***
Сладкий ночной воздух наполнил грудь. Через распахнутое окно врывались свежесть и прохлада, перебиваемые гудками недовольных машин. Темнота и умиротворение. Как будто и на краю земли, и в самом сердце мира одновременно. Сознание уносится в безграничный полёт по всей необъятной планете, где мужчина уже побывал. Тихо курит в окно, облокотившись на узкий подоконник, хоть это и против правил. Хоть и курить вроде как не хочет. И бросил уже давно. Его разум абсолютно чист и хочет отдохнуть. От тех ужасов, что там скапливаются, отдых нужен ежедневный. Рад, что имеет именно такую работу, иначе с ума бы сошёл. Бестиарий в голове не позволил бы сидеть в офисе семь часов в день пять дней в неделю с перерывом на обед с двенадцати до двенадцати тридцати. Бестиарий в голове практически прямым текстом вынуждал обратиться к хорошему мозгоправу, но... Он не обратился ни разу за все эти долгие годы, чтобы не утратить свою изюминку, приносящую группе столько прибыли. И составляющую костяк их творчества, конечно же. Докуренная сигарета отправляется в пепельницу. Она там первая. Но явно не последняя. Как хочется спать. Ни одна мыслишка лениво не ворочается на языке и в ушах. Мыслям не дозволено жить в его голове слишком долго, чтобы не причинять вред никому. Лишь бумага может страдать. Мужчина, словно поражённый молнией, внезапно хватает с тумбочки листок и начинает нервно писать карандашом. Большие, размашистые буквы марают лист. Все так тщательно сдерживаемые мысли в один миг срываются с цепей и несутся вперёд озверелой толпой, сшибая всё: образ города за окном, не истлевшую ещё сигарету, свежесть и прохладу. Поток мыслей так и льётся. Он пишет. Die Nacht ist wunderschön. Начинает по привычке прикусывать кончик карандаша со специально снятым ластиком. Бросает беглый взгляд за окно. Потом на сиротливо откинутый угол одеяла на кровати. Ich will nicht schlafen gehn’ Строчки льются легко, но словно чего-то не хватает. Одиночества. Именно в одиночестве он обычно творит. В дверь ненастойчиво стучат. Поток мыслей тут же прекращается, что вызывает гнев и недовольство. Взволнованным шагом Тилль подрывается с места, чтобы открыть. На пороге видит Джу. Только Джу. На неё не надо кричать и прогонять. Но её не надо посвящать в свой творческий процесс. Миллер сразу посмотрела на лицо мужчины, и нашла в нём какое-то ненормальное для ночного застоя оживление: глаза бегающие, волосы неаккуратно взлохмоченные, плечи напряжённые и челюсть поджатая. Непривычно видеть спокойного Тилля таким... Как в Брюсселе, когда он чуть не подрался с Рихардом. Он заметно сдерживался, даже попытался пригладить волосы, но вышло плохо. Джу оценила взглядом его мандраж и подумала, что пришла не вовремя, но отступать не хотела. — Добрый вечер, Тилль. — подчёркнуто вежливо поздоровалась она для начала, продемонстрировав своё спокойствие, всегда казавшееся другим заразительным. — Добрый, — ответил мужчина и случайно щёлкнул зубами. Ему нравилось и в то же время казалось удивительным, как же быстро она осваивала немецкий. Ещё два месяца назад эта девушка не могла и двух простейших слов связать, а теперь рядом с ней уже нельзя обсуждать какие-то личные вещи, надеясь, что она ничего не поймёт. Казалось, будто она день и ночь склоняется над учебниками и словарями, но на деле же она проводила в процессе зубрёжки всего минут пятнадцать в день, а словарный запас неумолимо рос с просто запредельной скоростью. И всё благодаря постоянной практике. Эта умная русская девушка прекрасно впитывала информацию и, что куда важнее, умела её применять, чем и поразила фронтмена. Врождённая, понятная на подсознательном уровне способность к обучению. Да и интеллект у неё был явно выше среднего. В первую очередь он выражался в умении держать язык за зубами. Трудно вспомнить моменты, когда Джули сказала лишнего или сболтнула что-то, не подумав. — Тебе что-то нужно? — Я всего лишь хотела уточнить адрес стадиона, где мы завтра проведём репетицию. — выдержанно ответила Миллер. Она стояла абсолютно прямо и спокойно в какой-то слишком нейтральной ночной рубашке, доходившей до округлых белых икр. Ни жестом, ни взглядом не выдавала ничего, что могло твориться в её голове. Она не покачивалась из стороны в сторону, стоя на месте, не подминала ног, не теребила пальцами волосы или край рубашки, не складывала руки на груди или за спиной. Она была пряма и спокойна. — Именно сейчас, посреди ночи? — Тилль недоверчиво изогнул бровь. — У меня? Под моей дверью? Он тоже стоял прямо и стойко. Всё ещё напряжённый, но больше усталый. Ему в его возрасте уже пора спать в такое время. — Эта мысль не давала мне заснуть. А я обычно решаю проблемы по мере поступления. — Я думаю, ты в состоянии найти адрес "Лужников" в интернете. — коротко отрезал Линдеманн, готовясь закрыть дверь, однако Миллер успела бросить спешное "Тилль!" и заставила его замереть. Голос её как-то странно изменился. Она стала не то взволнованной, не то мельтешащей, не успевающей за чем-то. А на самом деле она переживала. И ничто не могло перебить её тревогу, когда она говорила о Кусь. — У Алисы завтра день рождения... — она тут же опустила взгляд и прикусила губу. — Можем мы с группой как-то её поздравить? Намекни как-нибудь остальным, чтобы... — Я помню про её день рождения, не беспокойся. И в следующий раз, когда приходишь с какой-то просьбой, не выдумывай и говори прямо. Никто тебя не съест за это. Спокойствие, уже безвозвратно утраченное Джу, наконец вернулось к Тиллю. Он опустил плечи и расслабил челюсть, дыхание стало куда глубже и спокойнее. Взглянув на невысокую девушку ещё раз своим выверенным взглядом, мужчина вздохнул и аккуратно опустил руку на её плечо. — Не переживай. Всё с ней наладится. Просто есть люди, с которыми трудно... Совладать. Знала бы ты, сколько мы боролись с Рихардом, чтобы прийти хотя бы к такому результату! Джу потупила взгляд, вспоминая все сцены препирательств между фронтменом и своевольным гитаристом, и поняла, что тот не был счастлив. Как и Ал. Каждый раз Тиллю приходилось снабжать Круспе тычками и волшебными пенделями для мотивации, но это отнюдь не скрепляло доверие между мужчинами. Напротив, Рихарду такая модель отношений не нравилась, даже если он и осознавал, что по-другому у них не выйдет. Воздействие Тилля вызывало сильное сопротивление. Цвен явно имел несгибаемую волю и достаточно упрямый характер. Его неукротимый нрав пёр изо всех щелей. Гитарист был слишком самостоятельным и зависимым от собственной независимости, чтобы делать так, как хочет Линдеманн. И они оба страдали от этого, ведь их непримиримые отношения были построены на постоянной борьбе, изматывающей их. Рихард не был счастлив. И Тилль не был счастлив. Так почему тогда последний, говоря об этом, улыбается? Губы Линдеманна и правда дрогнули в полу-усмешке. Иногда, стоило ему подумать о Круспе, просто вспомнить все забавные моменты их склок, и всё становилось чересчур ностальгическим. Все эти их драки, ругань, угрозы... Просто дурачества! Ведь они же действительно друзья! И они не держат друг на друга таких уж смертных обид. По крайней мере, хочется так думать. — Рихард не счастлив, ты же понимаешь? — вздохнула Джу. — Я бы не хотела довести Алису до такого же состояния. — Тогда перестань брать на себя ответственность за неё. — предложил Тилль. — Не ты доводишь её до такого состояния. Ты просто предотвращаешь худшие последствия. — Так вот как это теперь называется, — Миллер грустно улыбнулась, понимая, что, кажется, это единственный вариант, который ждёт их с Ал; они повторят историю Тилля и Рихарда, только, наверное, драться не будут, они ведь девушки. — Я возьму на заметку. — Я возьму на заметку твою просьбу о дне рождения. — приободряюще похлопал её по плечу мужчина и по-ребячески подмигнул. — Нам, берущим ответственность за своих особенных друзей, стоит помогать друг другу, как думаешь? Джу застыла. Это был слишком странный и прямой намёк на союз. Какой союз? Союз для чего? И ещё это внезапное подмигивание, столь непривычное для "каменного" Линдеманна, ввергло девушку в ступор. Что такого он вдруг задумал? — Что ты имеешь ввиду? — аккуратно спросила она, чуть наклоняя голову от заинтересованности. — Знаешь, Рих ведь... — мужчина потёр подбородок, выдавая с головой своё беспокойство. — Он давал Ал наркотики. И они теперь что-то вроде команды. Поддерживают друг друга, и всё такое. Ну, поддерживали, пока Рихард не решил бросить её. Однако что-то мне подсказывает, что между ними ещё не всё закончилось. Ал так смотрит на него временами, а Рих, он... — Тилль вздохнул, на миг устремляя глаза в потолок. — Знаешь, он склонен к необдуманным поступкам. Нам надо перестраховаться. Группа ещё планирует существовать, причём максимально долгий промежуток времени. Может так получиться, что именно от нас зависит, насколько долгим он окажется на деле. — Хочешь вместе со мной приглядывать за Ал и Рихардом? — нахмурилась Джу. — Именно. Прости, что так туманно всё обрисовал, просто для меня это несколько неприятная тема. Слишком личная. — и он вновь вздохнул, прежде чем выдать тяжёлое для себя признание: — Я уже не справляюсь. — Да-да, я всё понимаю. Тяжело за всем уследить. Если честно, мне неясно, зачем ты один взвалил на себя всю группу, но это очень благородно. Кто-то должен быть тем самым лидером, ведущим остальных за собой. — Я хочу, чтобы я больше не был тем одним лидером. — остановил её жестом руки фронтмен. — Пусть нас будет двое. — И ты хочешь... Джу не поверила своим ушам. Даже сердце забилось как-то беспокойнее, хотя это — невиннейшая вещь из всех, что мог предложить мужчина. Из всех участников группы, из всех товарищей, которых он знает долгие годы, Тилль выбрал её! Именно ей он позволит приблизиться к себе, разделить эту тяжёлую творческую участь. Хотя он знает её всего пару месяцев. Хотя есть те, кто обладает куда лучшими лидерскими качествами. Почему-то именно её он захотел попросить о содействии, будто она уже имела какую-то власть, до которой он не дотягивается. — Ты хочешь, чтобы я? В конце концов, она уже осознала, что он ей нравится. Так почему бы не помочь, проявив свои лидерские навыки абсолютной отличницы, приобретённые ещё в школе? — Да. Почему бы и нет? Ты самая ответственная, насколько я могу судить. Есть ещё, конечно, Шнайдер, но ты сама понимаешь. Он таскается за Круспе, готовый его покрывать. Тут нужен кто-то без личных мотивов. Например, ты. Она подумала. За те невыносимо долгие и стремительные два месяца она не успела прикипеть к кому-то столь сильно, чтобы "покрывать" или оправдывать, поэтому предложение Линдеманна не казалось таким уж неожиданным, но Джу всё-равно отнеслась к нему скептически. Недоверие к его открытости — вот что она испытала. — Я подумаю над этим. Нельзя принимать серьёзные решения сиюминутно. — ответила она холодно и, коротко кивнув головой, попрощалась. Медленным шагом она удалялась от закрывшейся двери номера фронтмена и мысленно прогнозировала завтрашний день, который, кажется, уже наступил. Ей по-хорошему надо идти к себе и ложиться спать, иначе точно не выспится. Однако покоя не дают мысли о том, что сейчас, уже двадцать шестого июля, день рождения Алисы, до которого она могла не дожить. Довольно эмоциональная в повседневности, гитаристка была весьма холодна в своих рассчётах относительно смерти и говорила до того уверенно и спокойно, что в её слова трудно было не поверить. Но... Её эксцентричность. Её привязанность к Круспе, которого она не могла просто так отпустить. Её громкость и "театральность". Вот что смущало слишком дезориентированную первыми впечатлениями от заявления о готовящемся самоубийстве Джу. Она была слишком шокирована поначалу, чтобы спокойно обдумать всё это. А теперь в её голову закрались сомнения. "Что, если она просто играет на публику? Вдруг она просто так показывает, что ей нужно внимание, которого она не дополучала все эти годы? Может она изменит своё мнение, если дать ей то, чего она хочет?" Отчаянная, Алиса могла пойти на любой шаг, если первичный план не сработал. Что если она представляет свою смерть как запасной вариант? Стоит ли вообще опасаться, что она наложит на себя руки? Вдруг Миллер совершает вынужденную остановку — на её пути внезапно оказывается препятствие, выводящее из состояния раздумий. У приоткрытой двери в номер 53 на полу стояли огромные корзины, наполненные свежими, благоухающими букетами самых разных нежных цветов. Ровное ручное плетение подчёркивало гладкую крафтовую бумагу обёрток. Корзин было так много, что они кучились у двери, а также занимали добрую половину коридора. Это было похоже на сон. Джули замерла, пытаясь прийти в себя и осознать, что это ей не чудится. Откуда взялись все эти букеты в отеле посреди ночи? Подняв глаза, она уставилась на цифры: "пять" и "три" — это номер Кусь. Но что, чёрт побери, всё это значит? Дверь открывается шире и оттуда высовывается верхняя часть тела Рихарда. Он мгновенно наклоняется, с подчёркнутой аккуратностью берёт одну из корзин, будто там не цветы, а хрустальная посуда, и утаскивает в номер. Вопросов у Джу становится лишь больше. Она с непониманием смотрит на дверь, ожидая, видимо, что мужчина покажется снова. Она в смятении от того, что застала какую-то странную сцену, которую, видимо не должна была. Столько мыслей за раз успевают посетить её светлый ум, но ни одна не может объяснить того, что же Рихард делает ночью у номера Ал с таким количеством цветов. Или, может быть, ему понравилось дарить ей букеты в знак извинения, а, чтобы загладить болезненное расставание, одного недостаточно... Миллер удаётся сбросить с себя оцепенение. Преодолевая внезапный озноб в ногах, она тихо подходит к двери, приоткрывает её одной рукой и заглядывает в холодную темноту. Внутри ничего не видно, ни одна лампочка не горит. Девушка делает шаг внутрь, тихо проскальзывая в щёлку. Сразу за порогом прохлада. Ни шороха, ни звука. Джус идёт наощупь вглубь, ожидая, что где-то у стеночки наткнётся на крупного немца, — уж его-то она точно с торшером не перепутает! — но коридор в спальню тянется, а вокруг всё ещё выжидающе сидит тишина. Русская слышит только своё мерное дыхание и совсем чуть-чуть — стук сердца. Она не волнуется, потому что не боится темноты, а Рихард, она точно знает, её не тронет. Он только выглядит угрожающим, когда злится, на самом же деле он безобиден. Так ей казалось. Напрягает отсутствие хоть каких-либо звуков. Она должна была давно уже услышать Круспе, если бы он был тут. "Может привиделось?" — Джули хмурится в темноте и останавливается. Её рука устало гладит лоб, затем медленно и не менее устало опускается вдоль тела и, кажется нащупывает тумбочку слева. Она собирается вздохнуть или что-то пробубнеть себе под нос, а потом уйти. И ровно в тот же миг, не нарушая тишины, прямо перед лицом возникает тёплая крупная ладонь и зажимает ей рот. Джу запоздало вздрагивает и хочет было вскрикнуть. Сколько всего приходит в её голову за этот миг, что она готовится к сопротивлению. — Ч-ш. — коротко и отрывисто пересыпается шёпот Круспе. Девушка пытается зажмурится, чтобы унять уже ускорившийся сердечный ритм, но видит ту же пустоту, что и так была вокруг неё. Другая рука Рихарда поверхностно опускается Джули на спину, меж лопаток, и мужчина настойчиво ведёт её к выходу задом наперёд. Она только и успевает, что переставлять ноги, и совсем не сопротивляется. Вновь увидев свет, Джу облегчённо вздыхает. Рихард тут же её отпускает. — Что ты тут делаешь? — требовательно и нервно спрашивает гитарист, на что русская только усмехается. — Встречный вопрос. Мужчина цокает языком и отворачивается, скрещивая руки на груди. Ему совсем некомфортно говорить об этом, он вообще надеялся, что никто не застанет его за его тайным дельцем. Однако, неохотно, он отвечает, как пристыжённый ребёнок. — У Кусь завтра... Сегодня день рождения. — Ты же её не любишь, — полунасмешливо напомнила девушка. — Это наши с ней проблемы. — отмахнулся Цвен. — Хорошо, но зачем столько цветов? — Если это всё, то иди, пожалуйста, спать, а то у твоей подружки очень плохо со сном, и я не знаю, сколько у меня ещё времени. Его голос подрагивает от напряжения. Насколько же личным было для него то, за чем Джули его застала, раз он не бросается в атаку, не сердится, не раздражается, а только лишь нервничает, увиливая от ответов. Неясен его мотив, но мужчина всё-таки прав — это совершенно не её дело. Джу улыбается. Хихикает. — Ну, значит, ничего не подсыпал. И то ладно. А то я думаю: "Почему Алиса разрешает так спокойно шариться у неё в спальне?" — она, по-своему передавая, как эстафетную палочку, жест Тилля, приободряюще хлопает Рихарда по плечу и желает спокойной ночи. Едва ли она бы сделала так в обычной ситуации. Но это действительно помогло Круспе выдохнуть с облегчением. Этот жест словно скрепил какой-то негласный уговор между ними. Тайну, которую Джу как бы пообещала до поры до времени сохранить. Даже когда она уже ушла, руки всё-равно дрожали от волнения. Сильно хотелось закурить. Время поджимает. Или нет. Всё-равно надо спешить. Он взял очередную корзину и заново нырнул в темноту.***
В высокие скалы билась ледяная вода. Она с треском находила на камни внизу, прямо под ногами. На сером пасмурном небе, предвещающем грозу, отпечатались белые галочки чаек, стремящихся скорее добраться до берега, чтобы не остаться в шторм над водой. Пробивной ветер свистел с такой силой, что выдувал, кажется, не только все мысли, но и мозг. Кривой контур обрыва мелко сыпался в воду, сантиметр за сантиметром, неизбежно. На холодной земле, абсолютно босая, девушка знала, что ей остаётся только ждать, пока край скалы осыпется, и она упадёт. Обернувшись в очередной раз с абсолютным спокойствием в лице, она вновь увидела то лимонное дерево, что преграждало ей дорогу к отступлению. Она словно переглядывалась с ним, принимая свою погибель.Shut your mouth
Кусь вздрогнула. И только потом проснулась. Состояние сна всё ещё оставалось для неё непривычным. И как она умудрилась уснуть? Выключая будильник, девушка крепко зажмурилась и потянулась. Поверх одеяла, которое она, видимо, натянула во сне до подбородка, лежало что-то не очень тяжёлое, но крупное и увесистое. "Так, стоп! Одеяла на кровати не было, когда я ложилась... О чёрт, я же не ложилась в кровать, я уснула в кресле! Твою мать! Кто-то был в комнате!" Её глаза панически распахнулись, хватаясь сразу за все предметы вокруг: вот кресло в углу, вот столик, тумбочка, торшер, телевизор, комод и шкаф, окно и ваза, ваза, ваза, ваза, корзина, корзина, а это, кажется, ведёрко для льда... Всё в цветах. И тяжесть на одеяле — от нескольких больших букетов. Первый порыв вскрикнуть потонул в груди задолго до того, как Кусь набрала достаточно воздуха, чтобы этот порыв осуществить. Всё, чего касался её взор, было усыпано, устлано, загорожено цветами. Нежно-голубые, белые, серые, бледно-розовые, светло-фиолетовые и ещё сотни оттенков гладких лепестков. Даже пол по большей части был усеян цветами. Вся спальня. Яблоку негде упасть. И в самом эпицентре неуютно сжалась она, не зная, куда податься, чтобы взгляд не зацепился за бутон. Все эти цветы тянулись в её сторону. Алиса подумала, что проснулась в чужом доме или в чужом теле, или в чьём-то сне, уж не в своём точно. Кто мог подарить ей столько цветов? Какой-нибудь сумасшедший фанат — чего она, кстати, и не исключала — или тайный поклонник? Такие огромные деньги... Такие огромные силы тратятся только ради большой любви. Кто мог любить её настолько, чтобы приложить такие усилия ради одного её пробуждения? Недоверчиво опустив руку на свободный участок одеяла, девушка опасливо заскользила ей по холодному пододеяльнику в сторону букета белых пионов, лежащих справа от неё всю ночь. Настоящие. Круглые перьеватые бутоны были похожи на снежки или белых снежных птичек, прячущихся от холода. Гладкие лепестки встретили её кожу нежностью. "Они передают мне нежность того, кто всё это сюда притащил." Во всём этом великолепии кружились под потолком колибри, стрекотня их крыльев нудила и раздражала больше, чем комариный писк. Но Алиса больше не обращала на них внимания. Её чутьё сильно снизилось, потому что единственным, что мог уловить её чуткий нос — запах цветов. Как у неё на душе было неуютно, так же было и приятно. "Уж не знаю, кто это принёс и зачем, но я хочу оставить всё это себе. До последнего лепестка. И мне плевать, что это займёт половину самолёта. Я хочу таскать это с собой, пока последний стебелёк не издохнет. Я хочу найти того, кто мне это принёс. Я хочу его отблагодарить." На прикроватной тумбочке она нашла открытку. Матовую белую открытку, прислонённую к вазе с небесно-голубыми гортензиями. Ещё пока не решившись встать на пол, устеленный лепестками, Ал взяла открытку в руки и стала вчитываться в каждое слово, надеясь узнать кого-то из близкого окружения по почерку, а сама неосознанно гладила уголки, уже подсознательно доверяя тому, кто всё это учудил. Она ему уже доверяла. Резкие росчерки, но округлые и плавные буквы. Огромные, парадные заглавные, маленькие и аккуратные строчные. Вычурный, театрально-тонкий почерк. "Дорогая Алиса, с днём рождения! И пусть жизнь твоя становится с каждым днём только лучше." И короткая, словно небрежная подпись внизу — RZK. Тихо отложив открытку в сторону, девушка вздохнула, перебирая в руках букет пионов, что теперь покоился на её коленях, в её объятиях, словно дитя. — Рихард... — с безысходной горечью прошептала она и слепо ткнулась носом в ближайший цветок, вбирая полные лёгкие сладкого аромата, который, кажется, ещё хранил остатки лимонно-кислого запаха мужчины. Теперь она почувствовала того, кто тут побывал ночью.***
Когда Джули просила Тилля сказать остальным о поздравлении для Ал, даже близко не ожидала такого отклика. Она зашла в общую гримёрку, уже оборудованную всем необходимым к концерту, и обомлела. Мужчины собрались пораньше и накрыли стол. Говоря "пораньше", стоит отметить, что они явились на свою концертную площадку за три часа до намеченной генеральной репетиции, поскольку сама Джу приехала за два, а, чтобы сотворить такое, шестерым мужчинам часа вполне хватило бы. Это был не просто небольшой столик со скромной вазочкой и парой цветов, тортиком и, в крайнем случае, бутылочкой шампанского, как накрывают — дай бог хоть так — в честь дня рождения коллеги в какой-нибудь захудалой компании. Это был стол, за которым поместилось бы, кроме членов группы, ещё человек шесть; накрытый чёрт знает где добытой белой скатертью, с какой можно было сшить целый парашют; в самом центре стоял пышный, пропорциональный размеру стола, букет из сиреневых роз и розоватых гипсофилов, а вокруг — блюдца с фруктами и несколько бутылок игристого. Стульев было тоже излишне много, прямо как на каком-нибудь семейном застолье, когда приезжали все ближайшие и не очень родственники, которых именинник не всегда и узнаёт, а к каждому стулу уже был подготовлен комплект столовых приборов, тарелок и стаканов. Убранные чуть поодаль хлопушки тоже бросились Джу в глаза, однако не сразу, поскольку предусмотрительный Пауль спрятал этот шумный сюрприз "на десерт" и не хотел слишком рано выдавать предстоящую программу. А под потолком висели воздушные шары. Их тонкие ленточки спускались вниз и чуть доставали макушки Оливера, остальным же ничуть не мешали. Кроме шести членов группы девушка никого в комнате не застала. Пауль с хлопушками, Оливер с какой-то корзиной, чуть меньше тех, в которых Рихард, ныне дремлющий полулёжа на кресле, ночью проносил цветы в номер Кусь, Тилль выуживающий из недр тайников стопки, Шнайдер, отчаянно тянущийся, чтобы поправить гирляндочку, втихаря развешанную им на люстре, и Флаке, спокойно сидящий на диване. Всё это единым стоп-кадром отпечаталось в сознании Джули так плотно, что, кажется, ничем не выбить. Она очень сильно хотела, чтобы их старания подняли Алисе настроение, показали, что она важна для своих друзей, коллег и неважно, какая она — усталая, вялая или, наоборот, гиперчувствительная и энергичная, она всегда получит их поддержку и внимание. Всё это ей так необходимо, чтобы удержаться на плаву... — Ого, вот это вы постарались. — не сдержав удивлённого возгласа, она переступила порог. — Вообще-то большую часть сделал Рихард, — прикрывая рот рукой, чтобы звучать тише, Шнайдер качнулся в её сторону. — Когда мы приехали, стол уже был накрыт, а он спал. Мы принесли стулья, купили хлопушки тут неподалёку, и Тилль решил, что выпить надо побольше. — Рихард? — стараясь быть поражённой, Джу изогнула брови, хотя прекрасно понимала, что он подсуетился ночью и с утра не просто так. — Мы подготовили всё! У нас есть подарки, хлопушки, шампанское, вкусная еда, фрукты... — тут барабанщик замолчал, уставившись на вокалистку. — Мы не праздновали так твой день рождения. — О, ничего страшного, — помотала головой Миллер. — Всё это делается как раз для Ал, потому что ей это нужно. Ну, знаешь, она такая нервная. Я думаю, это её развеселит, вот и попросила Тилля, чтобы он помог всё устроить. — Кстати, мне и делать почти ничего не пришлось, — подал голос фронтмен, поворачиваясь к ним и тут же отправляя в рот спелую виноградинку. — Возьми на заметку, придёт ещё... — мужчина обернулся к столу и пересчитал стулья. — Четыре человека. — Ещё четыре? Я думала, только группа. — Джус отметила про себя, что лишние стулья всё-таки есть; наверное, Рихард уже настолько устал под утро, что просчитался. — Группа и близкие. Они сами решили поучаствовать в поздравлениях. Джо, Петер, Эмануэль и Ульрике. Ты их всех знаешь, как и Ал. Девушка кивнула. Что ж, раз работы нет, то придётся спокойно подождать, пока приедет виновница торжества.***
Кусь явилась ровно в одиннадцать. За три года выработала немецкую пунктуальность — даже если приходит раньше, то заходит ровно в то время, на которое назначено. Это слегка её утешает. Она открыла дверь и её встретила почти та же картина, что и с утра при пробуждении, разве что цветы сменились воздушными шарами. Девушка подняла голову к потолку и не могла сопоставить в голове, к чему же Вселенная её готовит, раз посылает такие приятные сюрпризы? Увидев всю группу, с улыбками ожидающую от неё хоть какой-то комментарий, Алиса замерла на пороге, у неё не было ни одного слова ни на языке, ни в мыслях. Она и ожидать не могла, что кто-то вдруг решит её поздравить, а тут поздравляют сразу все. Она ошарашено и смущённо оглядывалась по сторонам, понимая, что надо поблагодарить друзей за старания. Изнутри стало тепло, как будто солнечный луч светил ей прямо в грудь, освещая и согревая промёрзшую бледную кожу. Флаке незаметно похлопал Рихарда по руке, и тот сразу же поднял голову, открывая глаза, словно ждал только этой команды, хотя был немного дезориентирован. — Вот это вы постарались... — растеряно произнесла Ал, делая небольшой шажок навстречу. — Я даже не знаю, какие слова подобрать, чтобы вас отблагодарить. Клавишник снова пихнул Круспе, но тот лишь махнул на него рукой и круто повернулся в кресле, смотря прямо на Кусь и её реакцию. — Благодарить будешь после, — резво подскочил к ней Пауль и, взяв под локоток, провёл к столу, усаживая за главное место, откуда она могла видеть всех. Каждый взял по бокалу. Приосанившись, Шнайдер, внезапно для Джули, тихонько кашлянул и глубоким голосом произнёс с торжественностью: — Дорогая Алиса, от всей души мы поздравляем тебя с днём рождения! Пусть этот праздник принесёт тебе радость и уверенность в нашей беспрекословной дружбе. Мы желаем тебе безграничной радости и счастья на протяжении всего твоего долгого жизненного пути. И пускай твоя молодость длится вечно! — Пусть творческий путь будет в меру тяжёл и сносен для твоих плеч, чтобы было о чём творить, — подхватил Тилль. — Безоблачных снов и лёгких пробуждений, — кивнул Олли. — Самых крепких отношений тебе, дорогая наша! И оставайся такой душевной! О том, чтобы ты была любима, мы уж позаботимся, — промурлыкал Пауль и подмигнул. — Пусть все твои мечты и планы исполняются. А если нет, то пусть будет даже лучше, чем ты могла себе представить. — мягко улыбнулся Рихард. Флаке, удивлённый тем, что Круспе не сказал ничего провокационного или двусмысленного, выдал простое "Alles Gute". — Долгих лет жизни. И пусть она будет яркой и запоминающейся. — сказала Джули, глядя подруге прямо в глаза. — До дна. — До дна! Спустя каких-то полчаса собрались все ожидаемые гости. И именно теперь, а не в тот момент, когда Рихард презентовал меню, в котором каждое блюдо приготовил сам, чем тоже удивил именинницу, или когда Пауль взорвал хлопушки, усыпав пол и часть стола конфетти, наступило время Алисе поражаться. — Так, ну вот, все в сборе, сытые, разогретые, — подводил к главной части Ландерс, взявший на себя роль тамады. — Самое время вручать подарки. Все зашевелились, а Кусь молча прикрыла рот рукой. — Да ну нет... Вы серьёзно? Какие подарки, вы чего... — она и так чувствовала себя очень неловко из-за того, что весь праздник организовали за неё, хотя девушка не собиралась отмечать день рождения, она и представить себе не могла, что ради неё кто-то может так заморочиться. — Сколько тебе нынче годиков? — спросил Рихард, поднимаясь из-за стола. — Двадцать шесть. — В двадцать шесть надо уметь принимать подарки, не отнекиваясь. Полезный навык, порепетируй на досуге. — усмехнулся мужчина. Ал умильно хмыкнула. Но дальше не придала значения его словам, поскольку подарками её тут же завалили. Девушка участливо вскочила, только и успевая благодарить и улыбаться. Ульрике, которую Шнайдер с горем пополам всё-таки убедил, что всё в порядке и к новеньким он налево не ходит, торжественно вручила девушке очаровательную сумочку; Петер и Джо, плохо знающие гитаристку, подарили по мелочи для музыкального творчества (Летц, радостный от того, что она поигрывает на барабанах, достал для неё какие-то ужасно крутые подписные палочки); Тилль, Шнайдер, Пауль и Флаке тоже подарили по мелочи, Олли принёс целую корзину обожаемых Алисой лимонов, чем очень её обрадовал, хотя ей был скорее приятен факт того, что он помнит о её пристрастии, Джули передала красивую праздничную коробку, с содержанием оной Ал предстояло ознакомиться много позже, но то, что внутри, должно удивить её не меньше, чем альбом со старыми переписками Джу. Настала очередь Рихарда. Всё это время он сидел на подлокотнике дивана и терпеливо ждал. Именинница чуть было не забыла о нём, если бы в наступившем промежутке тишины он тихо не поманил её к себе. Девушка без задней мысли подошла к немцу, опуская ладонь в его протянутую руку, чтобы тут же пожалеть об этом. Потеряв бдительность, она совсем забыла, на какие внезапности способен Круспе. Он резко потянул её на себя, вынуждая чуть ли не упасть к нему на колени. И, хоть ему с его крепкими коленями, на которых было приятно сидеть, подошла бы роль Санты, выслушивающего детские новогодние желания, Кусь стало немного не по себе. Рихард для устойчивости положения девушки обвил рукой её талию. Довольно быстро его губы оказались у её уха. — Ну что, готова к ещё одному подарку или будешь опять отнекиваться? — Смотря, что это за подарок, — неуверенно ответила Ал, неуютно поёрзав. Ей было тяжело находиться рядом с Рихардом после всего, что между ними произошло. Возможно, в глубине души она боялась быть использованной снова. Лучше уж быть выброшенным одноразовым стаканчиком, чем одноразовым стаканчиком, который достали из мусорки для повторного использования. Чувствовала она себя прескверно на физическом уровне. А может просто не привыкла к лёгкому головокружению после того, как немного выпила. В конце концов она привыкла пить помногу и теряться в пространстве, но никак не бороться с отдаляющимися стенами. — Сейчас увидишь. Цвен завёл руку за спинку дивана и вытащил увесистый гитарный кейс. Кусь удивлённо подняла брови. Было трудно удивляться целый день, но потрясения почему-то не заканчивались. Мужчина протянул ей гитару, выжидающе наблюдая за её руками. Тяжесть на душе наравне с нарастающей тревогой закрыла порослью мха её сердце. Кусь очень настороженно относилась к подобным предчувствиям. Сегодня ей снилось что-то очень неспокойное. И у этого чего-то был запах Рихарда, который она слышит и сейчас, но куда тоньше, и вид лимонного дерева. Что-то так же подталкивает её к краю, не давая сбежать. Что-то над ней сгущается. И за этот чудесный день она будет очень жестоко расплачиваться. Расплачиваться до конца своих дней. — Ты серьёзно что ли? Не-е-ет... — всё ещё отрицая, протянула Кусь. — Бери. — Рихард, слишком... — Ал возвела глаза к небу. — Слишком дорогой подарок, я прекрасно знаю, сколько сейчас стоят инструменты. — Бери, — настойчиво повторял немец. — Я не могу. Правда, это слишком. — она взяла его за запястье обернувшейся вокруг талии руки, пытаясь ненавязчиво её скинуть. — Если тебе будет легче, я не покупал её, это из моей коллекции. — наклоняясь ближе, вполголоса проговорил Круспе, стоя на своём. — Ещё лучше! — опустив голову, воскликнула она. — Я представляю, сколько стоят такие, кхм, "игрушки", как у тебя... — Давай так: открой и посмотри, если понравится, то забирай без всяких угрызений совести. — Ох... Поколебавшись ещё чуть-чуть, Ал поняла, что переубедить мужчину ей сегодня не удастся. Судя по его стараниям, намерения он имеет довольно серьёзные, а потому спорить бесполезно. Она скромно и почти виновато взяла кейс и, всё так же виновато устроив его на диване, открыла защёлки, медленно приподнимая крышку. В форменном углублении покоилась металлически-белая гитара с заострёнными высокими рогами. На идеально-ровном лаковом покрытии тут же заиграл свет. Кусь отвернула голову, прикрывая глаза рукой. — Ну зачем... — Тебе нравится? Кусь замолчала. Она не могла просто сказать "Да!" и спокойно принять в подарок дорогущую гитару из коллекции самого Рихарда Круспе! Он был её кумиром долгие годы, всё, о чём она могла раньше мечтать — потрогать, подержать в руках инструмент, на котором он играл, а теперь он сам, лично дарит ей гитару. Вот так просто. Да, пускай завеса боготворения спала, когда они познакомились ближе, но она всё ещё уважала Рихарда как музыканта. Конечно, чёрт побери, она готова была завизжать от восторга, увидев эту замечательную гитару! Чёрт, да этой гитаре, наверняка, чуть меньше лет, чем и самой Кусь, а выглядит она куда лучше девушки! Однако одна лишь мысль о том, чтобы взять её... — Молчание — знак согласия, — Круспе хлопнул себя по освободившимся коленям. — Она твоя. Забирай. — Мне было бы достаточно и тех цветов... — тихо произнесла Алиса, непроизвольно улыбаясь. На этот раз в недоумении замер Рих. — Что? Откуда ты..? Как ты узнала, что я... — Ты расписался на открытке. — тепло произнесла гитаристка. "Чёрт!" — воскликнул про себя мужчина. — "Грёбаная привычка!" Он тут же чётко вспомнил момент, когда по инерции поставил свою роспись внизу на открытке и не заметил этого из-за усталости. Так его план остаться "анонимным дарителем" с треском провалился всего-то из-за такой мелочи, как открытка. Луч солнца, лежащий у Кусь на груди с начала дня, стал до того горячим, что расплавил бы её кожу, будь он настоящим. Девушка подошла к Рихарду и крепко обняла. — Спасибо за такой чудесный праздник. И невесомо поцеловала его в щёку.