Шёл шестой день после поцелуя в Париже. Осведомлены об этом были лишь трое: Рихард, Ал и Джо. Последний узнал о произошедшем из уст Круспе, когда тот по приезде в Ганновер закатил истерику, останавливать которую пришлось невовремя оказавшемуся рядом барабанщику. Летц не любил, когда друг натурально
убивался из-за неразделённых чувств, перекипать которым приходилось быстро, тесно и беспокойно в одинокой и лишённой любых сочувствий душе музыканта; или из-за собственных проблем, наваливающихся разом на широкие, но не всемогущие плечи. Наваливающихся разом и прибивающих к земле, душа, прижимая, выбивая землю из-под ног.
Рихард не мог сдержать чувств, сшибающих, будто цунами или лавина, переворачивающих вверх дном. Порой у него подкашивались ноги от накативших переживаний, чувства буквально сбивали его с ног. Круспе падал. Иногда падал в обморок. Иногда падал на пол, начиная безудержно рыдать. Сначала просто сидел, пытаясь понять, что произошло, а затем медленно, как спускающийся с горы снежный ком, эмоции завладевали им, усиливая напряжение и, вместе с тем, поток слёз. Он надрывно выл от боли и непонимания, почему все несчастья опускаются на его голову. Он причинял себе вред. Он бил себя по щекам, пытаясь успокоиться, он бил себя по ключицам, коленям и другим местам, где есть выпирающие кости. Он впивался пальцами в кожу, царапал себя до крови, бился лбом об стену, пока не выматывался до тотальной отключки. Срывал голос. Дрожал, как осиновый лист. Пытался душить себя и резать. Джо постоянно страдал от того, что не может быть рядом каждый раз, когда Цвен делает это.
В тот раз он просто уловил шум из соседнего номера и подумал, вдруг что случилось. Открыв дверь, он вдруг услышал этот отрывистый сиплый крик из спальни, и сомнения рассеялись.
Круспе не говорил ничего внятного, только истошно орал, пока судорожно сжимающиеся пальцы хватались за одеяло и простынь. Его голос, искажённый до неузнаваемости, на исходе воплей хрипел и срывался, доставляя острую скребущую боль. Мужчина сидел на полу у края кровати, прислонившись к ней плечом от бессилия. Крик, переходящий в вой, а затем и в бесформенные рыдания, подлетал к потолку и отскакивал обратно, окружая Рихарда, как в полом колоколе, чем только больше пугал и доводил до исступления.
Мгновенье тишины — у Круспе закончился воздух в лёгких, и тот резко вздрогнул, теряясь в приступе удушья.
К счастью, Летц уже знал, что делать. Он свернул два пальца кольцом и вставил в рот. Раздался оглушительный короткий свист.
Как по щелчку пальцев, Рихард вдруг тяжело выдохнул, опустив плечи. Он быстро и глубоко задышал, восстанавливая уровень кислорода. Пытался отдышаться мужчина пару минут, после чего медленно и измученно обернулся к другу. Он крайне плохо видел.
"Джо..." — невероятно тихо произнёс Цвен, утирая щёки и глаза тыльной стороной ладони.
"Ты как?" — первым делом спросил Летц, неспешно приближаясь к нему в обход кровати.
Барабанщик сел рядом с ним, долговязый, узко-сложенный, и Круспе с облегчением потянулся к нему, опуская потяжелевшую измотанную голову ему на угловатое плечо.
"Она поцеловала меня... Мы поцеловались, а потом она сказала, что между нами ничего не может быть..." — заторможенно рассказал Круспе, доверчиво перенося вес на Джо.
После длительного напряжения тело совсем размякло и отказывалось слушаться.
"Не убивайся так из-за неё." — не посоветовал, а попросил американец, опуская длинную прямую кисть на голову друга.
Чёрные волосы Круспе были весьма послушны. Пригладив взъерошенные вихры на затылке, Джо сжал плечи гитариста в объятиях.
"Мне всегда было интересно," — осторожно и тихо начал Летц. — "Как ты с этим справляешься, когда никого нет рядом?"
Цвен устало опустил глаза, вздыхая.
"Даже если кто-то и есть, не все могут это остановить. Не все хотят." — тоскливо поделился Рихард, чувствуя, что глаза медленно, но верно смыкаются. — "Обычно я просто... отключаюсь? Я редко запоминаю, что происходит."
"А в процессе ты понимаешь?"
"В процессе я даже ничего не вижу... Кроме своих проблем, естественно. Всё уходит на второй план, остаётся только боль в 3D." — горько усмехается Цвен, постепенно возвращая себе возможность рационально мыслить, даже отшучивается. — "Джо... Чёрт, я не вывожу всё это... У меня к тебе только одна, последняя просьба..."
"Я тебя слушаю, Рих. Я всегда помогу тебе."
"Я не смогу на трезвую голову... Мне нужен кокс." — решительно, но будто заискивающе выдал мужчина.
"Рих," — мягко обратился Джо, продолжая успокаивающе поглаживать его голову. — "Снова?"
"Это в последний раз, я клянусь!" — Круспе значительно оживился, зашевелился в кольце объятий. — "Я просто хочу почувствовать себя счастливым! Любые деньги. Я не подсяду..."
"Хватит." — остановил его Летц. — "Я достану. Только не пытайся обманывать себя, что всё ограничится одним разом. Ты сам знаешь, что это не так. Я найду для тебя кокаин. Но вся последующая ответственность за жизнь и здоровье на тебе."
Так Летц узнал, что Рихарду хватило-таки смелости поцеловать Кусь. Однако это его и не удивило. Немец редко отказывал себе в чём-то, а мысль о заполучении вожделенной девушки тем более не могла обойти стороной его ветреную, но целеустремлённую голову. А поведение Кусь... Джозеф не мог знать, как произошедшее выглядело с её стороны, но вполне возможно, что этого исхода и следовало ожидать. Быть может, она оказалась чуть-чуть резковатой для ранимого Круспе. Её многозначащий лёгкий флирт в Париже показал, что она легко расстаётся со словами. Кто знает, может быть, действительно ничего бы не вышло.
Тем не менее... За день до концерта в Милтон-Кинсе всё выглядело, можно сказать, как всегда.
Уже по традиции, завтрак, и, о чудо, собралась вся группа. Последним на сей раз в буфет спустился Тилль и замер перед столом, пересчитав сидящих за ним людей. Не поверив увиденному, он усиленно потёр глаза, пытаясь понять, правда ли это или всё-таки сон. По обе стороны от длинного прямоугольного стола, вынесенного на улицу, расположились друг напротив друга Шнайдер с Оливером, Пауль с Риной, Рихард и Джо, Флаке и Джули, место напротив Алисы пустовало.
— А что сегодня... Праздник какой?
— Никакого праздника, коллективное помутнение рассудка, — съязвил Лоренц, оттяпав половину желтка от яичницы.
— И что, прямо все собрались? — Линдеманн подпёр щёку кулаком, наклоняясь вперёд, чтобы ещё раз убедиться, что не ошибся. — Круспе здесь! И Кусь здесь! И Ландерс здесь! Мамочки! Вы с ума сошли?
— Мы нет, а вот ты, похоже... Старческий маразм накрыл? — Рихард недружелюбно оскалился.
Фронтмен благоразумно проигнорировал его выпад, начиная будто бы неохотно ковыряться в тарелке. Аппетита у Тилля изначально не было. Звонил Тэгтгрен и оповестил, что присоединиться сможет ой как нескоро, а помощь товарища была бы как нельзя кстати. В одиночку со всем этим бродячим цирком вокалист долго не протянет.
В голову Круспе внезапно пришла шальная мысль, как можно выместить свою злобу за произошедшее на Ал, чтобы та даже не поняла этого. В конце концов, он имеет право отомстить за "Кукареку", а девушка всё-равно сидит тихо с краю, серьёзно увлечённая своими мыслями. Круспе теперь от неё не отстанет, пока не получит своё. Кусь хотела держать его на расстоянии — пусть получает желаемое. Она будет молить на коленях, чтобы он прекратил вести себя по-старому.
— Кусь! — с довольной улыбкой громко зовёт он, привлекая всеобщее внимание; Алиса отзывается неохотно, с глухим мычанием.
Она выныривает из своих мыслей и смотрит на Круспе, уголки губ ползут вниз. Если в Париже она выглядела более-менее бодренькой, то уже в Ганновере её вновь было не узнать. Разговаривать с Рихардом ей не хотелось совершенно.
— Кусь, ты не поможешь мне с Morgenlatte? — невиннейшим тоном спросил он, продолжая улыбаться.
Сидящие по обе руки от Рихарда Пауль и Шнайдер внезапно прыснули со смеху. Флаке вздохнул, закатив глаза. Оливер с силой сжал в руках вилку так, что она грозила погнуться. Рина не предала особого значения его словам, поскольку немецкий не понимала, а Джо с Джули не настолько глубоко знали. Тилль опешил и, кажется, смутился.
Девушка нахмурилась.
"Утро и латте." — сопоставила она, встретившись с незнакомым словом. — "Утро-латте, утро-латте, утро-латте. Думай, башка."
С чего Рихарду разговаривать с ней столь легко и непринуждённо? Он явно должен быть огорчён, обижен, разозлён отказом. Или он ещё на что-то надеется? В какую авантюру он её втягивает? Он понимает, что она не знает этого слова? Его улыбка искренняя, или он так изощрённо издевается?
— Повтори, пожалуйста? — она, сбитая с толку, подумала, будто по контексту поймёт смысл слова.
Реакция остальных её не радовала.
— Не поможешь мне с Morgenlatte,
солнышко? — улыбаясь ещё шире, Рихард удовлетворил её просьбу, сдерживая бурлящий в груди смех при виде сосредоточенного запутанного личика Ал.
Её сбитость с толку немного его расслабила. Мужчина самоуверенно откинулся на спинку стула.
— Эм... Помочь? — пытаясь нейтрально выйти из ситуации, переспросила она. — Если тебе нужна помощь, я...
Ридель вскипел. Рих так нагло крутит ею! А она и так готова пожертвовать ради него всем. Готова оказать помощь, даже если не знает, в чём она заключается. Разве можно таким бессовестным образом предавать её доверие?
— Круспе, прекрати издеваться! — перебив её, пригрозил сжатой до побеления пальцев вилкой Оливер.
— Оставь эти грязные разговорчики хотя бы за пределами обеденного стола, — скривившись, попросил Тилль и отложил ложку; есть перехотелось совершенно.
— Да ладно вам, — Рихард цокнул языком, откидываясь на спинку стула. — Я всего лишь хотел спросить...
Кусь, ты не знаешь, где выпить латте утром?
— М... Тут старбакс есть неподалёку. — Ал недоверчиво нахмурилась. — Но ты же любишь американо...
Улыбка Круспе переросла в усмешку. Девушка напряглась.
— Так что, вообще-то, значит Morgenlatte?
Над столом поднялась вполне красноречивая тишина. Лишь Тилль, сидящий напротив гитаристки, присвистнул и ответил:
— Утренний стояк.
Что ж, девушку это почему-то не удивило, скорее привело в раздражённое состояние.
— М-м-м... — вздёрнув брови, она поджала губы. — Ясно. Оригинально. Как соло из Weisses Feisch, — Круспе собирался что-то ответить, однако Ал стиснула зубы, уязвлённо закатив глаза.
Ей стоило многих усилий продолжать упрямо сидеть на месте. Девушка чувствовала себя смущённо, неловко, покинуто, потому что поцелуй в Париже расставил всё на свои места и до сих пор отпечатывался на искусанных за прошедшую неделю губах фантомным воспоминанием. Теперь-то Кусь не ела именно потому, что любая еда перебила и извратила бы воспоминание о вкусе
его губ. И поспать не представлялось возможным. Казалось, только Рихард и отгоняет от неё кошмары. Однако русская умела быть непоколебимой. Она сказала, что они не могут быть вместе? Так и будет. Любой ценой. Она рада, что Круспе это понимает.
— Впрочем, я удивлена, что тебя с твоими шуточками всё ещё терпят. Возможно, ты был даже прав насчёт замены. Теперь-то я вижу.
— Хватит. — твёрдо и строго перебил Тилль. — Не хватало ещё вам снова начать сраться из-за каждого слова.
— Действительно, — Кусь кашлянула, нервно поправляя волосы. — Я, вообще-то говоря, должна вас кое с кем познакомить...
Она пробежалась глазами по всем сидящим и начала издалека.
— Сейчас должен прийти один человек. Я познакомилась с ним... Впрочем, не столь важно! Он очень дорог для меня. Надеюсь, вы поладите.
"Ещё чего не хватало." — спрятал за усмешкой Круспе.
Ему не внушала оптимизма мысль о том, что Кусь сказала о каком-то мужчине. Немец насупился, но теперь-то его никто не слушал. Он не понимал лишь одной вещи — как Ал так легко оттолкнула его после того, как целую декаду любила и грезила о близости? Или просто он чего-то всё ещё не понимает в женщинах?
Слово за слово, прошло несколько минут. В буфет спустился неприметный парень. Он постоял у входа, неспешно вертя головой по сторонам, а затем расслабленной походкой направился к столу, за которым расположились немцы. Он встал позади Тилля и молча наблюдал, как музыканты общаются. Его бы так никто и не заметил, если бы Алиса вдруг не вскочила с улыбкой.
— Вот и он!
Рихард нехотя обернулся, скептически разглядывая подошедшего юношу. Ему на вид было около двадцати, может, чуть больше. Он был коротко стрижен, светловолос и самую малость кудряв. Рост вполне можно было описать как средний, то есть он был совсем немного выше Пауля, а телосложением скорее напоминал Джо — не очень крепко сбитый, с длинными руками. Нос и щёки усеяны веснушками. Вид у него был крайне опрятный, молодёжный, вызывающий доверие и не оставляющий сомнений в открытости души парня, но Круспе посчитал его жуликоватым. Взгляд какой-то не такой, улыбка какая-то напрягающая, плечи, выглядывающие из-под цветастой майки, будто бы нервно подняты.
Алиса, к ужасу Цвена, подошла к этому подозрительному пареньку, приобняла за узкое плечо и чмокнула в услужливо подставленную щёку.
— Это Лео. И мы с ним... — девушка мечтательно возвела глаза к небу, сверкая белоснежной улыбкой, как бы подбирала слова. — Встречаемся.
Рихард закрыл глаза. Тяжело сглотнул. Будто ударили чем-то тупым и тяжёлым по голове. В ушах неприятно запищало. Поначалу в голове стало пусто. Потом сердце забилось быстрее, спасая, вероятно, от нервного обморока.
"Не понял." — первым делом подумал Круспе. — "Раз. Два. Три. Вдох. Выдох. Спокойно... Всё-равно не понял."
Он потянулся к стакану с водой, быстрым движением дрожащей руки притянул его к губам и отставил после трёх жадных глотков.
"Пожалуй, всё. Да. Хватит. Наверху есть кое-что покрепче."
С каменным лицом он поднялся, пока все здоровались с Лео, вышел из-за стола и без объяснений направился прочь.
Джо взволнованно крикнул ему вслед:
— Рих, всё нормально?
— Ага, мне просто не разрешают курить за столом, — крикнул в ответ Круспе уже на достаточном расстоянии, чтобы никто не заподозрил дрожащий голос за поднявшимся тоном.
— Я с тобой! Тоже хочу. — быстро опомнился Летц, неуклюже выскакивая из-за стола.
Американец довольно быстро нагнал друга и вовремя поддержал, потому что гитарист вот-вот готов был снова рухнуть на пол.
Лео посмотрел им вслед и спросил, наклоняясь к Ал:
— Это его парень?
— Нет, друг. — безучастно ответила та, впервые за долгое время отправляя в рот сладкую булочку с вишнёвым джемом.
***
Цвен нервно закурил, не переставая быстро ходить из угла в угол. Джо едва за ним поспевал, уговаривая сесть на кровать и успокоиться. Никакие слова не действовали. Подойдя к напольному шкафчику, за дверцей которого скрывался довольно разнообразный мини-бар, Круспе выудил оттуда миниатюрную бутылочку коньяка.
— Рих, я прошу! Не надо сразу хвататься за бутылку... Да подожди ты! Успокойся...
Мужчина откупорил крышку и по-привычке, не пробуя вкуса, поднял ёмкость дном вверх, вливая в себя сразу половину за пару глотков.
— Рихард!
Он протянул бутылку Летцу, а сам крепко зажмурился и закрыл рот тыльной стороной ладони.
— Я не буду.
Круспе кивнул самому себе и потянулся приложиться второй раз, но американец успел выхватить коньяк у него из рук.
— Тебе тоже хватит! Десять утра!
— Да пусть хоть шесть! — в десять раз громче взорвался Рихард. — Что с того, а? Что с того? Она специально его притащила! Она не для себя, а для меня его притащила! — продолжал громогласно выкрикивать он, тыча себе в грудь. — Показать, что она такая охуенная, а я такой хуёвый! Сука! — вдруг очень визгливо и агрессивно заорал он, принимаясь вновь бегать по комнате, яростно размахивая руками. — Блядь! Мразь! Ненавижу! Манда с ушами! Мымра подколодная! Дешёвая шлюха!
Переёбанная всеми тварь!
Он остановился у прикроватной тумбочки и вроде как уже намеревался её перевернуть, не зная, куда девать свою злость, как Джо его всё-таки остановил. И хватка барабанщика оказалась внезапно сильнее, чем у Круспе. Он перехватил руки пышущего злобой немца, оказываясь перед ним столь же внезапно, как и накатившая беспомощность.
— Не надо. Она плохо поступила, но не позволяй всему повториться, ладно?.. — Летц продолжил уговоры, готовый в любой миг принять удар на себя. — Если ты когда-нибудь поднимешь руку на Ал, все встанут на её защиту. Даже я.
Потухшими глазами Рихард ещё пару мгновений сверлил его лицо не то с остатками ярости, не то с ненавистью к самому себе. А затем, ослабив хватку, безвольно опустил руки на плечи Летца и бессильно всхлипнул.
— Да-да, вот так... — поняв, что приступ агрессии прошёл, Джо притянул друга к себе, уже привычно устраивая темноволосую голову на плечо. — Поплачь. Будет легче.
Круспе изо всех сил обхватил тощего американца, потому что самостоятельно устоять на ногах уже не мог.
В груди всё бурлит, этот вечно кипящий котёл сводит его с ума. Вокруг него всегда крутилась карусель проблем. И он слышит каждую минуту будто наяву: "Не лезь не в своё дело, я сама позвоню, когда нужно!" — Марго бросает трубку и не звонит, вновь отказывает в разговоре с дочерью; "Я не представляю, что тебе нужно сделать, чтобы я снова начала называть тебя папой." — Кира воротит нос, оставляя его одного в темноте среди погрома, в осколках, с кровоточащими ладонями; "У меня нет к тебе никаких претензий! Можно я пойду уже?" — Мерлин протискивается в дверной проём и скрывается на лестничной площадке, стремясь быть где угодно, только не дома; "Ты совершенно не дорожишь нашими отношениями, найди себе другую дурочку, которая будет всё это терпеть!" — Женя уходит, хладнокровно игнорируя просьбы и оправдания; "Возьми уже себя в руки!" — кричат на него со всех сторон... И лишь единственный тоненький голос-одуванчик пробивается через барьер тяжёлого серого асфальта.
"Тебе давно никто не говорил, что ты нужен, да? Тебя давненько не поддерживали?" — мягкий шёпот Кусь заглушает их всех. — "Я знаю, что это больно, я знаю, что это закаляет, даже против твоей воли. Я хотела о тебе позаботиться, но меня вечно останавливает стена, которую мы друг другу строим."
Но вдруг он вспоминает, что это не более, чем сентиментальные слова, а самая большая стена, которая между ними есть, создана именно Алисой, причём создана на ровном месте, искусственно.
Он плачет навзрыд, не в силах что-либо сказать. Сам ненавидит себя за эту боль, за эту слабость. Ему противно от собственного плача. От горя, которое он не в силах вынести. У него в висках стучит кровь от подскочившего давления, лоб и щёки горят, а воздуха настолько не хватает, что темнеет даже перед закрытыми глазами.
— Джо... — беспомощно зовёт он.
— Садись на кровать. Я тебя не удержу, если будешь так наваливаться.
— Джо...
Хватка вдруг ослабевает, и крупное, тяжёлое тело Рихарда с новой силой наваливается на барабанщика.
— Рих! — охает Летц, с трудом пытаясь его удержать. — Придавишь же. Погодь секунду.
Мужчина накреняется к кровати, чуть было не завалившись на неё под тяжестью Круспе. Опускает его на мягкое одеяло и сам падает рядом, отдуваясь.
— Уф! Ну и зачем тебе эта малявка? — усмехается Джо, поворачивая голову. — Ты вон какой здоровый, она тебя даже не... Рих?
Вымученное лицо Круспе было абсолютно бездвижно. На влажных щеках алели яркие цветы, щёки ещё больше впали и остро очертили скулы. Глаза, будто тёмные кратеры на его лице, закрылись веками и не бегали.
Американец вскочил, наклоняясь к голове друга.
— Рих, очнись!
Он похлопал лежащего пластом мужчину по щеке, но тот не отвечал, даже не пошевелился.
Летц замер в ужасе.
"Что делать? Что с ним?" — судорожно соображал он, запоздало хватая запястье Круспе.
Ему довольно легко удалось прощупать пульс. Значит, что, всё в порядке? Рихард устал от переживаний? Он отключился? Ему нужна помощь или лучше его не трогать?
Летцу никто никогда инструкций не давал. Он просто выявлял наиболее действующий план, закономерность, и действовал в соответствие с ним. Когда Цвен впервые на его глазах впал в это нервное, громкое, всепоглощающее истерическое состояние, американец точно так же не знал, что делать и как помочь. Лишь с третьего, с пятого раза он приноровился и с уверенностью выводил друга из истерии. В первый раз он ни за что не догадался бы, что резкий звук или действие мгновенно переключают внимание Круспе. Но до открытых обмороков при Джо ещё не доходило.
— Рих! — ещё раз громко и взволнованно позвал мужчина и вскочил с кровати. — Погоди, я сейчас!
Он метнулся в ванную, не сбавляя скорость в дверном проёме, и открыл кран с холодной водой. Принялся искать ёмкость, достаточно глубокую, чтобы принести воды в спальню. Увидев стаканчик для зубных щёток, одним быстрым движением Джо высыпал содержимое в раковину, а стаканчик подставил под ледяную струю. Не до конца повернув кран, он прикрыл свою ношу рукой, дабы не пролить ни капли, и бегом вернулся в спальню.
Круспе всё так же лежал пластом. Руководствуясь своими скудными знаниями в медицине, американец опустил длинные пальцы в стакан и спешно орошил лицо Рихарда холодной водой.
Сначала ничего не произошло, и Летц не на шутку распереживался. Он повторил процедуру и похлопал влажной рукой по щеке друга. Тот медленно раскрыл глаза.
— Боже, Рих! — с облегчением выдохнул Джо, садясь на кровать. — Как же ты меня напугал.
— Что... что случилось? — сиплым голосом произнёс Круспе, пытаясь приподняться на локтях.
— Не вставай. Ещё одного обморока я не вынесу.
***
Длинный светлый коридор отеля был увешан какими-то незнакомыми картинами, которые проходящий молодой человек игнорировал. Он размеренно и целеустремлённо шёл вперёд, не оборачивался и не останавливался. Его голова была занята сокрытыми от посторонних, бог знает какими мыслями. С каждым шагом солнечные кудри подпрыгивали, как пушистое желе.
"Хочу." — думал Лео. — "Хочу получить от неё всё. Максимум. Но надо быть аккуратнее."
Парень двигался к номеру 55, где его уже ждала любимая
девушка. Алиса была старше практически на четыре года. В конце месяца ей исполнится двадцать шесть, и она станет уже настоящей сладкой мамочкой, и можно будет называть её так
в шутку.
И что с того, что они знакомы два дня? Она ведь заслуживает право любить кого захочет!
Дверь одного из номеров открывается, оттуда выходит мужчина в свободной тёмной футболке. Он высок и широкоплеч. Чёрные волосы беспорядочно взъерошены, лицо усталое, глаза красные и будто на мокром месте. Плечи напряжённо подняты. В руках мужчина сжимает белый конверт. Это тот странноватый немец с парнем.
— О! Лео, — окликнул гитарист, подзывая парня к себе быстрым жестом.
Юноша мимолётно закатил глаза, но тут же, впрочем, натянул дружелюбную улыбку и приблизился к мужчине, протягивая руку для знакомства.
— Мы с вами так и не познакомились, сэр. Меня зовут Леонард.
— Прекрасно. — негромким простуженным голосом отозвался Круспе. — Я Рихард. Ты к Кусь идёшь?
— Да, сэр.
— Восхитительно. А теперь перестань подлизываться с этим своим "сэр" и, будь другом, — немец неприметно, словно пакетик с запрещённым порошком, протянул ему конверт. — Отдай вот это нашей ку... Кудеснице безграмотной.
Лео нерасторопно принял тонкую передачку, не спуская настороженных глаз с лица Рихарда.
— Что это? — спросил он, изогнув бровь.
—...Ноты. — соврал Круспе и скрестил руки на груди, но не строго, а будто в ознобе, пытаясь обнять себя.
Конечно, в конверте были не ноты. Ещё бы он этой дурочке музыкально-неграмотной передавал ноты. Да Кусь бы сдурела их разбирать. Рихард передавал не просто конверт, способный либо уничтожить его окончательно, либо подлатать — он передавал частичку себя. И передавал, как ни парадоксально, девушке, которая сама решит, уничтожать его или спасать.
Лео не внушал ему доверия. Какой-то скользкий, странный, непонятно откуда взявшийся тип. Ещё и подлиза.
"Этот Рихард точно голубой." — подумалось парню; и будто в подтверждение его мыслей из-за двери номера Круспе раздался оживлённый мужской голос.
— Риш!.. Ой, господи. — в дверной проём просунулась тёмная коротко стриженная голова американца с вытянутым худым лицом; тот был явно чем-то взволнован: быстро двигался, тараторил без умолку; он приблизился к Цвену со спины и опустил руку ему на плечо. — Риш... — заметил Лео. — Ой! Рих. Доброго дня, Лео. Рих, ты чего ушёл?
— Сейчас вернусь, не нагнетай. — отмахнулся немец и вновь повторил, глядя на Леонарда. — Отдай Кусь, ладно? Она сама разберётся, что с этим делать.
— Ладно. — коротко кивнул парень, разглаживая конверт в руках.
Он покосился на странную парочку, попытался в полупоклон, но вышло весьма неловко и неуместно, и удалился. Номер Кусь был через две двери от пристанища
Содома и Гоморры.
Круспе смотрел на его удаляющуюся практически недвижимую спину, как вдруг вздрогнул от прикосновения к своей. Рука Летца мягко надавила промеж лопаток.
— Пойдём, Риш... Чего ты вскочил? Что ты ему дал?
— Кусь просила ноты.
Джо недоверчиво сощурился.
— На какую песню?
— На Weisses Fleisch. Она хотела дуэтом сыграть. Наверное, теперь не согласится...
— Она же не умеет по нотам. — удивительно, что Летц это знает.
— Табулатуры! — нетерпеливо поправился Рихард, начиная чувствовать дискомфорт от выпытывающего тона. — Просто не хотелось объяснять этому олуху, что это такое.
— Ну ладно. — сказал Летц, не зная, как вывести друга на честность. — Пошли. Я уверен, что Лео вполне справится.
***
Если днём было тепло и солнечно, то уже вечером подул холодный северный ветер, а небо затянуло тучами. За приоткрытым окном монотонно гудели суетливые ряды машин, едва рассосавшиеся пробки разбежались в разные стороны, как тараканы. Шторы, будто паруса в затуманенном портовом городке, развевались, протягиваясь мутно-белыми полотнами к кровати, где на прохладных простынях нежилась Ал. Девушка закуталась в кокон из одеяла, лишь изредка выпуская руку, подобно бесшумной тропической змее выползающую за кружкой с какао на прикроватном столике. Там же стоял проигрыватель, старательно скребущий иголочкой пластинку из личной коллекции гитаристки.
Life is a waterfall
We drink from the river
— Then we turn around and put up our walls — старательно выводила погружённая в свои мысли Алиса, а затем с сосредоточенным лицом потягивала какао.
Когда вошёл Лео, во всём номере горела одна-единственная лампа, и та над изголовьем кровати, и этого было явно недостаточно, так как к одиннадцати часам вечера было темновато. Не нарушая покоя Кусь, парень подошёл совсем близко и опустился на кровать, растягиваясь во весь свой небольшой рост вдоль одеяльного кокона. Посмотрев на него, девушка уменьшила громкость музыки и отставила какао, всем телом обращаясь к парню.
— Привет! Ну как, съездил? — спросила она с широкой искренней улыбкой по-настоящему спокойной женщины.
— Ага. — сказал Лео и положил перед Кусь конверт. — Тебе передали. Рихард.
— Да, спасибо. — Ал взяла письмо с резкой расчерченной подписью "Кусь" как подношение и отложила на тумбочку, не придав никакого внимания.
— Не посмотришь?
— Это неважно. — махнула рукой девушка, тут же забывая о конверте, о Рихарде, о музыке и о какао, и вся обратилась к возлюбленному.
Страшно. Попросту страшно было от выражения абсолютного раболепия и обожания, с которым Ал смотрела на Леонарда, пытаясь влюбиться в него. Однако пока не выходило.
Она придвинулась к нему совсем близко, приникла к его телу и затихла рядом, надеясь, что, сблизившись, сможет свыкнуться. Стерпится — слюбится.
— Спать будем? — Келлер поднял тонкую бровь, приобнимая Кусь одной рукой за спину.
— Ты расскажи хоть, как ты съездил? — она умоляюще глянула на него снизу вверх, поёрзав для удобства.
— Нормально. — коротко выдал парень. — Ничего особенного.
— Тебе не понравилось? — участливо допытывала Алиса.
— Понравилось. — вставил Келлер, пока она ещё что-нибудь не сказала, и, подумав, добавил, зная, что такое приводит легкомысленных дурнушек, вроде Ал, в восторг: — Но будь ты со мной, понравилось бы больше.
Девушка довольно заурчала, как большая дикая кошка, прирученная лесником. Кажется, ответ её порадовал, но внутри всё ещё неприятно скребло. Что-то в тоне парня, его немногословность, закрытость, отталкивало. Стоит ли говорить, что вытягивать клешнями Кусь не собиралась. Так или иначе, она крепко обняла Лео и стала тихо дожидаться, пока он уснёт.
Она безумно хотела его полюбить, но Келлер абсолютно не помогал с этой задачей. Отсутствие даже мизерной отдачи превращало малейшие зародыши любви в ненависть и отвращение к себе. Но ведь это только первые дни? И любовь к Рихарду мешает сосредоточиться? Потом, пройдёт несколько больше времени, станет легче?
Прошёл час. Алиса провела его в полной тишине под светом единственной вечерней лампы, погружённая в собственные мысли, чуткими колибри разлетевшимися по спальне, и в музыку, едва звучащую из нового компактного проигрывателя, предусмотрительно прикупленного ещё до Парижа. Серж Танкян ещё какое-то время поддерживал её "в форме", однако совсем скоро после того, как дыхание Лео выровнялось, пластинка стихла и, прокрутившись несколько штрафных кругов, замерла. Кусь осталась сама с собой один на один. Парень всё-таки заснул, но как-то крайне беспокойно: ворочаясь, вздрагивая, громко сопя. Лишь когда за окном стало совсем тихо и темно, ночь повисла над головой неуютным мобиле, Алиса степенно отодвинулась от Лео. Её с головой захлёстывала ненависть к самой себе.
Презренно глянув на отворачивающегося парня, свободного от её вымученных объятий, она свесила босые холодные ноги с кровати и понуро опустила голову. Сейчас она чувствовала глодающее изнутри её рёбра одиночество и мертвяцкий холод, окутывающий её душу. Интересно, Джули тоже чувствует это, когда преждевременно занавешивает свои чувства похоронной вуалью?
Выдохнув со свистом, Ал мельком уронила взгляд на конверт, о котором и не вспомнила доселе.
"Что он от меня хочет?" — мрачно подумала она, резким движением отнимая письмо у гладкой поверхности тумбы, и прижала конверт к себе, будто пряча в руках; бесит признаваться даже себе, что она ждала весточки с нетерпением и переживала, когда Круспе вдруг вышел из-за стола. — "Мы всё-равно не будем вместе, если хотим остаться в живых."
Она замедлилась, стоило шероховатой бумаге лечь в руки. Стала рассматривать, сидела спиной к свету, потому тень замкнулась на светлом полотне. Действия стали аккуратнее, нежнее, будто она держала не просто конверт, а живое, бьющееся сердце. Прежде чем открыть, Алиса провела дрожащими пальцами по росчерку, повторяя каждую буковку: "Кусь". Одним движением указательного пальца она открыла конверт и выудила сложенный вдвое, трижды измятый и выпрямленный лист.
Остановилась. Взволнованно оглянулась через плечо, но Лео всё ещё спал.
Ал повернулась полубоком, подставляя бумагу свету, и предвкушающе развернула. Глазам предстал неровный, местами большой и размашистый, местами мелкий почерк, но Кусь читала его легко, будто наизусть выучила это письмо. И, вероятно, никогда не забудет уже.
"
Прошу, скажи мне, чем я провинился, Алиса?" — половина первой строчки решительно перечёркнута. — "То, что произошло между нами в Париже (ты и сама понимаешь, о чём я), что это было? Это что-то значило для тебя? Я не настолько конченный мудак, чтобы попрекать тебя твоим же счастьем, и не хочу включать обиженку, но у меня в голове с самого утра один вопрос: зачем ты привела этого кучерявого идиота?" — Кусь в очередной раз обернулась на повернувшегося на другой бок Лео и не почувствовала ничего. — "Хочешь, я изменюсь? Я стану любым, каким ты только захочешь. Только прошу, пожалуйста, не делай больше так, умоляю. Ты перевернула всё вверх дном, я думал, что уже всё понял,
а ты вернула нас на старт." — перечеркнул; никаких "нас", конечно же. — "Зачем ты ушла? Кто сказал, что нам будет плохо? Даже если мы умрём завтра, я всё-равно больше ни дня без тебя не проживу. Хочу каждый день просыпаться как в Париже." — следующее предложение было зачёркнуто так настойчиво, что, казалось, на листе должна была образоваться дыра. — "... Прости, что я такой мудак. Все вокруг тянут из меня силы, но уже очень скоро это закончится. Алиса. Алиса. Алиса. Мне так нравится твоё имя. Я не позволил бы себе ни за что его испортить какими-нибудь тупыми сюсюканьями. Хотя, пожалуй, мне хочется назвать тебя Элли, как ту маленькую, но храбрую девочку из Канзаса. Я надеюсь, что ты не обидишься. Прости, что я такой. Я должен был смотреть в оба, должен был сделать из себя хоть что-то. Иногда я думаю, что лучше бы вообще не рождался. Как я мог говорить тебе все те ужасные слова? Ты не должна была их услышать, никогда и ни от кого. Ты восхитительная, ты замечательная, ты не костлявая, ты не бездарность, ты не дура, не выродок, не курица с клешнями вместо рук, ты просто маленькая доверчивая девочка, которая почему-то верит во всё плохое, что о ней говорят. И лучше бы я правда нашёл утешение в бухле, наркоте и шлюхах, а не доводил тебя постоянно. Не могу вынести мысли, что ты видела во мне человека, чей образ спас тебя, а я растоптал всё, что ты так долго выстраивала. Извини меня ещё раз. Я тебя..." — самый низ письма был криво и явно впопыхах оторван.
Ал перечитала особенно впечатлившие строки несколько раз, хотя впечатляло тут всё, и замерла в исступлении. Поднеся листок к свету, она вгляделась в почерк. Вдруг заворочался Лео. Будто уличённая в преступлении, Кусь подпрыгнула от неожиданности и прижала письмо к груди. Сердце её бешено колотилось и не могло успокоиться.
Рихард думал о ней, что уже само по себе было и прекрасно, и ужасно. Девушка тоже не могла не думать о нём. О том, каким он оказался на самом деле. Как ему больно... Никакие извинения, конечно, уже не вернут сказанных слов. Но Кусь так сильно тянет к нему, что это почти болезнь.
Алиса устала. Она подтянула колени к себе, крепче стискивая дорогой сердцу клочок бумаги, и пусто уставилась в тёмное окно, за которым бесстыдно клокотала ночь. Автоматизированным движением руки погасла последняя лампа, и колибри сгрудились вокруг своей незадачливой хозяйки, прячась от мрака в её распущенных мягких и тёплых, как спелые, нагретые летним солнцем колосья пшеницы, волосах. Девушка задумалась.
Видит ли Рихард сейчас её колибри, спешно слетавшихся к нему через открытое окно во время чтения письма? Почему сама она не увидела ни одного ворона за всё то время, что прошло после поцелуя?.. Вспомнив о парижской ночи, девушка вновь ощутила вкус его губ, горячих и сухих, но таких искренних и чувственных. В отличие от самого Рихарда, поцелуй с ним оказался головокружительнее, чем она себе его долгие годы представляла. От одного воспоминания по телу пробежала дрожь. Влажный и подвижный язык, который скрывался за тонкими губами, был так удивительно сладок! Ал прихватила зубами нижнюю губу, теряясь в ощущениях. Её грудь непроизвольно стала вздыматься чаще, едва удерживая тяжёлые вздохи.
"Вот бы он ещё меня поцеловал..." — теряя голову, затуманенно, задушенно думала девушка; она готова была застонать от одной лишь фантазии, в которой Круспе притягивает вплотную её к себе или прижимает к стене, или, бог с ним, к подоконнику — "надо было поступить тогда по-другому!" — впечатывает свои губы в её, доминирует, ведёт, наставляет, учит, полностью подчиняет, перекрывает её волю, характер, тело. — "Вот бы он меня поцеловал, я навсегда это запомню! Я буду такой счастливой! Я смогу умереть спокойно. Вот бы он меня любил..."
Кусь рухнула на свою подушку от бессилия. Пальцы её ослабли, но конверт всё ещё покоился у сердца. Сама мысль о том, чтобы сблизиться с Лео, претила. Каким он казался чужим и мерзким, иссушающе-сухим, чересчур холодным и глупым в силу своей молодости. Пожалуй, в глазах Круспе и Ал была такой же.
Девушка в последний раз вздохнула и прикрыла глаза, безвольно проваливаясь в бессвязную дрёму, которой вновь не хотела.
— Прошу вас, достопочтенная фрау, проходите. Не спешите сильно. Помните, вовсе необязательно, что это окажется ваш супруг. — аккуратная женщина положила руку на плечо Кусь, останавливая. — Подготовьтесь морально, это может быть тяжело.
Ал решительно скидывает её руку со своего голого плеча. Это грёбаное платье совсем ничего не прикрывает.
— Пустите. Показывайте уже, и я уеду.
Её заводят в серую холодную комнату. Всё как в криминальных сериалах: бетонные стены, темнота, сверху бездушно-тусклые лампы, множество каталок, накрытые трупы. Её подводят к крайней каталке.
— Пожалуйста, держитесь за...
— Мой размазанный по всему лицу макияж ещё не говорит о том, что я грохнусь в обморок, если это он... Хотя было бы красноречиво.
Белое полотно откидывают по пояс. Кусь не сдерживается и вздрагивает.
Бледная, сливающаяся с покрывалом кожа, впадшие щёки и глаза, молочного цвета губы. Глаза закрыты и уже не откроются. Кости стали выпирать будто отовсюду и сразу. Чёрные волосы стоят хохолком, как когда он их укладывал. Под белой ключицей фиалочкой расцветает синяк. Лицо цело, только стало похоже на маску, которую вот-вот снимут. Где Рихард? Где Рихард, который смеялся? Где Рихард, который целовал её? Где её любимый? Почему на трупе, на вещи, которая безвольна и уже никому не нужна, его лицо? Это такой кошмар... Это самое ужасное — видеть тело, которое когда-то было твоей любовью, но теперь никому не принадлежит. Пустой скворечник, из которого улетели скворцы. Они уже никогда туда не заселятся.
Алиса села мгновенно. Не совсем поняла, как разогнала вокруг густую темноту своим внезапным пробуждением. Но она не издала ни звука. Только хрипела, судорожно загоняя воздух в лёгкие. Её обуял такой ужас, какого она давно не испытывала. По щекам сами собой заструились слёзы.
Понять! Понять и увидеть! Увидеть, что это ложь! Он всё ещё жив! Он жив! Он рядом.
Панически порыскала по кровати в кромешном мраке, наткнулась на руку Лео и тут же отбросила её с презрением от себя. Нащупала письмо, покоившееся на груди, пока она спала. Дрожа всем телом, впечатала губы в кривые буквы, почувствовала мимолётное дуновение неосязаемого тепла и кисло-сладкого дурманящего запаха. Вскочила. Организм подсознательно начал
его искать. Выбежала из номера, не удосужившись прикрыть дверь.
52. 52. 52!
Ал на мгновенье замерла у двери и тут же принялась барабанить по ней, захлёбываясь рыданиями. В висках бешено стучало. С каждой секундой ожидания паника лишь больше хлестала по щекам. Когда он откроет?
Кусь продолжала стучать, надеясь, что разбудит, если Круспе спит, или заставит выползти из ванной, снять наушники, отбросить все свои дела и поговорить с ней.
Дверь медленно открылась, и девушка вмиг отпрянула, вытирая щёки. На неё в приглушённый коридор упал тёплый свет из номера. В дверном проёме стоял Рихард, непривычно-домашний, усталый, хаотично-неопрятный, наскоро запахнутый в белый халат с развязанным поясом, со съехавшими на кончик носа очками в чёрной пластмассовой оправе, непричёсанный. Но живой. В руках он держал — скорее прятал, — бритвенный станок, погрузив его рукоять в широкий рукав халата. Мужчина выглядел несобранно и растерянно. Первый его порыв устремил полный недоумения взгляд вперёд, а уже потом он наклонил голову и увидел маленькую, согнувшуюся от переполняющей боли и горя Кусь.
"Что случилось?" — тяжело соображая, нахмурился мужчина.
— Господи... — громко всхлипнув, прошептала она и подалась вперёд, заключая Круспе в крепкие неожиданные объятия. — Ты живой!
Немец опешил, прямолинейно глядя на светлую голову прижимающейся к нему рыдающей девушки. Алиса не могла остановиться. Слёзы лились из неё, как будто кто-то повернул кран. Облегчение от созерцания живого Рихарда сняло долго копившееся напряжение, и стало легко-легко, хоть в крестовый поход.
Цвен неуверенно приобнял сотрясающиеся от громких нервных рыданий лопатки.
— Пока что, вроде бы, да... — ответил он, сильнее пряча бритву в рукаве. — Что случилось?
После всего того... после её слёз он просто не мог назвать её по фамилии, просто не мог. Это было бы настоящим свинством, той самой стеной, о которой говорила Ал. Она беспокоится о нём, переживает, боится за него... Как же всё это не вяжется в голове Круспе после прошедшего дня, после появления этого бесхребетного Лео, после долгой и изматывающей истерики, после заботы Джо — "как о ребёнке годовалом, ей богу..." — а ещё, пожалуй, после того, как Цвен стоял ровно две минуты назад над раковиной и собирался достать из бритвы лезвие.
"Дурак!" — презрительно зашипело в голове. — "Стоило бы оно того? Смотри, чего ты мог лишиться! Она в твоих руках, плачет, это твой идеальный шанс! Успокой её, и всё будет так, как и должно было быть!"
Он опомнился. И прижал её крепче, ткнувшись носом в макушку, и в очередной раз попал в плен уютного аромата. Благо, нюхать её очки не мешали.
— Я не могу... Не могу спать! Я же сказала! Я не могу спать! — звонко и припадочно затараторила Алиса. — Я там видела... Т-тебя... Такого белого и холодного...
Она отпрыгнула, как ужаленная, на полшага, но продолжила держаться за Круспе, вцепившись в протянутые к ней руки. Смотрела ему прямо в глаза, начиная накручивать себя по-новой и мелко трястись от страха воспоминания своего кошмара. Сейчас перед ней его лицо: румяное, подвижное, удивлённое,
живое. Но в какой ужас её приводит его вид мертвеца...
— Пожалуйста, Рихард, Риша, Ришенька, прошу тебя! Скажи, что это неправда! — слёзно умоляет Алиса, зажмуривается и опускает голову, сжимая зубы до скрипа; как ей хочется закричать во всю глотку, показать свою экзистенциальную тревогу и недопустимость даже мысли о том, что она может очутиться в мире, где нет его.
Круспе даже забывает, как дышать, на мгновенье, когда она называет его так. Он борется с желанием прижать её к себе до хруста костей, расцеловать, затащить в номер, разложить на кровати... Поспать с ней рядом, чтобы она не видела больше этих ужасных картинок во сне, защитить её от кошмаров. Она же совсем как ребёнок. Ей нужен рядом кто-то взрослый, кто сам не боится темноты и утешит. Но все-все-все мечты и желания потом. Первым делом нужно её успокоить.
— Алиса, это просто кошмар, — размеренно выдаёт Рихард и притягивает её за руку ближе к себе, обхватывает лицо большими ладонями и аккуратно стирает крупные неподатливые слёзы. — Этого не случится. Это только иллюзии. Я всегда буду жив, я буду рядом, не бойся.
— Соври ещё, прошу тебя. — нервно всхлипнув, Ал накрывает его ладони своими.
— Не совру. Я обещаю, никогда не совру тебе! — пообещал Цвен и, взвесив её миниатюрную ладошку, с трепетом приложил её пальцы к своим губам. — Не плачь. Больно видеть твои слёзы.
— Я не могу... Я всё ещё смотрю на тебя... а вижу труп. — холодным шёпотом отозвалась Алиса, вновь попытавшись разделить эти два образа.
"Бедная девочка, кто захотел поиздеваться над тобой так жестоко? Кто сломал тебе жизнь? Я покажу тебе, что жив. И всегда буду жив."
Рихард решительно подался вперёд, позволив рукам обхватить её влажное от слёз лицо, и с нежностью поцеловал в доверчиво приоткрытые губы. Её теплота тут же заполнила все его мысли. Во второй раз поцелуй показался в тысячу раз слаще. И солёнее. Круспе без промедлений проник в рот девушки языком, и она ощутила едва уловимое послевкусие пряного коньяка и горького сигаретного дыма, но в тот момент Ал поняла, что это куда вкуснее всего, что она когда-либо пробовала. Успокоенная тем, что перед его смертью у них есть, как минимум, один поцелуй, доверилась Рихарду и опустила руки на его плечи, медленно спускаясь на грудь. Именно этого чувства ей не хватало — доверия, возможности на кого-то положиться, прийти и получить поддержку. Кусь приникла к мужчине ближе и впервые встретилась с препятствием — очками. Сначала она замерла, не зная, как продолжить, чтобы им было удобно, но и тут немец взял всё в свои руки. Отстранился на одно мгновенье, практически не разрывая дистанцию, стянул очки и вновь приник к её губам, бегло, но жарко прошептав:
— Не отвлекайся, mein Schatz, — и вмиг получил подтверждение тому, что делает всё правильно, когда Кусь, не сдержавшись, застонала в поцелуй.
Они со страстью наслаждались друг другом ещё минуты три. Затем Рихард медленно завершил поцелуй множеством других, рассыпая их по подбородку, щекам и скулам девушки.
— Теперь ты видишь, что я живой?
— Живее всех живых. — тяжело дыша, ответила Ал, всё ещё прижимающаяся к нему; он снова был так близко, но этого казалось недостаточно: долгие годы одиночества, долгие годы без любви сделали своё дело. — Я так скучаю, Ри-и-иша, — она полу-капризно захныкала, пытаясь вновь приблизиться к его лицу и не зная, как выразитель свои чувства понятнее.
— Боже, если ты ещё раз меня так назовёшь... — надрывно вздохнул Круспе и сжал зубы от горячего ощущения приливающей к паху крови. — Это так возбуждает. — он сделал шаг назад, благоразумно ограждая впечатлительную Кусь, стоящую чересчур близко, чтобы она не заметила. — Я не сдержусь.
— А ты держись. — усмехнулась русская и бесстрашно шагнула вперёд, вновь сократив дистанцию.
Ей, кажется, уже было по барабану. Близость мужского тела — любимого мужского тела — сводила её с ума. Так хотелось вновь потрогать его обнажённый торс, пощупать округлые плечи.
"Облизать, зацеловать, присвоить. Оставить засосы, хоть я этого и не умею." — беспокойно подумала Кусь.
Она сжала пальцы на его плече, перенося вес на ту ногу, что ближе, и оказалась стоящей вплотную.
— Не стоит так флиртовать со мной, Алиса. — остро улыбнулся в ответ мужчина, принимая игру.
Позади его номер. Через две двери её номер, куда до утра она уже не вернётся, если пойдёт с ним. Что ему терять? В очередной раз поведётся на её сближение.
Он приобнимает её за талию и с невинным лицом водружает на нос Кусь свои очки. Та на мгновенье сбита с толку. Цвен утягивает её за собой в свой номер.
— Ого... У тебя плохое зрение? — удивилась девушка, снимая аксессуар уже за закрытой дверью.
— Ну... — Круспе пожал плечами, не зная, что ей ответить. — Не такое уж плохое. Возраст берёт своё, знаешь ли. Какое это имеет значение?
Без лишних слов Алиса выпрямляет дужки и одевает очки на мужчину, переводя сбившееся дыхание.
— Так-то лучше. Нам надо многое обсудить, я полагаю?..
— Да, ты права. — вмиг посерьёзнев, кивает Рихард. — Пошли в спальню, не стой в коридоре.
Кровать у него оказалась не менее мягкой, чем у Ал с Лео, только делить её немцу ни с кем не приходилось. Девушка присела на самый краешек, скромно сведя колени вместе. Напротив в кресло опустился Цвен, перестав нервно запахиваться в халат. Они просидели в напряжённой тишине пару минут, глядя друг другу в глаза.
— Скажи честно, зачем ты его привела?
— Я не знаю. — вздохнула Кусь. — Это трудно объяснить, я и сама временами путаюсь.
— Расскажи мне. — сцепив руки в замок на своих коленях, Рихард наклонился вперёд, внимательно наблюдая за девушкой. — Ты же знаешь, что со мной можешь быть откровенна, как ни с кем другим.
— Он хороший, он вежливый, он моего возраста... — стыдливо опустив глаза, предположила она; боялась его огорчить и навсегда отвратить от себя. — Он очень похож на парня, которого я люблю.
— Вот как... — протянул Рихард, криво усмехнувшись и сдёрнул очки, закрывая лицо ладонью.
— Не подумай ничего такого! Тебя я тоже очень люблю! Просто это несколько другое чувство... Лео мне никто. Я, вероятно, просто распишусь с ним ради гражданства, как ты и сказал.
— Он ещё и немец? — беззвучно смеясь, Круспе откинулся на спинку кресла, а затем вдруг замер, прямо уставившись на Ал. — Он такой придурок, если честно.
— Я всё понимаю, но я теперь не могу просто его... abandon. — жалостливо продолжая смотреть на него, девушка неловко порывалась податься навстречу и доверительно опустить руку на его колено, видя, что слова её абсолютно не помогают; она подсела чуть ближе к краю кровати и даже неуверенно протянула раскрытую кисть. — Риша...
Едва-едва отступившее возбуждение одной мощной волной нахлынуло снова.
— Я предупреждал. — внезапно вздохнул мужчина, с мрачным видом поднимаясь с места.
Он возвысился над смиренно притихшей Кусь, не то опешившей, не то просто ожидающей своей участи и готовящейся к любому наказанию. В конце концов, она и сама знала, что ведёт себя как дура, потому молча наблюдала за тем, как немец приближается.
Тем временем Рихард подтолкнул Алису в плечо, заставляя завалиться спиной на мягкую кровать, а сам поочерёдно водрузил колени по обе стороны от её бёдер, преграждая возможное отступление. Хотя у них едва ли была общая точка соприкосновения, но, почувствовав, как прогнулся матрас, девушка ощутила, какой он тяжёлый. Почему-то эта мысль её заводила. Мужчина склонился над ней, упираясь руками в кровать совсем рядом с неподвижной головой Ал, и приблизился к её лицу с быстрыми, короткими поцелуями.
Кусь вцепилась рукой в его плечо, пытаясь удержать на расстоянии, но вдруг ослабила хватку и вместо этого щекотливыми движениями погладила расслабленную шею.
— Перестань, — попросила она шёпотом, не скрывающим улыбку. — ты же понимаешь, что мы не будем...
это.
— Что "это"? — прекрасно всё понимая, усмехнулся Рихард.
— Ну делать
это.
— Что "это"? — спросил он вновь, наклоняясь с очередным поцелуем.
Мужчина переместился к её удачно подставленному изгибу шеи и прихватил тёплыми губами, а затем легонько куснул, пуская по коже холодок, бегущий по затылку и спине. Ал поёжилась и глухо замычала.
— Заниматься любовью, Рихард! — шикнула она, останавливая его немного настойчивее, но всё ещё недостаточно, чтобы тот прекратил.
— Молодец, — наклонившись, прошептал ей на ухо мужчина, довольный её сознательностью и тем, что она перестала называть его так ласково. — Учишься на своих ошибках.
Он чмокнул её в нежное место за ухом и уже без капли эротики отстранился, тихо и быстро обещая:
— Не бойся. Я тебя не трону. Всё будет так, как ты захочешь!
— Точно?
— Точно! Без твоего разрешения я даже целоваться не полезу.
— Так лезь, пока я разрешаю. — улыбнулась Алиса. — Или мне лезть? М? — она похлопала его по плечу, намекая переместиться набок. — Моя-я-я очередь! — промурлыкала она и легла совсем рядом с выпустившим её из-под себя Круспе.
Самое прекрасное в этой ночи было то, что они могли говорить всё, что думают, делать, что желают, и не бояться последствий. Это не то, что в Париже, где они стояли посреди незнакомой улицы и целовались, опасаясь реакции друг друга и наличия возможных свидетелей. За закрытыми дверями, наедине друг с другом, в благоприятных условиях. Никакой ненависти, нужды что-либо доказывать, бессмысленной гонки.
Алиса так искренне наслаждалась им, что это начинало казаться Рихарду наваждением. Она окончательно распахнула его халат, залезла под футболку, которую он так и не снял перед сном, — и спать он, в принципе, не собирался, а собирался заснуть вечным сном в ванной комнате у раковины с лезвием в руках — гладила по нервно поджимающемуся животу и изредка щипалась, заставляя дёргаться, если это получалось чересчур щекотно. А ещё Кусь нравилось целоваться. Она буквально не могла оторваться от вожделенных губ, ведь не даром долгие годы грезила.
— Знаешь, — сказала она в перерыве между сладкими неспешными поцелуями, и Рихард полусонно промычал в ответ. — А ведь с тобой у меня был первый поцелуй в Париже.
— В смысле? — монотонно поглаживая её по спине, мужчина вздёрнул бровь.
— Я впервые целовалась.
— Неужто? — он усмехнулся сначала забавно, затем задумчиво. — Знаешь, это было неплохо для первого раза, но... поздновато как-то. В двадцать... сколько тебе? Двадцать пять?
— Скоро будет двадцать шесть, — уточнила Ал.
— Тем более. Но у тебя неплохо получается, — не без удовольствия отметил немец от всего сердца.
— Всё потому, что ты вкусный! — она расцвела в улыбке и прикрыла глаза.
— А тебе улыбка идёт куда больше, чем заплаканное личико, — Цвен погладил девушку по щеке и быстро чмокнул в нос. — Ты уже спишь, Алиса. Давай-ка укладываться по-человечески.
Он как-то совсем по-отечески приобнял её за плечи, намереваясь удобнее устроить на подушку со всей присущей заботой, однако это вызвало ярый протест у Кусь.
— Хочу спать как в Париже, — насупившись, заявила она, глядя сонными глазами в лицо Круспе.
— Хо-хо! Как в Париже, это на мне, что ли?
— Да! Не двигай меня. — отрезала Ал, водружая голову на грудь Рихарда и как бы лишая права выбора, и обняла его поперёк живота. — Хочу спать на тебе.
— Ты меня используешь как подушку, а мне потом можно отлежание всего тела диагностировать. — тихо и несерьёзно возмутился Цвен, всё-таки опуская свою голову на подушку, а Кусь, так уж и быть, позволил ещё раз так приятно оккупировать теплом его тело. — Свет выключить?
— А ты дотянешься?
— А почему не дотянусь? — мужчина протянул руку к выключателю светильника и кончиками пальцев достал до рычажка.
Комната погрузилась во мрак. Слышалось только сдвоенное дыхание.
— С тобой в темноте не страшно, — едва слышным голосом, наполовину погружённым в сон, проговорила Ал.
— Спасибо, что доверяешь, mein Schatz.
