***
— Фиалик! Переноси концерт! — беззастенчиво толкая дверь бедром, сообщил соло-гитарист на входе в комнату ожидания. Менеджер и без того был нагружен хлопотами — застать его так скоро было вообще чем-то из ряда фантастического, но у лысого немца было такое полезное свойство: когда он был крайне нужен, всегда находился в нужном месте, — и кое-как подавил желание закатить глаза, отчасти от усталости, отчасти — от действительно изматывающего характера Круспе. Эмануэль терпеливо вздохнул и медленно повернулся к двери, мысленно готовя себя к встрече с "монстром добрых вестей". Однако, увидев потрёпанный и взвинченный вид двух гитаристов и возбуждённо-испуганное выражение на лицах двух других, мужчина тут же изменился в лице. — Что случилось? — сделав невероятный финт бровями в непонимании, хмуриться или удивляться, он по-очереди оглядел Ал и Риха с ног до головы. — Вы как будто откуда-то грохнулись! — Ну почти... — девушка смущённо почесала затылок. Волосы, так тщательно подготавливаемые к укладке с утра, были безнадёжно растрёпаны. — О господи! Вы что, с платформы упали? — ужаснулся менеджер. Тем временем Джули молча подошла к подруге, показав крайнюю степень удивления, на которую в спокойном состоянии была способна — слегка приоткрыв рот. Она без слов взяла Ал за руку и оттянула рукав светло-серой толстовки. "Это что, строительная пыль? Вы где были, чёрт возьми?!" — Мимо! — махнув рукой, ответил Круспе. — Но кое-что действительно грохнулось. Грохнулось достаточно феерично! — Рихард, не смешно, — дрожащим голосом возразил ему Пауль, тот был, словно ни жив ни мёртв, нездорово-бледен и держал Оливера под локоть, чтобы ровно устоять на ногах. — Накапайте мне кто-нибудь валерьянки... — Короче! Эмануэль, дружище, — фамильярно улыбаясь, как чеширский кот, Рихард подошёл к Фиалику и, приобнимая его за плечо с полуобхвата, с явным сарказмом произнёс: — На тебя когда-нибудь падала огромная металлическая десятиметровая труба? — Что?! — менеджер буквально подпрыгнул на месте, сразу подбираясь и мысленно вставая на низкий старт. — Там подпорка у сцены рухнула, — спокойно подсказал Оливер, помогая Ландерсу сесть. Не сказав больше ни слова, Фиалик пулей вылетел из гримёрки и направился самолично запечатлеть факт крушения. — Вообще-то это не труба, это балка, фактически, — размышляла Кусь, нервно оттряхиваясь. — Не нуди, пожалуйста, — спокойно, даже без язвительности ответил Цвен, опускаясь в кресло. — Так, — протянул Флаке. — А теперь расскажите нам по-подробнее, что и на кого-то там упало? Ал вытянулась во весь рост, расставила ноги на ширине плеч, раскинула руки в стороны и покрутилась, демонстрируя пыльную одежду и общую неопрятность, а затем показала на Рихарда. Вся эта пантомима длилась секунд десять, после чего Кусь тоже упала на диван и стихла. — От сцены отвалилась балка, — Цвен закатил глаза на этом слове, запоздало выказывая своё недовольство тем, что гитаристка его поправила, и продолжил. — Концерт, скорее всего, перенесут. И я этому несказанно рад! Я не уверен, что вообще смогу после такого на эту сцену спокойно выйти. — Как понять "отвалилась балка"? — Тилль недоверчиво потёр подбородок. — Чем вы там занимались? — Ничего криминального. К сожалению. — Хотелось бы в это верить, — подозрительно сощурившись, сказал фронтмен и уткнулся в свои блокнотные рукописи. Фиалик примчался через пятнадцать минут, выведенный из душевного равновесия, на взводе, но сообщил, что переносить никто ничего не будет, сейчас всё починят, и в установленное время концерт состоится. Рихард негромко фыркнул "Абсурд!", однако в лицо менеджеру так ничего и не сказал. Мало ли где ещё могли не заметить недочёт, и что ещё может внезапно обрушиться посреди шоу? Ведь бешеная громкость, беснование тысяч людей и искусственные огненные взрывы в разы превосходят воздействие, оказанное простым ударом по металлу. По технике безопасности сейчас должна начаться полная проверка, которая займёт, в лучшем случае, часа четыре, а в оптимальном — все десять. Когда за Эмануэлем в очередной раз закрылась дверь, Джули неуверенно спросила у фронтмена: — А это не опасно? — Вообще-то опасно. Но, согласись, какой шанс, что что-нибудь ещё выйдет из строя? Молния дважды в одно место не бьёт. — А по-моему ой как бьёт, — покачала головой девушка. — Не нравится мне это всё. Я бы на его месте перестраховалась. Там же будет столько народу, не мы одни можем пострадать. — Никто не пострадал и не пострадает. — отрезал Линдеманн. — Всё будет в порядке. Занимайся своим делом и не создавай панику. С этими словами он и вышел. Миллер даже ждала, что вот-вот услышит щелчок закрывающегося замка, отрезающего их от коридора, однако этого не последовало. Тилль и не думал запирать несогласных с решением менеджера членов группы. Джу села на чёрный диванчик у кофейного столика и спокойно закинула ногу на ногу. Перед ней стояла чашечка ароматного бразильского кофе. Поднеся керамический ободок к губам, она подула на горячую пенку и отхлебнула, погружая мысли в чёрный мазутистый напиток. Всё это нереально. Никакая балка не обрушалась, а Фиалик, увидев это, понял, что Ал с Рихардом пошутили, и менеджер принял решение таким образом осадить их. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет... Дверь распахнулась, и в гримёрку заглянул Джо. Долговязый мужчина всунул туловище внутрь, перегибаясь через дверной косяк, и коротко сообщил: — Ал, тебя очень настойчиво зовут. Срочно, прямо сейчас! Девушка удивлённо раскрыла глаза. Кому прямо в этот момент она могла понадобиться? Все, кто мог её искать, и так находились в этом помещении, так что случилось, раз кто-то её зовёт? Может быть нужен переводчик с русского? Среди техперсонала на стадионе было достаточно русских, поэтому кто-нибудь вполне мог "не объясниться" с русским звукарём или, как раз, монтёром, кого, очевидно, и пошёл ругать Фиалик. — Сейчас! Иду.***
Кусь ждали у входа в стадионный комплекс. Джо довёл её практически до дверей и остановился чуть поодаль, указав рукой вперёд. Ал в полном недоумении готовилась к чему угодно, ведь за весь тот длинный путь, что они преодолели от гримёрки, Летц, на удивление, не сказал ни слова. Девушка подошла к выходу и поняла, что собравшееся там скопление людей человек из десяти ждёт её. Она сбавила шаг и настороженно, не привлекая лишнего внимания спорящих людей, приблизилась. Фиалик и несколько человек из охраны пытались по-немецки объяснить пришедшим людям, которых Кусь не могла разглядеть с расстояния, что посторонним запрещено заходить в эту часть комплекса, что тут располагаются артисты и комнаты для технического обслуживания стадиона, но их, кажется, не понимали от слова совсем. Алиса притаилась за спиной Фиалика, по-тихоньку выглядывая и рассматривая пришедших, а затем прячась обратно, но из-за широких спин охраны было трудно что-то выглядеть, особенно с её неидеальным зрением. Она очень не любила шум, создаваемый людьми, по ошибке или специально ломящимися в служебные помещения. А такие случаи происходили довольно часто, и в основном из-за фанатов, особенно настойчиво желающих пообщаться с музыкантами. Благо, Кусь никогда не встречалась с ними лицом к лицу, кроме мамы Джули, но та, вроде как, была исключением, а вот Тиллю в этом туре не повезло — прямо в его гримёрку в начале июля, в день концерта в Милтон-Кинсе, забежал фанат, прорвавшийся, хитростью ли, боем ли, через охрану. Никакой опасности он, конечно, не нёс, но такую тонко чувствующую натуру, как Тилль, сбил с рабочего темпа до самого вечера. Услышав, как позади него с ноги на ногу переступает гитаристка, Эмануэль повернулся к ней и спросил: — У тебя сегодня очень неудачный день, как я понимаю! — В чём дело? — недопоняла Кусь. — Ты их знаешь? — мужчина кивнул в сторону пятерых русских, довольно смиренно для фанатов стоящих на пороге и не переступающих его без разрешения. — Они не уходят ни в какую, говорят, что они специально приехали к тебе. Ал перевела взгляд на странную, разношёрстную компанию, жалостливо сдвинув брови. Охранники расступились. Впереди всех стоял среднего роста мужчина, он был весьма плотного телосложения и весьма среднего возраста. С рыжеватой бородой и вихрастыми, торчащими во все стороны волосами. Серые глаза всегда немного прищурены и смотрят ровно вперёд. Чёрная футболка "Король и Шут". Комичный весёлый мужчина с пивным брюшком. За ним стояли разного возраста молодые люди, примерно ровесники Алисе — двое парней и две девушки. Одна из девушек была высокой и очень утончённой, стройной, как цапля, и с будто вытянутым белым лицом, а вторая, напротив, была невысокой, чуть ниже Ал, и тоже небольшого телосложения, с более округлыми и дружелюбными чертами. У первой длинные русые волосы под широкополой летней шляпой спадали по плечам и доходили до поясницы, другая носила короткое чёрное каре с вьющимися концами и закалывала чёлку крабиками. Одна в приталенной, облегающей одежде, по моде, вторая в чёрном и мешковатом худи. Парни тоже были достаточно разными. Один, как минимум, был заметно младше — ему всего-то было лет двадцать от силы, а выглядел он и того моложе, меньше из-за худобы и общей несобранности. Большие глаза смотрели двумя обсидиановыми жемчужинами на фоне веснушчатых щёк и обескровленных губ, а тёмные волосы прикрывали высокий лоб и оттопыренные уши. А другой парень был невысоким и крепким, рыжевато-золотые кудри лежали на плечах. Светлая щетина, отрастающая уже в короткую бороду покрывала нижнюю часть лица, верхняя горела голубыми сапфирами. Чёрная лёгкая футболка демонстрировала открытую шею с большой впадиной под кадыком. Изуродованными руками парень постоянно теребил воротник. Кусь закрыла рот руками и глухо взвизгнула в холодные ладони, покрывшиеся потом. Сердце бешено застучало, зазывая её вперёд. — Алис, доброе утро! — улыбаясь, помахал рыжий мужчина. — Привет! — вторили ему остальные, только кудрявый парень молчал и лишь улыбался, не двинув ни губами, ни руками. Девушка ступила вперёд, отодвинула охранника и встала перед мужчиной, ясно улыбаясь. Глаза её заблестели от слёз радости. — Пал Палыч! Я так рада, что вы... Вы все приехали! — после чего Алиса лишь качнулась вперёд и тут же утонула в объятиях всех своих близких. Ей был рад каждый из странной компании: и высокая девушка с хищным лицом, и её фриковатая подруга, и молодой пацанёнок, похожий на воробья, и оставшийся в стороне кудрявый парень, отдалённо напоминающий Келлера... "Значит, всё-таки знает." — облегчённо подумал Фиалик, кивая охранникам, чтобы те вернулись на пост. — Наташка, ты совсем не выросла! — хохотала Кусь, трепля низенькую по чернявым волосам. — Аня. Ты не уменьшилась, — бессильно поднимая руки, Кусь опустила губы, мол, "я ничего тебе не предъявляю". — Яра... Ну ты жук, как всегда! Иди, обниму хоть! — с этими словами она крепко обхватила воробьёнка поперёк груди и приподняла, быстро покачивая из стороны в сторону. — Тяжёлый стал, жук! О, Пал Палыч! Вы как всегда в форме! Как там наши? Кто ещё уехал? — она пожала рыжему мужчине руку, но, когда тот начал что-то говорить, шагнула вперёд и крепко обняла. — Это ведь "Скотный двор" снова в сборе! Мне всех вас так не хватало... И они отвечали ей, что-то быстро, в спешке, лепетали, как будто все стояли на перроне, куда пришли проводить её. Как будто спустя восемь лет никто не изменился. А надо выложить все эти восьмилетние новости враз, за пять минут. Аню и Наташу Кусь не видела все эти восемь лет, даже не слышала, не подозревала, что там и как у них творится. Она слышала только рассказы Пал Палыча, когда созванивалась с ним — обсудить творческие моменты, ведь, несмотря на огромное расстояние и временной промежуток, он навсегда останется её учителем, духовным и творческим наставником. Жук тоже последний раз появлялся в её жизни восемь лет назад, до университета, хотя в школьные годы она, как заводила и старшая основательница банды, где Яра тоже участвовал, была ему как старшая сестра. А светлый... — Лёша. — повернувшись к нему всем телом, Алиса глядела и не могла оторваться. Она терпеливо ждала какого-то знака, позволения, пока тот стоял в стороне и не спешил присоединиться к счастливому воссоединению. Раневский был счастлив видеть Ал, но мог ли он позволить себе испортить всем впечатление своими руками и голосом... Кусь шагнула к нему, останавливаясь прямо перед парнем и, улыбнувшись сдержанно и слишком по-дружески, заключила его в объятия. Спрятав руки за своей спиной, Алексей притёрся щекой к её, изображая объятия, и прикрыл глаза. Слишком уж светлы были её лик и образ, чтобы омрачить своими бесполезными изуродованными руками. Если бы не та глупость, его пальцы сейчас бы гладили её спину, прижимая любимую лучшую подругу ближе, но Лёша в юношестве был слишком необузданным кретином, не умеющим остановиться, когда следует. Алиса не любила того, что он стесняется своих рук. Это было не так. Он их не стеснялся, он их попросту отвергал, отрицая даже здоровые и не полностью ампутированные пальцы. Для него у него не было кистей вовсе. Попытавшись издать хоть звук, Раневский вновь наткнулся на этот же барьер. Вот уже десятилетие он нем. Воздух вышел, звука нет. Лучше поберечь возможность сказать пару слов на потом, а не тратить всё сейчас. Прям как в той притче: "молчал он три года, а потом подошёл и сказал..." Сколько воспоминаний к нему вернулось, когда Ал его обняла. Теперь он понимал, что всё выглядит иначе. Теперь он мог сказать, что наблюдает за ней, как за своим кумиром, кого знал с детства, но дорожки разошлись, и ему грела душу мысль, что хоть у неё мечты сбылись. — Ребят, ну чего мы стоим? Пойдёмте, я вас хоть, не знаю, познакомлю с моим новым коллективом! — предложила Кусь. — Там есть, как минимум, двое человек, кому безумно интересно послушать, где и с кем я играла в юности. Пойдём! Алиса скучала по их родным, но таким незнакомым теперь лицам, по забавам, которые все они придумывали раньше, по музыке, что они играли, и по дружбе, не разрушившейся после такого длительного расставания. Наверное, вот кто её настоящая семья. Вот они — её близкие люди. С самого начала и навсегда. В гримёрке, куда уже вернулся Тилль, стояла плотная тишина. Хоть ножом режь. Все молчали. Рихард, будто не его с утра могло насмерть прибить огроменной железкой, листал ленту в Instagram, и ему было абсолютно всё-равно, куда упорхала столь же невезучая Кусь, даже не удосужившись переодеться. Пауль со Шнайдером кисло развалились на диване без малейшего желания что-либо выдумывать и хило пинали друг в друга диванную подушку. Флаке смотрел телевизор на нулевой громкости. Оливер же перебирал в руках распечатанные фотографии и подписывал на обороте даты и места, где и когда эти шедевры были сделаны. Джули читала новости, параллельно подставляясь под руки Елены, собирающей её волосы в косу. Прямо как в детстве. Когда отворилась дверь, и русский гомон протиснулся в помещение, все с синхронностью племени сурикатов повернули головы, натыкаясь взглядом на входящую боком Кусь в сопровождении незнакомых людей. Судя по восторженным репликам, Ал была рада находиться рядом с ними и весело болтать о каких-то своих русских делишках. Круспе по-русски не сильно много понимал. Да и Оливер тоже. Пауль неплохо говорил по-русски, как и Тилль, как и Флаке, как и понимающий достаточно много Шнайдер, у кого была русская жена несколько лет назад. Рихард от своей бывшей возлюбленной — и от прошлой бывшей возлюбленной — ничему так и не научился. Мог сказать "спасиба" и "да свиданья", но не более. А то, как быстро лепетали трое вошедших девушек и трое представителей мужского пола... Рихарда немного холодило от непонимания того, что они сейчас обсуждают. Русский достаточно грубый язык, а потому для непривыкшего уха звучит местами угрожающе, особенно эти "д" и "т", словно из автомата стреляют. Бр-р-р... Кусь взмахнула руками. — Момент! Сейчас со всеми познакомлю! Миллер спокойно отложила планшет, мысленно отсчитала до трёх и скрестила руки на груди, чтобы избежать недовольного оха. — Что ты делаешь? — Подожди! Сейчас всё узнаешь! — с настораживающей активностью в движениях и с блестящими от жизни глазами воскликнула Ал. — Ребята! Вы не поверите! Ко мне приехали мой русские друзья! Это моя первая группа, с которой я выступала в школьные годы, и мой преподаватель! Рихард окидывает гостей взглядом. Все они, как калейдоскоп, разноцветные и непохожие, и не очень похожи на музыкантов. Хотя, в нынешние времена музыканты редко похожи на музыкантов. Сейчас, кажется, вообще никто не похож на музыкантов. Трудно представить этих молодых, ровесников Алисы, и, — о, кажется, совсем юного студентика — помоложе, скачущими с гитарами на небольшой сцене в тёмном подвальчике в каком-нибудь тесном городке. Ал с такими странными людьми водится, что даже становится понятно, почему она сама вот такая. Необычная. Кудрявый парень, что держится особняком, приковывает взгляд соло-гитариста. Он очень сильно похож на Лео и навевает Круспе кое-какие воспоминания... Кусь стыдливо опускает глаза и продолжает говорить: — Он очень похож на парня, которого я люблю... "Это он!" — проносится у него в голове, и мужчина чувствует то же, что и в день знакомства с Келлером. Его потряхивает. Взгляд судорожно бегает по невысокой фигуре парня, пытаясь зацепиться хоть за какое-то отличие, опровержение, хоть какую-то деталь, которая докажет, что это не он! Это не он в сердце у Алисы! Не этот согнутый, забитый, неуверенный... подросток! Он видит: лёгкая чёрная одежда, беспорядочные нестриженые кудри, обросшая щетина, спрятанные в карманы руки. Тот переминается с ноги на ногу, смотрит то в пол, то на Алису, опускает подбородок и прячет руки. Шея... "Что с его шеей?" — Рихард сначала думает, что ему кажется, что у него совсем упало зрение, и он перепутал, но на шее под кадыком у этого парня он явственно видит... дырку. Или, по крайней мере, нечто, на неё похожее. Рассмотреть лучше не даёт сам парень, вечно опуская голову. Рихард решает встать и подойти к русским под видом дружелюбного знакомства. Ал смотрит на него удивлённо, даже с восхищением, когда немец приближается и протягивает руку рыжему мужчине. Тихо кашлянув, Цвен всё-таки вспоминает ещё одну фразу на русском. — Меня зовут Рихард. Кусь чуть не взорвалась от восторга. Пал Палыч улыбнулся и крепко пожал его руку, вежливо кивая. — Павел. Очень приятно! — Очень приятна. — с трудом повторил Круспе. Поцеловав руку каждой девушке — одна из них залилась краской, а другая даже не моргнула — и пожав узкую кисть чернявого "воробьёнка", добрался наконец и до кудрявого. Тот замялся, не спеша отвечать на рукопожатие, и молчал. Рихард вопросительно вскинул брови, глядя на него. Парень стушевался, но так ничего и не сделал. — Лёш, не стесняйся, он не пугливый, — полушёпотом произнесла Кусь. Раневский настороженно вздохнул, но вытащил руку из кармана и протянул в ответ Рихарду, специально оставляя расстояние, чтобы тот мог полюбоваться двумя с половиной пальцами. Немец глянул на его ладонь и понимающе раскрыл рот. Лёша положил вторую руку на грудь и провёл вниз. — Он говорит, что ему приятно познакомиться. — подсказала из-за плеча Ал. Наконец Круспе удалось рассмотреть странную впадинку на шее у русского. Это последствия операции, даже шрам виден. Ему удалили голосовые связки. За всю свою немаленькую жизнь Рихард лишь во второй раз видит подобное. До этого на коротком расстоянии ему рассмотреть прошедшего такую операцию не доводилось. Раневский, видимо, чувствовал взгляд на шее, оттого смутился и вновь опустил подбородок. — Он не может говорить, — догадался Цвен. — Да. Он только слушает и показывает жестами. — кивнула Кусь. — Лёша очень этого стесняется, не нервируй его, ладно? Ради меня. — пользуясь привилегией трилингва, она проникновенно положила мужчине руку на плечо и попросила: — Не сделай, как с Лео. — Я понял. — гитарист по-немецки обратился к Лёше. — Sprichst du Deutsch? — тот помотал головой (на самом деле этот вопрос — единственное, что Раневский понимал на немецком). — Do you speak english or russian only? — парень покивал. — English? Good! Let's go out to talk. — Рихард взял его под локоть и повёл к двери под удивлённые возгласы. — Кусь, заверь своих товарищей, что я твоего кучерявого не съем! После этих слов он вытолкнул Лёшу за дверь и вынырнул в коридор сам. Русские гости недоумевали, куда Круспе потащил их друга. Кусь тяжело вздохнула и преградила им путь вдогонку. — Всё будет хорошо! — громко и с уверенностью заверила она. — Рих ничего ему не сделает. Максимум, проведёт лекцию по поднятию самооценки. — девушка устало потёрла переносицу. — Хотя, я надеюсь, до этого не дойдёт. Ещё одного Круспе нам только не хватало. — Ты говоришь, как будто твой любимый Рихард какой-то не такой. — насторожилась Ната, проницательная, как и всегда. — Всё хорошо? — Долго рассказывать, — Алиса присела на диван, который компании уступили Пауль и Шнайдер, перебравшись в кресла. — Садитесь! Мы так давно не виделись, я расскажу вам чего-нибудь интересного, а вы мне! Мне правда не терпится узнать, как у вас с работой, семьями и всё такое. Ната! Пал Палыч говорил, ты замужем... Лёша вопросительно воззрился на мужчину, выдохнувшего с облегчением, как только дверь в гримёрку оказалась закрыта. Их с Алисой давний кумир вблизи казался измотанным и загнанным, как бесперерывно участвующая в турнирах гончая. Рих опустил плечи и сосредоточенно помассировал виски. Как он собрался объясняться с этим пареньком на абсолютно разных языках? Дело даже не в том, что Раневский по природе своей русскоговорящий, а Круспе, хоть убей, двух слов связать не сможет. На самом деле, из-за кочующего характера работы он уже побывал в разных ситуациях, в том числе и в тех, где ему, вдрызг пьяному, удавалось объясниться с иностранцами, которые ни слова не понимали ни по-немецки, ни по-английски. Но сложности добавляло то, что Алексей мог только слушать. Слушать, как Рихард, кому английский не родной, пытается говорить понятными словами для него, кому английский так же не родной, и притом с помощью жестов, которые не понимает Рих, давать понять, что всё понимает. Ведь если Раневский не даст понять, что он понимает, то Круспе не поймёт, говорит ли он с толком. В какой-то момент немец может не понять, что его не понимают. Лёша разглядывал мужчину несколько издалека. Как тот пытается морально себя подготовить, строго сжимает челюсти, жмурит лоб, глубоко дышит. Как на открытых предплечьях то и дело поджимаются мышцы, отчего кажется, что парень его уже чем-то обидел и рассердил, если не сказать вывел из себя. Алексей видел в Рихарде внушительного человека и всегда хотел быть на него похожим. Кроме прочих плюсов, Круспе нравился Алисе, что, впрочем, было самым важным в характеристике, которую бы дал Раневский. Цвен собрался. И глубоко вдохнул, выпрямляясь. "Сейчас начнётся цирк." — Послушай, я знаю, что ты нравишься Алисе, все дела. — начал немец и вдруг с самого начала наткнулся на удивлённо-недоумевающий взгляд напротив. — Только лицо такое не делай! Не знаю, что между вами было в России, но, я думаю, она давала достаточно намёков. Мне-то абсолютно всё-равно. Сейчас, после того, как она уже единожды сделала выбор в пользу того, кто напоминал ей тебя, я не собираюсь с треском проиграть во второй раз. Если для неё ты лучше меня, то пусть хотя бы это будет оправданно! Ты понимаешь? Лёша закивал. — Отлично! Во-первых, выпрямись! Не сутулься. Раневский неловко расправил плечи, глядя на него в поисках одобрения или подсказки. Такое требование, в целом, было неудивительно, парню часто об этом говорили, но слышать такое замечание от Рихарда Круспе, а не от матери или Пал Палыча было несколько стыдно. — И хватит смотреть в пол! Ты мужчина или кто? Кого ты, мать твою, боишься? Алексей скосил глаза. Бояться это немного не то слово. — Подними подбородок! — после этих слов парень немного приподнял голову, тяжело сглотнув, но этого Рихарду показалось недостаточно. — Подними, говорю! Шрам на шее — это пустяк, поверь моему слову. — убедившись, что лицо юноши направлено чётко вперёд, мужчина продолжал преисполненно, но нетерпеливо: — Нет ничего страшного, почему ты вообще пытаешься это спрятать? Встречай удары судьбы гордо. И вытащи, наконец, руки из карманов! Лёша в ужасе накрыл рукой грудь и несогласно помотал головой. — Я тебе гарантирую, никто от ужаса визжать не будет. Это не страшно, это не уродливо, это не смертельно! Раневский вновь не согласился. — Мне тебе помочь их вытащить оттуда? Поверь, тебе этот процесс не понравится. Лучше смирись и сделай это сам. Парень робко вытащил вторую руку из кармана джинсов и тоже прижал к груди, нервно потряхивая и с непривычки не понимая, куда их деть. — Расслабь плечи! — Рихард подался вперёд, проводя по напряжённым предплечьям Раневского и как будто фиксируя их в опущенном положении. — Вот! Пусть свободно висят вдоль тела, не напрягайся. Тебе же самому легче будет изъясняться на твоём этом жестовом языке. Лёша развёл руками, хмурясь, и помахал ими по воздуху, беззвучно шевеля губами. И, к собственному удивлению, Рихард его понял. — Нет, это всего лишь дурацкая привычка, а психологически тебе вовсе не комфортно. Не твои руки приносят тебе дискомфорт, а твоя неуверенность. Тот протестующе замахал руками перед собой. — Не отнекивайся. Ты себя со стороны видел? Согнулся в три погибели, скуксился и стоишь с краю. Ты что, всегда такой пассивный? Жизнь-то уходит! Подумай об этом. Лёша молча бормотал что-то про Алису, гитару и школу. Цвен замер и непонятливо наклонил голову. — А причём тут Ал? А, она нравится тебе, — протянул он, отчего Раневский побледнел, усиленно мотая головой и отмахиваясь руками, но немца было уже невозможно переубедить. — Знаю же, что нравится. Не дрожи ты так, я не буду с тобой соперничать, это уже не в моих полномочиях, мне пятьдесят два, это было бы неравной борьбой. Как бы горько не было это признавать, я бы с превеликим удовольствием поприсутствовал на вашей свадьбе. Она заслуживает лучшего, чем я. Лёша нахмурился, отшатываясь назад и продолжая мотать головой. Он не мог себе представить, что может быть женихом Кусь, у него не было на то ни малейшей надежды, как и на возвращение голоса. Да зачем он вообще сдался Алисе? Парень, как и Рихард, боялся, что он не подходит девушке и принесёт ей несчастья. — Если тебе будет легче, мы с Кусь не спали. — заверил Цвен. — Насколько мне известно, твоя Джульетта ещё чиста и невинна. Психологически — не совсем, конечно, но ты и сам, как я вижу, неважно себя чувствуешь. Не зная, как ещё его переубедить, Раневский гневно опустил ладонь ребром и покрутил пальцем у виска. Губы его зашевелились с такой скоростью, что Круспе стало трудно читать слова. — Помедленнее, пожалуйста. — спокойно попросил мужчина, внимательно глядя на его лицо. — Нет, я не сошёл с ума. Я вполне серьёзно. Раз тебя она любит больше, да и подходишь ты ей куда больше, я не могу препятствовать. Лёша закатил глаза. Как объяснить ему, что Ал не собирается заводить отношения с инвалидом? Раневский ей не нужен. Ей нужен кто-то сильный духом и телом, кто сможет защитить её и её неустойчивый, полный лишений мирок, при этом не врываясь в него с интервенциями и своими законами. Ей нужен телохранитель, а не исследователь, и уж тем более не забитый слабак, коим уже давно себя признал Лёша. С потерей голоса Кусь стала его защищать, а не наоборот. Это она скалилась на всех, кто смел хоть слово плохое сказать о бывшем вокалисте "Скотного двора", это она со своей бандой, куда Алексей попал вроде как случайно, караулила после школы неугодных им людей и запугивала, это она была пробивной заводилой после того, как он больше не находил в себе сил быть таким. Нужен кто-то, кто будет готов пойти на такие же подвиги ради неё. Кто ей докажет, что жизнь не заканчивается где-то в прошлом, а уходит вперёд, далеко за пределы видимости. — Я... — тихо и странно произнёс Лёша. Он всё ещё мог говорить, но тихо и искажённо, словно на вдохе. Издать хоть звук голосом для него было неприятно и странно. Он не любил это делать, и слишком часто пользоваться не мог. Рихард шокировано вытаращил глаза. — Я не м-могу... — внимательно подбирая ограниченные слова, сказал Раневский. Голос его звучал из глубины груди, как будто из большого котла, и казался гулким, трубным. Как только губы сомкнулись, парень закашлялся. То место, где были голосовые связки, засаднило из-за долгого молчания и жажды. Он, помня то ощущение "говорения", пытался их использовать, но каждый раз натыкался на пустоту. Прикасаясь к груди и спине, немец помог согнувшемуся парню выпрямиться. Всё это время в его душе было пусто. Как в космосе, как на безжизненной глубине, как в Ничто. Что скажет Кусь? Она хотела получить немецкое гражданство, но, кажется, относится к тем людям, которые могут поменять свою точку зрения. Почему она так сильно любит Алексея, но ни разу за долгие годы, прожитые с ним бок о бок в России, ни разу ему об этом не сказала? Получается, раз Лёше она тоже нравится, девушка уже упустила свою любовь? Но что тогда значила её связь с Рихардом? Что если она им воспользовалась, а не он ей... Когда вернулись Рихард с Лёшей, компания целиком оккупировала диван, сев вкруг. Джули с Еленой подсели ближе, чтобы тоже посмотреть на памятные снимки и послушать про детство Кусь и её товарищей. Пауль, уперевшись локтями в спинку позади дивана, переводил для остальных, о чём говорят русские. Ридель с крайним любопытством заглядывал сверху, что за снимки передавал всем Пал Палыч. — Это просто очаровательно! — умилительно запищала Елена, оживлённо рассматривая фотографию на телефоне тёмненькой барабанщицы. — Ваш сыночек просто прелесть! Как вы его назвали? Ната сидела по правую руку от Ал, абсолютно красная, как варёный рак, и смущённо лепетала: — Егор. Ему уже два года. — Какой ангелочек! Я так люблю детей, вы бы знали! — всплеснув руками, она радостно воскликнула: — Жду не дождусь, когда же моя дочь подарит мне внуков! Миллер чуть не подавилась воздухом. Этого только не хватало. Чтобы мама ещё торопила её в роддом! — Ты что говоришь? — шикнула она, неуютно скрестив руки на груди, просто не смогла удержаться. Такого абсурда Джу от неё ещё не слышала. — Ну а что, — Елена заговорчески толкнула её локтем и стрельнула глазками в сторону Тилля. — Вокруг столько красивых джентльменов, а тебе уже не восемнадцать, Летти. Биологические часики-то тикают. — вдруг она глянула на Кусь. — А ты, дорогуша, думаешь рожать? Все, даже не думая возразить Гогель, повернулись к Алисе. Та была внешне абсолютно спокойна и даже бровью не повела. Собравшись с мыслями, она поняла, что слишком давно её преследуют отголоски тщательно охраняемого прошлого. Осознавая, что все её секреты и тайны только в её руках, она вспомнила, как уже намекала. Алиса ровно кралась, будто плыла по полу, к колыбельке, не сводя с неё глаз. На дне зрачков, что было видно даже издалека, плескалась холодная речушка без берегов. Хладнокровно подступив совсем близко, она вытянулась ровно над свёртком, глядя на него сверху вниз из полуопущенных век, словно о чём-то задумалась.Mein Vater war genau wie ich Dein weisses Fleisch erleuchtet mich
— Сейчас! — выкрикнул Зоран. Одну из камер поспешно переместили чуть назад, чтобы зацепить всю картину полностью. Началось соло, и Кусь резко, со скоростью молнии, обрушилась на хрупкую колыбель. Джус, которой разрешили понаблюдать за процессом, пока вновь не наступила её очередь, вздрогнула. Её подруга опрокинула колыбель, и свёрток с предполагаемым младенцем оказался погребён под покосившимися стойками кроватки и перекладинами. Войдя в раж, гитаристка с горящими ненавистью к несуществующему ребёнку глазами притопнула одной ногой и принялась бить ногами показывающийся из-под кроватки комочек. Едва успев сделать перерыв между ударами, она ухнула вниз всем телом, схватила всё ещё замотанного в серо-голубое одеялко младенца, подняла и начала неистово рвать зубами и руками. Из одеялка во все стороны полетел пух. Она подумала, что хочет сказать об этом. Кому ещё, если не близким людям? Всё-равно притихшая Джули уже всё знает. — Я бы хотела. Но я... — Ал отвела взгляд в сторону и сглотнула, как будто не могла сказать прямо и смело. — Я бесплодна. И пока вы все не начали меня жалеть, вам стоит знать, что это зависело не от меня. — ...bin unfruchtbar. — бездумно переведя это, Пауль, как по щелчку пальцев, смолк. — Что? — переспросил Круспе и нахмурился, подходя ближе. — Что она сказала? Кусь прикусила губу. Теперь ещё и Рихард услышал. Хотя для него это уже ничего не изменит. Ровно как и для неё. — М-милочка, — смятённо пробормотала Елена. — Почему же ты не лечишься? — Это не лечится. — смиренно развела руками девушка. — Это произошло со мной ещё в подростковый период, а после того, как меня избили на первом курсе, лишь усугубилось. — Мне жаль, — сочувственно сказала Ната в качестве поддержки, но после того, как она сама стала матерью, для неё это было недосягаемо. — Всё нормально, я не страдаю от этого. — ложь, бездумная, наглая ложь. Круспе хотел возразить. Круспе хотел тут же спросить, почему она ему ничего об этом не сказала. А потом подумал "Ладно! Если это уже ничего не изменит, то зачем спрашивать и причинять боль и без того обиженной жизнью девушке?" Он промолчал. Наверное, обо всём, что нужно, она расскажет рано или поздно сама. Ей и вправду уже не шестнадцать. — Ну, я верю, что теперь у тебя будет больше возможностей с твоей нынешней работой, — положив руку на её напрягшееся плечо, успокоил Цвен. — Не зацикливайся на этом, ладно? Мы тебя всё-равно любим. — Да! — согласно вставил Оливер, тоже слегка выпавший от такой новости. — Всё-равно любим. — Ну вот! — сказала Алиса, поворачиваясь к Круспе с серьёзным лицом. — Ты всё-таки начал это делать. — Делать что? — не понял тот. — Жалеть меня, — грустно улыбнулась девушка и, окинув взглядом разложенные на столике фотографии, протянула одну карточку ему. — Пожалей лучше её. Меня не надо. Мужчина взял фото в руки. На цветной упругой бумаге были белые уголки, а на самой картинке — группа подростков самых разных возрастов, преимущественно парни. Они все были одеты практически одинаково: чёрные косухи, чёрные футболки, крашенные джинсы и волосы, цепи. Каждый опирался или закидывал на плечо бейсбольные биты, у кого-то покороче, у кого-то подлиннее, светлые, чёрные, шипованные, с металлической краской и обмотанными ручками. Все дети построились как на школьной фотографии, высокие встали назад, низкие и младшие — вперёд. В центре, с расстоянием примерно в шаг от каждого соседа, стояла девушка с тёмными волосами до плеч. На ней была косуха не по размеру и чёрная футболка Rammstein, подвязанная цепью. Девушка с круглыми щёчками имела очень тяжёлый взгляд, и она устремила его прямо в камеру, оттеняя своим серьёзным лицом весь снимок. У этой девушки довольно знакомые зелёные глаза и волосы с проседью, хотя на фото ей лет, наверное, шестнадцать. Биту она держит перед собой, опираясь двумя руками, как на трость, и стоит прямо. Как натянутая струна. Рихард смотрит на Ал. — Это ты? Девушка кивает. — Ты очень красивая. — Я знаю. Мужчина кивает. — Каждый раз, когда тебе захочется меня пожалеть — жалей её, а не меня. Мне это уже не нужно. — И ей уже не поможет. — Но ей нужнее. Цвен откладывает фото на стол и громко произносит по-русски: — Хороший. Кусь вздрагивает от неожиданности, с которой зазвучал его голос. — Хорошая. — поправляет она. — Фотография это она. Пал Палыч нас фотографировал. Рихард теряется с ответом. Хочет попросить её говорить на немецком, но осекается на полуслове, думая, что так ничего не поймут её друзья. Просит Пауля о помощи. И остаётся смотреть старые снимки. Потому что так интересно узнать побольше о недосягаемой Кусь. Фиалик застаёт всю группу сгрудившейся толпой у фотографий и даже поражается тому, как они легко нашли общий язык с русскими. Но тем не менее, ему приходится нарушить идиллию. — Ребята! Мне очень жаль вас отвлекать, но у нас нарисовалась ещё одна проблема. — В чём дело? — довольно спокойно спрашивает Тилль. — Группе для разогрева задержали самолёт, они не успевают к началу выступления. Ал хитро улыбается и, окидывая взглядом вновь собравшийся Скотный двор, спрашивает: — Замена подойдёт?