Временные трудности

Один мальчик очень мечтал о красивом плюшевом зайчике, которого видел каждый день, проходя мимо витрины магазина игрушек, где никогда не был. День ото дня он шёл домой из школы и нарочито медленно вышагивал мимо магазина, искоса глядя на зайца. Потом приходил домой, снимал свой потрёпанный портфельчик, утыканный заплатками, и садился есть пустые щи, рассказывая маме, как он хочет этого зайчика. Затем мальчик учил уроки, заданные на следующий день, а после шёл работать. Он приходил на почту, брал письма и посылки своих соседей и приносил по нужным адресам. Благодарные соседи награждали его за это мелкими монетками, которые мальчик пересчитывал и бережно клал в банку. Когда там накопилось достаточно много, мальчик взял свою банку с мелочью и пошёл в магазин игрушек. На следующий день он взял своего нового зайчика в школу. Он играл с другими детьми и с игрушкой. В конце дня, сидя за столом, мальчик вдруг увидел, что у его зайца на животе появилось маленькое пятнышко. "Ничего страшного." — подумал мальчик. — "Когда он испачкается сильнее, я его помою, и пятнышко сотрётся." Мальчик брал зайчика с собой в кровать. Мальчик брал зайчика с собой в школу. Мальчик ходил с зайчиком по улице. Прошло немного времени, и игрушка сильно испачкалась. "Пора постирать моего зайку." — озадачился мальчик. Он взял у мамы тазик с водой и мыло и принялся отмывать зайчика. Получилось не так хорошо, ведь зайчик уже не стал таким же белым и чистеньким, каким был изначально. Но мальчик не придал этому значения. Он стал брать зайчика всё реже и реже. Тот немного запылился, стал сереньким, у зайчика отвалился глазик, и мальчику пришлось пришить ему пуговку. Вскоре мальчик перестал ходить с зайкой в школу и на улицу, оставляя его сидеть на своей кровати и покорно ждать. Но вот мальчик в последний раз взял зайку с собой на улицу. Он достаточно накопил, чтобы купить себе новый самолётик, который может летать по ветру. Мальчик пошёл в магазин игрушек, держа зайчика за лапку. Но он не заметил, как шов, недостаточно хорошо закреплённый при последнем ремонте, распустился. Лапка зайки оторвалась и осталась у мальчика в руке, а тот ушёл дальше. Зайчик остался лежать на дороге, грязный, серый, без лапки и с пуговицей вместо глаза. А мальчик купил самолётик, но заметил потерю зайки лишь дома. Мальчик сильно расстроился. Однако всё быстро забывается, и уже на следующий день мальчик играл новым самолётиком. Но этот рассказ совсем не об игрушках, верно? — Шна-а-а-ай! Кристоф нехотя поднял голову, наблюдая за тем, как Ландерс выплясывает перед ним с двумя бутылками текилы. — Господи, Паульхен, а мы не лопнем? — с трудом перекрикивая музыку, смутился Шнайдер. — Пару лет назад тебе подобный бред в голову не лез! Двигайся, — гитарист резво подсел к приятелю, водружая на столик перед ними ценную ношу. — Это не то чтобы бред... — мужчина недоверчиво поглядел на бутылки, критически оценивая свои силы. — Да не дрейфь! Тилль вон уже, наверное, пол-бара в себя влил, взял дюжину девчонок, пошёл отрываться! — Es tut mir leid... — сконфуженно произнёс Шнайдер, косясь на танцующих посреди клуба людей. — Чего? — непонимающе обернулся Пауль, уже открывающий первую бутылку. — Этих девушек! Чего он там придумает, на пьяную-то голову... — Ой, ну перестань! — протянул Ландерс. — Опять ты нагнетаешь. Как Флаке: бу-бу-бу, бу-бу-бу, — мужчина смешно покривлялся, разливая крепкий напиток по прежним высоким стаканам, из которых они уже хлебнули мартини. — Где, кстати, наш танц-машин? — У бара сидит. — констатировал Кристоф, высмотрев фигуру клавишника на одном из барных стульев. — Самолёт идёт на взлёт! — усмехнулся Пауль, подвигая другу бокал. Шнайдер неуверенно поёрзал на чёрном диванчике и не стал спешить. Он бросил на внутреннее пространство клуба последний относительно трезвый взгляд. Танцпол, сверкающий людьми, светомузыка, шум-гам, всё мелькает. Вот как он проводит пятый десяток. Пытается угнаться за молодыми. Лучше бы спать поехал. Мужчина поворачивается и смотрит на стол. Перед ним стоит бокал на вытянутой фигурной ножке. Блять. — Ты чё, в бокалы от мартини текилу разлил? — округлив глаза, он мгновенно обернулся на довольного Ландерса. — Ага, а в чём разница-то? — гитарист выставил на стол блюдечко с дольками свежего цитруса. — У меня ещё лайм есть! — Мы раньше текилу из стопок пили... — Ну и что? — довольно размахнул руками Ландерс. — С текилой делают нехилые коктейли, причём объёмчиком побольше этого. Надо же всё в жизни попробовать! — Я помню, Круспе как-то допробовался... — серьёзно и тихо сказал Шнайдер. — Поосторожнее с этим, стопки неси. Хотя бы мне. — Ладно, схожу. Но только потому, что ты мой друг, — Ландерс закатил глаза и встал, держа курс на бар. Шнай всё прекрасно помнил, на память не жаловался. Рихард как-то схватил стаканчик с абсентом, когда тот "плохо стоял" на студии. Естественно, про то, что это абсент, никто гитаристу не сказал. Лишь после того, как крепкая жидкость оказалась в горле, мужчина схватился за спинку оказавшегося рядом стула. Закусить нечем. В голову ему тогда нехило стукнуло, на голодный желудок, видимо. Искренне удивлённое "Ой бля!" и "Я сегодня пить не планировал" переросло в гневное "Сука, кто такой умный притащил... что это блять?" Именно так Рихард и познакомился с абсентом. Естественно, никто не собирался бухать, всего лишь Тилль пытался отучить чересчур наглого гитариста без спроса вмешиваться во всё, что он видит. Пауль вернулся со стопкой специально для барабанщика и уселся на своё место. — Вот! Он заполнил маленькую ёмкость текилой и отдал Кристофу, а его бокал подвинул поближе к себе. Мужчина бездумно взял стопку, холодной гладкостью лежащую в руке, и поднял, первым произнося тост. — За успешно отыгранную треть тура! И поднёс к губам. Пить было совсем немного, но он не торопился. Не любил глотать залпом, как Рихард. В конце концов, он не запивает боль расставания, не стремится выпасть из реальности, не напивается. Он просто пьёт для настроения, наслаждается вкусом, как научила его жена. Обязательно закусывает. Острая кислота лайма придаёт приятному напитку новое послевкусие, и Кристоф довольно жмурится. Возможно, он преждевременно начал жалеть об упущенном сне. Пауль решил не мелочиться и ухрюкаться по-полной. Первый бокал внутрь, наскоро закусил, потянулся за вторым. Кристоф поймал его руку. — Первый перевари сначала, мелочь. В голову даст, я тебя до отеля не дотащу! — Да что там переваривать! — Соли бы хоть что ли принёс... — с разгорающимся азартом размечтался Шнайдер. Пили они однажды текилу по-традиционному... Да и не однажды, и даже не дважды. Барабанщику нравился сам ритуал, Пауля привлекало всё новое, Тиллю важнее всего было разогнаться, а чем и как — дело последнее, Рихард втянулся так сильно, что после этого ещё долго пытался слизывать соль со всего, что движется, Флаке ради эксперимента готов был пару раз попробовать, но счёл череду действий слишком сложной для того, чтобы просто повеселиться и бухнуть; Оливер воздержался. В этом плане басист был аскетом, в пользу большинства стал трезвым меньшинством, а потом развозил всех по домам или номерам, пересказывал события, но чаще всего снимал. Сколько компромата хранилось в его блестящей лысой голове и на его камере... — Ты мне вот что скажи, — Ландерс воспользовался временным замешательством Кристофа и залпом влил в себя второй бокал, изначально предназначавшийся другу. Он смешно скривился, подтаскивая дольку лайма ко рту. — А... Уф... Рихард тебе говорил... Что он с Ал живёт? — выпалил мужчина, начиная мотать головой, чтобы снизить напряжение. — Он что? — Шнайдер уставился на друга, не веря своим ушам. Новость его знатно встряхнула, заставив выгнать из расслабленных мышц едва устаканившийся покой. Барабанщик впервые об этом слышит. И как это, извините, называется? В какой момент так получилось? У Рихарда же вечно всё "получается", сам он в этом ни на йоту не виноват. Товарищ наконец выдохнул спокойно и пояснил. — Джо мне сказал, что Рих ему сказал, что они с Ал живут в одном номере, двухместном. У Дума отвисла челюсть. Кажется он сошёл с ума. Либо пророчества Майя начали сбываться. Где там антихрист? Что-то запаздывает, конец света вот-вот начнётся! — Ну-ну... — Пауль заботливо закрыл ему рот. — Ты же сам говорил, что это его жизнь, его право спать с кем угодно... — Он-он-он... Он же поехал спать... С ними... С ней... Один номер? — На-ка, выпей. — решительно вложил в его руку полную стопку. Мужчина послушно поднёс к губам и опрокинул залпом. Нет, это просто нереально. Старый друг завёл старую пластинку. Вокруг него всё дамы-дамы-дамы, которые его попросту не выносят, пытаются строить с ним семью, притираются к его кругу общения, но вырезы пазлов в каком-то моменте не сходятся, и всё заканчивается, начинаясь по-новой уже... с новой. Дум мысленно возвёл молитвы, чтобы Джу хватило ума не приближаться к этому человеку-фейерверку, способному перевернуть с ног на голову что угодно. — Почему они друг с другом так общаются? — Я не знаю. — пожал плечами Пауль, подливая себе и ему. — Потому что Рих может себе позволить. — Давай сменим тему. — С радостью. Как мы собираемся дальше вести дела группы, если Тилль сложил кнут и пряник? — Для текилы слишком серьёзный вопрос. — вздохнул Пауль, откидываясь на спинку чёрного дивана и глядя на танцующих людей, и вдруг замороченно фыркнул, обдав лицо струёй холодного воздуха, и оттянул воротник футболки. — Сколько время? — Без двадцати полночь. — глянув на часы, отвечает Кристоф и задумывается. Он поворачивает голову к Ландерсу, Ландерс — к нему. — Не вставляет? — Абсолютно. — кивнул Шнай не совсем уверенно. — Новость про Риха выбила меня из колеи. Гитарист маленькими глотками прикончил ещё бокал, отфыркиваясь. Он начинал путаться в словах. Сегодня алкоголь на него действовал как-то удручающе: двигаться больше не хотелось, а голова заранее начинала болеть. Такими темпами он сойдёт с дистанции раньше всех. Хотя, плевать. Он обещал вернуться рано, так что... — Пауль, мать твою дери, Ландерс! Мужчина замер, как громом поражённый. На фоне громкой клубной музыке и тысячи шумов голос суженой прозвучал убедительно ясно. — О... — протянул Дум и сочувствующе похлопал друга по плечу. — Это за тобой. К ним вынырнула Рина. Взлохмоченная, сердитая, подогретая, если не сказать, подожжённая. Встала перед столиком с непочатой бутылкой текилы, злобно сверля Пауля взглядом. — Ты обещал! — напомнила она. — Я не... — она попыталась изъясниться знакомыми словами и пригрозила пальцем. — Не стану тебя ждать, вот! Немедленно вставай! Пошли! — Останься, бога ради, солнышко. — жалобно попросил немец, указывая на диван. — У меня так голова болит. — Ах, значит, голова... — девушка подошла и настойчиво дернула его за руку. — Пить у тебя голова не болит! Пошли немедленно! Это вредно для твоего здоровья. — Ну солнышко! — Пошли сказала! Шнай расслабленно откинулся к подлокотнику, потягивая из своего бокала мелкими глотками. — Эх... Классика, мы с женой так же начинали. — А ну вставай! Бессовестный! — сердито приговаривала русская, с силой всего своего веса перетягивая его руку. — Как ты мог пойти бухать, да ещё так поздно! Ландерс ещё раз устало фыркнул и вдруг отдёрнул свою руку, вырывая её из хватки Райс. Девушка едва удержалась на ногах, ей пришлось встать одним коленом на диван, чтобы не упасть. — Фрау, помолчи! — внезапно громогласно прикрикнул мужчина, лишь исподлобья покосившись на Рину, и оскалился. Шнайдер вздрогнул. Он никогда не использовал такой тон в отношение женщин, да и за Паулем такого не замечал. Друг скорее был склонен к проблемам на фоне инфантильности и простоты, но ничуть не агрессивен. Повышение голоса прозвучало как первое предупреждение перед прямой атакой, ударом. Резкая перемена в поведении товарища, которого он знает десятилетия, повергла Шнайдера не то что в шок, в благоговейный ужас. А вот Рине, кажется, вообще по барабану, в какой манере ей отвечают. Она незамедлительно сжала кулак и открыто продемонстрировала ему, угрожающе сотрясая воздух. — Во! Видал? Поори мне ещё! Встал и пошёл, немедленно! — Не пойду никуда! — значительно сбавив обороты после неудачной попытки надавить, Пауль скрестил руки на груди и отвернулся. — Ах так! — Райс выпрямилась и упрямо топнула ногой. — Я пошла! И попробуй только приползти под утро! Не пущу! Она резко развернулась и быстрым шагом направилась к выходу, не обращая внимания на вопрошающие выкрики Шнайдера. — Погоди, ты что? Он это не серьёзно, эй! — барабанщик пихнул друга в плечо и указал вслед за девушкой. — Ты чего? Паульхен, беги за ней! — Ничего не понимаю... — Ландерс задумчиво уронил голову на грудь. — Рих сказал, это работает. — Нашёл кого слушать! — в сердцах воскликнул мужчина, тряся его за плечо. — Круспе так со всеми общается, поэтому он один, дети его знать не желают, а его авторитарное мнение... Ты же сам в курсе, что мы к нему нечасто прислушиваемся. — Кристоф взволнованно, как старушка, покачал головой. — Так нельзя с женщинами общаться... — Но ведь она уже со мной. — нахмурился Ландерс. — И что? Тебе не нужно быть мудаком, чтобы удержать её! — Но девушки любят мудаков! — Девушки влюбляются в мудаков, как ты не понимаешь, дубина!? Пятьдесят лет ума нет... Пауль повернул к нему смятённую, плохо соображающую голову, заворажённо слушая. — Девушки влюбляются в мудаков, представь себе! — саркастично развёл руками Дум. — Только они их не любят. Потому что с мудаками невозможно жить! Вспомни Рихарда. Какие истерики он закатывал... и закатывает иногда, пожалуй. Он и дома такой. Не каждая женщина, не каждый человек способен это выносить. Поэтому все от него бегут. Но ты ведь не такой! Я тебя знаю! Ландерс задумчиво прикусил кончик языка. На нетрезвую голову соображалось тяжелее. "Да, точно... Рих же один? Один. Но он так кричит на всех не потому, что никем не дорожит. Скорее наоборот. Он так обо всех переживает, что не может правильно выразить чувства. Он так чувствует. А я?.. А я почему кричал? Я же мог не кричать. Зачем я Рину обидел? Надо было... Помягче что ли сказать. Например, сказать "подожди немного, я посижу, обработаю всё, что я в себя запихал, чтобы тебе не пришлось меня тащить, если мне ебанёт"... Нет. Слишком длинно. Я пойду и скажу ей, что зря накричал." — Да... — медленно кивнул Ландерс. — Я пойду и скажу, что зря накричал. — вслух повторил он, резво вскакивая. Ноги пока ещё крепко держали его, и мужчина припустился в полубег, чтобы догнать уже маячившую у выхода фигуру Райс. — Правильно! И больше Круспе не слушай!.. — крикнул вслед Шнай. — Придурок... Научил Пауля очередной херне. — Кто? — О боже мой милостивый! — барабанщик подпрыгнул на месте от неожиданно раздавшегося у его уха голоса. — Сомневаюсь, что Господь мог научить Пауля херне. — Оливер наклонился ниже, перегибаясь через спинку дивана. — Нет, просто ты меня напугал! Мужчина обогнул едва различимый в клубной полутьме чёрный подлокотник и сел рядом с Думом. Оливер был высок и невозмутим, как всегда. Голая черепная коробка, хранящая запакованные мысли глубоко за глазными впадинками. В подобной атмосфере он вписывался больше как вышибала. — У тебя всё хорошо? — Да, спасибо, всё неплохо. — пригладив волосы, ответил Кристоф, избегая смотреть в бородатое непроницаемое лицо. — Пауля только что с криком забрала Рина. Которая шила девочкам костюмы, помнишь? — пытаясь успокоиться, он наполнил бокал текилой и быстро поднёс к губам. — Да, я знаю, они встречаются. Шнай чуть не выплюнул едва начатый напиток, вовремя поднеся ладонь ко рту. — Чего?! Ридель кивнул в подтверждение своих слов и невиннейшим образом сложил руки на коленях. — Так... — барабанщик попытался выдохнуть и с холодной головой взглянуть на происходящее — прямо за его спиной и, видимо, за спиной всей группы, — безобразие. — Есть что-то ещё, что я должен знать? — М-м-м... Да. — Нет! Хватит с меня на сегодня. Кто ещё в курсе, что они встречаются? — Только мы с тобой и они. Остальные не поверили. — Не могу не согласиться. Шутки Пауля вызывают недоверие. Боюсь представить, к чему это приведёт... — Рина, постой! Секундочку постой... на месте! Фуф... Я не могу в таком состоянии бе-егать... Пауль чертыхнулся, спотыкаясь на ровном месте, а Райс неумолимо двигалась вперёд, не оставляя ни малейшего шанса на извинения. Её подстёгивало, хлестало по ногам, вынуждая бежать без оглядки подальше от этого ужасного места, от этих мерзких людей, всего лишь одно продолжительное навязчивое воспоминание — стойкий запах перегара, въевшийся в квартире в каждую поверхность и в сами кости матери с отчимом, в слёзы голодных детей, в синяки и драные обои. На корне языка сел рвотный позыв. Девушка пошатнулась, отклоняясь от прямого, как длинная бабушкина спица, маршрута, и схватилась за голову, наклоняясь вперёд, чтобы отдышаться. Всё внутри неё кипело от обиды, от злости, от бессилия. Она ничего не могла поделать с этим миром вокруг, не считающимся с её мнением, с её травмами, с её просьбами. Даже близкий человек не может пойти ради неё на всего лишь одно маленькое одолжение. Снова. Мужчина нагнал её, сгребая в охапку, насильно выпрямляя, стараясь приблизить её к себе в попытке удержать. Но голова его идёт кругом, руки её колотят Ландерса по груди, плечам, по всему, до чего доберётся. — Пусти меня! Пусти меня немедленно! Я закричу! — Ты уже кричишь, солнышко. Причём прямо мне в ухо, перестань. — Нет! Ты перестань! Я не хочу, чтобы ты прикасался! — выкрикнула Рина, сбрасывая его руку и до боли выворачивая в локте. — Блять! — Пауль попытался выдернуть пойманную конечность из крепкой хватки, но лишь усилил боль. — Ты чего творишь? — Уйди по-хорошему. — угрожающе прошипела Райс, всё-таки прекращая болезненный контакт. Мужчина недовольно скривился, потирая локоть, побывавший на волоске от вывиха. Рина снова развернулась и пошла дальше. — Да стой! — Ну чего? Чего тебе надо? — на грани истерики взмолилась Райс, взмахивая руками. — У меня была одна просьба! Всего одна! Если ты и этого не можешь ради меня сделать, а точнее не сделать, тогда мне не о чём с тобой разговаривать! — Ты права! — согласился Пауль, поднимая ладони в примирительном жесте. — Но я же не накидался в дрова. Я спокойно стою на ногах! Язык у меня не заплетается! Я не применяю агрессию. В чём дело? — Не применяешь агрессию? А кто меня заткнуть пытался? — Это было вполне сознательно, но я думал, что это сработает. — Как это, по-твоему, должно было сработать?! — Рихард говорил, что это всегда работает, если быть достаточно угрожающим. — Передай своему Рихарду, что если этот уёбок скажет что-то типа "женщина, заткнись" в сторону Алисы, с которой он, видимо, встречается, она ему нос сломает. Нихуя это не работает! Может в годы вашей молодости — да, но не теперь. Нельзя так обращаться с женщинами, девушками, вообще ни с кем нельзя. — Почему тогда ты довела Ал до слёз? Райс замолчала, раздражённо раздувая ноздри. — Мы не поняли друг друга. — И всё? Это же не повод... — Я сама решу, что повод, а что нет! — строптиво отвернулась девушка. — Тогда и я сам решу, бухать мне или нет! Тебе это понравится? — Я же сказала, что нет! — Так и Ал не нравится, что ты всё одна решила. Рина смолкла, скрестив руки на груди. — Так ты уходишь? — нахмурился Ландерс. — А я иду с тобой! Нравится тебе это или нет.