последнее время, и оставаться холодной и рассудительной было трудно. Джу подавила в себе первичный порыв побежать за Круспе и предупредить Ал, что тот настроен не очень дружелюбно. Опять. Но мало ли что она там могла натворить? Странно было ощущать одновременно вину и нереальность происходящего. Казалось, будто всё делает не она, а другая девушка, очень на неё похожая, а Джульетта умерла и видит сон. Может быть есть какая-то другая вселенная, в которую она попала? Она не помнит, как выглядит её дом! Она даже не помнит, как выглядит студия, где они репетируют, хотя она вышла оттуда пятнадцать минут назад. Она может удержать в голове только то, что перед ней сейчас: дождь, низкие берлинские домишки, запах влажного асфальта, беспочвенный страх за Алису. Кто та девушка, которая разбила горшок, наблюдала за озером из самолёта и уволилась по телефону? С получением новой работы она должна была стать сильнее, бесстрашнее, умнее, статнее... Но произошло почему-то обратное. Она прилетела сильной и взрослой, а превратилась в бесцветную запуганную тень. Она не знает, кто она на самом деле. Она просто делает то, что от неё требуют. Она винит себя за то, что кто-то хочет умереть. Дождь барабанит по стеклу. В студии нет окон. Когда Рихард возник на пороге, Ал сидела за барабанной установкой. Её внимательно слушали семь пар заинтересованных ушей, наблюдали семь пар восхищённых глаз. Она показывала проигрыш из своей любимой песни Ghost. Гитары, ради которых вся поездка и затевалась, стояли на подставках у стены. "Я ей сейчас выскажу..." — злобно нахмурился мужчина, ставя на пол усилок. — "Дура! Дура, дура, дура!" — затем взглянул на её тонкие запястья, остро выпирающие плечи. — "Тощая идиотка, перетрудится, потом с кровати встать не сможет." Он хотел тут же сдёрнуть её с барабанов, выволочь в коридор, отчитать... Но за что? За то, что взвалила и каким-то образом донесла неподъёмную для неё ношу? Или за то, что не подождала его? Или за непослушание? За непослушание, наверное. Девушка увидела Круспе и тремя мощными ударами по хэту закончила маленькую вольную демонстрацию. — Вот и наш именинник! — пролепетала она, соскочив с насиженного места добровольно. — О, Рихард! Как жизнь? — тут же посыпались восклицания, будто у них было недостаточно времени, чтобы заметить его самостоятельно. Конечно, ведь всеобщее внимание было приковано к новой гитаристке. Не дожидаясь удивления, Цвен двумя быстрыми шагами столкнулся с Ал, добродушно шагающей навстречу, схватил её за плечо и резко потащил в коридор. На ходу он небрежно бросил сумку на колени Шнайдеру. Тот протестующе шикнул, но поклажа уже оказалась у него. Кусь не успела и пискнуть, как оказалась выволоченной в коридор. Плечо неприятно заныло от грубой мужской хватки. Девушка уже успела было отвыкнуть от этого ощущения. Плюс ко всему, Рихард беспардонно толкнул её к стене, прижимая вечно ссутуленные плечи. От неожиданного удара затылком, недавно оправившимся после майского инцидента, она смогла лишь глухо вскрикнуть. — Что за дела!? — Это я должен спросить! Что ты устроила? — Именинник недоволен? — Кусь криво усмехнулась и отвернула голову с гаденькой ухмылочкой. — Ты зачем потащила гитары? Я сказал: тяжести не поднимать. — Круспе схватил её за подбородок, заставляя смотреть в глаза, но девушка была этим явно недовольна. — Я что, на неженку похожа? — с тихой угрозой прошелестела она, извиваясь, как уж на сковородке, в попытке вырваться. Она хотела отлипнуть от стены хоть немного. Холодная гладкая твердь морозила плечи, не скрытые скромной тканью топа, но Ал куда больше волновало тёплое тело, которое её к этой холодной стене прижало. Будь у неё возможность освободить руки, вот она бы ему... — Я имею право поднимать тяжести, сколько моей душе будет угодно! — Ты угробишь себе здоровье!!! Нутро у Кусь затрепетало от нехорошего предчувствия. В ногах появилась непривычная лёгкость, которая обычно подсказывала, что стоит бежать как можно быстрее, но чем больше девушка пыталась сдерживать тревогу, тем скорее ноги немели, а бёдра начинали дрожать куда сильнее, чем треморные руки. В мгновенье ока ярость Круспе, отчаянно сдерживаемая последние месяцы, достигла апогея и взорвалась слепым потоком импульсов, требующих выхода. Голова загудела от напряжения. Прежде чем кто-либо из них успел что-то понять, мужчина сжал руку в кулак. Со злостным криком он замахнулся.

Удар.

Кусь инстинктивно зажмурилась, расслабив плечевые мышцы, не издала ни звука. Но в голове сразу зароились беспорядочные панические мысли. Колибри в страхе разлетелись в разные стороны. "Он пытался меня ударить." — чётко сообразила Ал, автоматически подавляя в себе ответную агрессию. — "У меня всё тело дрожит, сейчас начнутся судороги." Тело вновь вспомнило реакцию на жизнь в России, сжалось так, что создавшееся напряжение создавало тремор конечностей. Он промахнулся. Попал в стену. Но как же это было страшно. Рихард опомнился лишь спустя несколько мгновений, когда руку начало неприятно саднить. Он сделал пару глубоких тяжёлых вдохов, однако не смог надышаться. Глянув вперёд, мужчина увидел притихшую Кусь, которая безвольно смотрела ему чуть ниже шеи и быстро поверхностно дышала. — Кусь, я... — Я больше, — чуть громче, чтобы перебить его оправдания, процедила девушка. — Никого никогда не трону, не пытайся меня провоцировать. Она быстро подняла глаза, выцепив из общей картины его удивлённо-виноватое лицо — сам не ожидал, что может так разрушительно сорваться. — Кусь, я больше никогда не буду... — тихо пообещал он. — Нет, не провоцируй меня! — Ал... — Пусти! Я пошла! — Алиса, милая... Она пихнула его в плечо, но крупного мужчину трудно было подвинуть. Он не хотел отпускать её, чтобы разобраться со всем сразу. Хоть он и плохо соображал, ведь был в тотальном шоке после случившегося, но кое-что всё-таки понимал. Жаль только, что девушка уже переключилась и абсолютно не воспринимала его слова. Тогда Цвен воспользовался методом, одним из немногих, что помнил. Всё ещё саднящей рукой он погладил её по щеке, не успев встретить сопротивления. А затем совершил второй опрометчивый импульсивный поступок за день — быстро наклонился и чмокнул Ал в другую щёку. На другом конце коридора стояла Джули, шокированная происходящим. Она собиралась развернуться и тут же выбежать на улицу, ещё немного подышать. Видимо, дождь переохладил ей голову. Но едва развернувшись, девушка сразу же столкнулась с другим гитаристом. — День добрый, ты далеко собралась? Миллер пошатнулась. Под ручку с Паулем шла Рина...

***

Это не гробовая тишина, это вакуумное пространство без звука. Вся группа наконец в сборе, но разговор мягко говоря не клеится. Ал и Рихард, красные, как советские вымпелы, сидят напротив Пауля с Риной. Пары стараются друг на друга не смотреть, смущённо отворачиваясь после случайных контактов глазами. Оливер, Флаке, Дженни, Шнайдер, Ульрике — слово боятся сказать. Оливер косит взгляд то на дверь, в надежде сбежать из склепа, в который его замуровывают, то на пол, то, тревожно и редко, на Ал, а у той на щеке будто горит след от поцелуя. Флаке испытывает едва сдерживаемый испанский стыд и периодически вздыхает на разные лады. Он с женой не особо любит истории про служебные романы. Шнайдер, пожалуй, слишком хорошо понимает ситуацию. Как и его жена, внимательно наблюдающая за поведением вполне взрослых людей, которые сейчас ведут себя как дети. Пойманные с поличным. Джули, кажется, вот-вот отключится. Ей первой пришлось объяснять другим, что произошло, и почему она такая бледная. Тилль сидел как не в своей тарелке. Ждал, кто первый начнёт оправдываться. — Вы как вообще... Как вас угораздило? — тихо запричитала Кусь, обращаясь в первую очередь к подруге, говорила она по-русски. Та тут же исподлобья глянула на неё и фыркнула: — Меня хотя бы не зажимают у стенок всякие... — Пасть закрой. — злобно шикнула девушка. — Я хотя бы не шляюсь с тем, кого едва знаю. — Да правда что ли? Думаешь, мы вчера познакомились? — А кто тебя знает. — Хватит уже, вы обе хороши! — мрачно буркнула Джули. На минуту образовалась тишина. —...А тебя с федерального канала выгнали. — Я сама ушла, до меня начальник домогался. — парировала Ал. — А ты перестала со мной общаться. — Я перестала общаться? — возмутилась Рина. — Да это ты не предприняла ни одной попытки выйти на связь! — Я?! Кусь вскочила с места и громко, угрожающе-низко выкрикнула: — Да я человека убила ради тебя! В наступившем молчании было хорошо слышно, как она глубоко сипло дышит. — До этого он был крепкий... здоровый... Все его таким запомнили. А я его видела жалким, хрипящим кровавой пеной... Он тянул ко мне свои руки, полностью синие! Я на нём живого места не оставила. Даже когда он уже умер, я продолжала его дубасить... Он уже десять лет как сдох, но за его убийство я до сих пор расплачиваюсь. — Какое я имею к этому отношение? — Это твой отчим. Кажется, что даже не говорящие по-русски поняли, о чём идёт разговор. Пауль, слегка наклонившись в сторону Рихарда, с округлёнными глазами выпалил: — Hat getotet? — Ja, ich habe ihn getotet! — прикрикнула на него Кусь, после чего разговор перешёл в неразборчивый гам на трёх языках. Джу закрыла голову руками. Она не собиралась это слушать. Алиса собирается вытаскивать на всеобщее обозрение все свои скелеты из шкафов? Она будет прямо стоять, отбиваясь от огромного множества вопросов, как сейчас, что говорит лишь об одном — она правда не собирается доживать до осени... Кто-то настойчиво тронул Миллер за плечо. Она неуверенно выглянула из своего "укрытия". Перед ней стоял Тилль, серьёзный и непоколебимый. — Я сейчас их заткну, выйди вместе со Шнайдерами. — Хорошо, — доверчиво кивнула Джули. Сразу за дверью стало получше. Кристоф и Ульрике и правда стояли здесь. — Ты в порядке? — взволнованно спросила женщина. — Что-то случилось? — Нет. Просто стресс. Хотя я не уверена... — призналась Миллер. — Не представляю, как с такой низкой стрессоустойчивостью я хотела работать психиатром. — Постарайся справиться с этим. Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. — Я думаю, что вывезу сама. — Нет ничего зазорного в том, чтобы попросить помощи у подруги-психолога. Я помню, прошлой весной, когда врач Рихарда решил вдруг взять отпуск — хотя я думаю, его предупреждали, а он просто забыл — пришёл ко мне. — Думаю, мне стоит об этом задуматься...
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.