Утопиться в Море

      Монотонный стук колёс отмерял расстояние от столицы до Города-на-Горхоне.       Расстояние до дома.       Считанные часы оставались до встречи с отцом. С друзьями детства. С тем, что было где-то в прошлом, но пронзало линиями настоящее и стремилось в будущее.       Артемий Бурах держал в руках помятое письмо. Отец сообщал, что всем, в том числе и сыну, предстоит тяжёлое испытание. Душа Артемия терзалась беспокойством. В последний раз отца он видел шесть лет назад, и ему не хотелось приехать в опустевший дом. Он молил всех богов, чтобы отец дождался его.       Почувствовав душевные колебания мужчины, качнулся поезд. Качнулся с такой силой, что стоявший на ящиках деревянный гроб свалился на пол вагона.       — И давно он здесь? — подумал про себя Бурах. — Раньше я что-то его здесь не замечал.       Просидев в вагоне почти целые сутки, Артемий уже успел выучить окружающую обстановку наизусть.       Если только это был не сон.       На нервной почве мужчине стали сниться странные сны. Вещие или нет — покажет время. Дома всегда были вещие. Только он разучился их видеть… и понимать. Дома, где пахнет цветущая твирь и лёгкие дышат степным воздухом, всё было по-другому.       Бурах сильно зажмурился и снова открыл глаза, пытаясь прогнать навязчивое видение, но ничего не вышло. Гроб всё так же стоял на середине вагона.       Артемий сел на ящик рядом и скрестил пальцы в замок, размышляя, что теперь делать. Пустой ли этот гроб или ему придётся остаток дороги ехать с трупом в одном вагоне? Чтобы это узнать, нужно открыть крышку. А нужно ли…?       Отвечая на все вопросы, и одновременно добавляя новые, крышка открылась сама.       Из гроба поднялся мужик, вылез наружу, захлопнул своё лежбище и сел на гроб.       Движения мужчины были настолько плавные и размеренные, что казалось, он исполняет пантомиму, а Артемию отведено сиденье в первых рядах.       Также неторопливо мужик повернулся к Бураху и спросил:       — Как ты оказался в этом гробу?       Бровь Артемия непроизвольно поднялась:       — В гробу был не я, а ты? Зачем ты туда залез?       — Прятался.       — От кого? От смерти?       — От неё. Да и от людей, знаешь ли. Рано мне пока ещё вылезать. Рановато.       — Значит, тоже в наш город едешь?       — Гроб — это лучший транспорт. Доставляет в такие дали, куда даже мысль не достаёт.       — Ты похож на живого. Стало быть, этот транспорт пока тебе не по карману. Безбилетник?       — Такой же, как и ты.       — На этот поезд билетов не продают.       Диалог закончился. Бурах проглотил все свои слова и вопросы, словно всё и так было ясно. На него внезапно накатила волна усталости, словно он не спал несколько дней. Артемий добрался до своей лежанки и тут же провалился в сон.       Внезапно, послышался резкий скрип тормозов. Потом, вагон пошатнуло, и сидящего на полу Бураха впечатало затылком об стенку. В ушах мерзко зазвенело. Коробки и посылки разметало по всему пространству. Артемию чудом удалось не оказаться погребённым под завалами. Дверь вагона оказалась открытой. Шатаясь, Бурах вышел на улицу. В нос ударил горький запах дыма… и смерти.       Прямо на железнодорожных путях, тянущихся в бесконечную даль, стоял огромный Бык. Он был выше поезда, выше дыма костров и его рога тянулись до самых небес. Что-то про огромного быка из степи крутилось у Артемия на языке, но как он не силился, ничего не шло на ум.       Чуть поодаль, выстроившись в ряд, стояли высокие чёрные фигуры. Такие же существа, образовав круг, стояли на кургане. И вокруг этого шабаша, по всей глади степи, рассыпались огоньки костров. Подойдя ближе, Бурах заметил, что эти существа носили птичьи маски и напоминали каких-то злых степных духов. Возможно, Артемий их видел в горхонском театре, но и это воспоминание словно было в другой жизни и отражалось лишь эхом в чертогах памяти.       Мужчина решил подойти и заговорить с одной из птичьих сущностей. Та, опередив его возможные вопросы, сказала:       — Рельсы — это красиво. Они всегда ведут к одной цели, и свернуть с неё невозможно. Разве что вот так, глупо — потерпеть крушение по пути. Погибнуть, лишь бы только избежать своей судьбы. Глупо. Скучно.       — Кто вы такие?       — Мы — добрые люди. И говорим тебе по доброте душевной — возвращайся в вагон. Поезд скоро отправится дальше.       — Что за беда здесь случилась?       — Где — впереди или сзади?       — Сзади.       — Это Бос Турох. Существо из степных легенд, отец всего живого, из которого был сотворён мир. А что он сейчас пытался сотворить? Глупость. Жизнь никогда не остановит смерти.       — Где же смерть?       — Как видишь, по этой артерии кровь больше не течёт. Впереди тромб. Ты врач, говорят? Есть ли у тебя с собой лекарства?       — Что за тромб? Что это за чёрные хлопья?       — Откуда нам знать? Ты же врач — иди и смотри. А мы просто следим за тем, чтобы ни один поезд не сошёл с рельсов. Ваш тоже вернём обратно, как только эта химера уберётся с дороги.       — Я пойду дальше пешком. Меня там ждут.       Бурах шагнул на рельсы. Между двумя опорными балками сгусток чёрных хлопьев дрожал в ожидании своей жертвы. Артемий шагнул прямо в него, и, не пройдя и двух шагов, свалился замертво.       Он проснулся и стал жадно хватать ртом воздух. Лёгкие болели так, словно через них, как через сито, пропустили песок. Но через пару минут это ощущение прошло, и Бурах смог встать со своей лежанки.       Его попутчик всё так же сидел на крышке гроба, уставившись в пустоту. Как только Артемий появился в его поле зрения, он спросил:       — Ну что? Выспался?       Бурах помотал головой и сел на ящик напротив мужчины.       — Давай меняться сокровенным? — спросил тот, ухмыляясь.       — Это ещё зачем?       — Ну, ты расскажешь мне свою тревогу или заботу — а я заберу её с собой.       — В гроб что ли? Идёт, — пожал плечами Бурах.       — Кто начнёт?       — Ты.       — Ну вот боюсь я, что в городе мне не обрадуются. Гнать меня будут, как собаку, двери передо мной закрывать. Мало сборов соберу. Цели своей не достигну. Но это так, тревоги, опасения. Всё у меня получится, — как-то недобро улыбнулся Попутчик.       — Проповедник ты, что ли?       — Да нет… Теперь твой черёд. Скажешь честно — судьбу изменишь. Примета верная.       — Я хирург. Мог бы стать хорошим врачом, но никак не найду себя. Боюсь, что так и пущу свою жизнь на ветер, — помотал головой Артемий.       — А сыграть не хочешь?       — В ящик?       — В кости. Ты играешь в кости?       — На что играть будем?       — На судьбу твою.       — Своей судьбы не проиграешь.       Мужчинка хищно улыбнулся и выудил из кармана куртки жестяную банку с несколькими костями и протянул Артемию. Тот несколько секунд смотрел на мужика исподлобья, пытаясь понять, шутит ли тот, но затем принял предложение.       Вначале попутчик вёл по очкам, каждый раз выкидывая шестёрки и пятёрки, но, затем, его удача закончилась, и Бурах начал его обгонять. Ему везло не так, как оппоненту вначале, и он обгонял его всего на 1-2 очка на каждом ходу… Но это происходило настолько настойчиво и методично, что Артемий в итоге оказался в выигрыше.       — Ну что, теперь ты отдашь мне свою душу? — съязвил хирург.       — Как бы ты бы мне её не отдал, после того что я тебе скажу.       — Ну, слушаю внимательно.       — Совет тебе дам. Встретишь на своём пути змея — смотри в глаза ему, но гипнозу не поддавайся. Сам гипнотизируй его, играй на инструментах своей души. Дашь слабину — и он заглотит тебя с потрохами. Всё заберёт — и душу, и сердце, и кровь. Там уже никто не поможет, даже я.       Артемий лишь усмехнулся:       — Главное, чтобы обошлось без игры на флейте. А уж змей-то я не боюсь, сам, кого хочешь, укушу.       Он махнул рукой, не ожидая продолжения диалога, и отправился на свою лежанку. Он выудил из сумки книгу и начал читать.       Слова выстраивались стройными рядами и уходили куда-то мимо, в туман мыслей. Бурах совершенно не мог сосредоточиться, перед глазами всё плыло. Он закрыл глаза, уронил лицо на колени и обнял их руками, пытаясь расслабиться.       Поезд остановился. Попутчик отодвинул дверцу вагона и зазывающим жестом пригласил посмотреть, что происходит на улице. Артемий понял, что это ещё не Горхонск. С левой стороны от вагона стояли мальчишки с масками собак. Они окружили мужчину, лежащего на земле.       Когда он подошёл к одному из них, пацанёнок заговорил:       — У всякого по два глазья и по два ухия. У многих по одному носу и по одному роту. Ответь на простой вопрос: если глаза поменять с ушами, правильно будет что? Если нос поменять с ротом местами, правильно будет как?       — Это вы его убили? — сурово спросил Артемий.       — Ты отвечай на вопрос, хаяала. Ты же степняк, значит, должен знать.       — Я не знаю.       — Ну так ступай своей дорогой, хаяала. Люди не убивают людей.       — А вы люди ли?       Хирург направился к одиноко стоящему дому. Дверь в здание оказалась не заперта. Артемий открыл дверь в одну из комнат, и увидел, что в ней стояли три девушки. Как только он попытался их получше разглядеть, они превратились в чёрные тени, и так и замерли, бездвижные и безмолвные. В другой комнате темноволосый человек в тулупе пытался успокоить девчонку, замотанную не то в одеяло, не то в длинный пуховик. Как только Бурах попытался приблизиться, люди точно также, как и в прошлой комнате, превратились в тени.       От комнаты, находящейся в конце коридора, у Артемия появилось зловещее предчувствие. Скрипнула дверь, показывая, кого она прячет — человека под два метра ростом. Человек был страшен и окружён кровавым сиянием. Казалось, что вот-вот он, словно бык, прочертит копытом по земле, и рванёт на Бураха, протыкая того рогами. Хирург моргнул. Высокая фигура исчезла, оставив за собой тень.       Оставалась последняя комната. Там Артемий обнаружил женщину, лежащую на кровати, и обнимающую себя руками. У неё был жар, и она вся тряслась. Хирург дотронулся до её плеча, от чего незнакомка вздрогнула:       — Тяжёлый кто-то… По шагам слышу, тяжёлый. В глазах темно. Я тебя не вижу. Смерть моя, что ли, пожаловала?       — Нет. Я врач. Что с тобой?       — Воды бы… пить хочется, иссохла вся. Воды принеси. Водички…       — Сейчас принесу. Потерпи.       Бурах выскочил на улицу, схватив стеклянный графин со стола. Мальчишки с пёсьими головами всё так же стояли, склонившись над трупом. А в дверном проёме вагона сидел, свесив ноги, попутчик. Артемий подошёл к нему.       — Пить хочешь, попутчик?       Хирург отрицательно покачал головой:       — Не я. Другой человек.       — Вот она, вода — за твоей спиной, в деревянной бочке. Ты прошёл мимо. Не в первый раз. И не в последний раз.       — Я увидел огонь. Подумал, что мне сюда.       — Как тот мотылёк.       — Хорошо, что поезд встал у меня на пути.       Бурах набрал воды в кувшин и вернулся в дом. В комнатах, где были тени, теперь стояли гробы. В комнате, предшествующей той, где лежала больная девушка, стояли двое — брюнет около тридцати лет и девчонка неизвестного возраста в шапке. Они о чём-то оживлённо спорили, но как только заметили вошедшего Артемия, сразу же приняли форму теней. В следующей комнате скрипнули половицы и послышались шаги. Неужели больная встала? Бурах поспешил её остановить, но оказалось, что девушка по-прежнему лежит на кровати. Над ней, склонившись, стояла птичья фигура. Как только хирург это увидел, у него из рук выпал графин, а сам он свалился без сознания.       Очнулся от того, что его тормошит Попутчик:       — Сон, что ли, дурной увидел?       — Да, сон… Надеюсь, не вещий, — поднимаясь, пробормотал Бурах.       — К отцу, значит, едешь?       — К нему.       — Я тоже.       — А почему стоим? Приехали, что ли…       И Артемий снова провалился в сон. Он оказался в каменном кругу. В степной среде такие обычно использовались для кулачных боёв. Перед ним стоял сородич из его племени. За камнями также стоял народ, зрители. Вокруг были слышны голоса, говорящие на степном наречии, но они сливались в один поток, так, что слов было не разобрать.       Кровный молвил:       — Пусть мать Бодхо греет твои следы, холбоон. Ты не забыл свой народ, так, да?       — Баярлаа, холбоон.       — Хорошее ли у тебя сердце?       — Кто может об этом судить? — развёл руками Артемий.       — Мы сердцем землю слушаем. Есть пульс у сердца. Есть пульс у земли. Если они звучат в лад, ты слышишь язык земли и травы. Язык тепла и холода. Оглянись, слушай тангэр. Чьи это слова кругом? Что говорит земля?       — Разное.       — Времени много прошло. Давно тут не был, забыл всё. Сердце твоё испортилось, хатангэр. Дай нам посмотреть, не гнилое ли.       — Как будешь смотреть?       — Бой покажет. Чьё сердце лучше слышит? Кто разбирает неслышную речь? Посмотришь на моё сердце. Моя плоть — от плоти Уклада. Я не отрывался от своего народа, — степняк прижал к своей груди ладонь.       — Посмотрю.       Внутри Бураха вскипела животная кровь. Вспомнил он, что такое — быть зверем. В нём заговорила Земля. Земля требовала жертвы, требовала доказать, что Артемий — свой, не чужак. Требовала показать, чего он ещё стоит. И он показал. У Кровного не было шансов против яргачина — мясника, хирурга — с тяжёлыми кулаками.       — Обменяемся сердцами с тобой, холбоон. Братьями станем, — сказал человек из Уклада, вытирая кровь с разбитого носа.       — Зачем тебе моё? Оно же гнилое.       — В реке здоровой крови капля испорченной совсем растворится. Нет меня и тебя. Есть народ, хатангэ. С нами смешай свою плоть.       — Добро. Пусть будет так.       Артемий раскрыл свою грудную клетку и достал из неё гнилое сердце, сочащееся чёрной кровью. Он отдал его Кровному и взамен забрал здоровое сердце степняка.       Попутчик стоял в углу вагона, и на его лице была радостная улыбка:       — Почти добрались.       — Рад?       — А как же. Уж и не чаю, когда доедем. Жду не дождусь.       — И то… А то словно по кругу ездим.       — Ладно. Занятно было с тобой время скоротать. Желаю удачи с отцом. Заждался тебя, поди.       — Должно быть. Долго тянул я с отъездом…       Артемий отвернулся от собеседника, и краем глаза ему показалось, что тот превратился в птичью фигуру. Но когда он посмотрел обратно, больше ничего не увидел, перед глазами всё погрузилось в чёрную пелену. Бурах стоял на пороге своего дома в Городе-на-Горхоне. Успокаивающий голос отца цитировал строки письма:       «… Сын мой Артемий! Пишу тебе теперь, после стольких лет разлуки, и прошу вернуться домой как можно скорее. Мне тревожно. Боюсь, что нам всем предстоит нелёгкое испытание. Надеюсь, ты выучился на отличного хирурга, потому что твои знания могут здесь пригодиться. Я по-прежнему единственный врач в этом городе. Но я старею. Мне очень нужен помощник…».       Хирург осторожно открыл входную дверь. Внутри пахло пылью, землёй и травяными настойками. Где-то на втором этаже послышался смех и незнакомые голоса. Артемий взлетел по лестнице, добрался до крайней комнаты, распахнул дверь… и проснулся.       Он наконец-то приехал домой. В холодном осеннем воздухе стоял запах твири и железнодорожных рельс. От этого запаха закружилась голова и Артемий, шатаясь, поплёлся прочь. Но это был бы не Горхонск, если бы в первые минуты после приезда ни случилось бы ничего непредсказуемого.       Пятеро мужиков, настроенных не очень доброжелательно, преградили Бураху дорогу. Один из них достал нож, и хирург понял, что сейчас практику проводить будут на нём. Он хрустнул пальцами рук, и приготовился к драке.       Послышался крик: «Бей его, братцы!».       Первым полетел мужичок с ножом. Артемий уклонился от удара. По инерции, соперник пролетел мимо. Бурах воспользовался преимуществом и выкрутил руку оппонента, вырывая из неё нож. Артемий полоснул неприятеля по горлу — рефлексы сработали быстрее, чем мозг успел сообразить, что делать.       Жалеть об этом он будет позже — а сейчас его больше волновала заточка, торчащая в боку. Пока он разбирался с одним, сзади подбежало ещё двое. Один и воткнул в его тело ржавый кусок металла, а второй ударил кулаком по затылку. Бурах чудом устоял. Он резко повернулся и наотмашь махнул ножом, заставляя врага отшатнуться.       Сам же Артемий попятился, стараясь подойти как можно ближе к вагону, чтобы больше никто не смог напасть на него сзади. Он попытался быстро сообразить, как ему лучше поступить — заточка мешала двигаться — и её пришлось выдернуть из своей плоти. Повезло — железо не задело жизненно важных органов, кровопотеря будет несерьёзной. Но, сначала нужно выжить.       Двое подошли ближе. Резким рывком Артемий вонзил нож тому, что стоял справа, в живот. Левого он схватил за кисть сначала одной рукой, затем второй, и выгнул его конечность до хруста. Сломались кости. Мужик упал наземь, прошипев: «С-с-сука!», и пополз прочь.       Оставалось ещё двое. Один, что постарше, вырвал нож из брюха поверженного союзника, но не успел больше сделать ничего — Артемий повалил его на землю и воткнул нож прямо в его глотку. Кровь прыснула прямо на лицо хирурга. Он вытерся рукавом куртки, вытащил нож и, шатаясь, поплёлся к последнему нападающему. Молодой парнишка, совсем юнец, осознав, что против такого противника ему не выстоять, помчался прочь, в сторону города.       У Бураха совершенно не было желания его догонять. Он даже и не собирался искать второго выжившего, со сломанной рукой. Он и драться-то не собирался, и убивать тоже… Так вышло. Так всегда выходит, когда меньше всего ожидаешь.       Часы пробили семь утра.       — Доброе утро, родной город, — прохрипел уставший Артемий.       Три трупа. Двое выживших, которые всем расскажут про сумасшедшего маньяка на станции. Дыра в боку. Это было плохое начало.