Её настигают.
Нужно было соображать и шевелиться быстрее, но последние силы покидали истощённое тело, а на уме крутилась одна лишь мысль, что спасение где-то близко, только она никогда его не найдёт. Слёзы уже начинали застилать глаза... "Ну за что мне это? Ну почему? Ну немножечко, ещё немножечко!" Как вдруг Ал увидела дверь. Силы были на исходе, а потому другого выхода она не нашла. Быстро приоткрыв себе щёлочку, девушка залезла внутрь. Шум у входа, кажется, никому не помешал. Алиса закрылась на замок, задёрнула щеколду так сильно, что чуть не сломала длинные ногти на правой руке, а затем прислонилась к несчастной двери спиной, медленно сползая вниз от бессилия и безысходности. В коридоре приближался вой и гомон. Всё эти чёртовы колибри! Её мерзкие мысли, не дающие покоя. Как бы ни старалась, не может убежать. Она больше не может их контролировать! Всё пошло крахом, вышло из-под контроля! Никакая дверь их не остановит... Ал обняла колени и, ткнувшись в них носом, заплакала от ужаса. Она уже не боялась, что колибри налетят на неё и обглодают, высосут до костей. Другими словами, она не боялась смерти. Девушка опасалась, что её как раз-таки оставят в живых, и будут медленно сводить с ума самыми изощрёнными методами. — Кр-р-рси-иа-ая! Кра-си-ва-я! Гулко стучало сердце. Алиса подняла голову и увидела большого чёрного ворона со сколотым на кончике клювом. Птица сидела в полушаге от скуксившейся на полу гитаристки и наблюдала за ней с нескрываемым интересом. — Кра-си-ва-я! — повторил ворон и низко гаркнул. Рядом присела птичка поменьше. Тоже чёрная, но перья будто блестели в свете мягкой лампы. Этот ворон был моложе первого, и голос его был выше. — Не плачь! Не пла-а-ачь! Ал проследила взглядом траекторию полёта второго и вдруг увидела, что по всей гримёрке вразноброс сидели ещё десятки таких же воронов и внимательно наблюдали за одной точкой, скрытой от глаз девушки выросшим на пути диваном. На его спинку запрыгнул ещё один пернатый и тоже спикировал к Алисе. Он сел куда ближе, чем первые двое, и на подлёте обдал Кусь волной прохладного воздуха. — Иди ко мне! Девушка протянула руку к чёрной гладкой голове ворона и погладила пальцами его ледяной клюв. Стоило ей прикоснуться, как все сидящие в комнате птицы подняли шум, захлопали крыльями и закричали на все лады. Резкие крики заставили Ал вздрогнуть. Столько острых клювов и когтей оказалось в воздухе, и все были направлены на неё... — Нет! — испуганно выкрикнула она, вновь закрывая голову руками. — Прочь, птицы! — Кусь? Девушка стихла, продолжая дрожать, как ознобшая, и подтянула ноги к себе поближе. — Господи, что с тобой случилось? Она быстро глянула поверх коленок на диван. Там, привалившись грудью к спинке, беспокойно сидел Круспе. Увидев её круглые испуганные глаза, он подскочил и направился к ней. Вороны, которых он вовсе не видел, разлетались и расступались перед хозяином. — Алиса, ты почему ещё не уехала? — помогая ей подняться, спросил мужчина. Он меньше всего ожидал увидеть её у себя в гримёрке. Время было уже позднее, а запыхавшийся и заплаканный вид гитаристки порождал всё больше вопросов. Кое-как усадив девушку на диван, он первым делом попытался смести и спрятать старательно разложенные на стеклянном столике белые дорожки и бритвенное лезвие, которым он эти самые дорожки не дрогнувшей ни на миг рукой разделял. Кусь опустила руку на его предплечье. — Не утруждайся... — безразлично махнула она. Рядом с ним она уже почувствовала себя лучше. На то, чем он тут в одиночестве занимался, было, в целом, по барабану. Но на смех пробивало осознание того, что все они, быстро догадавшиеся, что он взялся за старое, были правы. — Так это, выходит, правда? — горько усмехнулась Ал. — Давно ты так? — Перестань, это не твоё дело. — нахмурился Рихард и послушно остался на месте, часто поглядывая на её руку, потому что уж очень ему хотелось вновь сжать её в своей. "Интересно, как это будет ощущаться, если я вдолблю, а она будет держать меня за руку?" — Ах, ну да, я забыла... Я же такая плохая. — Кусь скривилась и поджала губы, отводя взгляд в сторону; ей стало даже несколько обидно, что "любимый" так от неё отмахивается. Рихард вопросительно посмотрел на неё. Он сначала не понял, к чему она это всё. Последние два дня девушка будто специально его избегала, а теперь внезапно прибежала в самое неподходящее время и, кажется, намекает, что обижена. — О чём ты? — Ну как же? Помнишь тот день, когда мы прилетели? Мужчина скосил виновато-осознавшее лицо, помотал головой и стыдливо отвернулся. Ни черта он не помнил. Его последним воспоминанием была пьяная Кусь, зовущая его танцевать под I was made for loving you, а затем он проснулся утром, привязанный к кровати, с сидящим в кресле в углу комнаты Джо. Круспе до сих пор коробит от фразы "Доброе утро, сладкий", которой Летц решил пошутить, прекрасно зная, что Рих ничего не помнит. — Как, не помнишь? Ну это многое объясняет! Знаешь, как ты меня назвал? — Как? — уже раскаиваясь, смущённо спросил Цвен. — Шлюха. Самая тупая и дешёвая из всех, что ты видел. В гримёрке не были включены все лампы, но даже так стало видно, как Цвен побледнел. "Это я ей сказал?" — шумно выдыхая, подумал он. — "Мне ещё повезло, что она просто меня избегала." — Л-любимая, прости... — растерянно выдал мужчина, положив руку на сердце; он понимал, чтобы загладить вину, ему придётся постараться. — Я же... Я так на самом деле не думаю, ты же понимаешь? — Да? — Кусь саркастично изогнула брови. — А мне показалось, ты был до глубины души напичкан искренностью, когда говорил это. — Я был до глубины души напичкан кокаином. — пробубнил вполголоса Круспе, закатив глаза. "Ой, дурак! Надо ж было всё испортить!" — конечно, ему досадно из-за такого нелепого и опрометчивого промаха. Алиса сидела, скрестив руки на груди, и ни в одной точке пространства не соприкасалась с мужчиной. Это было особенно изощрённое наказание, если он, конечно, действительно её любит. А то наказывать избеганием становилось слишком просто, и Ал рисковала привыкнуть, зато теперь мука становилась страшнее в разы — вот она сидит перед ним, но не даёт касаться. Восхитительно! — Ты же простишь меня? — заискивающе наклоняясь к ней, спросил Рихард. — Я подумаю. — не глядя, бросила девушка в ответ и отвернулась. — Да что тут думать?! — соскочив на крик, выдал он. Круспе с силой сжал кулак, впиваясь свеженакрашенными ногтями в ладонь. Он разложил дорожки, потому что собирался принять, а Ал его отвлекла. И теперь, пока они выясняют отношения, утекает драгоценное время, а у мужчины ухудшается настроение и самочувствие, потому что начинается ломка. Те два дня, что Рих замечал избегание Кусь, он запомнил-то лишь потому, что Летц всё это время не мог раздобыть ему ещё порцию — ну как "не мог", скорее уж "не хотел" — а Цвен честно держался за счёт самоконтроля, и даже старался чем-то себя занять, дабы не быть таким уж раздражительным, даже ногти накрасил. Но теперь его начинало раздражать общество Ал, из-за которой он не может сесть и в нормальной обстановке "успокоиться". А не хотелось бы, чтобы общество Ал его раздражало. — Ну давай! Поори ещё на меня, — подначила Кусь, скривив губы. — Может я действительно шлюха? Как ты теперь считаешь? — Прости, я больше не буду повышать голос, — медленно и с расстановкой проговорил он, тяжело сглотнув. Дыхание у него выходило прерывистое. Мужчина закрыл глаза, чтобы меньше думать о кокаине, уже умело поделённом на дорожки прямо перед ним, на столе, и больше думать о том, как помириться с Алисой, сидящей не менее близко, но не идущей на контакт. "Самоконтроль... Самоконтроль..." — терпеливо повторял он про себя. — "Вдох, выдох. Один. Два. Три. Вдох, выдох. Ты со всем справишься, не забывай про самоконтроль..." — Как ты собираешься играть весь тур, если ты... — Подожди... — он перебил её, всё ещё не открывая глаз. — Подожди. Прости. Просто... Позволь мне прийти в работоспособное состояние, и мы поговорим на равных. А то я чувствую, будто ты куда-то побежала, а я... остался стоять. Кусь быстро глянула на него, как на полоумного. — Ты... Собираешься при мне вот это... — она посмотрела на дорожки на столе, на лезвие, попыталась подобрать слово. — Снюхать? — Ну... Да? — неуверенно кивнул Цвен, а затем нахмурился. "Я что-то не то сказал? Она мне не начнёт лекции читать?" — он не полез за купюрой сразу, ожидая, видимо, разрешения Алисы. Та только и могла, что молча буравить его смятённым взглядом. "Ему правда от этого лучше?" — спросила девушка в пустоту, как делала всегда. — "Ему не будет больно? Мне стоит его отговаривать? Ему нужна помощь? Он смотрит на меня, будто чего-то ждёт. Он выглядит уставшим... Как будет лучше для него?" Под дверь протиснулась одна, самая маленькая пёстрая птичка. У неё был раздвоенный длинный хвост с пушистыми пёрышками на концах. Колибри незаметно подлетела к девушке и защебетала ей на ухо: "Хочешь узнать — спроси!" И Кусь задумалась. Ведь действительно, Рихард не в первый раз этим занимается, должен знать. Ничего страшного, если она просто спросит. — Рихард... — Ась? — А тебе... Тебе не будет больно от этого? Круспе стиснул зубы и замолчал. Алиса переборола свою обиду и легко тронула его за плечо. — Ведь не будет? — Я употребляю как раз затем, чтобы мне не было больно. — Тебе правда помогает? Мужчина кивнул, но заставил себя задуматься, прежде чем лезть за купюрой. Помогает ли? И как? Отключает ненадолго? Даёт ложную надежду, что весь мир в его руках... Алиса смотрела настороженно и жалостливо, как напуганный маленький ребёнок. — Скажи, мне лучше начать тебя отговаривать? Рихард посмотрел в её наивные глаза. Ещё один сложный вопрос, о котором он не задумывался. Правильнее было бы согласиться и позволить ей отговорить его. Сплошные плюсы: Ал чувствует себя героиней, спасшей наркомана и подарившей ему лучшую жизнь, а Рихард вовремя останавливается, пока всё не дошло до критической точки. Пока он ещё может остановиться. Но Рихард не хочет останавливаться. Вновь переживать все сюрпризы разнузданного сознания, дикие ломки и очередную чёрную полосу, когда вновь окажется трезв и станет понимать, что происходит в его жизни. Более того, он уверен, что пройти через это ему опять придётся в одиночку. — Не надо отговаривать, — запоздало ответил Круспе. — Лучше останься со мной. — он заглянул в её глаза и поверхностно выдохнул. — Я так устал переживать всё один. Мужчина приблизил свою руку к её, и Ал заметила. Она всё ещё неуверенно смотрела на него. Она смотрела в лицо, такое до боли знакомое, видела только несчастье. В уголках глаз, на лбу и подбородке углубились морщины, которые раньше Кусь либо не замечала, либо находила привлекательными. На всё лицо Рихарда легла какая-то траурная чёрная тень, фильтр скорби, и печаль добавила ему лет так пять-десять. Разве это показатель счастья, довольства жизнью? Впервые Алиса поняла, что чувствует сомнение. Наконец и эта эмоция стала ей доступна. И это, пожалуй, была самая трусливая и неопределённая эмоция из всех, что имела девушка в своей жизни. Несчастное лицо Круспе так и манило его пожалеть, Алиса протянула руки и погладила мужчину по щекам. Почувствовав тепло и заботу, он накрыл её руки своими и поцеловал открытую ладонь. Наконец он прощён. Придвинувшись ближе и неотвратимо соприкоснувшись с Цвеном коленями, Ал прикоснулась губами к кончику его носа и увидела, как дрожат ресницы благоговейно прикрытых глаз. — Риша... Ришенька, может не стоит? — она притянула мужчину в объятия, он устало уронил голову на её плечо и неумело сцепил руки за спиной. — Всё будет хорошо, если ты будешь со мной. Мне будет лучше... Она поцеловала его в висок и прошептала с покорностью: — Как скажешь. Я люблю тебя. Всё будет так, как ты скажешь. Она не почувствовала, как разогналось время, как мало его понадобилось, чтобы Цвен скрутил из зелёной бумажки аккуратную трубочку и сел перед столом, едва соприкасаясь бедром с Кусь. — Возьми меня за руку. Девушка покорилась и скользнула ладошкой в призывно раскрытую кисть, захлопнувшуюся, будто клетка, едва Рихард почувствовал прикосновение. Как бы много места не заняло сомнение в её душе, Алиса спокойно наблюдала за тем, как немец неотвратимо наклоняется над столом, приставляет край свёрнутой в трубочку купюры к началу первой дорожки и этой же рукой зажимает одну ноздрю. Зажмурившись, он двигает кончик купюры вперёд, вдыхая мелкий порошок. Когда дорожка заканчивается, он откидывается на спинку дивана и крепче сжимает руку Кусь. Тяжело дышит. На какую-то сотую долю секунды Рихард ещё успевает подумать о том, как это обалденно — держать Ал за руку; что нос саднит изнутри; что в комнате становится светлее. Но это не длится больше секунды. И плечи мужчины расслабляются. — Спасибо, — говорит он беспокойно ёрзающей Алисе. — Мне уже лучше. Так о чём ты хотела поговорить? Девушка внезапно всхлипывает, глядя на него. Действительно "успокоившийся" Круспе мог говорить только после того, как примет. Её это удручало не меньше, чем погоня от собственных мыслей, которые хотели перетереть её в порошок — как тот, что на столе, но едва ли порошок из Ал получился бы настолько белым. Впечатлительная Кусь, полагавшая, что за долгие годы подготовила себя к мысли о Круспе-наркомане, оказалась той ещё самодуркой. Она сжала его холодную руку и подалась вперёд, ложась на грудь опешившего Рихарда, а затем в очередной раз расплакалась. Поняла, что совершила очередную ошибку. "Я во всём виновата! Я во всём виновата! Я должна была его отговорить! Я должна была остаться с ним в Париже! Я должна была бросить Лео!" — колибри вновь будто из ниоткуда полетели к ним со всех сторон, держа наготове острые хоботки. — "Я шлюха! Шлюха! Шлюха-шлюха-шлюха!" Колибри подлетали совсем близко и жужжали маленькими крылышками, но присутствие Рихарда не позволяло им прикасаться к Кусь. Мужчина приобнял её поперёк спины и по-отечески погладил по голове. Птицы скрылись с глаз. — Всё хорошо, моя маленькая. Я вижу, что тебе плохо. Прости, что позволил этому произойти. — Тебе тоже плохо, — натужно всхлипывая, повторяла Ал. — Тебе тоже плохо! Тебе плохо... — Какая разница, что со мной. — Тебе плохо. Рихард, я не хочу, чтобы тебе было плохо... — очередной всхлип дался ей куда тяжелее, и девушка тихо взвыла, чувствуя, как её лёгкие, как два больших горячих шара, переполняются воздухом и вот-вот лопнут. — Тебе надо отдыхать. — А ты? А как же ты? — И мне надо отдыхать. Поехали, развеемся? Нас только и ждут. — Кто? — девушка подняла раскрасневшиеся глаза. Рихард выглядел поживее. Глаза у него забегали, все мышцы поочерёдно напряглись, и усидеть на месте мужчине было уже труднее. — Наши любимые друзья, кто же ещё? Ал шумно сглотнула. — Но тебе нельзя ехать отдыхать заплаканной. Помнишь сказку про Золушку? — Ага. — А про Белоснежку? Ну, твоя любимая Sonne... — Рих, ты на что намекаешь? — А ты как думаешь? Глядя в расширившиеся зрачки, Алиса опустила руки. — Я понимаю. Но не хочу. — Разве я стал бы предлагать тебе что-то плохое? — После того, как ты сам принял — вполне возможно. — Кусь отвечала неуверенно, ей в целом стало неуютно. — Теперь, выражаясь твоими метафорами, я бежала быстро, а ты меня обогнал. Круспе запрокинул голову и громко рассмеялся. — Теперь-то ты понимаешь! Наконец хоть кто-то понял и не читает лекции, не просит уйти, прекратить! Хоть кто-то понимает! Он обхватил её лицо руками и принялся целовать, куда дотянется. Ал терпеливо жмурилась. Хорошо, что ему хорошо. Можно и потерпеть, если ему так легче справляться с навалившимся. — Хочешь попробовать, Кус-с-сь? — быстрым, трудно уловимым темпом проговорил мужчина; он был просто в восторге от её фамилии. — Тебе понравится! О, я уверен на все сто, что тебе понравится! — Риш, я... Я правда сомневаюсь, что это... — она кивнула на лезвие, аккуратные дорожки и трубочку. — Что это не слишком сложно для меня... Круспе, не выражая каких-то особых эмоций, достал из кармана жестяную коробочку. В таких обычно продают сахарные разноцветные конфеты, а потом под круглой крышечкой-шайбой можно спрятать мелкие драгоценности, будь это фантики, жвачки, монетки или пуговицы. В детстве Кусь хранила в такой патрон и разные железки из дедушкиного гаража. Мужчина открыл крышку и протянул коробочку Ал, как обычно предлагают обручальное кольцо. У него там хранился секретик посерьёзнее тех, что прячут детишки. Из обычной жестянки для конфет выглядывала горсть цветастых таблеточек. — Это... — Это экстази. Полегче в употреблении. — он тряхнул коробочкой чуть настойчивей. Девушка нехотя протянула руку и медленно выцепила длинными ногтями одну таблетку, кладя в центр ладони. Ярко-жёлтая звёздочка. Как в игре про Марио. "Зачем я взяла? Мне нельзя наркотики. Я же не смогу потом без них жить." — ужаснулась, но было слишком поздно. Она подняла глаза. Рихард смотрел на неё выжидающе и с какой-то воодушевлённой улыбкой. — Это поможет мне стать счастливой? — спросила она, глядя на оживившееся лицо. — Лучше! Это поможет тебе быть счастливой, без усилий. Попробуй, сама убедишься! "От одного раза ведь ничего не будет..." — вздохнула Кусь. Она неуверенно высунула кончик языка и прихватила им звёздочку с ладошки. На вкус таблетка была особо не примечательна, и растворилась довольно быстро. Ал молча ждала, пока что-нибудь начнёт происходить. Ей стало неуютно от одной лишь мысли, что она приняла наркотики, и страшно от того, что она не знала, как сложится её жизнь после этого. Когда она была помладше, бабушка возлагала на неё огромные надежды, и потому Алиса надеялась, что сможет их оправдать в лучшем виде, но, как становилось понятно, из-за Рихарда она кривила свою дорожку, пока он снюхивал свою. В трагичном молчании они сидели друг напротив друга несколько минут. Круспе ещё мог немного сдерживаться и делал это. Он ждал наступления момента, когда нужно будет поддержать доверчивую Ал. Он не хотел в очередной раз предавать её доверие. И вот наконец девушка почувствовала странное покалывание во всём теле. Во всём теле сразу. Она распахнула глаза и попыталась пошевелить рукой. Движение далось ей с невероятной лёгкостью, но отдало тысячи странных сигналов, не знакомых Кусь. Она слышала каждый плеск крови, каждый удар сердца, учащающееся растягивание лёгких. Движение мышц... Все эти звуки и сигналы наводили панику. Раньше девушка думала, будто контролирует своё тело полностью, чувствует его до последней волосинки, но теперь поняла, насколько же ошибалась. Лёгкость! Течение воздуха! Она двигала руками в пространстве, будто под водой — воздух её держал. Кусь подумала, что может прямо сейчас взлететь. Она запрокинула голову, но так и не коснулась ею спинки дивана. Стук сердца показал ей, что она ещё жива, но тяжесть жизни ушла с её плеч. И в таком приподнятом состоянии Алиса действительно могла подумать о положительных сторонах своего существования. Теперь груз проблем не мешал ей задуматься о любви, о карьере, о семье, которую она может создать. Столько песен ещё не написано! А смерть... Она где-то там, на задворках сознания, выдворена из жизни, из мыслей, из памяти. Вот о чём говорил Круспе! Они бессмертны! Никто не может помешать им быть вместе! Они идеально сходятся, как правильно подобранные кусочки одного пазла. Вот оно счастье! Вот она радость! Рихард обхватывает её лицо и требовательно целует в губы, зная, что она готова. И он в сто миллионов раз вкуснее, чем в Париже. Он ближе, он теплее, он любимее. Круспе недолго ласкает её губы и отстраняется, но Алиса не позволяет ему быть слишком далеко. Она легка, она почти парит. Она вмиг оказывается сидящей на нём, утопает коленями в мягком диване по обе стороны от бёдер мужчины, крепко обвивает руками шею, облизывает острым языком его губы, пытаясь собрать тот вкус, что он безуспешно пытается спрятать уже столько дней. Как давно он её не целовал! Как редко он позволяет себе её порадовать! Мужчина опускает руки на тонкую молодую талию и придвигает девушку ещё плотнее к себе — она опять лежит на нём, только на этот раз всем телом, и беспокойно ёрзает бёдрами, однако он, к своему огромному сожалению, не испытывает ни капли сексуального возбуждения. Ему просто нравится, как Кусь быстро сделала из него тренажёр для поцелуев, для своего удовольствия, и крайне быстро учится. — Боже, любимый мой! — шепчет она между тем, как быстро покрывает всё его лицо поцелуями. — Самый хороший! Самый красивый! Самый умный! Такой замечательный... Её сердце заходится в быстром припадочном стуке, и Рихард чувствует это за её томными вздохами, поскольку девушка вжимается грудью, словно хочет навсегда срастись телами. — Ты замечательная!.. Собирайся, поедем развлекаться.***
Джули перестала сетовать, что поехала, пятнадцать минут назад. В конце концов, всё оказалось не так уж и плохо, за исключением того, что она никогда не была в клубах раньше. В университетские годы она занималась учёбой, и выкроить время на тусовки в ущерб оценкам? — нет уж, увольте. — она не могла. В Америке она попросту не искала хорошей компании. А больше в её жизни ничего не было. Миллер, пожалуй, можно было бы назвать скучной, но... Можно ли её винить за то, что она не знала, как будет жить свою жизнь, и строила другую систему приоритетов? Слишком сложные слова для клубов. Джу сидела у бара и периодически прикладывалась к стакану с джином. Товарищи по сцене, с которыми она приехала, разбрелись по клубу. Но Миллер наблюдала лишь за одним... На её глазах Линдеманн собирал вокруг себя симпатичных девушек, танцующих без остановки все те сорок минут, что группа провела тут. Мужчина был до крайности хмур и собран. Не расположен к веселью. Задорные танцовщицы же крутились вокруг него, сверкая искусственными улыбками. В них плескалось нечто покрепче джина, и вряд ли они сами покупали себе напитки, прежде чем вывалились на танцпол, подвывая абсолютно одинаковые песни. Миллер нисколько не завидовала таким легкомысленным мадамам, ищущим в жизни только развлечения и мужчин, готовых заплатить за их напитки. Джу предпочитала быть платёжеспособной самостоятельно. Опять слишком сложные для клубной обстановки обороты. Джу видела Тилля весёлым и смеющимся, искренне веселящимся в компании друзей, а это она считала куда более важным, чем видеть его серьёзным и щедрым, пытающимся удовлетворить низшие потребности в женском внимании. И сама она, не нося никаких каблуков с красной подошвой, была на голову выше этих девушек, выше на целую ступень. Стоит ей сейчас спуститься на танцпол с "барного этажа", подойти к Тиллю, особенно не выпячивая бёдер, он вмиг обратит на неё внимание, даже если она ничего не скажет. Она это знала. В этом её превосходство. "Я пошла." — приготовилась Джули, поправляя чёрную джинсовую юбку чуть не достающую колен. Пышные женственные бёдра вечно натягивали облегающие юбочки заметно выше, нежели ей того хотелось. Миллер и не думала стать объектом сексуализации, потому никогда не давала повода распускать слюни — или руки. Девушка встала с барного стула и направилась к аккуратной деревянной тёмной лестнице. "Это крайне непрактично." — думала она мимолётно. — "Сначала люди напиваются, а потом идут танцевать в этих потьмах, не видят ступеней и падают." Сама она едва совладала с негнущимися ногами и на середине лестницы не заметила, как перешагнула две дощечки за раз. Сердце мгновенно ухнуло в пятки, и девушка только и успела, что вытянуть руки вперёд, надеясь не повредить лицо. Вдруг кто-то предусмотрительно перехватил её поперёк груди и потянул назад. Это была чья-то сильная мужская рука. Джули резко села на ступеньку позади себя и чуть не опрокинулась спиной на мужчину, поймавшего её, но шлёпнувшегося следом. — Осторожнее, Джули. Не ушиблась? — Кристоф? — удивилась Миллер; она меньше всего ждала помощи с его стороны. — Спасибо, что не дал грохнуться. — Это самая небезопасная лестница из всех, что я видел. — добродушно улыбнулся Шнайдер и смущённо потёр шею. — Помочь спуститься? — Да, пожалуйста. Барабанщик держал Джу за руку, пока она поднималась на ноги, и спускался рядом с ней, не выпуская. Он, кажется, был абсолютно трезв и видел получше, да и Миллер выпила не так много, но рядом с Кристофом было спокойнее. Стоя у подножия лестницы, она ещё раз поблагодарила мужчину. — Я почему-то думала, что ты не поехал. — Это Рихард не поехал, — поправил он. — Только Рихард? — спросила Джули, перебирая в памяти всех, кого уже здесь видела. — И Ал ещё. Остальные все тут. — Почему Круспе не поехал? Шнайдер прикусил губу и опустил глаза. Ему почему-то было до невероятного неловко говорить о том, что Рихард наркоманит. Но девушка поняла без слов. — Принимает? Почему один? — Так сложилось. Незадолго до вашего появления его бросила очередная "любовь всей жизни". — Но он же недавно стал... — она шмыгнула носом. — Ну... Это. — Пытался сам. Не справился. Он всегда пытается сначала своими силами. — А потом загоняет себя в яму... — понимающе продолжила Миллер и перевела задумчивый взгляд на танцпол. Тилль со всем своим стадом неспешно следовал по краю этажа в сторону ряда странных комнат с плотными ширмами. Проблемы Круспе ничуть Миллер не касаются, а Линдеманн вот-вот уйдёт! — Ой, извини, Шнай! Там Тилль... Надо бежать! — Стой! — Шнайдер поймал Джули за запястье. — Я теб... Я тебе помогу. — Отлично! — кивнула она. — Поспешим. И потянула его первая, прорываясь к той самой стороне, вдоль которой двигались девушки и в самом центре — возвышающийся над ними вокалист. Музыка на танцполе слышалась намного лучше, чем с верхнего этажа. Джу изо всех сил протискивалась сквозь подвижную, как плотная водная стена, толпу танцующих тел. Шнай покорно следовал за ней. Нехотя танцоры расступались, позволяя протиснуться вперёд, но чаще девушке приходилось грести руками. Вскоре живая масса выплюнула музыкантов на ту сторону танцпола. — Тилль! — выкрикнула Джу, сложив ладони рупором. Но мощная спина фронтмена, повёрнутая к ней, успела только скрыться за одной из плотных штор прямо на её глазах. — Вот чёрт! — Что ты от него хотела? — наконец решил спросить Кристоф; он забыл осведомиться о цели, когда соглашался сопровождать Миллер. — Да вот... Пф, сама не знаю. — она пожала плечами, привалившись к стене. — Куда он вообще пошёл? Кристоф поджал губы, поглядев на ряд комнат, скрытых бордовыми шторами, из-под которых лучился неоновый свет. — Давай вернёмся к бару. — предложил он, вздыхая. — Только по краю. А то нас затопчут. "И правда. Зачем я за ним побежала?" — озадаченно задумалась она; голова слегка кружилась. Вновь эта странная лестница. Вновь музыка звучит неярко и приглушённо. Шнайдер позвал было с ним, присоединиться к их с Паулем и Олли компании, но осёкся на полуслове и тронул задумавшуюся девушку за плечо. — Джу... — А?.. — Я хотел с тобой поговорить, ты не против? — он сцепил руки и поглядел на неё не то печально, не то смущённо. — Да... — Джу вдруг подумала и добавила. — Да! Я тоже хочу с тобой поговорить. — О. — растерялся Дум. — Ну, пожалуй, давай сначала ты. — Спасибо. Я могу попросить у тебя совета? — Конечно! Я помогу, чем смогу. Спрашивай, — с готовностью согласился мужчина и упёрся кулаком в спинку одного из полукруглых диванчиков, что стоят у бара для компаний. — Я только что осознала, что влюбилась, — выпалила Миллер, проникновенно глядя в глаза Шнайдеру. Он шокированно раскрыл рот и ничего не сказал, боясь спугнуть откровение. Грудь стала вздыматься чаще и взволнованнее. Что она хочет сказать? — Вот так внезапно? — всё-таки спросил он, стоило ей замолчать. — Да. Пожалуй, достаточно внезапно. — она с хлопком опустила руки на бёдра, продолжая глядеть на Шнайдера. — И я не знаю, что мне делать. "Вот это да... Она... О ком она говорит?" — с замиранием сердца подумал он, с надеждой вытягиваясь прямо, чтобы казаться внушительнее. — А в чём сложность? — Он, кажется, занят, — Джу чинно сложила руки за спиной и причмокнула губами. — Возможно, даже женат. — Вот как. "Она говорит обо мне? Неужели она говорит обо мне?" — на лице невольно расцвела широкая улыбка, которую он уже не мог спрятать. Как всё внутри поднялось, запело, когда Дум позволил себе мимолётно представить, что сейчас она назовёт его имя. "Ну же! Ну же, скажи!" — Так спроси. Вдруг он совсем не против или... Или занят только формально? — предложил Шнай, натурально красуясь. Он зачесал волосы назад и с довольным видом ждал, когда она спросит: "Шнай, а ты занят?" — Шнай, а... — замялась Миллер, подбирая слова на хмельную голову. — Ну? — нетерпеливо выпалил он. — А Тилль занят? Улыбка сползла с лица мужчины так же бесповоротно, как и появилась. Он ожидал несколько другого... — Нет, он не занят, а ты хочешь разочароваться? — вероломно вклинился третий, наглый, но знакомый голос прямо за спиной Дума. Барабанщик подскочил на месте, вскрикнув. — Ну чего визжишь? — нахмурился Круспе, потягиваясь на диване. — Ух ты! Рихард, добрый вечер. Не ждали... — Джули подошла к нему, глядя снизу вверх на исполненные наслаждением глаза с затопившими радужку зрачками. — Почему я должна разочароваться? — А чего за шторочку не пошла? — фамильярно усмехнулся гитарист. — Боишься увидеть, что ему нисколечко нет до тебя дела? — Стоп, Рихард, — твёрдо сказал Шнай, исторгая на друга досаду и раздражение. — Мы не будем общаться с тобой, пока ты употребляешь. — А что такого страшного за шторами? — нахмурилась Джу и наклонилась ближе, проигнорировав спутника. — О-о-о! Шнай! — Цвен пощёлкал пальцами и указал на неё. — Просвети человека. Она в душе не ебёт, куда пришла! Девушка замерла. Действительно. Она даже не спросила, куда они приехали. Ей просто сказали: "поехали в клуб", а она даже не поинтересовалась. На круглом диванчике — "рыцари круглого стола", как ни к месту придумала Джу — сидел Рихард, а по обе стороны от него — крайне симпатичные, но одинаковые девушки, Кусь среди них не было, и ни одна не была на неё похожа. — Куда пришла... — повторила Джу. — Куда пришла... Значит, Тилль... — Ебётся! Та-дам! — Рих взмахнул руками и рассмеялся. Девушки вокруг него захихикали, пряча губы в бокалах с разноцветными коктейлями. Вот как оказалось... Не она выше их всех. А они выше неё. И она думала, что умнее, даже не догадываясь, как тут всё происходит, а от этого оказалась на ступень ниже. Нет, это не её территория. Шнайдер взял Джули под руку, намереваясь увести куда подальше от распустившегося в неформальной обстановке Круспе, пока тот ещё чего не наговорил. Однако девушка выдернула свою руку и упрямо зашагала к лестнице. — Нет, я выясню! Я всё выясню! — Джули! — окликнул из последних сил Шнайдер, а после сердито зыркнул на Рихарда. — О, моя Джульетта! — трагично произнёс Рихард в лучших традициях Шекспира и прикрыл лоб рукой. — Снизойди до меня, простого долбача, наставляющего рожки своей ненаглядной! — Не будь ты моим другом, я бы тебе врезал. Дум скрипнул зубами, глянул на довольного гитариста, разулыбавшегося, как чеширский котяра, и ушёл в противоположном направлении, напряжённо втянув голову в плечи. — Шанечка, а Ульрике в курсе, что ты... — издевательски выкрикнул ему в спину Круспе, а затем досадливо махнул рукой. — Ай, ушёл! Какие все нынче нервные... — усмехнулся он и обернулся, чтобы сесть, как и подобает нормальному человеку. — Какие-то они напряжённые, дамы, вы не находите?.. Спокойствие длилось недолго. Прошло всего минут десять, а людей у бара прибавилось. Конечно, стало чуть беспокойнее, но шум, который поднялся в итоге, не мог быть объяснён ничем иным, как особым происшествием. Цвен честно пытался увлечься своими разговорами так же, как увлекались девушки вокруг него, однако всё без толку. Гомон и громкий людской смех перенимали его внимание. И кокаин постепенно отпускал из своих цепких белых когтишек, а значит — наступает время наибольшей уязвимости. Круспе нехотя оборачивается, чтобы удовлетворить любопытство, и видит, что вокруг барной стойки собралось действительно много народу. И атмосфера обособленная: зажигаются фонарики на телефонах, разгоняя тьму; звучит какая-то крышесносная музыка, явственно отличающаяся от той, что играет на танцполе. Но в целом — скукотень. И чего они все там крутятся и галдят? Вдруг мужчина видит, как одна из голов в толпе, самая дальняя и светлая, начинает подниматься над остальными. Как раз сменяется песня, и это играет, к ужасу Круспе, Mindless Self Indulgence, полу-подростковая электроник-рок-группа с танцевальными песенками. Она никогда ему не нравилась. Толпа же восторженно кричит. Девушка в черном атласном платье почти до лодыжек забирается на барную стойку, освещённая неоновой подсветкой холодильников с бутылками и фонариками телефонов. История совсем не новая, сейчас будут танцы... Рихард вглядывается в лицо, на миг открывшееся за распущенными светлыми волосами с отросшими тёмными корнями, и бледнеет. Это же Кусь. Ну конечно! Странный музыкальный вкус, чёрное платье, светлые волосы. Из-за экстази повысилась социальная активность, стало хорошо, захотелось плясать. Неудивительно, если она ещё влила в себя что-нибудь горячительное. Девушка сбросила туфли на барный стул, с которого залезала, и выпрямилась во весь свой небольшой ростик. "Вот чёрт." — промелькнуло в голове у Рихарда. — "Сам кашу заварил, самому и расхлёбывать." — Прошу меня простить... — задумчиво бросил он девушкам, уже значительно подвыпившим и оттого жадно ловящим каждое его слово, и вышел из-за полукруглого оцепления диванчика. Он кое-как прорвался к самой барной стойке и замер, глядя, как Ал пускается в пляс. Теперь не было ни единого сомнения, что это она. Девушка восхитительно кружилась, двигая белыми бёдрами, показывающимся в моменте в вырезах на боках платья. Руки её то и дело взмывали вверх, выписывая пируэты в воздухе, а порой устремлялись вперёд, поглаживая плотный воздух над головами толпы. Ах, ей бы шест! Несмотря на опьянение, тело, расслабленное и пластичное, подчинялось ей беспрекословно. Эта безумная русская совсем не боялась упасть с высоты своего личного танцпола. Сам воздух, который она ублажала в танце, поддерживал её. Кажется, возникни у неё желание, она бы взлетела без всяких крыльев над головами, боготворно уставленными на неё. Алиса опустилась на колени, призывно откинув волосы для обнажения тонкой шеи, и провела руками по платью вниз, упираясь в колени для равновесия. Как жаль, что места было не настолько много, чтобы упереться локтями перед собой. О, спина у Кусь прекрасно гнулась. Как бы ей по-удачней растянуться на этой барной стойке и привлечь к себе ещё больше внимания? Тряхнув головой, чтобы убрать непослушные волосы, девушка, лёгкая как птичка, выпрямилась и будто бы нарушила пару законов физики. Продолжила танцевать. Действовала так смело, будто заранее отрепетировала. Круспе смотрел на неё, как заворажённый, и этот взгляд он разделял ещё с двумя десятками более молодых и, вероятно, прогрессивных людей. Однако его это зрелище привлекло лишь из-за Алисы. Другим же было наплевать, кто так смело полез развлекать. Невероятное атласное платье облегало молодое стройное тело, а плавные движения действовали как маятник гипнотизёра. Ни Рихард, ни люди вокруг него не могли оторвать взгляд от чувственного лёгкого танца. Ал ходила — или всё же плыла — по узкой барной стойке, как по лезвию ножа или судной доске от пиратского корабля, но она не падала и даже не спотыкалась, как будто не пьяна и не пережила сотрясение два месяца назад. "О боже, как она прекрасна." — растеряно думал Цвен, как и многие другие зрители сей сцены. — "Я так не хочу, чтобы она прекращала... Но надо прекратить! Уже пора, пока она не потеряла равновесие." — такими мыслями он прикрыл свою ревность и собственническое желание запереть пташку в золотую клетку. — "Пусть танцует только для меня..." Он неотрывно наблюдал за порхающими руками, спокойными мраморными бёдрами, и непослушными волосами. Её белая-белая, не принимающая загара кожа так сильно врезалась ему в память, что Круспе понял — этот момент он точно не забудет, сколько бы он не выпил и не снюхал. Его прекрасная русская танцовщица... Песня закончилась, Ал села на колени, запрокинув голову к потолку. Она не чувствовала усталости и не слышала, что громко дышит. От звонких хлопков Рихард выпал из оцепенения и решительно подошёл ближе. Без лишних слов обнял девушку за талию одной рукой и закинул себе на плечо. Развернувшись, не забыл прихватить её туфли. Девушка будто сразу всё поняла и стихла, удивившись только, что он её поднял, но не так, чтобы кто-то подумал, якобы она сомневалась в силе Рихарда. Она плохо соображала, но присмирела, скорее почувствовав, чем осознав, что рядом с ней Цвен. Зрители недовольно загалдели, и не хотели пропускать мужчину, уносящего источник зрелищ. — Это моё невменяемое тело, и я его забираю. — спокойно объяснил Круспе особенно настойчивой девушке, пытающейся "освободить" Алису; незнакомая спасательница громко возмущалась и хватала мужчину за руки. — Всё нормально! — громогласно оповестила гитаристка. — Меня не украли, я его знаю. Это мой любимый! — свесившись, она шутливо отвесила Цвену шлепок по пятой точке, на что тот лишь шикнул на неё, но препятствий им больше не создавали. Мужчина понёс Кусь в сторону выхода. — Вот так номер... — прошептал Оливер, завершая запись, и опустил камеру. Миллер сердито шагала вдоль танцпола в сторону тех загадочных комнат. Вот сейчас она туда придёт и увидит, что ни с кем там Тилль не "ебётся", а просто веселится, пьёт, играет в настольные игры... Какое её ждало разочарование. "Я непременно должна ему рассказать, что у него красивая улыбка! Кто-то же должен открыть ему глаза! Почему он постоянно такой серьёзный?" Нырнув за нужную ширму, она замерла, жмурясь от красно-розового неонового света. Первым, что Джу увидела, был такой же чёрный кожаный диван и обнажённые женские тела на нём. Линдеманн сидел в центре, расслабленно раскинув руки вдоль спинки. Из одежды на нём была только наполовину расстёгнутая чёрная рубашка, слишком парадная для такого места. На мужчине со знакомым красным хвостом на голове скакала фигуристая девица, издавая звонкие грудные стоны. Лица её Миллер не увидела, только блондинистую копну волос. Русская отшатнулась, брезгливо сморщив нос. Она уже пожалела, что пошла, да и сказать ему было нечего. Было бы нелепо вломиться в комнату с ширмой и сказать: "Тилль, я влюбилась в тебя и твой смех!" Пожалуй, он бы и рассмеялся в ответ на такое заявление. — Джули? — окликнул мужчина, не отвлекаясь от процесса. — Чего хотела? Присутствие коллеги ничуть не смутило вокалиста. Возможно, это была волне привычная ситуация. — Я... — отвернувшись, ответила она. — Я пришла сказать, что... — в голову острой дробью впились первые здравые мысли. — Рихард приехал. — Ну наконец-то! Я всё ждал, когда он одумается. А Ал где? — Я видела только Рихарда. — пожала плечами Джу. — Ну... Всё. — она ещё раз пересилила себя и посмотрела на Тилля и эту девицу. — Я пошла... Миллер выскочила обратно в шумное пространство клуба, не выслушав слов прощания. В голове было подозрительно пусто и тяжело. Неприятно. "Напиться. Надо срочно напиться."