Транквилити

      Майлз не мог точно сказать, что его привлекало в Алексе. Наверное, с позиции традиционных представлений о красоте, стройного, подтянутого мистера Тёрнера многие бы могли назвать красивым, однако юноша мало когда обращал внимание на внешнюю красоту. Он мог видеть и даже ценить её в женщинах, но в мужчинах он всегда стремился отыскать что-то большее, чем просто привлекательную наружность. И в Алексе это нечто большее определённо было: то ли в его упрямых карих глазах, на дне которых плескалась слегка подмерзшая тоска, то ли в том, как мужчина себя держал — всегда отстранённо и холодно, но стоило только постороннему наблюдателю отвернуться, как тут же эта отстранённость ломалась, лёд таял и на месте сурового хозяина Транквилити появлялся мягкий и слабый, легко ранимый Алекс. Эта метаморфоза каждый раз пробуждала в Майлзе какое-то странное, отдалённо знакомое чувство. Неожиданная нежность при взгляде на сидящего за роялем Алекса иглой впивалась в сердце, и хотелось только одного — оказаться как можно ближе, обнять, защитить…       Громко выдохнув, юноша с досадой перевернулся на другой бок, подминая под собой мокрые от пота простыни. Уже который час он не мог заснуть, хотя всё его тело ломило от усталости, а голова жутко раскалывалась. Каждый раз когда он закрывал глаза, перед ним как в калейдоскопе начинали кружиться сцены прошлого вечера. Худые длинные пальцы, больно впившиеся ему в спину, бледные губы, раскрытые в молчаливом оргазме, тихий стон, растрёпанные каштановые волосы, скрывающие половину лица… по всему телу опять побежали мурашки, а живот скрутило от приятного волнения. Нет, в эту ночь ему точно не удастся заснуть. Поднявшись с усталым вздохом, юноша направился к большому иллюминатору, занимавшему добрую половину стены и замещавшему окно. За ним раскинулась огромная поляна из каменных глыб, загадочно светившихся неоново-белым, и космическое небо, всё усыпанное бесчисленным количеством звёзд. Майлз с интересом разглядывал пейзаж, пытался отыскать на небе все ему известные созвездия и чувствовал непреодолимое желание вырваться из стен Транквилити к этим лунным валунам и звёздам, на волю к этому опасному и такому пленительного космосу. Сталкер внутри него жаждал свободы и новых приключений, а как землянин он скучал по своему дому: доброй всепрощающей матушке, друзьям, которые должно быть уже забыли о его существовании, даже сварливому отцу, которого он всегда недолюбливал. Сколько ещё ему предстоит сидеть взаперти в этом безлюдном отеле на всеми забытой планете? От одной мысли, что придётся проживать остаток своей жизни на одном месте, вдалеке от всего человечества, Майлза начинало мутить, и накатывала беспричинная тревога. Юноша сглотнул подступивший к горлу к ком и на дрожащих ногах отошёл от манящего пейзажа. Единственный, на кого осталось надеяться был Стефан, знавший о планах Майлза, но хоть тот и был славным парнем, Кейн никогда бы не смог доверить тому что-либо, ценнее пары баксов, не говоря уже о своей жизни. Он вернулся в постель и с новой силой накатили мысли о хозяине неприступного и такого чужеродного Транквилити. Будет ли он скучать по Алексу, вернувшись на Землю? А что, если им двоим больше никогда не доведётся встретиться? Будет ли сам Алекс рад этому факту? Столько вопросов роились в голове, и чем дальше, тем острее чувствовал юноша, как он с головой проваливается в какой-то омут отчаяния. Если бы год назад ему хоть кто-то сказал, что в канун своего двадцати-трёхлетия он станет пленником огромного пустого отеля на Луне и за несколько дней влюбится в его хозяина, Майлз решил бы, что этот кто-то просто чокнутый. Год назад всё было совершенно другим: мир, люди, да и он сам — совершенно не похож на себя нынешнего: другие цели, надежды, даже мысли были другими… Юноша закрыл глаза, зарываясь под одеяло, погружаясь в такие далёкие воспоминания о совершенно другой жизни… Был ли он счастлив в ней? Тогда ему казалось, что — да. Год назад.       Подходит к концу очередной летний день в Палермо. Невыносимая жара, не спадающая уже месяц, разогнала всех жителей по кабакам, где они в запой обсуждали самые горячие сплетни города, да потягивали густое бардовое вино, по крепости больше напоминавшее гранатовый сок. Опьянеть от такого напитка было невозможно, а вот одолеть мучавшую жажду и приглушить тупую головную боль, вызванную жарой, удавалось на ура. Редко, кто мог повстречаться на улице в такой час, и даже полицейские не решались высунуть свои носы, заперевшись в кабинетах с вентилятором и стопкой нераскрытых дел, которых им вряд ли удастся хоть когда-нибудь раскрыть. Город пустовал, пока вся жизнь разворачивалась в его подвалах, все насквозь пропахших кислым вином и сыростью. — Налей мне виски, и смотри — не вздумай разбавлять его колой — с порога крикнула официанту молодая сеньора, переступившая порог кабака. Все присутствующие тут же с интересом оглянулись на пришедшую, и пару из мужчин даже не смогли сдержать своего удивлённого возгласа. На пороге стояла девушка чистокровной итальянской внешности — со смуглой кожей, длинными чёрными как смоль волосами до пояса, чернобровая, темно-окая, вся закутанная в красное шёлковое платье, напоминающее сари. Блестя многочисленными золотыми браслетами, которыми были унизаны её руки, она гордо прошествовала к стойке, не удостоив никого своим взглядом. Бармен, также заметивший пришедшую, удивлённо ойкнул и расплылся в неуклюжей жалкой улыбке. — Будет сделано, сеньора… Не смог сдержать своего любопытства и Майлз, укромно спрятавшийся в самом углу бара и спокойно потягивающий своё вино. Он обернулся вслед за всеми посетителями бара и так же замер, впечатлённый увиденным. Определённо, девушка понравилась ему с первого взгляда. Влекомый любопытством, он поднялся со своего места и направился к незнакомке. Вокруг тут же послышались удивлённые возгласы и даже предостерегающие окрики. Какой-то седовласый, заросший щетиной полупьяный мужчина даже схватил его за руку и силой привлёк к себе. — Эй, ты что это вздумал? — горячо зашептал посетитель, опаляя Майлза горячим смрадным дыханием. Юноша брезгливо поморщился. — Даже не думай связываться с ней и её семейкой… — незнакомец пьяно ойкнул и зашатался, ослабляя свою хватку, и юноша тут же вырвался, продолжив свой путь. Заинтригованный словами посетителя, Майлз почувствовал ещё большее желание познакомиться с таинственной сеньорой.       В Италии он был всего несколько дней, и по приезду сразу же решил отправиться прямиком в Палермо, наслышавшись о горячем как парное молоко море, вкусной еде и гостеприимных здешних жителях. Издалека благодаря типичной английской внешности и ужасному акценту все видели в Майлзе иностранца и не спешили заводить с ним душевные разговоры, раскрывая все местные сплетни. Иначе Майлз бы уже давно услышал все истории и байки про самую известную и кровожадную мафиозную семью Палермо, про её беспощадного главаря, а также его любимую дочь неземной красоты — Элоизу, и подумал бы дважды, прежде чем приближаться к незнакомке, одиноко сидящей за барным столиком. — Добрый день, сеньора, я ни разу не встречал вас в этом месте… — мягко проговорил Майлз, улыбаясь одной из своих самых обаятельных улыбок. Однако на сеньору она не произвела ни малейшего впечатления. Расправив плечи, девушка лишь насмешливо оглянулась на него. — Ваш виски, сеньора, — рука официанта протянула ей запотевший бокал с янтарного цвета жидкостью. На этом и закончился их такой немногословный разговор. Майлз продолжал стоять, рассматривая затылок девушки, чувствуя обиду и уязвлённую гордость, а сеньора преспокойно потягивала напиток. Но Майлз не был бы Майлзом, если бы он позволил себе так быстро сдаться. — А в близи вы не такая страшная… — громко заметил юноша. — Прости, что? — удивлённо воскликнула незнакомка, повернувшись в наглецу. — А вы разве не замечаете, как в баре все замерли в испуге при виде вас? — Что ж, им стоит меня бояться… — И мне тоже стоит? — Элоиза опять бросила на него беглый взгляд, но теперь в нём проглядывало лёгкое любопытство — значит, можно даже не рассчитывать на то, что вы согласитесь на вечернюю прогулку со мной… скажем, по местному пляжу? — Поверьте, я не самая лучшая компания для вас… — смягчилась девушка и от чего смутилась. С каждой минутой этот заносчивый англичанин с ужасным итальянским начинал ей нравится всё больше и больше. А сам Майлз при виде такой перемены только храбрел на глазах. — Предлагаю за это выпить… …       Солнце клонилось к закату, весь пляж опустел, а жители опять вернулись в душные закоптелые кабаки, и только птицы продолжали снырять туда-сюда в поисках чего-нибудь съестного. Элоиза не переставала громко смеяться в ответ на любую шутку Майлза, и хотя у того уже звенело в ушах от её смеха, он не переставал улыбаться, рассматривая в лучах закатного солнца свою новую спутницу. Раскрасневшаяся, смеющаяся, безумно красивая, она, казалось, влюбила в себя Майлза с первого взгляда. Ему не хотелось думать ни о скором отъезде в Англию, ни о вечных проблемах с отцом, ни о своей работе, постоянно занимавшей его мысли. Лёжа на холодном песке, закопав свои жутко дорогущие любимые туфли в песке и вымочив всю одежду в морской воде, он время от времени возвращался к мыслям о том, что его ждёт, когда этот прекрасный вечер подойдёт к концу, и думая о будущем он не мог представить его без прекрасного смуглого лица итальянки. Элоиза, прижавшаяся к нему всем телом, источала тепло и уют. Сам того не подозревая, за какой-то один день Майлз взрастил в своём сердце крепкое сильное чувство. Чувство, так похожее на любовь. Юноша поднял голову к высокому небу, подсвеченному заходящим солнцем, и почувствовал себя безгранично счастливым… …       Холодные струи воды стекали по его лицу, пробуждая от недолгого тяжёлого сна и таких же тяжёлых воспоминаний. Никогда ещё он не ощущал себя таким измотанным, уставшим и… опустевшим. Ему не удавалось держать ровно голову, забитую мыслями, и он устало облокотился на стенку душевой. По ногам резко подуло сквозняком и стало жутко холодно. Но прежде, чем Майлз успел поднять голову и посмотреть, не открылась ли случайно дверца, сзади его обхватили чьи-то горячие сильные руки. Он дёрнулся, оступился назад и прижался к такому же горячему телу. — Прости, я не хотел тебя напугать — пробубнил Тёрнер и прижался ещё сильнее — мне не спалось всю ночь знаешь, после той ночи, я думал… много думал, возможно, слишком много. Обо всём. О своём прошлом, о Транквилити, о том, что меня ждёт в будущем, через пару тройку лет… о нас, о тебе… Шум воды заглушал прерывистую бессвязную речь Алекса, и Майлзу удавалось услышать его лишь отрывками. Но даже если бы он слышал, то и тогда вряд ли смог бы вникнуть в смысл сказанного. Неожиданное появление Алекса отняло у него последние силы. Юноша в изнеможении сполз на кафель и лёг головой прямо на холодную поверхность. — Майлз?.. — испуганно окликнул его Алекс, опустившись на колени. Он мигом поднял юношу и вместе с ним выбрался из душевой. — Ты что, совсем не спал?       Мужчина решил не докучать того своими вопросами. Он бережно вытер Майлза полотенцем, одел его в разбросанную по полу свою пижаму, сам обернулся полотенцем и отнёс молчаливого Кейна назад в комнату, прямиком в разобранную кровать. Как только голова Майлза соприкоснулась с подушкой, тот тут же провалился в сон, а Алекс лёг подле, сжимая юношу в объятьях. Он был совсем бледным и холодным на ощупь. Губы Тёрнера прижались к его лбу, а руки сжались ещё крепче, стараясь согреть.       «Вдвоём одни на всей планете… смогу ли я его теперь отпустить? Смогу ли снова остаться совсем один? …» — пронеслось в голове у мужчины, и от одной этой мысли похолодело в груди… … Miracle aligner       В каждом уголке Транквилити была слышна эта проигрывающаяся раз за разом мелодия. Пустой одинокий отель впервые за всё время своего существования был наполнен шумом и светом, будто все доселе невидимые постояльцы отеля, наконец, решились показаться из своих комнат и закатили целую вечеринку. Алекс и Майлз тенями носились по всему холлу, вытанцовывая какие-то странные пируэты, часто сталкиваясь, судорожно хватаясь друг за друга, сливались в одном безумном и нелепом танце. Никто не знал слов песни, громыхавшей на фоне, каждый горланил что-то своё и каким-то чудом их голоса всё же сливались в одну сонету. В итоге, вся песня оказалась настолько же сумасшедшей и сумбурной, как и история их знакомства. Эта песня не была о любви или дружбе, она не описывала их жизни и не затрагивала ни Алекса, ни Майлза по отдельности, но когда они пели её вместе им становилась ясно, что она — лучшее, что они когда-либо могли создать. — Ты пьян, ты пьян! — кричал Майлз, отпихивая Алекса к стенке. — Ничуть! Это ты не в себе — парировал Тёрнер, ловко уворачиваясь от юноши — «На колени! Я был рождён, чтобы свести тебя с ума» — Просто скажи, что ты хочешь от меня… — А ты готов на всё? — На всё — вскрикнул Майлз, схватившись за рукав Алекса, и закружив с ним в вальсе. — Тогда на колени! Кейн с готовностью грохнулся на плитку, тут же утягивая мужчину за собой. В этот момент, когда их раскрасневшиеся лица разделяла всего пара сантиметров, музыка резко оборвалась. Тишина мёртвым грузом повисла над их головами, а сотни слов так и остались недосказанными. Алекс отполз и предпринял попытку подняться на ноги, но Майлз опять сбил его с ног, пригвоздив к полу. Горячий влажный поцелуй не дал мужчине произнести и звука. — Эй, ты ударил меня током! И кажется, порвал губу… — недовольно проворчал мужчина, ёрзая под Майлзом. — Не моя вина в том, что даже воздух между нами наэлектризован — рассмеялся юноша, снова наклоняясь для поцелуя. И Алекс не смог сдержать смеха в ответ… Детка, он был рождён, чтобы свести тебя с ума. Ваша любовь будто знамение. Она безумна, она слишком сильна. Разлука ей не преграда, она как звезда пронесётся через годы полёта, никогда не достигнув космического дна…