Транквилити

— Расскажи мне о жизни на Земле — неожиданно попросил Алекс, присаживаясь рядом с Майлзом на бортик и опуская ноги в прохладную воду бассейна. Юноша замялся, не совсем понимая, о чём именно хочет узнать Алекс. — Что я пропустил за последние десять лет? — уточнил мужчина, делая большой глоток из своего бокала, и опустошив его на половину, даже не поморщившись от крепости напитка. Майлз с сомнением взглянул на Алекса, у которого всё явственнее проявлялись признаки закоренелого алкоголика, но так и не решился сделать тому замечание. — Даже не знаю, с чего начать… боюсь, мой рассказ затянется на несколько часов, если не больше — выдохнул юноша, потянувшись за своим собственным напитком — вишнёвым соком в большом гранённом стакане, предназначенного для вина. Слишком бурные подростковые года, после которых Майлзу пришлось лечить не одно венерическое заболевание и выплачивать штрафы за не один разнесённый в пух и прах бар, сделали из него стойким и убеждённым трезвенником. — Времени у нас — предостаточно, можете не спешить — настоял Алекс — Евросоюз до сир пор стоит во главе мира, устанавливая для всех стран свои законы? — К сожалению, но это — так. После войны его тирания только усилилась: он запретил все межпланетные перелеты для всех, кто не имеет отношения к науке или военной службе, все космические туристические кампании оказались на грани — банкротства… — Подожди! Войны?! Какой войны? — удивлённо воскликнул мужчина, чуть не поперхнувшись кровавой жидкостью в своём бокале, больше напоминавшей кровь, чем алкоголь, при взгляде на которую Майлза начинало тошнить. — В 3005 Америка и Китай в очередной раз не смогли договориться насчёт того, где должны располагаться их ядерные базы. Начался политический скандал, которому никто поначалу не придал особого значения; так как подобное «разногласие» — обнаруживалось каждый год. Весь мир думал, что политики поворчат как недовольные своей жизнью старики и, успокоившись, разойдутся, но уже через три месяца американские войска были у границ Китая. Весь Восток занял сторону Шанхая и тут же оказался втянут в войну. Запад до последнего оставался в стороне — никому не хотелось играть в танковые перестрелки, когда катастрофически не хватало минеральных ресурсов даже на обеспечение мирной жизни. Однако Америка всё-таки принудила Англию начать мобилизацию и вступить в войну, пригрозив прекратить поставки нефти и газа. Война продлилась год — на большее никого не хватило: не хватало ни денег, ни оружия, ни людей. С объявление войны, все, кто только смог, ринулись осваивать Марс: сердобольные миллиардеры спонсировали строительство мини-станций, за бесплатно перенаправляли туда людей, учёные научились выращивать фрукты и овощи в космических условиях, и как только правительства стран смекнули, что их граждане, без их ведома, готовятся переселится на другую планету, тут же прекратили военные действия. Евросоюз объявил мир во всём мире и создал сто и один закон, по которым люди должны были оказаться прикованными к своим рабочим местам и домам, не имея возможности не только выбраться за пределы атмосферы, но и выехать из своего собственного города. Несмотря на скорость, с которой война закончилась, она оставила непоправимые последствия. Экономики многих стран были разрушены: деньги обесценились, полки магазинов опустели, и с каждым днём люди становились всё голоднее и злее на кучку импотентов, восседающих в правительстве. Но до голодного бунта так и не дошло — каким-то чудом Евросоюз стабилизировал ситуацию, и спустя несколько месяцев тяжелейшего кризиса на прилавках магазинов снова появился хлеб. Официальный тон Майлза и его серьёзный вид напоминали Алексу об одном из тех скучнейших выпусков политических новостей, за просмотром которых ему приходилось проводить каждое утро с тем лишь, чтобы потом иметь возможность поддержать не менее скучный светский разговор со своими бизнес-партнёрами. Рассказывая о войне и кризисе, постигшем человечество всего каких-то десять лет назад, Кейн выглядел максимально отрешённым, будто и вправду был ведущим новостей, просто выполняющими свою работу. На всякий случай, Алекс решился спросить, чтобы проверить свои подозрения: — Тебя не взяли на фронт? — Да, к счастью, у меня — богатая семья, и как только объявили о начале войны, мои родители сделали всё, чтобы я улетел на марсианскую станцию одним из первых в качестве добровольца. Тогда-то и началась моя карьера сталкера. Как только я ступил на борт межпланетного лайнера, я осознал, что космические полёты — это всё, чем я хочу заниматься в этой жизни. — Я много слышал о сталкерах… — задумчиво произнёс Алекс, но был перебит нетерпеливым Кейном. — И дай-ка угадаю: и большая часть из услышанного — далеко нелестные вещи? — Многие люди считают вас ворами. — Мы не воруем, мы лишь берём то, что никто другой не решается взять, и делаем из этого бизнес, рискуя своей головой. — Ты за этим летел на Марс? Чтобы взять то, что «никто другой не решается»? — На Марсе я собирался не просто «взять», я собирался спасти человечество от неминуемого кризиса, наладив поставки железа с Марса на Землю. — Я не понимаю… — признался Тёрнер, который должно быть, настолько был озадачен разговором с Майлзом, что на предложение одного из слуг принести ещё одну порцию Мэри лишь отмахнулся — зачем так рисковать своей жизнью и свободой? Почему просто нельзя найти нормальную работу? — А почему ты решил поселиться на Луне в полнейшем одиночестве, будто какой-нибудь психопат, вместо того, чтобы жить полноценной социальной жизнью на Земле? Потому что ты не смог бы жить без своего Транквилити, вот и я не могу без сталкерства. — Но ты ведь в любую секунду можешь потерять всё, что имеешь, и всех, кто тебе был дорог… — Мне уже нечего терять — грубо отрезал Майлз, но, поймав удивлённый и несколько испуганный взгляд Алекса, поспешно добавил — что я могу потерять? Счёт в банке? В современном мире деньги стали фикцией, в одну секунду из-за скачка инфляции они могут превратиться в гору мусора. Родителей? С отцом у нас никогда тёплых отношений не было. Он только будет рад, если я внезапно испарюсь и больше не буду его «донимать». Друзья? Я им нужен только, как человек, который сможет оплатить их ужин в ресторане, да вдобавок весело рассмешить. Девушка? Она… — Майлз запнулся, борясь с наплывом болезненных воспоминаний, которые он так тщательно пытался забыть весь последний год. — Майлз, — Алекс, придвинувшись поближе, неуверенно положил руку на плечо юноше и легонько его сжал, желая как-нибудь приободрить Майлза — если тебе трудно говорить об этом, то лучше не стоит… — Элоиза, не задумываясь, оставила меня ради жизни в Италии. Мы не виделись больше года, да я сомневаюсь, что когда-нибудь ещё увидимся. — Ты любил её? Этот вопрос юноша задавал сам себе не раз, поэтому незамедлительно ответил то, во что ему хотелось верить всегда: — Да. Она была моей единственной настоящей любовью. Алекс лишь коротко кивнул, почувствовав как по всему его телу прошёлся странный холодок. Хоть что-то у них есть общее. И этим общим оказалась любовь к женщинам, которых им больше никогда не доведётся встретить в этой жизни. — Сделай мне одно одолжение, Майлз — серьёзно произнёс мужчина, больно сжимая плечо юноши — когда ты вернёшься на Землю, первое, что ты сделаешь, ступив на её поверхность, так это купишь билет до Рима. — Алекс, — юноша, оторвавшись от рассматривая голубой воды бассейна и своих ног, погруженных в воду, повернулся к Тёрнеру, одарив того печальной улыбкой, — глупо забивать себе голову тем, что уже не вернуть. А мне как сталкеру просто воспрещается этим заниматься. Я привык жить настоящим и ценить то, что имею в данный момент. — Но сейчас ведь у тебя нет ничего? — Почему же — усмехнулся Майлз — у меня есть сомнительное знакомство с тобой, несколькими тысячами ботами твоего отеля, а ещё — этот приторно-сладкий вишнёвый сок в моём стакане. И честно говоря, я был бы не против выпить ещё. — Пожалуй, это желание я смогу исполнить — рассмеялся Алекс, убирая руку с плеча Майлза, и по-дружески ударяя его по голой ноге. Тернер заозирался по сторонам в поисках бармена, но так и не успел подозвать бота, потому что Майлз, воспользовавшись тем, что тот отвлёкся, нырнул в искусственно-синюю хлорированную воду, утягивая мужчину за собой. … Разморённому горячей водой джакузи, Майлзу не с первой попытке удалось завязать на шее старомодный красный галстук Алекса. Юноша уже не раз перезванивал мужчине пытаясь упросить его не одеваться в тесные костюмы хотя бы один вечер, но тот твёрдо стоял на своём: — Ни один гость Транквилити не может спуститься в обеденный зал, не соблюдая дресс-кода. Это простые правила приличия — чопорным тоном убеждал его Алекс, на экране плазмы затягивая свой собственный галстук, едкого зелёного цвета. «Господи, и откуда он только берёт все эти вещи» — подумал про себя Майлз, снова поворачиваясь в зеркалу в руке со злосчастным галстуком. — Какой же вы душный, мистер Тёрнер. Мало того, что на дворе уже 31-й век, так вы ещё следуете каким-то правилам приличия, живя в полнейшем одиночестве. Другой бы человек назвал вас сумасшедшим… — И это мне говорит тот, кто несмотря на все запреты в одиночку полетел на Марс!.. Спускались в зал они в полнейшей тишине. Майлз был ужасно зол на то, каким же неудобным оказался его пиджак, в котором он чувствовал себя будто клоун в тисках, и как же сильно Сью надушила его какими-то жутко дорогим, но ужасно пахнущим парфюмом. Рядом идущий Алекс выглядел так, будто его самого не волновал ни собственный неудобный костюм, ни тем более — суровый вид Майлза, идущего рядом. — И что мы будем делать весь вечер? Сидеть за столом и молча поглощать блюда, приготовленные роботами? — не без издёвки поинтересовался юноша, стискивая дурацкий галстук, мешающий ему дышать. — Тебя ждёт сюрприз — загадочно отозвался хозяин Транквилити. Переступив порог обеденного зала, Алекс прямиком отправился к роялю, стоявшему в самом центре помещения, оставив Майлза неуверенно переминаться с ноги на ногу у столиков. Как только его пальцы коснулись гладких клавиш рояля, Алекс почувствовал будто весь окружающий мир задёрнулся туманной пеленой, поглотившей все звуки, цвета и запахи, и не существовало вокруг больше ничего, кроме мелодии, звучавшей из самого нутра инструмента. Мистер Тёрнер послушно последовал за мелодией, увлекающей его куда за завесу нависшего тумана, куда-то в совершенно иную жизнь… Нагретый полуденным солнцем караван плёлся длинной вереницей через всю пустыню. Их смутные тени дотанцовывали свои последние танцы на песке, готовясь у уходу на аншлаг, пока я молча наблюдал за ними, привязанный к седлу своей лошади. Шахид, шедший рядом беспрестанно кидал на меня суровые взгляды, будто боясь, что я каким-то чудом смогу освободиться и убежать. И при каждом его взгляде я каждый раз поражался, каким удивительным цветом глаз наградила его природа. Один его глаз — чёрный как смоль был прямы олицетворением его души — такой же чёрной и бездонной, а другой — белёсый и пустой, совсем без дна. «Чего уставился?» — проворчал шахид и зарядил остриём прямо мне в голову. По виску медленно стекла горячая струйка крови… Не прошло и получаса, как пернатые, издалека учуяв запах крови, замаячили в бездонной синеве. Шахид мрачно улыбнулся их появлению, должно быть радуясь в душе, что ему не придётся избавляться от моего трупа: всю грязную работу за него сделают птицы. Откуда же этому палачу было знать, что с заходом солнца добычей этим птицам суждено стать не мне, а ему. Я тоже не смог сдержать улыбки, наблюдая за витиеватым танцем падали в небе, чувствуя, как под палящими лучами солнца жар в моей ране только начал усиливаться. Ну, что Майлз, моя планета, мой мир? Или может твой?.. Весь вечер она смотрела на меня не отрываясь. Девочка богатых родителей, привыкшая получать всё, что только захочет. В этот раз она захотела меня, и её мало волновал факт наличия кольца на моём безымянном пальце. После одного из тостов, она подошла ко мне вплотную, кокетливо улыбаясь и заглядывая прямо в глаза. «Сеньорита, — взмолился я, отодвигаясь к другому концу бара — нет никакой необходимости в том, чтобы подходить ко мне так близко, я могу вас прекрасно рассмотреть и с самого дальнего угла комнаты». «Простите, сеньор, — тут же отозвалась девушка, расплываясь в ещё более широкой улыбке — просто у вас такие красивые глаза… в них так загадочно переливается свет. Они будто уносят меня в путешествие по пустой ночной дороге, освещённой лишь Луной… — Фуух, сеньора, вы начитались бульварной поэзии. В ваших годах это может быть опасным… — Это мои стихи, — заметно обиделась девушка — конечно, не считаю себя хорошим поэтом, но как говорила моя мама: нужно начинать с ошибок, иначе, у тебя никогда ничего не выйдет верно. — Ваша мать права — подняв свой стакан, наполненный виски, Майлз повертел его в свете электрических ламп бара, заинтересованно рассматривая. До закрытия бара оставалось ещё много часов, ему совершенно не хотелось возвращаться домой, где безусловно его уже поджидала жена, весь день копившая для него яд в своих жабрах. Майлз бросил взгляд на свой стакан, потом на ночной бульвар, видный из приоткрытой двери бара, ещё раз на совсем юное личико надоедливой сеньоры и обречённо вздохнул. Да, определённо, домой ему не хотелось… С чего же нам начать?.. Начинать нужно с ошибок, иначе ничего никогда не выйдет верно… Мелодия резко оборвалась. Руки Алекса устало упали на его колени. Мужчина был измотан до нитки. Ему хотелось только одного — встать, подняться к себе в комнату и прямо в одежде завалиться на свою разобранную измятую постель. Но голос Майлза, неожиданно прозвучавший за его спиной, горячей волной прошёлся по всему его телу, вмиг снимая всякую сонливость. — Это… прекрасно, Алекс, — прошептал юноша и его рука легла на напряжённое плечо хозяина Транквилити. Но на плече рука юноши не остановилась, она нагло прошлась по спине Алекса и зарылась в отросших волосах мужчины, разрушая его идеальную причёску, скреплённую гелем. Не раздумывая, Майлз всем своим худым телом прижался к Алексу, которого уже пробивала горячая дрожь от нервов и осознания того, что спустя много лет он снова ощущает чужое дыхание на своей коже. Он боялся вздохнуть, потому что знал, что приятный запах юноши окончательно выбьет его из колеи, поэтому хозяин высококлассного отеля на Луне, сидел обездвиженный за роялем, задыхаясь от недостатка кислорода и сгорал заживо от переизбытка чувств. — Не могу сдерживать себя, когда ты рядом… — произнеся эту фразу, Майлз ещё сильнее прижался к мужчине. — Майлз, какого чёрта? Я не собираюсь спать с мужчиной! — встрепенулся Алекс, пытаясь выбраться из крепких и слишком жарких объятий. — А тебе и не нужно с ним спать. Просто заткнись и не мешать мне делать своё дело — неожиданно грубо ответил юноша и грохнулся на колени, больно ударяясь об начищенные до блеска мраморные плиты пола. В испуге Алекс привстал, предпринимая попытку куда-нибудь сбежать, но Майлз с неожиданной для своего худого телосложения силой, пригвоздил Тёрнера обратно: — Я же сказал: не мешать мне! Алекс совершенно не ожидал от всегда на вид вежливого и мягкого Майлза такой властности. Кто знает, какие ещё демоны кроются в этом худом теле? Боясь теперь что-либо предпринимать, мужчина молча наблюдал за тем, как Кейн, всё ещё держа свою руку у него на колене, не спеша стянул с себя галстук, затем пиджак, а потом также не торопясь начал расстёгивать рубашку, пуговица за пуговицей оголяя свой торс. Тёрнер уставился на кубики пресса, идеально очерченные мышцами, на животе Майлза, совершенно не понимая, как этот человек может совмещать в себе внешнюю хрупкую худобу и такую внутреннюю силу, прятавшуюся под одеждой. От одной мысли о силе юноши у Алекса пересохло в горле. Он впервые боялся другого мужчины и впервые этот страх смешался с каким-то новым желанием. Окончательно расставшись с рубашкой, Кейн подполз ближе в Алексу и ещё больнее сжал его колено. Машинально Тёрнер подвинулся навстречу, поймав на себе очередной убийственные взгляд. Майлз хотел, чтобы он оставался совершенно пассивен, от одной этой мысли по всему телу мужчины прошла новая волна жара. С самых ранних лет отец воспитывал в нём лидера, который сможет не только не разрушить уже имеющееся у семьи Тёрнеров многомиллиардное состояние, но и построить свою собственную бизнес империю. По натуре мягкому Алексу пришлось пройти через тернии и многочисленные уроки жизни, осознав, что в деловом мире нет месту мягкости и доброте. Пришлось воспитать в себе внутреннюю силу, не сгибаемую никакими трудностями, и выучиться доминировать и властвовать во всём и везде. Но хоть все эти года Тёрнеру и удавалось убедить всех окружающих в своей властной доминантной природе, внутри у него всегда оставалось позорное для него желание почувствовать себя хоть когда-нибудь под давлением чьей-то силы и власти, такой же несломимой и неопровержимой, как и его. Кейн по-хозяйски полез к его ширинке, расстёгивая её. Всё это время Алекс был возбуждён уже до предела, но когда взлохмаченная макушка Майлза склонилась над его членом, а мягкие губы юноши соприкоснулись с головкой, тот был готов кончить прямо в ту же секунду. Десять лет полного воздержания точно не прошли для мужчины даром. Незачем лгать: Алекс не был асексуалом, и, конечно же, у него были «потребности», как и у любого человеческого существа, и, конечно же, он провёл не одну ночь в отеле, размышляя над тем, куда же ему девать всю нерастраченную сексуальную энергию. Но чем больше проходило времени и чем больше он пил, тем ниже падало его либидо, пока не достигло уровня плинтуса. Спустя десять лет Алекс был уверен, что вино сделало из него импотента, как бы печально это не звучало. Однако в его одинокой асоциальной жизни подобный исход был наилучшим. Конечно, временами он мог возбуждаться, но он никогда не прибегал к самоудовлетворению — не столько потому что считал это грехом, сколько из-за отсутствия в его сознании любых эротических образов. Живя на Земле, Алекс никогда не смотрел порно, даже будучи похотливым развязным тинейджером, и единственное женское тело, которое довелось ему увидеть, было тело его покойной жены. А включать её в свои сексуальные фантазии казалось ему чем-то неправильным. — Мааайлз…- протянул Алекс на рваном вздохе — ты можешь так не спешить? Совершенно проигнорировав просьбу мужчины, Кейн провёл горячим языком по такой же горячей возбуждённой плоти. Алекс чуть не захлебнулся, когда попытался в очередной раз сделать вздох. Он нетерпеливо заёрзал по синей бархатной обивке стула, но юноша сильной хваткой сжал его бёдра, приказывая не двигаться. Когда губы Майлза коснулись его члена во второй раз, Алекс, обречённо вскрикнув, излился прямо на свои любимые и жутко дорогие брюки. За оргазмом моментально последовало ошеломляющие чувство стыда. Не смотря на парня, всё также стоящего перед ним на коленях и вытирающего губы салфеткой, Алекс рывком поднявшись на дрожащих ногах, как был, не застёгивая брюк, бросился вон из зала, подгоняемый лишь одним единственным желанием. Закрыться у себя в кабинете и просидеть там до скончания своих веков, выбираясь лишь тёмными ночами за новой порцией выпивки. Но зря Алекс рассчитывал найти в своей комнате убежище от стыда и совести. Там его ждало то, о чём он совсем позабыл за все те дни пребывания Майлза в отеле. Как только мужчина ввалился в номер, его взгляд тут же упал на фотографию Луизы, прибитую у самого входа, рядом с небольшим, покрытым слоем пыли, зеркалом. Алекс прошёл дальше и снова увидел фотокарточку жены, но теперь уже у себя на тумбочке, затем — у себя над кроватью. Он зашёл в ванную и там на зеркале висела та же самая фотография. Он сделал её сам. Много лет назад, в их первый медовый месяц, который они безвылазно провели на песчаном пляже Карибского моря. Луиза целыми днями проводила у воды, не пропуская ни одного заката и рассвета, всё вглядываясь куда-то в эту синюю мглу, должно быть, мечтая о том, как она доберётся до другого конца моря. А Алексу вовсе не хотелось никаких странствий, он обеими ногами прочно стоял на суше, планируя прожить на ней остаток своих дней. Должно быть, уже в тот момент их пути разошлись. Алекс присел на кровать, и его рука машинально потянулась к фотографии, стоявшей на тумбочке. Ореховые глаза всё также смотрели на него нежно и с долей любопытства. По бледной щеке хозяина и главного архитектора Транквилити потекла одинокая горячая слеза. …Начинать нужно с ошибок, иначе ничего никогда не выйдет верно…